Там, где звезды... рукой не достать

      Юг стал разрастаться, появлялись адекватные дома, а не только иглу. Наконец за долгое время появились маги воды, которые приплыли с братского племени. Казалось, лед стал ярче блестеть, а люди стали счастливее. — Неужто Север решил выглянуть из своего дрянного панциря и увидеть что-то кроме собственного величия? — спрашивает худосочная старуха, еще сильнее сморщив лицо при виде незваного, но ожидаемого гостя. — Я тоже рад видеть тебя, Канна, — произнес старик, что выглядел моложе своих лет. Подтянутое натренированное тело скрывал тулуп. Канна отметила про себя, что его пуховик все также обрамляли сине-белые узоры. Казалось мелочью, но у Юга обычно были голубые и фиолетовые нити.       Мастер воды прошел в дом и стоял, ожидая, когда его пригласят. Старики смотрели друг на друга, разглядывали. Все-таки так давно не виделись… — Проходи, раз уж пришел, — скрестила руки в замок хозяйка иглу. — И не только Север, но и Белый Лотос, —добавил Паку, присаживаясь напротив, на что Канна фыркнула. — Общество самовлюбленных старикашек? — заухмылялась женщина. — Я думала, я старая кляча, оказывается, с кого-то вообще перхоть сыплется. — Жизнь из тебя наглость так и не выбила, я смотрю, — погладил свою лысину мастер, который когда-то с печалью относился к своему выпадению волос. — Даже передалась по наследству.       Невольно вспоминается Катара, ее наглость была еще более необузданная, чем у Канны, Пакку четко проследил гены этой парочки. — Дала тебе глотнуть снега она, да? — смеялась сухими губами старуха, довольная тем, как воспитала свою внучку. Душой она была непоколебимой, что ледоколом шла только вперед. — Но, вижу, ты стал еще более черствым и закрытым, чем раньше. Даже трещина во лбу от вечного хмурого выражения лица. — А ты никогда не думала, почему? — нарочито с прищуром спрашивает старик, словно хочет наконец высказаться в чувствах, что коптились не одно десятилетие. — Война, — жмет плечами, хотя знает, какой ответ получит. — Ты, — как приговор. — Ты никогда не думала о моих чувствах, вот я и решил полностью отдаться делу. — Потому-то и ушел в Белый Лотос, — на ее фразу он кивает, старуха повторяет жест, но более медленно.       Казалось, Пакку ожидал чего-то. Извинений? Раскаиваний? Сожалений? Канне неприятно слышать, что она испортила ему жизнь, но и затыкать гостя не хотела. Ей всегда было интересно, почему же у них все так закончилось, почему он не смог начать жить так, как раньше. — Ты открыла душу и плюнула в нее, — на его фразу женщина намеренно не реагирует. Молчит и даже не моргает, словно не задевает. — Прости, — впервые за все время смогла извиниться перед ним Канна. Ей было искренне жаль, что она тогда сбежала прямо перед свадьбой, что она не могла понять его, его закрытой и стеснительной натуры. Не дождалась «того самого» счастья.       Мужчинам тоже больно, они такие же нежные, как и женщины, но просто их никто не жалел. Им нельзя быть слабыми. Жаль, что она слишком поздно это поняла, только ее муж дал ей это осознать.       И Пакку удивляется, потому что был уверен, что Канна считала виноватым только его, но теперь он знал, что женщина поняла и свои ошибки. Это «прости» звучит слишком трепетно, до слез. Ему хотелось добавить, что он рад, что женщина признала это, однако молчит. Но это хочется говорить, не переходить на личности, не кидать гадости. — Я рад, что ты не изменила себе, — маг решает перевести диалог в другое русло. — В тебе все также сияет свобода.       Они улыбаются и вспоминают то, что было десятилетия назад. Еще в Севере, во вьюгах, ледяных городах и молодых сердцах. Канну учили быть скромной, тихой, не привлекать осуждающих взглядов, быть такой, какой одобрят все. Маленькая девочка старалась быть такой, заковала себя в саркофаг, когда хотелось быть настоящей, светиться как льдины на солнце.       С родителями нельзя было поговорить о наболевшем, о раскидистых мыслях, что пытаются охватить вселенную. Они не понимали, улыбались, пока Канна была маленькой, ведь детям положено мечтать, а после просили все выкинуть из головы. Девочка никогда не понимала, почему нельзя все также мечтать, как раньше, почему нельзя спросить у дедушки, почему он лысый, почему нельзя говорить первой среди мужчин. Так странно было смотреть себе под ноги, когда находишься среди парней.       Но появилась подруга, Югода. С ней можно быть настоящей, с ней можно говорить о разном, с ней можно смеяться в голос, не боясь порицаний. Канна не знала границ счастья, кога у нее появился тот, с кем можно говорить обо всем. Магесса рассказывала многое о том, как хочет стать самой крутой целительницей из всех. Ей хотелось научиться восстанавливать кости. Было так поразительно!       И вот, молодые девушки прогуливались по городе. Они разговаривали, веселились, пока местные парни не появились буквально перед ними, преграждая путь. Девушки автоматически опустили взгляд, пока к ним лично не обратились. Канна уже испытывала гнев и чувство опасности перед ними. Как-то резко они появились. — А куда такие красавицы держат путь? — спрашивали они. Парни заливали их комплементами, Канна была в бешенстве от подруги, которая вся краснела от мужского внимания. Она буквально таяла от их лживых языков! Уж что, но отец ей четко объяснил, что верить таким прохвостам нельзя, что они не мужчины, а лишь их подобие! — Простите, но мы спешим! — как можно добрее и увереннее проговорила Канна, хватая подругу за локоть, чтобы выйти из этого опасного кольца взглядов. — Давайте мы вас отведем, — парни буквально навязывали себя. — Спасибо, но не надо, — более жестко с оскалом процедила Канна, чем и вызвала возмущение со стороны. — Нас ждут. — Да кто ждет? Давно совершеннолетняя, а до сих пор без мужа! — поняв, что они не получат свое, парни стали надменно издеваться. — Никому такая девка и не нужна! — Ну уж вы точно будете холостыми! — стиснула челюсть Канна, не готовая более терпеть насмешки от каких-то идиотов.       Югода, знакомая со взрывным характером подруги, пыталась уговорить ее уйти по-тихому, хотя поняла по горящим фиалковым очам, что она просто так не уйдет, пока не выскажется. Девушка помнила, как Канна в детстве часто била неугодных мальчишек, была первой задирой. — Таким грубиянам только морского ежа надо в рот! — с четким разворотом на пятках, Канна смотрела в глаза высоких парней, которые, возможно, были старше. Но навряд ли, старшие были явно умнее них! — Не умеете с девушками разговаривать, вот и не начинайте!       Югода внутри дрожала. Канна казалась такой крошечной перед парнями, а она даже не могла как-то помочь. Девушка настырнее просила уйти, тянула за тулуп, но Канна отбросила ее руку. Она взглядом искала помощи, однако люди только глядели, шептались о том, какие девушки шумные, раз разозлили парней и подобное. Даже помощи попросить не у кого! — Простите, моя подруга встала сегодня не с той ноги… — пыталась унять конфликт, но Канна делала только хуже. — Мне ни капельки не жаль! — выкрикивала девица под злые рожи нахалов. — Их никто манерам не учил, теперь моя очередь! — Да что ты сделаешь? — навис над ней один из парней. Канна чувствовала страх, несомненно, сердце сильно бухнуло в груди, разгоняя леденящую кровь по органам. Однако она знала, что нельзя показывать страх перед снежными шакалами. Немаг знала, что ее как минимум не ударят, ведь это огромный позор мужчине, поэтому она могла спокойно говорить все, что заблагорассудиться.       Шум и гам услышал другой юноша, который не мог пройти мимо девушек, которым была нужна помощь. К сожалению, его тренировку пришлось отложить. — Что у вас происходит? — только успел он произнести, как Канна, которую схватили больно за руку, вместо того, чтобы закричать, ударила в пах негодника. Тот сложился пополам, через шипение посылая оскорбления. Второй тоже хотел напасть, и девушка была к этому готова, однако как раз подоспел спаситель. — Разве этому учат мужчин?! — задал он вопрос второму парню. — Не позорь свой род! Неужто ты слабее женщины, раз нападаешь на нее? — Пусть она заткнет свой рот, — бросил он яростный взгляд на Канну, которая прятала за собой подругу и выставила кулаки. — А нечего приставать! — рявкнула в ответ драчунья. — Может, у нас парни есть, а?! — Еще и нагло приставали к ним? — осуждающе свел брови парень с вытянутым лицом. — Да уж, в нашем племени стали появляться недомужчины. Кто будет на войне-то? — Нарываешься? — пытался напугать противника негодяй. — Неужто хахаль этой курицы?       