Обратная сторона

Ночью снег укрыл землю, высветлил верхушки холмов, виднеющиеся из окна, повис белёсым пухом на проводах. Кирилл всё утро сидел на ступеньках террасы, вырезая из дерева обереги. Отец его ещё два дня назад уехал в Москву, в командировку, поэтому никто не докучал юному шаману презрительным фырканьем и ворчанием. Кирилл скользил лезвием по древесным прожилкам и слушал мерную, почти осязаемую тишину. Такую, которая бывает только тогда, когда в город по-настоящему приходит зима. И вдруг из недр этой спокойной, отрешённой тишины словно прорвалось что-то дикое, неукротимое, будто надлом вскрыл саму ткань мироздания, щерясь страшной щербатой пастью. Изнутри аж дрожь пробрала. Заклинатель вскинул голову, и на миг ему показалось, что он смотрит в разбитое зеркало. Земля как будто гудела. Кирилл наклонил голову, слушая этот далёкий беспокойный звук, и вдруг по снегу перед его носом что-то высверкнуло ослепительным рыжим. Мягко ступая, на террасу вскочил старший родовой онгон, старый лис Банхар. – Что ты тут дурака валяешь? – рыкнул он. – А ну марш за бубном! *** Кирилл шагнул за грань не так, как обычно. Раньше это всегда напоминало сон, когда грани Дальнего берега, сначала размытые, будто стянутые туманной дымкой, постепенно проступали сквозь неё, обретая чёткие очертания. Но сейчас – Кирилл как будто выпал из автобуса на полной скорости. Ветер встрепал волосы, колючий тундровый снег чиркнул по щеке, но заклинатель тут же пружинисто подскочил, оглядываясь. Перед ним в комьях взметающегося снега бесновалось огромное чудовище. Острые когти взрывали вечную мерзлоту. Тело покрывала то ли жёсткая шерсть, то ли и вовсе чешуя, с такого расстояния было не рассмотреть. Глаза были большие и жёлтые, как у хищной птицы, только зрачки алели угольками Нижнего мира. Крылья, метров десять в размахе, яростно бились, скованные сетями. Чудовище выло, словно захлёбыааясь, и богатыри подземного царства в чёрных медвежьих шкурах едва сдерживали его силками. А чуть дальше, почти вровень с заклинателем, стоял мрачный, резко выделяющийся на фоне ослепительного снега, хозяин порога Караш-Бий. Кирилл задержал взгляд на угловатой чёрной фигуре, словно сгорбившейся на ветру. Это он позвал на Дальний берег? Но с чего вдруг? Заклинатель был ещё только в начале пути и усмирением потусторонних тварей пока не славился. Но думать об этом было некогда. Чудовище припало к земле подбирая крылья, и в следующий миг могучим движением расправило их, отбрасывая стражников, освобождаясь из сетей. Одно крыло прошло совсем близко, шагах в двадцати, и Кирилл заметил на перьях бурые подтёки мазута. В нос ударил странный тяжёлый запах: как бензин, как кровь с примесью сероводорода. Так пахнет нефть. Лязг буровой установки прорывался эхом с Ближнего берега. Кирилл так же слышал голоса, если на камлании его звали. Словно сквозь толстое стекло. «Опять где-то в тундре ставят вышку, – мелькнула мысль. – Оттого и по _ту_сторону_ переполох». Ошеломляющая догадка вдруг вспыхнула в сознании предгрозовой молнией. Шаман понял сразу и всё. Из человеческого мира сюда, на обратную его сторону, несёт свои воды великая река жизни. Всё связано в единый круговорот жизни Когда тундре больно, Энхуу тоже больно. А когда ей больно, она… Кирилл тяжело сглотнул. – Ты всё-таки пришёл. Жаль, что слишком поздно, – угрюмым кивком поприветствовал Караш-Бий, вытаскивая из ножен чёрный зазубренный клинок. Сердце шамана пропустило удар. – Нет, не поздно ещё, – он яростно помотал головой. – Позволь сначала мне попробовать. Он решительно выдохнул и, проваливаясь по щиколотку, пошёл по рыхлому снегу туда, где бесновалась едва сдерживаемая копьями стражников жуткая потусторонняя тварь. – Энхуу, это я, Кирилл, – голос прервался. Что-то внутри царапнуто от того, что чудище пришлось назвать её именем. Огромная голова повернулась на звук, хищно сверкнув глазами. Кирилл обмер: всё оказалось ровно так, как говорила хозяйка полярных сов – в них не было ни проблеска узнавания, ни искорки разума. Только