🎵 Музыка: https://clck.ru/37C6Av
25 декабря, 828 год стена Сина, город Митра, центральный округ Метель закончилась несколько часов назад, оставив на земле мягкий слой пушистого снега. Он искрился и сверкал, будто подражая сиянию луны и звёзд, глядящих на него с безоблачной высоты. Зимой темнело рано, но в городе, укутанном чёрным покрывалом ночи, всё ещё кипела жизнь, ведь праздничная неделя после дня Солнцестояния пребывала в самом разгаре, и шум не смолкал ни на минуту. По улицам и проспектам сновали неугомонные повозки, запряжённые фыркающими лошадьми, а на ярмарке, украшенной флагами и пёстрыми полотнами, до сих пор велась оживлённая торговля, но местные жители в своём подавляющем большинстве толкались на Главной площади, выстаивая длинные-предлинные ряды за сахарными леденцами и диковинными конфетами, чьи круглые разноцветные бока в отблеске факелов и развешанных всюду фонарей переливались не хуже настоящих сокровищ. Вот что являлось самым желанным подарком для каждого ребёнка в городе Митра и усатый мистер Бин, стоя за высоким прилавком, щедро наполнял сладостями очередной бумажный кулёк. Когда тюремный надзиратель запустил руку в глубокий карман сюртука, он сначала извлёк оттуда две монеты — по количеству собственных детей, но потом отчего-то задумался и следом вынул ещё одну, в итоге получив от улыбающегося усача сразу три кулька сладостей. Первые два надзиратель скорее запрятал в мешок, а третий сунул за пазуху, после чего с комфортом уселся в поджидающие его сани, хлестнул лошадей и резво покатил в сторону окраины. Воздух пах свежестью, а лёгкий морозец едва ощутимо прихватывал за щёки, но всё же оставлял на них яркий румяный след. Вскоре городская суета утихла, растворившись в гуле порывистого ветра за спиной, и лошади встали возле контрольно-пропускного пункта. Здесь, за высоким забором, открывался путь в Подземный город, войти в который и выйти можно было только по специальным пропускам…🎵 Музыка: https://clck.ru/37SZGv
Один… два… три… четыре… пять… Темнота казалась осязаемой, а когда мальчик вытягивал руку, по его бледной молочной коже легко струился её прохладный шёлк. Проскальзывая между пальцами, она мягко двигалась выше, нежно поглаживала чёрные как смоль волосы, чем вызывала мелкую дрожь от контраста удовольствия и дискомфорта, и лишь потом растворялась в звенящей тишине. Будто кто-то невидимый осторожно проводил ладонью по телу, а следом — незаметно исчезал. Эти ласковые прикосновения, несмотря на щекочущий холодок, почему-то разливались теплом в его сердце и мальчик постепенно успокаивался. Так продолжалось полгода, но с течением месяцев его приступы усиливались. День за днём тугая петля крепче утягивала горло, а белёсые тени, угловатые и хаотичные, всё настойчивей отплясывали перед глазами. Спасительных объятий темноты ему уже было недостаточно, поэтому ребёнок крепко зажмуривался, накрывал ладонями уши и ритмично покачивался на месте, без устали напевая заученные цифры. Шесть… семь… восемь… девять… Чаще всего счёт заканчивался на двенадцати. Интересно, почему? Может из-за отметок на циферблате у часов, висящих на стене? Вряд ли, ведь день и ночь в Подземном городе ничем друг от друга не отличались, поэтому и время не имело для мальчика определённого значения. Тогда может быть из-за количества месяцев в году? Однажды ради матери он выучил их все, но так и не понял, зачем они нужны, коли под землёй никогда и ничего не менялось. Проливной сентябрьский дождь, жаркое июльское солнце и пушистый декабрьский снег — эти явления, столь привычные для жителей поверхности, большинство людей из подземки не видели ни разу в своей жизни, потому и различать какие-то «месяцы» у мальчика не получалось. Десять… одиннадцать… двенадцать… Закончив считать, он медленно открыл глаза и убрал ладони от ушей, с опаской прислушиваясь к окружающим звукам. Тихо. Не слышно ни голосов, ни поскрипывания ступенек. Казалось, даже его маленькое беспокойное сердечко утихомирилось, а