Юноша не стал что-либо отвечать неадеквату, поэтому просто заморозил его всего, кроме лица. — Ты прав, — соврал маг воды, после чего пошел с девушками дальше, делая вид, будто они знакомы. Канна с подругой были удивлены такому поступку. — Вы в порядке? — спросил он у них, когда отошли на достаточное расстояние. — Да, вполне, благодарю, — чаще заморгала Югода. Она взглянула на недовольную подругу и попросила ее тоже сказать хотя бы спасибо спасителю. — Я бы и сама справилась, — шмыгает она носом и скрещивает руки. — Зачем ты сказал, что мой парень? Ты же понимаешь, что это мог кто-то услышать! — Приму как за благодарность, — цокнул языком маг, понимая, что сам сглупил, подтвердив догадки нахала. — Но мне правда жаль, что пришлось так сказать. — Что мне теперь говорить семье?! — продолжала возмущаться немаг. Это может сказаться на ее репутации! Ей точно не хотелось выходить замуж за непонятно кого только из-за того, что он представился ее партнером! — Неужто замуж позовешь? — Обязательно, но как-то в следующий раз, — ухмыляется незнакомец, который явно был старше. — Но ты удивила меня своей… бойкостью, — подбирал слова юноша, разглядывая девицу, которая не стеснялась смотреть точно в глаза. — Без магии приходиться самой как-то себя защищать, — с непередаваемой гордостью ответила Канна, играясь с «мышцами». Югода от стыда хотела провалиться, голубоглазый же изогнул густые брови. Впервые он видел такую странную девушку. — Что ж, давайте я вас доведу до нужного места, — предложил сопровождение маг. — Все-таки не хотелось бы, чтобы на вас нападали всякие личности, которые мужчинами-то назвать нельзя. — И не говори! — согласилась с ним Канна, которой этот парень уже нравился. — Нормальные мужчины на войне, скорее всего… — Нам нужно в лазарет, — подала голос Югода. — Там будет урок целительства.       И троица направилась в нужное место. По дороге девушки разговорились с Пакку. Точнее, говорила в основном Канна, рассуждая о том, какие парни пошли грубые. — Верно подмечено, — согласился Пакку. — Многие просто растеряли все достоинство. Они ведут себя хуже женщин.       От услышанного настроение Канны испортилось вмиг. А ведь ей казалось, что Пакку неплохой человек! Нет, он такой же! — А какие женщины тогда? — с вызовом спросила она, заглянув в маленькие глазенки наглеца, которого хотелось испепелить. Югода молилась духам, чтобы не было очередного скандала. — Женщин нужно защищать, а не нападать на них, — преспокойно ответил собеседник, пока его партнерша испытывала нарастающий гнев. — Они слабые, должны быть с мужчиной, как за стеной. — Спасибо, дальше мы сами, — хватает за руку подругу и уводит к лазарету, который уже был буквально в десяти шагах. — Канна, нельзя же быть такой грубой! — возмутилась шепотом Югода. — Он же помог нам! Это некультурно! — Вот ты и благодари! — шикнула немаг, все еще чувствуя негодование. Ну почему их считают слабыми? Может, потому, что мужчинам это выгодно? Иметь глупую куклу, которая не сможет противиться ему?       Канна не слушала нравоучения подруги о том, какой нужно быть доброй и ласковой. Девушка была уверена, что она будет вести себя ровно так, как собеседник заслуживает. Вообще этот Пакку должен быть благодарен, что она не начала тираду о том, какие женщины и какие мужчины! Девушки распрощались, и немаг направилась дальше. — Я все-таки настаиваю на том, чтобы отвел и тебя. — появился на горизонте Пакку. Хорошее настроение как рукой сняло. «Вот что ты привязался?! Только успокоилась!» — думала девица, стараясь делать вид, что не замечает его. — А если я направляюсь домой? — бесстрастно спрашивает голубоглазая у юноши, что шел вровень. — Как объяснишь это моему отцу? — Скажу так, как было. На вас напали, я лишь помог. — Твоя помощь была минимальна, — фыркнула Канна. Конечно, она понимала, что поступает неправильно, но в ней клокотало негодование. Надоело быть «слабой»! — Или ты считаешь, что меня нужно защищать? — Конечно, — Пакку настаивал на своем. — Тебе повезло, что они не напали в ответ. Ты бы тогда не справилась. — Еще как справилась бы! — вспыхнула хворостом младшая, сжав кулаки. Она не хочет признавать свою слабость, хотя отголосками сознания осознает, в какой опасности была. Да, если бы они напали или были бы магами, Канна просто бы проиграла. Да и еще подругу в опасность кинула! — Я очень этому рад, — решил не настаивать на своем парень, видя то, какая собеседница нервная. Ему не хотелось скандалов с утра. — И у тебя хорошо поставлен удар. Ты где-то обучалась? — Сама, — Канне было приятно от комплемента. Хоть кто-то это заметил! — В детстве пришлось защищать девочек от надоедливых мальчиков. — А, за косы дергали, — щелкнул пальцами Пакку, вспомнив, как его друзья также дергали подруг за одежду или волосы, чтобы они их заметили. — Так они же не знают, как выразить свои эмоции тем, кто нравится. — Давай я тебя буду за волосы дергать? — с натянутой улыбкой спросила Канна, взглянув на длинные темные локоны Пакку. — Тебе бы понравилось? — Я понимаю, что это неправильно, — решил сразу принять сторону собеседника он. — Но все по части эмоций обычно на женщинах. Вы можете это виртуозно объяснить. А парни… а что парни? Они только в драку и могут. — Впервые вижу такого проницательного молодого человека, — ухмыльнулась Канна, приятно удивленная собеседником. — Жаль, что мальчиков обычно отцы учат. Они бы многому от матерей смогли бы научиться. Например, как за девочкой ухаживать. — Может, ты права, — пожал плечами маг. Он действительно не знал, чему мать могла научить сына, или наоборот. Однако в юношестве, наверное, можно парням говорить с сестрами или матерями о том, как вести себя с противоположным полом. — Так все-таки, куда ты идешь? Твой дом в центре? — В городскую библиотеку, — честно ответила девушка. — Хотелось взять пару книг. — По кулинарии, ведению хозяйства? — предположил парень, но получил смешок. — Таких у меня полно! — отмахнулась младшая. — Я хочу что-то серьезнее. Например, политология! Ну, или военное дело… — Так они же в мужском отделе… — нахмурился в непонимании маг. — Тебя туда не пустят. — Пустят, — твердо решила Канна, игнорируя все объяснения знакомого. — Вот, вы, мужчины, просто боитесь умных женщин! — Ничего мы не боимся, — не унимался ущемленный Пакку. — Просто зачем женщине знать военное дело? Ее дело за семьей следить. Это мужчина должен умирать в бою за нее. — Спорим, пустят? — нагло ухмыльнулась Канна, уверенная в своей победе. Теперь они стояли прямо перед дверьми городской библиотеки. — Если пустят, я лично пойду к вождю с петицией разрешения женщинам в мужское отделение библиотеки. — решил сыграть по ее правилам маг. — По рукам! — с этими словами девушка заходит, а парень облокачивается о холодную стену и отсчитывает время.       Буквально через минут двадцать разгневанную Канну выводят из библиотеки несколько охранников. — Девушка, не позорьте отца, — сказал ей один из стражников, опуская на землю. — Это безобразие! — громогласно возмущалась немаг. Как она может опозорить отца своим желанием быть умной, интересным собеседником?! — Я до вождя дойду! Это издевательство над нами! — Я же говорил, — ухмыльнулся Пакку, подойдя к красной от злости знакомой. — Вы ей кто? — спросил у него второй стражник, оглядев сопровождающего. — Да так, знакомый, — отмахнулся юноша. — В любом случае успокойте ее, — и с этими словами стражники удалились. — Если бы я мог… — шепчет под нос шатен, взглянув на Канну, что пыталась успокоить себя через задержку дыхания. — Лучше дыши на четыре секунды. — Пакку показал, как правильнее дышать, если нужно успокоить шквал эмоций. — Нас так учили. Легче? — Вроде… — прикрывает глаза Канна, чувствуя, как сердцебиение замедляется, а жар сходит с тела. — Впервые вижу девушку, которая интересуется такими вещами. — Скучно жить без магии, — фыркнула в недовольстве девушка. — Это сразу минус большая часть книг. — Так полно же романов всяких. — Эту дрянь я читать не хочу, — отмахнулась шатенка. Ее мама обожает всякие такие романы, от которых ее тянет только плеваться. — Математика у меня поверхностная, всякое садоводство и ведение хозяйства прочитано. Нет пищи для ума. — Попробуй в частные ларьки зайти, — предложил ей Пакку. — Может, там есть что-то иностранное.       Канна на него так трагично посмотрела, что ее стало просто по-человечески жаль. Однако на этом им пришлось расстаться. Девушка сама не захотела больше общаться ни с кем, а парень не стал настаивать, провожая ее молчаливым взглядом.