жажда. Чёрная, ревущая, неодолимо-жгучая жажда крови. Стражники что-то кричали Кириллу издали. Кажется, о том, что ему стоит уносить ноги. Напрасно. Он не смог убежать, даже если бы захотел, его пронял такой инстинктивный парализующий страх, который бывает только раз в жизни – перед её концом. Этот первобытный ужас был куда сильнее чем тогда, когда шаман столкнулся с Куху-нором. Кирилл только сейчас понял, почему Энхтуя готова была это нижнемирское чудовище встретить с таким спокойствием. Она была гораздо страшнее. Лапа над головой сверкнула смертоносными когтями-лезвиями, Кирилл лишь в последний момент успел отпрыгнуть, но тут же попал под удар второй лапы, она вжала его в снег, выбивая дыхание из лёгких. В грудной клетке что-то неприятно хрустнуло, и шаман задохнулся от боли. Скорее инстинктивно, даже не успев ещё сообразить, он обернулся лисом и вывернулся из объятий смерти. Тут же снова перекинулся в человека и встал чуть поодаль, пытаясь продышаться. В груди кололо, будто между рёбер вогнали кинжал. Перед глазами плыли, подрагивая, красные круги. – Если не будешь защищаться - умрёшь! – предупредил его голос извне, откуда-то за пределами боли. – Она не узнаёт тебя сейчас! Кирилл только отчаянно тряхнул головой. «Нет!» – Не дури! Достань оружие и защищайся! – Я не подниму против неё оружие, – шаман так сверкнул глазами, что стражник Нижнего мира отшатнулся. – Ну и помирай тогда, – зло бросил он, махнув рукой. Два полыхающих жёлтым глаза впились в заклинателя, и тот поморщился, ощущая, как болезненный жар поднимается изнутри навстречу этому взгляду. Чудовище застыло, будто выжидая, утих рёв, и тундра вокруг разлилась океаном бескрайней тишины. Кирилл шагнул навстречу ветру, протягивая вперёд раскрытую ладонь. На миг всё вокруг замерло. Сердце дрогнуло в надежде, что, может, чудовище всё же позволит себя коснуться. Но эта надежда была напрасной. Оно подпустило близко, очень близко, и когда пальцы заклинателя уже почти коснулись его, ударило, когтями рассекая кожу, и тут же зашлось клокочущим утробным воем, словно в приступе остервенелого торжества празднуя победу над той искоркой, которая горела в груди шамана, всё толкая его вперёд, безоружного и безнадёжного. Заклинатель понял, что его опрокинуло навзничь, когда в глазах наконец прояснилось, улеглась рябь и он увидел раскинувшееся над ним бескрайнее небо тундры. Кровь исходила паром, проливаясь на снег, красное смешивалось с белым, застывая причудливыми узорами. Кирилл, пошатываясь, поднялся. Коснулся раны на груди, как будто не верил в то, что видел. Но так и не поднял оружие. Он был всего в паре метров от впавшего в неистовство существа, в котором он не узнавал хозяйку полярных сов, свою небесную жену, свою Энхуу. У хозяина Нижнего мира, Эрлик-хана был свой закон, даже у Куху-нора был свой закон, у этой твари не было ничего. Ничего кроме жажды. Но искорка не погасла. Заклинатель упрямо шагнул навстречу, снова протягивая вперёд руку. «Это ничего». «Если хочешь сделать мне больно - сделай». Окровавленные пальцы легли на морду чудовища. Оно дёрнулось, словно от удара серебряным копьём, и замерло. Кирилл измучено прикрыл глаза. Когда он открыл их снова, перед ним стояла Энхуу. Она озиралась потерянно и удивлённо, будто только что очнулась ото сна. Наконец взгляд её прояснился, остановился на заклинателе, который всё ещё стоял перед ней, рукой зажимая рану. Сквозь его пальцы сочилось красное, густое, дымящееся на морозе. – Что здесь… почему ты в крови? – прошептала она побелевшими губами. Кирилл не отвечал, стоял на ветру, стиснув зубы, стараясь не показывать, как ему больно. Но отвечать уже и не нужно было. Энхуу увидела на снегу следы недавней борьбы, и во взгляде её медленно проступило понимание. Белые ресницы дрогнули. – …нет. Хозяйка полярных сов зажала ладонью рот, чтобы не закричать. *** Они не сказали друг другу ни слова. Энхуу обменялась долгими взглядами с отцом, потом жестом показала Кириллу следовать за собой, в чум. Шла первая, не оглядываясь. Шаман, плохо