руки, перепачканные в саже, наконец-то согрелись и больше не тряслись. Сейчас он чувствовал себя значительно лучше, чем полчаса назад, когда только забрался сюда — в эту тёмную глухую комнатушку под лестницей, наполненную грязным уборочным инвентарём. Но вдруг старая дверь с шумным треском распахнулась и в слепящих лучах янтарного света мальчик признал хрупкую фигуру матери. Взволнованная Кушель смотрела на сынишку с нежностью и сожалением. — Леви, малыш… — Эй, Олимпия, — грубый лающий голос Хозяина прозвучал в глубине холла и в следующий момент его сморщенная от гнева физиономия мелькнула у неё за спиной, — забирай своего гадкого крысёныша из моего чулана и чтоб впредь я его там больше не видел! Эти слова, наполненные ядовитым презрением, вызвали новый приступ тошноты и дыхание ребёнка ускорилось, а женщина не на шутку запаниковала, приметив замутнённые глаза на побледневшем лице сына, и обернулась, умоляя господина сжалиться. Возмущённый ответом, он яростно заскрежетал зубами, в два прыжка оказался рядом и со всего маху ударил её по щеке, да так, что Кушель потеряла равновесие, врезалась плечом в дверное полотно и тихонько осела на пол. — Забылась что ли, паршивка? — оскалившись, Хозяин подхватил её за волосы и развернул к себе лицом, точно безвольную куклу. — Тебя покупают всё меньше, а кормить престарелую шлюху из своего кармана не в моих правилах. Молись, чтобы не оказаться на улице раньше оговоренного срока! Умолкнув, он потянул волосы назад с такой силой, будто намеревался оторвать ей голову, и Кушель завыла от боли, беспомощно хватая руками пустоту. Действительно, чем старше становилась работница, тем меньшим спросом она пользовалась. Раз за разом установленный ценник снижался, но затраты на еду, одежду и здоровье оставались прежними и вскоре начинали превышать заработанный ею доход. Тогда Хозяин без зазрения совести выгонял её из Дома в равнодушную темноту Подземного города, на холодных улицах которого её никто не ждал. Так случилось с Розой и Виолеттой, а однажды случится и с самой Кушель. Вздрогнув от колючего спазма в животе, Леви по привычке закусил губы. Они давно потрескались и местами кровили, но ответная боль, что огненным вихрем проносились по нервам, когда он хищно впивался в них зубами, всё ещё помогала достричь краткосрочного облегчения. Скручиваясь и вздуваясь, его органы немедленно реагировали, как только случалось плохое. Эта странная особенность казалась мальчишке удивительной, будто его кишки обладали разумом и чувствами, потому-то и бились внутри, словно сумасшедшие, торопясь поскорее отделиться от тела, чтоб выскочить вон и сбежать. Подобные мысли его веселили, оставляя грустную усмешку на не по-детски серьёзном лице, ведь Леви прекрасно знал, что сбежать из подземки не сможет никто, впрочем как и спокойно жить на её территории. Из-за отсутствия солнца и чистой воды этот город снедали болезни, а соседство с местной тюрьмой, столь неприятное для жителей поверхности, ещё полвека назад привело к его полному отчуждению. Следом закрылся единственный штаб Военной полиции, а власть закона и вовсе обратилась в прах, уступив место понятиям криминальных авторитетов. Они решили построить здесь рай для себя и за считанные месяцы перекроили законы по собственным нормам и правилам, негласно разделив горожан на немногочисленную элиту и её бесправных рабов, выполняющих исключительно утилитарные функции. С тех самых пор обычные люди утратили многие возможности для достойной жизни, а путь наверх и подавно закрылся для них навсегда… Так что побег куда бы то ни было являлся совсем уж бессмысленной затеей и уголок рта у мальчика нервно дёрнулся. Между тем его живот немного отпустило и Леви расслабил челюсти, сразу же ощутив на языке металлический привкус крови. Кошмар, что творился сейчас перед распахнутым чуланом, в той или иной форме повторялся каждый день, ведь Хозяин любезничал только с Гостями. Только им он сладко улыбался и всегда низко кланялся, даже если они