***

      Немаг была уверена, что эта их первая и последняя встреча. Она по его совету действительно поискала книги авторов из других стран, однако ей не продавали тех, которые были нужны. Девушка просила отца, однако тот считал, что ей не нужно забивать голову чем-то подобным. Мама тоже была солидарна, стояла в стороне и никогда не была ей настолько блика, как та же Югода. — Не переживай ты так, — отмахивается магесса. — Легко сказать. Тебе-то это не интересно, — надувается обидчиво Канна. Югода в этом вопросе тоже не понимала ее. Казалось, готова была крутить у виска пальцем. — У тебя-то полно книг по магии! — Кто-то сказал «книги»? — подал голос кто-то, когда девушки выли из учебного заведения. — Пакку? — удивились они, встретив в сумраке своего знакомого. Когда он подошел, Югода как обычно опустила взгляд, а вот Канна внимательно смотрела на него. — Как ваше обучение? — начал он издалека. И Югода рассказывала о плюсах и минусах целительства, ее было буквально не заткнуть. — Очень занятно. Кстати, помнишь, ты говорила, что хочешь что-нибудь эдакое? — обратился парень к Канне. — Ну и? — скрестила она ну груди руки. Пакку поглядел по сторонам, а после, убедившись, что никто не смотрит, достал из сумки книгу, которую вручил Канне. — Что? — удивилась немаг, смотря на тяжеленный предмет. — Можно сказать, подарок, — перебирал пальцами маг. — Но с уговором. Если сможешь через два месяца рассказать хотя бы половину, что здесь было, то… — Нашел арктического верблюда! — возмутилась Канна, не дав тому договорить. — Почему устраиваешь какие-то соревнования и проверки? — Хочу убедиться, что ты ее действительно прочитаешь, — честно повел плечом старший. — Потому что если ты победишь, то я буду приносить тебе еще. Как понял, только я могу это сделать?       Канна ненавидела эту наглую ухмылку, которую хотела стереть с лица своей сокрушительной победой! — За месяц! — гордо вздернула подбородком девица, уверенная в своих силах — Мне нравиться твой настрой, по рукам! — они жмут руки, и Югоде приходиться быть свидетельницей.       Удивительно, но именно с этого жеста началось их совместное плотное общение. Пакку довольно-таки часто захаживал к ним после учебы. К сожалению, зайти в женскую школу он не мог, поэтому они общались всегда во вне. Канна же хотела пробраться к нему на тренировку, куда тоже был запрещен вход женщинам. На этом почве между ними были частые стычки. — Пойми, слабость — это не плохо, — в который раз пытался объяснить ей маг. — Мужчина и женщина — это Инь и Ян. Ты же помнишь великих духов Туи и Ла? Они же кружат в танце, они дополняют друг, друга, помогают и принимают такими, какие есть. — Но что-то я не помню, чтобы один из них запрещал второму выходить из дома, не обучал достаточно магии или знаниям! — возмущалась Канна. Ей самой нравилась концепция единства и дополнения друг друга, но это не значит, что нужно женщин лишать равных прав с мужчинами. — Мужчины и женщины не ровны, — сразу сказал свое мнение Пакку. — Мы разные, поэтому и сосуществуем вместе. Мы не боремся за первенство, каждый первый, но в своей стезе, разве нет? — А вот и нет! — отрицала Канна. — «Все равны, но есть равнее» — так говорил полководец Буро из клана Дельфинопираний, который брал в плен. — знания девушки явно расширились, она больше стала изучать историю своей страны. — Вы же даже не знаете о нашей боли! О том, как женщин, что одни воспитывают детей, считают странными. Женщин же используют, их насильно выдают замуж. Знаешь, как противно есть за отдельным столом от отца, как противно не говорить первой при диалоге среди мужчин?! Мы должны быть тихими, верными, а вы?!       Канна хорошо помнит, как Югода рыдала, узнав, что ее отец изменил матери, как та просила развода, но без доказательств измены бедная женщина не могла стать свободной от человека, которого любила и от которого получила такую боль. — Знаешь, теперь я понимаю, почему никто не зовет тебя замуж, — как бы невзначай произнес Пакку, выслушав долгую триаду о женских муках. Знала бы Канна, как страдают мужчины! Как им запрещают показывать чувства, как их обучают быть бесстрастными и жестокими в отношении врага, как они должны бесстрашно смотреть в глаза смерти. Они думают, что парни все поголовно мечтают быть на чужбине вместо постели с любимой женщиной! — Характер у тебя реально трагедия.       Почему-то слышать это сейчас было невероятно больно. Казалось, Канна доверилась ему, рассказала многое, о чем плачут в одиночестве девушки, а он, как любой неотесанный тупой мужлан, так с ней поступает. — Тогда мне никто и не нужен! — громче стала кричать Канна, чувствуя, как горят глаза. Пакку удивляется от такой реакции. — Лучше быть одной, чем с человеком, которому на меня и на мои чувства плевать!       Канна ненавидит себя за то, что прямо сейчас разрыдалась перед ним. Он никто, чтобы видеть ее слезы, поэтому убегает прочь, поближе к льдинам. Слезы обжигали щеки, но еще больнее было в груди. Ее разрывало от несправедливости. Почему все люди такие? Почему никто не хочет послушать о том, как ей плохо, и принять это как факт, а не отрицать, говоря, что это не проблема?!       И так от матери и отца это слышит постоянно! Югоду тоже не хотелось лишний раз трогать, у нее в семье была более трагичная проблема. Канна была одна, плакать в одиночестве она давно научилась, но хотелось простого человеческого тепла! Разве это так много?! — Уходи! — кричит девица, услышав шаги за спиной. Она прячет лицо в коленях, старается не дышать, чтобы не было слышно ее жалких всхлипов. Как же ненавидит быть слабой! Но шаги становятся громче и ближе. Ярость выплескивается наружу. — Ты не слышишь?! Вон! Или посмеяться пришел?!       Пакку садиться рядом очень близко, их ноги касаются. Это обжигает, поэтому Канна отползает, но парень тоже пододвигается. Как же бесит! — Не трогай меня! — кричит, когда чужая рука касается плеча. Маг просто гладит. Почти невесомо. Из-за этого слезы только сильнее льются. Душа просит тепла, но мозг не хочет принимать ее, хочет также быть в гордом одиночестве. Зачем эта жалость?! — Вы не слабые, вы нежные, — конечно, Пакку полностью игнорирует все приказы. Канна еще немного дергается, чтобы убрать ласковое прикосновение, однако сильнее прислушивается к его словам. — Просто с парнями не так обращаются, мы сами должны решать свои проблемы. Поэтому, давай, выговорись, должно стать легче. Хватит держать в себе боль.       И Канна без утайки рассказывает о боли, о том, как искренне хочет семьи и детей, как хочет любить и быть любимой, чтобы мужчина просто любил ее такой, не пытался изменить ее натуру. Она честно призналась, что не знает, как общаться с мужчинами, чтобы им понравиться. Пакку слушал и продолжал гладить спину. Канна была благодарна этому слушателю, впервые ей стало немного лучше. — Может, у тебя эти дни? — вдруг ни с того ни с сего предполагает маг, заглянув в багровые от слез глаза. — Эти? — шмыгнула носом рыдающая, не сразу поняв. Но когда дошло, то она вскочила на ноги от злости. — Да, и они называются менструальный цикл! Не можешь сказать? Значит, как сражаться — это легко, а как быть понимающим с девушкой, то трагедия! — отплатила ему той же монетой Канна. — Почему мы должны от вас его скрывать? 1 Почему это считается «грязью»?! — Так, спокойно… — Пакку держит ее за плечи, понимая, что девица еще сильнее завилась, да и еще задыхалась от слез. — Никто вас грязными не считает. Мы просто не понимаем, что это такое. Лично я только в осознанном возрасте узнал, что такое вообще у вас бывает. Мы с сестрой никогда об этом не говорили. — Великие духи, почему мужчины такие неженки?! — хваталась за голову Канна, которая заметила, что в месячные становиться совсем ранимой. Ей не больно, как той же Югоде, зато душа трещит по швам. — Прости. Ты лучше скажи, что тебе нужно, чтобы стало легче, — Пакку сразу вспоминает старшую сестру, которая закрывалась у себя в комнате и просила, чтобы никто не беспокоил. — Вкусная еда, тепло и любовь, — смешно надувшись, честно отвечает голубоглазая. — Ну, с первыми двумя я точно справлюсь, — улыбнулся маг, доставая из сумки закуску в виде вяленного губку-осьминога. — А вот с последним пусть тебе супруг помогает. — Может, ты им и будешь? — шутит Канна все еще с зареванным лицом, разжевывая соленое нечто. — Все-таки уже столько обо мне узнал… — Подумаю, подумаю, — проговаривает парень, гладя успокаивающуюся девушку по голове. — Но я рад, что тебе стало немного лучше. Ты правда прости, если я чем-то задеваю. Мне часто говорят, что за мою честность мне нужно голову отрубить. — Я люблю честных людей, — призналась Канна. — Это же ты настоящий. Я уважаю такое.       И пара с улыбками смотрела друг на друга, продолжая есть закуски, пока Канна полностью не успокоилась. Девушка была так благодарна ему! Смогла со слезами отпустить и боль, что сковывала ее.       Вот только ей никто не сказал, что дальше будет только хуже. Югода нашла себе парня. Казалось, вот оно счастье! И действительно какое-то время Канна была за нее счастлива. Но она постоянно говорила об этом парне, весь ее мозг был занят им! Это не плохо, нет, просто… непривычно. Просто обидно!       Канна откидывала эти странные мысли. Она уверяла себя в том, что просто рада за подругу. Она пыталась приглашать и парня Югоды, вот только на всех встречах только Канна ощущала себя лишней в этом сиянии трепетной любви… Вроде бы шли ловить рыбу, но почему-то Канна в очередной раз наблюдает за влюбленными взглядами и вздохами. Идут перекусить — всегда садятся вместе, а Канну начинает раздражать эта показушность. Никогда немагесса не чувствовала себя более отвратительно. Лишняя — вот теперь ее приговор?       Девушка пыталась это отрицать, продолжала говорить с подругой о своих заслугах, о книгах, что Пакку в очередной раз принес… но Югода словно не слышала. Каждый раз она прерывала диалог и вновь начинала рассказывать об этом… Канна даже имя его запоминать не хотела! Он теперь был всем для магессы! Кажется, девчонка по тридцатому кругу рассказывала о «судьбоносной встрече». Надоело! — А чего ты одна? — спросил у нее Пакку, заметив подругу в одиночестве. Та что-то вышивала. — Потому что кто-то забыл, что я существую! — прошипела девица, с остервенением продолжив вышивку. — Из-за Югоды, да? — догадался парень. Он давно заметил. как подруги разошлись, Канна перестала бегать за ней, как какой-то питомец. Хотя бы здесь она его послушала. Через силу и скандал, через ощущение горечи, но она хотя бы оставила свое достоинство. — Нет, не из-за этой!.. — северянка закрыла себе рот раньше, чем успела бы наоскорблять подругу. Зла не хватало!       