Этот его свет

Он был словно синоним к слову непосредственность: не совсем осознающий, чего хочет, спонтанный и слишком, слишком обаятельный. Оставить от него лишь поведение без внешности в тот первый день — и ты бы подумал, что он младше тебя, не ровесник. Он пришёл первый раз, заказал кофе, только коснулся губами трубочки — и поморщился, а потом отодвинул его от себя. Ты наблюдал за ним: его больше всего заинтересовали пластинки. Сначала он несколько раз поднимал глаза, чтобы взглянуть в их сторону, а потом спрыгнул со стула и, ничего не спросив, подошёл к ним, чтобы выбрать и поставить следующую — другую песню только что звучавших из граммофона Micro. Потом всё-таки снова сел за стойку и пригляделся к своему стакану.       — А есть что-то вкусное? — спросил, подняв на тебя и широко раскрыв глаза, с тёплой улыбкой. Щёки у него были розовые, и ты подумал, что парень пьян.       — Эй, — произнёс ты с вызовом, облокачиваясь на стойку и смотря на него сверху вниз. — Пришёл в мою кофейню и говоришь, что я варю невкусный кофе? Он чуть поменял выражение лица, поджал губы, но улыбка в глазах осталась, всё ещё играла и будто никуда не делась.       — Невкусное нельзя сварить вкусно. Я просто не люблю кофе. Ты не смог сдержать улыбки, помотал головой, — твоё привычное действие, которое сам не замечаешь. Деланное осуждение вперемешку с симпатией. У тебя не возникло вопроса «Зачем он вообще пришел в кофейню, хотя не любит кофе?» Ты просто был согласен с его присутствием здесь. Ты и так привык угождать клиентам, но он словно наполнял это место, как будто его здесь раньше недоставало. Будто твоя кофейня должна была открыться вместе с ним, сидящим у стойки. Ты вглядывался в его лицо, пока он пил кофе (всё ещё с недовольством), в который ты плеснул ликёр, и пока он аккуратно, маленькими кусочками, десертной вилочкой ел пирожное, которое счёл вкусным. И лицо его со стороны казалось тёплым, как и взгляд. Ты перевернул пластинку, и песня заиграла другая, но он ничего не сказал и не сделал.       — Откуда ты знаешь Micro? Он улыбнулся, посмотрел из-под полуприкрытых глаз и ответил легко и искренне. Эту группу любила его мама. Был ранний вечер, часа четыре — уже не время перед работой, не обед, но и не после. Случайно так получилось, что вы остались одни. Вы не говорили об этом — достаточно было взглядов, чтобы он прошёл к тебе за стойку, а потом в подсобку. Вы просто целовались, даже без лишних прикосновений. Но тела были вплотную, и от него было очень тепло. Волосы у него оказались густыми, так что было приятно прикасаться, ласкать пальцами затылок и потом шею. Целовался он очень быстро, как будто торопился, и тебе было непривычно. А в какой-то момент прервался резко. Не было этого перехода от быстро к медленно. Просто «стоп». Посмотрел на тебя — глаза были расфокусированы, на лице — пустота. Ни возбуждения, ни задумчивости, ни непонимания, которое бывает в те моменты, когда ты сам не осознаёшь, что и зачем только что сделал. Отстранился он медленно, тебе в этот миг даже хотелось верить, что неохотно. Вышел, не закрыв дверь, но вернулся — минуты не прошло. С его возвращением снова заиграла та первая песня. А ты ведь подумал, он уйдёт. Он снова поцеловал. Только начал по-другому. Мягко. И поцелуи больше не были торопливыми. Они были какими-то ещё более тёплыми, тягучими, тяжёлыми на губах. Он стал медленно кусаться, тянуть губы зубами, тихо дышать тебе в рот и вылизывать зубы. Потом снова целовал мягко и тяжело.       — Поедешь ко мне? — спросил с надеждой. Взгляд его был такой, словно белок глаза затопило тонким слоем ликёра. Тебе не хотелось переставать смотреть на него, переставать касаться его. Твоя рука всё ещё лежала на его груди, перекрывая логотип какого-то дорогого бренда, вышитый на рубашке. Ты отказался уверенно, не чувствуя сомнения несмотря на своё желание, которое оранжево-красным цветом расползалось по груди и всему животу вместе с теплотой, которую ты от него чувствовал.       — Нет. У меня работа.       — Я оплачу оставшиеся рабочие часы. Его возражение (даже не предложенные деньги) подтолкнуло тебя сомневаться.       — Пожалуйста? Сэнд?       — О! — ты удивился и улыбнулся, а от звука своего имени внутри полыхнуло алым, даже резануло от неожиданности. — Обратил внимание, как меня зовут? Сомнение появилось и от его обаяния, и от наивного взгляда его глаз, но разрослось от подсознательного понимания, что он тоже в тебе что-то увидел. А может, это была лишь надежда, глупая и ложная.       — Конечно, — ответил он просто, подцепил пальцем и погладил бейджик, а потом снова посмотрел на тебя, накрыв твою руку, лежащую на его груди, своей. Его ладонь была горячей и немного влажной. Странно: вы больше не целовались, а его щёки оставались сильно розовыми, глаза всё ещё блестели. Хоть он и был пьяным, но причиной того, как он выглядел, тебе казалось что-то другое. Тебе очень захотелось коснуться его щеки и задержать там мягкое прикосновение ладони.       — Пожалуйста? Вот что такое смешивалось в груди, щекотало — он вызывал то самое необъяснимое чувство, которое вызывают лишь редкие люди — желание влюбиться. Просто посмотрев в глаза. Просто коснувшись чего-то внутри своим голосом.       — Не могу.       — Пять тысяч? Ты опустил голову.       — Семь? Десять?       — Хочешь сделать меня проститутом? Снова посмотрел на него, и выразительно. Вот это тебе было не нужно. Его дурацкие предложения не вызывали ни отторжения, ни желания согласиться. Ты и так хотел к нему ехать. Очень хотел.       — А можно? Он казался таким наивным, таким прямолинейным. И он был очаровательным. Сейчас ты почему-то не так сильно хотел денег. И даже не секса хотел.       — Я просто хочу выпить с тобой, — признался он. — Не хочу оставаться один. Ты вернул ему взгляд, зная, что твои глаза никогда не будут такими же лучистыми, как его. И ты всё ещё хотел, очень хотел влюбиться. Почему-то ты задался вопросом, знает ли он, какие чувства может вызвать у другого человека. То, что влекло в нём — он как будто не знал. Значит, просто был самим собой. Был искренним. Ты кивнул на дверь:       — Веди. Отвернулся, чтобы скрыть тепло, отразившееся в лице. А он схватил тебя за руку, бегло назвав своё имя. Рэй. Первая буква — что-то между R и L. Ты долго перекатывал это имя на языке: пока вы шли к машине, пока ты сидел за рулём и смотрел на дорогу и иногда — на него, а он неумело пел. А с его кожей всё это время играло медовое, опускающееся солнце. Этот свет очень ему подходил.