соображал от боли. Он не задавал себе вопросов, просто пошёл за ней и всё. Пока не разгорелся огонь в чуме было холодно и темно. И в стылом полумраке горели двумя яркими цитринами глаза полярной совы, напоминая жёлтые хищные глаза чудовища. Кирилл старался не смотреть, от Энхуу это не укрылось. По-прежнему не говоря ни слова, она дала ему выпить какой-то терпкий отвар, и боль мало-помалу унялась, хотя дышать всё равно ещё было тяжело. Вот он победил, вернул свою небесную жену, заставил чудовище исчезнуть. Но облегчение не приходило. Пересилив себя, Кирилл всё же поднял лицо, посмотрел на её глаза, и только тогда заметил, какие они печальные. Будто она не сможет улыбаться вообще больше никогда. Энхуу помогла ему стянуть облачение, чтобы облегчить доступ к ране. Охнула, но стиснула зубы, и молча взялась за дело: промыла её, наложила повязку. Касалась осторожно, отрывисто, будто боялась, что Кирилл в любой момент вздрогнет и убежит. Только когда последний узелок на повязке был затянут, стена молчания рухнула. – Прости, – глухо сказала она, отстраняясь, чтобы оглядеть результаты своих стараний. И тут, словно вешние воды из-подо льда, из неё полился поток тихих бессвязных извинений – Прости, прости, прости. Как же ты так? Прерывающийся голос захлебнулся, и Энхуу отвернулась, беспомощно утирая слёзы. – Не плачь, совушка, – Кирилл мягко привлёк её к себе. – Всё уже позади. Она ответила ему невесёлой улыбкой. «Это никогда не позади. Это всё время здесь, со мной. Во мне». Энхтуя осторожно высвободилась из объятий и села на шкуры чуть поодаль. Шаман не стал насильно её удерживать. Какое-то время они пробыли в тишине. Потом Энхуу наконец спросила, тихо и придушенно, чтобы выпустить то, что мучало, столкнуться с этим лицом к лицу и принять: – Ничего не скажешь про то, что видел? Глаза её были пустые, как две стекляшки, и свет, исходящий из них, был не тёплый. Далёкий и неживой, словно электрический фонарь у пустой дороги. – Ты очень сильная, Энхуу, – честно ответил Кирилл на её вопрос. Она снова болезненно усмехнулась. Села так, что лицо оказалось скрыто за серебристо-белым водопадом её волос. И вдруг произнесла едва различимым шёпотом: – Каждый раз это как будто отнимает частичку тебя. Однажды я обернусь чудовищем и не смогу вернуться назад. Если так случится, убей меня. – Энхтуя, это жестокая просьба. Она вновь оказалась рядом, уткнулась лбом в его плечо. – Прости. Я знаю. Я хочу, чтобы ты. Кирилл ничего на это не ответил. В голове его отдалённым бесстрастным эхом словно звучал чужой голос. Ворчливый и надтреснутый голос наставника Банхара. «Ты не воспринимал всерьёз эту битву. Считал этот мир сказкой. Но здесь, на обратной стороне, тоже всё по-настоящему. Я тебе говорил». Та рана, которую оставила заклинателю эта просьба хозяйки полярных сов была гораздо глубже рубцов, оставшихся после стычки с чудовищем. Он любил её, но пока недостаточно понимал. Энхтуя уложила молодого шамана к себе на колени. Расслабившись в тепле, он смог ненадолго забыться, отпустить из памяти пережитый ужас, просто лежать в объятиях хозяйки полярных сов, слушать, как уютно потрескивает в её чуме костёр. Она гладила его ладонь, переплетая их пальцы. – Ты… уйдешь от меня теперь? – тихо, глядя в сторону. – Не уйду, я же обещал, – невнятно пробубнил он в ответ. – Кирилл? – Мгм? – Больше не позволяй никому сделать тебе больно. – Почему? – сонно спросил Кирилл, но в голосе всё равно просквозило искреннее задумчивое недоумение. – Что это за вопрос такой - почему?! – тотчас вскинулась Энхтуя. – Ты этой боли не заслужил. Рана не пройдет бесследно, ты утащишь её за собой в свой мир, – с горечью добавила она уже тише, низко склоняясь над его лицом. – Ну, я совру что там… на ступеньках поскользнулся из-за… – он вдруг нахмурился. – Энхуу, а как правильно, «из-за гололёда» или «из-за голольда»? – Кирилл-хон, ты просто ужасный муж! Такой романтичный момент испортил! Шаман глянул на хозяйку полярных сов из-под полуопущенных ресниц и увидел, что она смеётся.