Хотя Югоды там уже не было, там была влюбленная пара, что соединилась воедино. Теперь ее партнер всегда забирал ее с учебы, теперь Канна не нужна. Она никогда не знала, что покорительница воды окажется такой… отвратительной? Забыть вековую дружбу ради кого-то! Почему нельзя уделять внимание всем? Канна же не против этого недоноска! — Ну, у нее своя жизнь теперь, — повел плечами юноша. — А я не часть этой жизни?! — взглянула тому в глаза разъяренная. — Почему нужно меня забывать?! — Я помню, как моя сестра встретила «того самого», — прикрыл лицо рукой Пакку, вспоминая старшую сестру. — Она вела себя даже хуже, чем Югода. Она вообще хотела уехать в другой город с ним, а это чуть ли не край Севера! — Вижу, она тоже была невыносимой. — Еще какой, — хихикнул маг. — Но свою голову же не поставишь, поэтому родители тоже бросили это дело. Нервы-то дороже! И тебе не советую, найди новую подружку. — Это предательство! — Канна даже думать об этом не хотела. — Разве Югода не предала тебя в таком случае? — на его риторический вопрос смуглянка не смогла ответить. Ни сегодня, ни когда-либо еще. — Что ж, если надумаешь, то приглашаю тебя познакомиться с моими друзьями. Можешь зайти как-нибудь после тренировки.       Он ушел, оставив ее с мыслями и недоделанным рукоделием. Канна смотрела ему вслед, но еще больше старалась заглянуть в себя, в свои чувства и желания. Он был прав, ей не следует вариться в собственном одиночестве, но Канна надеялась, что Югода заметит ее отсутствие, ее страдания… Нет, она ослеплена собственным счастьем. Немаг прогоняла мысли о мести, о проклятиях в сторону чужого счастья, что построено на ее собственном и разрушенном.       Больно. Просто больно и гадко. Ей не хотелось чувствовать себя предательницей. Променять дружбу на минутное развлечение. Но если только она хранит эту преданность, когда дружбы уже нет… не является это странным?       Определенно является, потому-то Канна стояла возле учебного заведения, где ждала Пакку с друзьями. Может, она просто свихнулась, и ей не следует ему доверять…но прошел-то уже год с их знакомства. Можно же верить ему? — Канна, привет! — улыбнулся Пакку, помахав рукой, дабы она заметила. Немаг сглатывает, когда к ней подходят несколько парней, явно его дружкой. Плечистые маги, девушка уверена, что не сможет запомнить имена и внешность каждого. — О ней говорил, да? — спросил один из магов. — Ну привет, Луноликая! — он протягивает руку, совсем не по этикету, наверное потому, что они пытаются казаться дружелюбными. Канна, приятно удивленная таким комплементом из-за своего круглого лица, делает ответный жест, и они касаются предплечий друг друга.       Девушка решила показать себя с лучшей стороны. Она уверена, Пакку рассказывал друзьям в основном то, какая она дикая и неадекватная. Что ж, пусть увидит с другой стороны! Канна вначале слушала о том, как маги тренируются, какие у них экзамены бывают. В общем, всякое из рутины для них, но явно не для нее. Ей все казалось занимательным. — Ой, что-то мы о себе, да о себе, — ударил себя по лбу курносый. — Наверное такое не особо интересно дамам. — Пакку мало рассказывал о подобном, так что очень интересно! — улыбается. Ее план постепенно идет на выполнение. — Да и рассказываете вы интересно. — Приятно знать, — кивает говорящий.       Они предложили перекусить в лапшичной, что группа и сделала. Канна действительно смогла на время забыть о своей боли от Югоды. Ей наоборот льстило то, что она была с парнями на равных. Они не старались принизить ее знания, хоть эти знания были откровенно меньше, чем у них. Но Канна старалась, рассказывала то, что изучала в книгах и врала о том, что это рассказывал ее отец. Не хотелось подставлять Пакку, который сейчас не сводил с нее глаз! «Так тебе!» — злорадствовала немаг, отпивая чай. — Оказывается, ты не такая, как Пакку тебя описывал! — подметил очередной дружок северянина. — Да? А как он меня описывал? — состроила удивленное лицо Канна, переведя взгляд на друга, который потупил голубые очи. — Лучше не знать, — улыбнулся коренастый маг, затыкая рот другу, который уже хотел рассказать грязные подробности. — Что ж, рада, что я оказалась лучше чем по россказням.       И до вечера они плотно общались, Пакку часто молчал и смотрел на другую версию Канны. Девушка ждала его потока вопросов, когда они остались наедине, парень же захотел проводить даму к дому. — Не ожидал от меня такого? — довольным котом фырчала смуглянка, с насмешкой смотря на вытянутое лицо. — Определенно, — признался маг. — Ты очень милая, когда хочешь произвести впечатление. — Знаю, — кажется, бедра Канны сами качались из стороны в сторону. Она прямо-таки гордилась собой. — Была бы она такая с любым парнем, то быстро бы завоевала его расположение и сердце. — именно этого Канна и ожидала услышать. Победа! Она так сластила на кончике языка! — Я могу быть такой временно, — решила признаться девушка. — Это не я настоящая. Не хочу быть такой с мужчиной. И начинать отношения с вранья — тоже. — Вот как… — призадумался юноша. Он оглядел светящиеся лампы вокруг. Людей на улице стало в разы меньше, они совсем припозднились. — Но жизнь не так проста, как кажется. приходиться порой подстраиваться под нее, чтобы не сломаться. — Врать даже самой себе? — спрашивает с кривым выражением лица, с неверием и оскорблением. Канна хочет быть верной, и уж тем более себе!       Они смотрят друг друга какое-то время, Канна хочет услышать ответ, ведь в голубых очах, которые сейчас казались синими, не видит его. — Только не себе, — качает головой. — Себе врать нельзя никогда. Но одинаковой не получиться быть со всеми. — Я буду, — твердо говорит, решает для себя. А Пакку вздыхает, именно такой ответ он ожидал от нее услышать. — И с семьей, и с вождем. Я даже с его сыном была такой же! — То есть? — хмуриться маг. — Ты знакома с Арнуком? — Еще как! — хихикает то ли от стыда, то ли от смеха. — Как-то я проспорила, и мне нужно было пробраться к оазису с духами. — Только не говори мне, что тебя там поймал сын вождя! — однако лыба во все круглое лицо говорило обратное. Пакку прикрыл глаза рукой от ужаса. — Какой мрак… — Но все обошлось! Арнук меня спокойно отпустил, — попыталась успокоить друга младшая. — Не удержался перед моим шармом. — поиграв бровями, девушка расхохоталась от собственной фразы. — И почему я не удивлен? — ухмыляется старший. — Обещаю. я сделаю все, чтобы ты и со мной была такой же милой, как при моих друзьях. — А спорим, что я тебя первой поменяю? — спрашивает с хитрицой, обогнав друга и встав перед ним. — И заставлю поменять твое отношение к женщинам? — протягивает руку для очередного вызова, вот только Пакку смотрит с опаской. — Боишься проиграть? Я же смогла книгу рассказать через месяц! — Эх, сам начал. Так что заднюю не дам, — они жмут руки. — Только чувствую, что с такой бестией останусь в дураках. — Рада твоим умным мыслям, — хихикала как злобная ведьма Канна, чувствуя очередную победу в кармане. — Что ж, спокойной ночи.       Пара улыбнулась друг другу, а после Канна вошла в дом. Она не заметила того, как с нежным выражением лица провожал ее парень, а после, фыркнув собственным мыслям, направился домой, на другую сторону города.

***

      Они стали еще больше общаться. Канна почти забыла о Югоде, которая, казалось, не особо вспоминала о ней. Так, только по праздникам и дням рождениям. Югода порой звала подругу погулять, но теперь Канна из прекрасного чувства мести отказывалась, говорила о делах и подготовках. Сама же проводила почти все время с Пакку. Наконец-то он стал рассказывать о том, какие приемы смог выучить. Не стал бояться практиковаться при ней. — Кстати, я читала, что магия происходит от духов, — невзначай подала голос девица, смотря на точено-плавные движения друга. Стыдно признать, что ей хотелось бы увидеть его мышцы под тулупом. «Я его никогда без верха не видела…» — как-то промелькнула смущенная мысль. — И мне духи так понравились, — Канна вспомнила о встрече с Туи и Ла. — Знал о том, что у нас есть лес духов? — Ну, духами я особо не интересовался… — признался северянин. — Хочешь пойти в этот лес? — он видит, как резко закивала головой Канна, чьи глаза засияли детским азартом. — Что ж, желание дамы для меня закон, — он помог Канне слезть с выступа, предоставив руку помощи. — Ах, ты оказался таким романтиком! — хихикнула младшая, приняв помощь. Она ловко спрыгивает на землю. — И так, когда идем? — Можем хоть сейчас, — повел он плечом и, конечно, они идут в этот лес духов, о котором как-то прочитала в книге Канна.       Они шли к священному лесу, с могучими деревьями, где нет человеческой цивилизации, да и животных тут не то, что бы много. Здесь все заполнено духами, невидимыми для человека. Однако Пакку чувствовал, как его магия становиться слегка иной здесь. То ли хуже слушается, то ли каналы ци растворяются и становиться с душой едины. — Смотри! — она указывает куда-то в дневное небо. И там можно различить слабое северное сияние. — Так красиво! — ахнула девушка. Конечно, это не первое ее сияние, но почему-то сейчас обстановка была такая таинственная. — Ну ты не смотришь! — возмутилась она, когда взглянула на друга. Тот витал где-то в облаках, и явно не наслаждался лесом. — Если не интересно, то так бы и сказал! — Интересно и красиво, — пресно отвечает Пакку, взглянув на Канну. Девушка замечает, какой парень напряженный, но не понимает, с чем это связано. — Просто я сейчас вижу того, с чьей красотой это сияние меркнет.       От неожиданных слов немаг чаще заморгала. Сердце зажурчало, намек оно поняло, вот только Канна старается отогнать мысли. Вдруг шутка, вдруг не так поймет. Поэтому она и молчит. Пусть он полностью договорит. — Помнишь, у нас было пари? — спрашивает и подходит близко, вплотную. Пакку еще немного подрос. Канна смотрит в его блестящие глаза, на это лицо, которое с трудом пытается рассказать о чувствах. — Так вот, ты победила. Ты меня изменила, не могу сказать, что мое отношение поменялось ко всем женщинам, но к одной точно.       Он достает обручальное ожерелье с красивой атласной синей летной, и женская душа замирает. Слезы сами потекли по щекам от контраста чувств, Пакку действительно испугался. Для него это был знак несчастья. Он растерялся, забегал взглядом по плачущей фигуре. Хотел извиниться, но не мог ничего вслух сказать. Он не думал, что его предложение так омрачит ее. — Да! — сквозь счастливые слезы. Канна набрасывается на него, крепко-крепко обнимает. — Какая же я счастливая! — Значит… от счастья? — его голос натянут. Казалось, он сам готов был разрыдаться, но стоически держался. — От счастья, глупый! — плачет Канна. — От такого, что не передать словами!       Это был один из самых счастливых дней. Нет сомнений. Ей хотелось, чтобы таких счастливых моментов было как можно больше. Она уже хотела познакомить его с семьей. прям в тот же день и час, но Пакку сам просил обождать, подготовить их к этому, ведь ждет большой ужин двух семей.       Семья, конечно, была счастлива за нее. Родителям назначили нужную дату, и семья Канны пришла в дом будущего супруга. Родители Пакку оказались не такими молодыми, как Канне казалось изначально. Но не это ведь важно, верно? Главное то, как сильно он сжимает ее ладонь под столом, пока они сидят вместе. Так крепко и тепло. Не хотелось больше никогда отпускать.       Канна позабыла обо всем, о всех своих проблемах. Она отдалась Пакку полностью, с нетерпением ожидая свадьбы, что будет через пару-тройку месяцев. Хотелось быть к нему как можно ближе, слиться воедино, чтобы сердца имели сонаправленный стук. Но Пакку всегда рисовал между ними стену приличия, Канна слишком забывалась от счастья. Особенно прилюдно. Он прятался, от не давал себя обнимать крепче положенного, не давал держаться за руки в обществе.       Было больно. Очень, но Канна не унывала. Наверное, Пакку просто смущается. Верно, смущается! Хотя по нему и не скажешь… Канна верила, не думала о том, как ей становится холодно, если не в его руках. Не хочет думать о том, как плохо, если его рядом нет даже мгновение. Учеба сошла на второй план, все время она с ним… была бы, если бы Пакку перестал думать о занятиях и тренировках хоть на час! Как же было обидно от этого! Она ради него все побросала, пришла, стояла, пока тренировка кончиться, а он?!       Пакку, видя недовольное лицо любимой, извиняется, и приглашает на свидание в ледяной парк. Канна сразу теплеет, касаясь своего ожерелья, которое носила с гордостью и никогда не снимала. Наконец-то они будут наедине, и они смогут любить друг друга!       Ледяные фигурки звенели подобно колокольчикам на ветру. Все красиво блестело, погода была прелестная. Канна прижималась к нему еще сильнее, пока его рука покоилась на ее плече… а хотелось, чтобы была на талии. Любые более крепкие объятья она встречала с холодностью любимого. — Знаешь, а я уже с мамой готовлюсь, — улыбнулась Канна, чтобы нарушить странную тишину. — Здорово, — кивает парень. Ему словно не особо-то интересно! Он даже не задает уточняющих вопросов! — А хочешь знать, что мы там делаем? — намекает Канна. Она-то уже придумала речь, как с упоением будет рассказывать о том, как ей готовят платье, как они собираются готовить вкусности, как будут украшать залы… — Лучше будет приятный сюрприз, — улыбается, только немагессе ни разу не весело. Не такой реакции хотелось. Стало вновь холодно и зябко внутри. Она кладет голову ему на плечо, хочет и молча просит ласки. Однако вновь получает недостаточно. Лишь поцелуй в макушку. Где же все остальное?!       Тогда она идет на крайние меры. Находит местечко, где было меньше всего людей. У самой-то щеки горели от осознания своего поступка в следующую секунду. Останавливает его, берет его руки в свои. Канна смотрит в глаза, что любила до безумия. Вот только они постоянно смотрели по сторонам. Как же маг был напряжен. «Что ж, надеюсь, это его расслабит.» — думает и смущается. В воздухе витала любовь, северянка это отчетливо ощущала. Почему же смотрит не на нее? Неужели люди вокруг настолько интереснее? Неважно, это ложь!       Канна касается его худых щек, мягко улыбается. А Пакку все также продолжает боязливо оглядываться. Как противно! Поэтому поцелуй выходит более грубо, чем хотелось. Девушка нажала ему на затылок и заставила нагнуться.       Только успела прижаться губами, как чувствует болезненный толчок куда-то в грудь. От этого агрессивного движения выбивается весь воздух. Ребра болели, а Канна во все глаза уставилась на того, кто это сделал. Пакку выглядит не менее удивленным и даже испуганным.       Мгновения растягивались в часы. Он только что… оттолкнул ее? Отказался от поцелуя? Стало настолько обидно, что слезы начали собираться в глазах. Но Канна перестала дышать, сжала челюсть, не давая чувствам выйти наружу. На душе было отвратительно, она чувствовала себя отвергнутой.       Осознав содеянное, парень резко притягивает к себе, обнимает, но Канна сторониться, теперь ее тело напряжено до предела. Не хотелось близости, не хотелось больше быть отвергнутой. Канна сглатывает ком, дышит мелко и быстро, очень тихо, чтобы не выдавать слезы, которые уже немного пропитали его тулуп. Она не обнимает в ответ. — Прости. Только дождись, скоро будет свадьба, тогда все измениться, — сказал он на ухо тогда.       Ждать? Чего же ждать, если сейчас уже все плохо?! Слышать эти фразы было невыносимо, слезы опять лились с новой силой. но Канна кивает, чтобы ее как можно скорее отпустили. Благо, это происходит.       Они шли дальше, Канна не поднимала головы, умоляла свои слезы не капать с щек. Этого позора она не переживет. И Пакку точно видел ее подавленное состояние. Он ненавидел себя в этот момент. Его рука потянулась к ладони Канны, дабы они переплели пальцы, вот только девушка отошла на шаг. — Прости, что… лезла, — извиняется, хотя виноватой себя не считает. Она обнимает себя на время, приподнимает обескровленный уголок губ и старается не моргать, не смаргивать влагу с глаз.       Пакку закусывает губу. Не должна она извиняться! Он сам не понял, как оттолкнул, как это произошло, но сделанного не воротишь. Парень в эти минуты ненавидел себя, он не знал, как извиниться или объясниться перед любимой. Хотелось просто сбежать и больше не обременять ее своим присутствием. Как пятно на полотне роскоши. Он не был ее достоин, она не заслуживала такого отношения. — Знаешь, я думаю… — говорить ей тяжело, на душе был булыжник. Хотелось просто сбежать как можно скорее, но звенящая голова не придумывала оправданий. — Мне пора идти. Мама хотела помочь… по поводу свадьбы.       Она не видит, но чувствует взгляд Пакку на себе. Молила духов создать блики так, чтобы слезы были не видны. — Было… хорошо, — от вранья губы горят. Возле него ощущался холод и морозец. И, более ничего не придумав, северянка направляется в сторону, где должны быть ворота. — Канна… — только умудряется произнести со спазмом в груди юноша, протягивая руку, дабы остановить любимую, но та широкими шагами уходит. Пакку знает, что не может за ней идти. Не достоин этого делать. Ее удаляющаяся фигура вырывала из груди немой крик.       Северянка рыдала. Ей было все равно, если все в мире будут смотреть на нее и осуждать. Им не понять ее боли! Она утирала слезы, которые не могли закончиться. Было больно как ментально, так и физически. В голове были самые негативные мысли о том, что ее не любят, что ее отвергли. Странные мысли, но другое не лезло.       В сердце зияла кроваво-черная дыра. Канна не могла вернуться домой в таком виде. Она сидела на скамье и продолжала рыдать, порой скулила, порой замолкала, задыхаясь от кома в горле. — Духи, ну почему он со мной так? — спрашивала дрожащим голосом, желая сломать себе ребра и выкинуть сердце. Ответ был неизвестен. Он же должен был любить! Чего еще ждать? Когда он ее полюбит?! Когда они смогут быть вместе, как и подобает?!       Сколько не пыталась — остановиться не могла. Холодный ветер морозил шеки, нос совершенно не дышал, а перед глазами была мутная пленка. Почему ей так больно?! Разрывает на куски… Мысленно Канна кричала во все горло. Порой даже физически горло саднило.

***

      Стемнело. Стало очень холодно, пальцы на ногах не чувствовались, пальцы практически не гнулись, и даже муфта не спасала. Нужно было возвращаться домой. За ней он так и не пошел, не успокоил, не догнал. Неужели действительно настолько все равно? На деревянных ногах и с отяжелевшей головой ей пришлось идти обратно. Старалась не думать ни о чем, не было уже сил рыдать, однако мысли, как верные псы, возвращались, стояли у порога и продолжали грызть. Они шептали о самом худшем.       Пройти мимо строгого взгляда отца не то, чтобы удалось. Он спрашивал, где же она была столько времени и заставила мать волноваться. Канна даже не врет, когда говорит, что гуляла с Пакку. Девушка старалась не смотреть в глаза родителям, чтобы те не видели ее кровавых очей. Отец возмущался о том, что парень привел девушку так поздно, только мама пыталась смягчить накал страстей, напоминая об их собственной молодости, когда до закатов разговаривали.       Родители не заметили — или не хотели замечать? Акцентировать внимание? — ее состояния. Канна была несказанно этому рада. Не пришлось рассказывать о том, что хотела поцеловать своего возлюбленного… и то, как он с ней поступил. Не хотелось выставлять его в таком неприглядном свете… иначе ее родители заставят его забыть дорогу в их дом.       Лежа в постели, она размышляла о сегодняшнем дне. Сон не шел, были только удручающие мысли, которые вновь и вновь вызывали слезы. Почему так сложно забыть?! Хотелось искусать себя, чтобы подавить боль внутри, зарыться в теплые одеяла и больше не просыпаться. Вот только до самого рассвета Канна чувствовала себя отвергнутой и ненужной Пакку.       Утром были занятия, а девушка готова была умереть, чтобы еще хоть немного поспать. Голова гудела, нос не дышал, горло болело. Отвратительное чувство слабости! «Когда я хотела испытать другую боль, я не то хотела…» — ноет про себя девица. Кажется, она уже начинает опаздывать… однако продолжает лежать в постели, не в силах даже подняться. — Ты еще не проснулась? — ахает удивленно мама, что вошла в комнату для уборки. Канна прячет свое лицо под одеяло. — Ты себя хорошо чувствуешь? — садиться на край постели. Она знает, что дочь всегда встает раньше положенного и никогда не опаздывает. — Да, — короткие ответы, чтобы не было слышно кома в глотке. — Ты вчера была грустной, — вздыхает женщина, понимая, что что-то не так. Складывает руки на коленях, смотря на укутанную дочь. — Это из-за Пакку, верно? Поссорились? — Нет, — и сильнее поджимает ноги, натягивается струной, снова чувствуя ненавистные и надоедливые слезы. Канна терпит, не дышит, чтобы не было слышно.       Однако она не понимает, что мама во многом уже догадалась, ей неизвестна лишь причина, из-за чего ее дочь поссорилась с парнем. — Я не знаю, что у вас случилось и не буду этим донимать, — пытается подобрать слова. — Но знай, что вы с ним только-только начинаете притираться мнениями и жизненными устоями. Плюс, мужчины часто бесчувственны… — женщина вспоминала своего немногословного супруга. — Они не говорят о своих чувствах, они показывают действиями. Вспомнить хотя бы твоего отца.       Канна помнила, как мама часто рассказывала то, как ее отец спасал: то от охамевших мужчин, то от хищников. Да, отец правда немногословен, порой Канне даже казалось, что он ее не любит. Она не верила матери, которая рассказала о том, как такой хмурый человек, как ее отец, трепетно ухаживал за беременной и терпел все ее выплески эмоций, как сам от счастья рыдал, когда увидел новорожденную дочь. Такого отца она просто не знает. «Неужто и Пакку такой?» — с ужасом подумала Канна. — «Они же совершенно не похожи!»       Пакку был более открытым, искренним, добрым, но теперь… перед ней был другой человек. Его толчок показал всю — истинную? — холодность. — Дай ему шанс, — продолжила мама. — Но если он правда сделал что-то плохое, то ты должна сказать. Мы тебя защитим. Вспомни бабушку.       У нее была только одна бабушка — со стороны отца. Со стороны мамы умерла еще при родах. Бедная женщина, которая вышла за жестокого мужчину, который покоя не давал ни ей, ни детям. Развестись с ним не могла, то ли боялась, то ли в то время нельзя было, то ли не хотела быть матерью-одиночкой… Так глупо! У нее столько братьев и сестер было! Могла же к кому-то из них пойти жить временно!       Когда дед умер, то все вздохнули с облегчением. Помниться, бабушка часто говорила ей, что наконец-то стала жить. Наконец она могла спокойно вдохнуть грудью и не бояться за взрывной нрав супруга. Бабушка говорила, что любила его как-то по-своему, все-таки он хорошо за ней ухаживал до свадьбы, да и возраст был уже немаленький, старой девой страшно остаться. «А не страшно жить с таким человеком?» — Канна неоднократно задавала такой вопрос бабушке, с содроганием вспоминая деда. Та лишь пожимала плечами. Мол, шанс уйти был, у нее был какой-то поклонник, от которого пришлось отказаться, ведь у нее уже были дети. И жить у многочисленных братьев или сестре ей не хотелось, у каждого была своя жизнь. Глупости, зачем же вообще нужны родственники, если те помочь не могут?! — Можешь сегодня остаться дома, — от слов матери Канна удивленно распахнула глаза. — Скажем отцу, что ты заболела. — Не надо, я пойду, — запротестовала девушка, которая пыталась подняться на ослабших руках. — У меня экзамены! — Важнее здоровье! — пискнула женщина, запрещая дочери подниматься. — Ты вся багровая, — она кладет руку то на щеки, то на шею, то на лоб. — И горишь!       Только Канна хотела сказать, что хорошо себя чувствует, как залилась мокрым кашлем. Может, мать и права, и ей следует побыть дома…       Вот только дома тоже было невыносимо. Немаг испытывала жар, ее ознобило, было холодно, глотать тоже было больно. Первые несколько дней прошли отвратительно: ночью не спала, а днем могла урвать лишь пару минут. Отец грозился убить Пакку, и в такие моменты она ему верила.       Когда стало более-менее хорошо, к ней пожаловала Югода. Вспомнила наконец о ней! Она принесла помимо домашки еще и гостинцев. Ее мама сготовила варенье из шишек с пряными кореньями. — Пакку так и не пришел ко мне, — кисло произнесла Канна, облизывая ложку. Хотелось с кем-то поговорить об этом негоднике. Сердце еще болело от воспоминаний, но слез больше не было. — Ну, как минимум он ко мне приходил и спрашивал о тебе, — повела плечом Югода. — Да, конечно, — недовольно фыркнула смуглянка, не желая в это верить. — Он же айсберг! — Зря ты так, — покачала головой голубоглазая. — Он волновался о тебе. Видела бы ты, как у него лицо вытянулось, когда узнал, что ты слегла! «Конечно, он же причина!» — негодовала шатенка. Теперь у нее была ярко выраженная злость на него. — Я и не думала, что у него может быть еще длиннее лицо! — загоготала Югода, смешно пародируя парня. Она пыталась поднять настроение хмурой подруге, что у нее отлично вышло. — Спасибо, что пришла, — искренне произнесла круглоликая. Ей было приятно, что она не забыла об их дружбе. — Без тебя бы не справилась. — Мы же подруги!       Югода достаточно часто заходила к больной, пока та полностью не пошла на поправку. Весь больничный Канна жила мыслью, что Пакку страдает. Она надеялась, что этому прохиндею намного хуже, чем ей! И эта фантазия сильно поднимала настроение, поэтому, когда она увидела на пороге учебного заведения этого мага, настроение резко упало. Он стоял и выжидал, когда невеста закончит. Встреча взглядами — и Канна ненавидела то, что не смогла проскочить незаметно раньше. Пришлось подойти. — Привет, как себя чувствуешь? — он идет навстречу. Весь такой взволнованный, даже не вериться! — Не делай вид, что тебе интересно! — скрестила руки на груди младшая, сведя брови. — А мне интересно, — парировал парень. «А я правда не верю!» — думала Канна. Ей было занимательно слушать оправдания парня, все-таки не раз представляла его рыдающего на коленях перед собой! — Поэтому ни разу меня не навестил? — осознавать такой проступок со стороны жениха мерзко. — Я не мог, — он так это легко сказал, будто это достаточно для оправдания! — Потому что не хотел! — ее спокойствие стало растворяться за водоворотом эмоций. — Я очень хотел! — тоже слегка поднял голос Пакку, и он отрезонировал от ее ребер. Все-таки какой голосистый! — Просто не мог. — Почему же? — с издевкой спрашивает Канна, однако ответом служит молчание и понурый вид. — Ты знаешь, — сжимает кулаки. Неприятно ему вспоминать, как оттолкнул ее! — Ничего я не знаю! — фактически, смуглянка как минимум догадывалась. Но ей нужен был честный ответ. — Я уже ничего не знаю! То ты замуж зовешь, то толкаешь! — Канна не смогла больше молчать. Она рукоплескала, выговаривая все, что накопилось, что гложило ее так долго и нервировало. — То ласковый, то ледяной! Я не знаю, какой ты! — девушка, смотря в тоскливое лицо парня, шмыгнула носом. Поняв, что она опять в слезах, Канна возненавидела себя. — Да святые Духи! — смахнула слезы ярости и обиды, после чего хотела уйти — сбежать — однако ее перехватывают. Хотя бы в этот раз. — А ну пусти меня!       Вырваться не получилось, как бы не старалась. Рыдать перед ним — настоящее унижение. Девушка даже стала бить его кулаком то по спине, то в грудь, оттягивала за одежду, уже намереваясь оттянуть за волосы. — Прости, — шепотом, однако именно он застал врасплох. Ее словно стеганули между лопатками. Его извинение остановило ее от дерганий за волосы. Сердце забилось чаще, поверив в его слова. — Я просто не знаю, чему верить! — продолжала яростно кричать. Не даст слабину, ей еще больно! — Чего не отталкиваешь в этот раз?! — поднимает голову и смотрит красными очами на его тусклое лицо. Казалось, в его глазах тоже была влага. — Все же смотрят, давай! Тебе же они важнее меня!       Но Пакку смотрел только на нее, гладил по голове и спине, обнимая сильно-сильно. Эти тепло и ласка сыграли свою роль. Канна растворялась в нем, злость проходила, оставляя раненное сердце, которое успевало излечиться в любимых руках. — Я просто… не понимаю… — Канна прячет лицо в тулупе, не боясь его замарать. В ней было множество противоречивых чувств. Почему любовь такая сложная? — Ты же любишь меня… — северянка не знала. спрашивает она иль утверждает. Ей просто хотелось его любви и все. — Всегда, — целует в макушку — и на душе так приятно. Немаг верит и знает, что это действительно так. Сжимает в кулаках одежду, прижимается сильнее. Пакку поднял ее лицо и нежно поцеловал, показывая всю свою нежность и трепет чувств. Теперь ей хорошо.

***

— А я ведь до сих пор помню твой толчок! — недовольно прокаркала старуха, обращаясь к гостю, что закатил глаза. — И до сих пор не простила, — подметил мастер воды. — Я бы на тебя посмотрела, когда бы тебя любимый человек отталкивает и целовать не хочет! — Зато ты мне прекрасно отомстила, — недовольно скривил лицо маг, вспоминая ее ответный поступок, когда она сбежала буквально перед свадьбой. — И намного сильнее, чем я заслужил. — Это как посмотреть, — фыркнула пратеща Аватара. — Да у тебя же ни стыда, ни совести! — стукнул по столу старик. — Правила приличия точно не для тебя существовали тогда. Лобызаться средь бела дня, когда все видят! — Потому что я тебя сильно любила, — отвечает и безразлично смотрит. Не знала Канна, что Пакку это так уж сильно не нравилось. — И не могла ничего с этими чувствами сделать. Уж извини, не все такие черствые, как ты.       Мужчина в возрасте не нашел, что сказать. Он опустил взгляд, вспоминая их совместную жизнь. — Я горел от стыда, — наконец голубоглазый решил просто рассказать все, что было в тот момент. Слишком хорошо помнит. — Я тебя тоже слишком сильно любил, хотел скрыть возбуждение, чтобы ты ничего странного не подумала. — А если я хотела бы его почувствовать? — спрашивает с вызовом, удивив собеседника. К сожалению, в тот момент Канна не смогла почувствовать его стояк, может, если бы смогла, то хотя бы нашла объяснение его толчку. От ее слов Пакку распахнул глаза. — Мне было все равно на весь мир, я хотела любить и быть любимой. Поэтому у нас ничего не вышло — ты всегда в первую очередь думал об обществе, а не нашем счастье. — Ты от меня всегда требовала невозможное! — вскрикнул человек, начиная закипать. Почему они опять ссорятся и выясняют угасшие отношения? Хотели же просто обсудить пережитое и впервые объясниться! — Требовать ответной любви — это для тебя невозможно? — Невыносимая женщина! — сжал переносицу маг, игнорируя ее ответное «сам мрачный старикашка». — Ты изначально была другая! Более открытая, более наглая. Забыла, что у нас не принято в обществе показывать чувства? Для этого существует дом. — Так я же и пыталась быть «правильно»! — ахнула смуглянка. — Я не приставала, не обнимала, даже за руки старалась не держать. Но что-то ты особо счастлив от этого не был. — Потому что я хотел! — цедит сквозь зубы. — Хотел любого твоего прикосновения, потому что любил. Оттого и горел, как костер! Хоть раз бы вошла в мое положение! Хотя бы раз подумала, как я ради тебя стараюсь меняться! Как начал пренебрегать традициями и устоями. Вспомни случай в ресторане, самый первый!       Канна, к сожалению, помнила. Пакку пригласил ее на свидание. Он специально выбрал самый дальний и закрытый угол, девушка тогда даже не понимала причины. Казалось, она смирилась с тем, что любви в нужном количестве не получит, ни на улице… а личного дома или комнаты у них не было еще.       Они вкусно поели, много чего обсуждали… пока парень не стал притягивать ближе, целовать то в щеку, то в макушку. Раньше бы она вся зарделась и давала участки кожи для поцелуев, но тогда ее это даже немного раздражало и нервировало. Привыкла к холоду, и отдавать в ответ оставшееся тепло не хотела. Хотя Пакку старался, прямо-таки из кожи вон лез!       Однако Канне все равно было приятно от его действий, особенно когда он сказал, что маленькая шалость никому не помешает. Тогда они долго целовались, пока не пришли его проклятые дружки. Нашли его силуэт в окне! Или тогда они просто случайно встретились? Неважно! Главное то, что в тот момент, когда Пакку окликнули, он вновь поступил по-мерзки, отпрянув от возлюбленной и буквально отсев от нее за километр! От этого было так противно… — Тогда я всех твоих друзей разом возненавидела, — отмахивается Канна, вспоминая, как была лишней среди всей той болтовни парней. — Они забрали то внимание, которое принадлежало мне! — Поэтому мы и не сошлись — ты всегда думала только со своей пики, — вторил ее словам Пакку. — Главное, каждый нашел свое счастье… — с печалью говорит на выдохе северянка.

***

      Девушка чувствовала прогорклое одиночество среди миллиарда глаз. Ей не хватало Пакку, не хватало его любви и заботы. Она успела возненавидеть учебу, которой уже не могла заниматься, голова всегда была чем-то другим занята. Югода как обычно занимается своей жизнью, позабыв о ней. Нет уже тех посиделок с ночи до утра, обсуждение парней или дел насущных…       А ей — умирать в одиночестве! Стены собственного дома казались каторгой, а улица — безжизненной пустошью. Хотелось кому-то высказаться, но нет такой души рядом, маму не хотело беспокоить, да и… что ей сказать? Что Пакку ее не любит? Это же не так. Ее мать не сможет помочь чем-то, а отец просто скажет «бросай его, найдешь нового». Нового не хотелось! — Звездочка, как ты? — спрашивает аккуратно мама, подойдя к дочери, что корпела над занятиями.       Как она? Отвратительнее некуда! Больно, плохо! То хочется, то не хочется есть, не спит ночами, просыпается от назойливых мыслей, с синяками под глазами! — Я просто немного занята… — старается говорить как можно мягче. Все ее стали раздражать. Голоса, звуки, люди, сама себя… — Сама понимаешь…       Канна смотрит на бумагу, которая до сих пор полупустая в течении дня. Никак не может собраться и сделать хоть что-то. Нет сил ни на что. Даже встать лишний раз. Однако северянка старается улыбаться, ведь негоже ходить вечно хмурой! только эта хмурость всегда возвращается, куда бы от нее не бежала. — Да, конечно, понимаю, — нервно улыбается, но не уходит. Чего-то ждет. Ищет слова? — Просто хотела спросить, как ты, — повторяется. Обычно это происходит, когда волнуется. — Стала ходить такая грустная… скоро же свадьба.       Да, свадьба… В детстве она думала, что будет трепетать от счастья в ожидании. И раньше, буквально чуть меньше полугода назад, Канна бы визжала от счастья и старалась бы ее как угодно ускорить. Сейчас же хотелось отсрочить. не хотелось на свадьбе быть грустной. Почему же она так ее не хочет? — Просто голова з-забита чем-то, — Канна чувствует влагу в глазах, поэтому опускает голову еще сильнее, пряча взгляд. Невольно вспоминается Пакку. Тот весь в тренировках, максимально мало времени проводит с ней. Конечно, его понять можно, но… все равно плохо. — Канна… — мама кладет ладонь на плечо, видя, как бумага покрывается пятнами. Спусковой крючок был запущен, немаг вновь почувствовала тепло в свою сторону. Такое необходимое, горячее, за которое хотелось схватиться и более не отпускать, впитать все в себя. — Все хорошо-о-о… — последние слово она жалобно проскулила, кладя голову на сто, начав громко рыдать. Давно она не плакала при матери, но больше терпеть не могла эту скребущую боль. Везде больно, каждым сантиметром, каждым вдохом!       Материнское сердце разрывалось при виде расстроенной дочери. Видеть ее несчастье не в силах помочь — вот настоящая пытка для нее. Самой хотелось рыдать, что упустила переломный момент, чтобы помочь. Однако женщина берет себя в руки, ведь сейчас она должна быть сильнее. — Иди к маме, маленькая моя, — отбрасывает все вещи, протягивая руки к Канне, которая с радостью пошла на руки, в любящие объятья.       Дамы легли на постель и долго обнимались под одеялом. Было невероятно уютно. — Ты всегда так любила быть у меня на руках! — женщина старалась улыбаться, быть позитивной в надежде на то, что это перейдет и дочери. — Ни на миг не могла оставить свою кроху!       Канна кивала и продолжала плакать, пока ее гладят и целуют. Ничего не могла произнести. — И сейчас нужно почаще так делать, — продолжила она. — А то уведут мою кровиночку в другой дом, будет у тебя своя жизнь и все.       Северянка не хотела жить вдали от родственников. Не хотела этого одиночества! Канна вцепляется в матушку сильнее, как ребенок, не желая отпускать. Не нужна ей другая жизнь… — Мы тебя с папой так любим! — целует вновь и вновь, поняв, какие именно слова нужны ребенку. — А уж бабушка обожает! Может, к ней поедешь, а? Вы всегда были так дружны, она тебе как к дочке… — А Пакку? — сквозь горькие слезы. Не хотелось его оставлять одного. Нельзя же так поступать с любимым человеком, она бы точно разозлилась, если бы жених уехал на время. — Ничего с ним не будет, как раз поскучает перед свадьбой. — отмахнулась матушка, желая, чтобы Канна в первую очередь о себе думала. — Я чувствую себя другой… — решила рассказать о наболевшем, не зная, как лучше объяснить. — Что перестала радоваться, мне этого недостаточно… — Ну, это, девочка моя, любовная болезнь, — ахнула женщина, продолжая прижимать к себе. — Через это все проходили, когда хочется быть всегда с любимым, каждую секунду, раствориться друг в друге. — И что делать тогда? — Заниматься своими делами, — пожала та плечами. — И счастье само придет.       Как же хотелось верить ее словам… вот только счастье только угасало, вымывалось из нее. Канну отправили к бабушке, та живет одна в доме, отчего несказанно рада. «сама себе хозяйка». Даже если женщина видела подавленное состояние внучки, то никак не подала виду. И ровно через пару дней, когда вкусно откормила, решила за обедом спросить. — Дочь, что-то ты сама не своя, — сцепила пальцы полная женщина, которая часто называла ее дочерью. Канне только нравилось это. — Ну-ка расскажи, что у тебя с этим мальчиком…       Нехотя, но девушка рассказала. Все-таки от ее зоркого опытного взгляда не сбежать. Без особых подробностей, чтобы не травмировать и так больное сердце старушки. а та слушала, не перебивая. — Бежать тебе от такого надо, — сделала неутешительный вердикт, пару раз кивнув себе. — Бежать, точно тебе говорю. — Н-но… я люблю его, — опешила смуглянка, смотря на седую. Не хотелось даже думать о расставании! — Да и свадьба скоро! Мы любим. — Вы разные. — пыталась достучаться до неопытной влюбчивой девчонки, которая не хотела смотреть правде в глаза. — Лучше сейчас беги, пока есть время. — Ни за что! — впервые за жизнь немаг стала злиться на свою бабушку. Мама же говорила, что это болезнь от любви! — Мы будем вместе! Я не могу так с ним поступить! — Не можешь? Почему? Жалко его? — вопрос, на которой у младшей не оказалось ответов. — Очнись, дочка! Не повторяй моих ошибок! Я тоже твоего деда пожалела. Да, я такая добрая и сострадательная, он же у ног моих рыдал, когда я ему отказала! Жалко его было, он же с красивыми чувствами ко мне пожаловал.       Канна удивленно вытянула лицо. Бабушка ранее не рассказывала таких подробностей. — Вот только потом страдала только я, — понизила голос седовласая. — И выбраться из этого капкана не смогла. Я не хочу, чтобы ты была большую часть своей жизни одна. Милая, лучше быть старой девой или старородящей, чем с иродом, который будет сосать твою кровь! Ты красивая, молодая, столько мужчин рядом, только открой им свое сердце… — Глупости все это! — протестовала юная душа. — Мне просто его не хватает. — Запомни, любовь не должна приносить страдания.       С того момента Канна больше ничего не рассказывала бабушке. Не хотелось ей слушать о том, что она должна бросить Пакку. Бабушка еще несколько раз пыталась об этом поговорить, объяснить свою позицию менее резко, но было бесполезно.       Когда она вернулась, жених сразу налетел с расспросами, мол, где была, почему не предупредила… А Канне нравилось то, что он ее везде искал! То, как он страдал и мучался! Хотя бы сейчас видна его любовь! Однако на этом девушка не остановилась. Ей хотелось мести, хотелось, чтобы он страдал хуже, чем она. Девушка была нарочито теплой со всеми. с каждой собакой и прохожим, лишь бы не с ним!       И как же пела ее меркантильная душонка, когда собственными глазами видела ревность и закипающую злость в его голубых очах! Вот только девушка слегка перегнула палку, когда постоянно говорила о том, как мило общалась с однокурсниками, как те дарили ей комплименты, как ей было с ними веселее, чем с ним. Последней каплей для Пакку было то, что она отпряла от поцелуя. — Женщина не будет манипулировать мной! — рявкнул маг, хватая девушку за плечи. Стало слегка страшно. — Ты моя невеста и не должна быть милой с другими мужчинами! — Я же не предъявляю тебе, когда у тебя толпы фанаток! — язвила и бросалась ядом младшая. Хотя как она ненавидела каждую из них! Волосы бы выдрала! Сильнее выбешивало то, как Пакку миленько стелиться перед ними, такой весь вежливый… до скрежета в зубах! — И, кажется, у тебя там тренировок куча. Вот и тренируйся и не донимай меня! — Не донимать? — ахнул от злости маг, у которого поледенел воздух. — Ты моя! — Еще нет! — вопреки своим чувствам крикнула Канна. Просто чтобы сделать больнее. Она неожиданно вспомнила деда, который также кричал на бабушку… — И это ничего еще не значит! — она указала на ожерелье, которое никогда не снимала с себя, которое всегда носила с гордостью. — Не моя?! — не своим голосом прорычал Пакку, испугав девушку. Ей казалось, он ее искренне ненавидел. — Вот и изменим это! — он больно хватает ее и тянет на себя. — Отпусти меня! — рычала Канна, не желая показывать страх. Перед ней был не Пакку, а худшая из его копий. Страшный мужчина, который так напоминал ее деда. — Тут же люди! — И что? Тебе же всегда было плевать! — злобно улыбается, его руки леденеют от магии. Сердце так бешено стучит, как кроличье. — Пошли, кому говорю?! — Я не послушная собака! — девушка со всей силы наступает на ногу, а после ударяет в пах. Когда Пакку складывается пополам, она убегает как можно дальше. Не будет собачонкой, как ее бабушка! Она сильнее!       Девушка бежала, не разбирая дороги. Синее с белым перекликались, ничего не было видно из-за слез. Было так жутко! Канна будто вновь возвращалась в детство, когда дед издевался над бабушкой. С ним было как на пороховой бочке, всегда дискомфортно, будто на иглах.       Однако даже среди льдин Пакку смог ее отыскать. Канна слышит его шаги. Правда, видеть его совершенно не хочется. Что он нового скажет? Опять рыдать перед ним? Да лучше умереть! Парень садиться рядом и приобнимает, хотя девушка несколько раз скидывала руку с себя и пыталась отсаживаться, но маг воды быстро возвращал на место. — С чего ты взяла, что я считаю тебя собакой? — спрашивает и смотрит, пока Канна нарочито отворачивается от обиды. — Ты моя любимая женщина, та единственная, с которой я хочу жить. — Не нужна я тебе такая, — бурчит и сутулиться сильнее. — Если была бы не нужна, то и не готовился бы к свадьбе, верно? — чуть улыбается, отчего девушка бросает на него презрительно-острый взгляд. — Тебе нужна другая… послушнее. — А люблю-то тебя. Дикую и открытую, — гладит по плечу, пытается успокоить. Канне приятно слышать то, что он ее любит. — Только дождись, скоро все измениться. — Устала я ждать! — вскрикивает больше от тоски, чем от злости. Он вообще понимает, как тяжело быть рядом с любимым, но без возможности его целовать?! Это хуже пытки! — Ничего же не измениться! — она же правда также будет одна… — Измениться, — пытается уговорить, заставить поверить… но северянка устала жить в этих обещаниях и вере. — Мы будем вместе, одни, предоставленные наконец своим чувствам. — А война? — вглядывается в его светлые радужки, в которых видела свое отражение. В мире давно не спокойно, не стоит об этом забывать. — Тебя же заберут! — И я с радостью пойду, — почему-то от этих слов становиться дурно. Не их хотела слышать немаг! Почему Пакку с такой радостью это говорит? Неужели не понимает?! — Я буду защищать тебя и наших детей. «Я опять буду одна, но с детьми?» — мысль рождается из ужаса. Ради этого ей нужна семья — ради вечного одиночества без любимого? Он ей нужен рядом, в ее постели, живой! Не такое будущее она себе рисовала!       С того момента трещина в ее сердце только больше росла. Как бы она не пыталась отговорить Пакку от войны, тот был непреклонен. Он был патриотом своей страны… Опять это дурацкое общество! Когда же в этом обществе появиться его невеста, жена и мать детей?!       Слова бабушки вновь и вновь въедались в сознание, растворяя слова матери. Такой судьбы она хочет? Быть одна среди семьи… родители и бабушка не вечны, а дети не могут принести той радости, что супруг… Скоро должна быть свадьба, а Канна ее все сильнее не хочет. Не спит ночами, думает о решительном шаге.       Однажды и только однажды девушка попросила сделать свадьбу в другом месте. Ее душила атмосфера на Севере. Ледяные пики впивались ей в душу. Ничего же не изменилось: Пакку все также был с ней прохладен в обществе, государство все также запрещало женщинам определенную литературу… Все не ее! О своих переживаниях она рассказала бабушке. Все-таки та ее понимала, как никто другой. — Изменить систему ты не сможешь, — жмет плечами та. — Либо мирись и подстраивайся, либо сбеги в неизвестность. В свое время я побоялась, потому что это всегда риск с неизвестным исходом. Не всегда поймешь, где приобретешь или потеряешь.       Бабушка потеряла свои годы, свою спокойную жизнь. Что же потеряет или приобретёт Канна? Почему-то разговор стал последней точкой в ее жизни здесь. Поздно ночью она пробралась к Пакку в дом, зашла в его комнату. Под сумраком он был красив и загадочен… Как же она мечтала лежать с ним рядом, в их доме с детьми… Канна касается холодными от стресса руками лица, гладит. Столько чувств он у нее вызывает, обручальное ожерелье жжет на шее.       Целует. Невесомо, слабо, словно родственника. Затем еще и еще, глубже, получая сонливый ответ. Руки тянуться к телу, Пакку прижимает, шепчет, как любит…а Канна беззвучно плачет. «Мы правда разные…» — как сложно было это признать. Как больно было вырывать из сердца по кускам всю любовь к нему… и все равно чувства где-то внутри тлели. Хотела счастья с ним, но вместе не суждено быть. Правда разные. Она будет его тормозить, будет позорить перед обществом, как он однажды сказал…       Тает в объятьях, ластиться. Его тело горячее под одеялом. Оказывается, Пакку спит без одежды. Девушка смущается, когда чувствует, как орган упирается в нее. Ее тело нагревается в ответ, ноет от желания ласки. Канна себя ненавидит, но идет на поводу у чувств. Все-таки в последний раз видятся, все-таки любовь есть, никуда она не делать. Просто приходится отпустить, чтобы оба жили счастливо… друг без друга.       Она обещала, что будет его. Так пусть будет это неоспоримо. Хотя бы раз получит то тепло, что заслуживала. Больно не было, как писалось в романах. Только хотелось видеть всю его реакцию, услышать слова о любви, чувствовать поцелуи по телу. Однако в полудреме он все же обнимал ее, клялся в этой любви, и Канна потеряла границы реальности.       Вырывается из теплых объятий и уходит в холодный мир. Быстрее-быстрее, чтобы не появилось желания остаться! Лишь записка остается на столе как напоминание о невозвратимом. Девушка идёт по сумеречной одинокой бухте. Народа здесь совсем нет, можно насладиться спокойствием и умиротворением… жаль, что не в собственной душе, в которой кто-то скребётся и плачет. Хочется назад, в родной дом, к любимым людям… но жить здесь, в этих рамках более, чем невозможно.       В пещере была подготовлена лодка, на которой она и выплыла из Севера. Только спряталась в еще одной пещере, до самого утра. Надеялась, что Пакку найдет ее в их особенном месте, что остановит, притянет к себе и скажет, что вместе они сила, что всегда будет с ней и не оставит.       Но парень не пришел. Не стал искать, наверное. Не простил ее написанных слов. Окончательно поставил точку. Канна чувствовала предательство, плакала, однако пряталась глубже в пещере, чтобы проплывающие стражники не отыскали… Ей пришлось уплыть, потому что если все кончено, то не хочет смотреть ему в глаза, не хочет видеть его счастье с другой. А она… найдет свое счастье…

***

— Какая же ты лицемерка! — в сердцах говорит старик, вспоминая тот день. — Убежала прямо перед свадьбой! Играла на моих чувствах! — Прости, — Пакку удивляется от слов некогда сбежавшей невесты. — Я тебя искал! — продолжил мастер воды. — Искал, как только увидел эту чёртову записку. Я думал, что мне приснился очередной мокрый сон с тобой, я же с ума сходит от того, как любил тебя, ни минуты спокойно не мог быть. Поэтому я свадьбы хотел, чтобы отдать всю ту любовь, что копилась, которую хотел преподнести, показать, каким я могу быть!       Он возмущался о том, как искал ее везде: бегал к родителям, к подруге, пытался заглянуть во все уголки. Канна слушала и не верила, что он правда так долго ее искал, как сильно хотел с ней встретиться. — Я даже на материк приплыл и обратно! — Пакку начал краснеть от злости. Он прекрасно помнил, как исколесил все побережье, спрашивал у мореходов и торговцев, но ее не было. — И проплывал ту пещеру! — Но не заглянул в нее… — вдруг осознала Канна, пару раз кивнув. Именно его тогда она услышала, а не стражников… просто из-за слез не смогла разглядеть. — Я был брошен практически у алтаря, — скривился человек, с ненавистью смотря на ту, которую любил, а теперь ненавидит. — Я был опозорен, надо мной все смеялись. Но больнее всего сделала мне ты. Но что бы изменилось, если бы я тогда тебя нашел? — старику просто интересно. Он не хотел кусать свои локти более, не хотел проливать слезы по потере. — Наверное, ничего… — с тоской отмечает Канна. Конечно, хочется верить в розовые очки, что они бы жили вместе долго и счастливо, но… реальность не такова. — Обратно я не хотела возвращаться, а ты со мной не пошел бы. Ты же патриот.       Любовь, что имела обреченный конец, потому как никто не хотел уступать. Канна понимает, что причина в ней. Найди он другую девушку, более правильную, более «водную», то все было бы хорошо у него. А она и так была счастлива с мужчиной, что отдавал всю любовь и всего себя, который не боялся открытых чувств.       Жаль, что Пакку не нашел свою любовь вновь. Конечно, Канна была этому в какой-то степени рада, что она осталась в его душе незаживающей дырой, но понимает, насколько это эгоистично и мерзко. — Я ушел в Белый Лотос, чтобы начать новую жизнь, — продолжил Пакку. Он любить больше не хотел, да и не мог, не верил никому. — Я сломала твою жизнь, — с печалью отметила старуха, которой было искренне его жаль. — Не мечтай, это был мой выбор, — парирует маг, не желая показывать слабости. Более эта женщина не будет над ним властна. — Я тебя ненавижу за это, но знаю, что по другому было нельзя, теперь я знаю это.       Его собеседница молчит, не думая более продолжать. Казалось, они уже все высказали друг другу. Время же не повернешь назад, не перепишешь жизнь. Вот только у Пакку остался последний вопрос: — Чей Хакода сын?       На его вопрос женщина таинственно улыбается: — Только Духам известно, — она даже не лгала, ведь у нее несколько предположений, кто мог быть его отцом. — Тогда расскажи о своем муже. — Ох, это был удивительный человек… — с любовью и трепетом вспоминала своего супруга Канна, с которым путешествовала по миру. Именно этот человек показал, насколько сильно она может быть любима. — Но это совсем другая история…