оскорбляли его, портили вещи или заблёвывали комнаты, но стоило им выйти за порог — и всю накопленную злость он цинично срывал на работницах: избивал их, оскорблял и таскал за волосы по лестницам. Весь этот дом: его стены, мебель, даже воздух — насквозь пропитался насилием, изгадился и отравился им до такой степени, что ненависть, отчаяние и страх уже давным-давно стали единственными эмоциями, которые Леви мог здесь испытывать. Пару месяцев назад, когда господин в очередной раз ударил Кушель, мальчик захотел оттолкнуть его, но в результате пострадал сам и теперь на его нежной коже саднили глубокие шрамы от металлической пряжки. Зная о строптивом характере сына, несчастная мать всеми силами пыталась отгородить его от подобных стычек в будущем: просила вести себя как можно тише, лишний раз не показываться Хозяину на глаза, ни в чём ему не перечить и никогда не сопротивляться. Просто терпеть и молча проглатывать обиды, чтобы как можно дольше продержаться под защитой Дома, ведь снаружи происходили вещи куда более ужасные, нежели внутри… Следуя данному обещанию, мальчик тихо сидел в темноте. Кровь глухо шумела в висках, а нервные пальцы, холодные и влажные, то и дело сжимались в маленькие острые кулачки, но тут же от безысходности расправлялись. Не считая Кушель, в Доме трудились ещё шесть работниц, однако Леви, наученный горьким опытом, на них больше не надеялся, он и так хорошо знал, что ни одна из женщин не рискнёт спуститься сюда и чем-то помочь, ведь каждая, как и его мать, представляла собой бесправную заложницу ситуации и делала всё возможное, чтобы обеспечить безопасность хотя бы для себя одной. В итоге ребёнку оставалось лишь ждать, пока Хозяину наскучат истязания, но тот как будто и не думал заканчивать. Вновь поймав Кушель за волосы, господин специально рванул их назад и мальчик услышал, как хрустнули позвонки на её шее. От этого звука его спина похолодела, а сердце припустило в бешеном ритме, точно собираясь насквозь пробить грудную клетку. Когда лицо матери, истерзанное болью, исказилось, Леви сразу же позабыл обо всех её наставлениях и что было сил закричал: «Отпусти!» — но от страха осёкся, ведь дикие глаза с покрасневшими белками в ту же секунду немигающе уставились на него. И снова в кишках заныло, заворочалось, а горький комок тошноты так резко подскочил к горлу, что Леви пришлось стиснуть зубы до крови, чтобы как-то его обуздать. Тем временем красные глаза заблестели, а холодная рука с жилистыми пальцами скорее потянулась к мальчишке, но Кушель развернулась, из последних сил устремилась за ней и крепко схватила хозяйский рукав, не позволив коснуться ребёнка. Тяжело дыша, Леви с трудом поднял голову… На мгновение реальность схлопнулась и померкла, а всё происходящее он увидел откуда-то издалека, будто из тёмной крысиной норы. Звуки ломались, шли помехами… Больно… Между Хозяином и матерью в очередной раз завязалась возня, но продлилась она недолго и вскоре господин освободился, ударив Кушель по голове. Плотно сжатые челюсти у Леви скрипнули. Как же хотелось зубами вцепиться в эту паршивую хозяйскую глотку, вырвать кости и артерии, а затем наблюдать, как вместе с кровью из него вытекает вся жизнь, пока отвратительные мутные глаза не остекленеют… В тот самый миг, когда большие корявые пальцы грубо схватили ребёнка за волосы, его желудок содрогнулся в болезненном спазме и мальчишку рефлекторно стошнило на пол. — Какое же мерзкое отродье, — преисполненный отвращением, Хозяин поспешно отдёрнул руку, после чего отвесил Кушель хлёсткую пощёчину и сквозь зубы процедил: — Вымой здесь всё! И не дай Бог хоть что-то останется! С этими словами он вышел из холла, хлопнув дверью так, что оконные стекла задребезжали. Двенадцать… Ему будет двенадцать, когда Хозяин выгонит их из Дома…🎵 Музыка: https://clck.ru/37SZWW
В маленькой комнате, которую они делили вдвоём с матерью, горел тусклый свет. Рыжий огонёк пламени неспешно двигался по фитилю́ невысокой жёлтой свечки, стоящей у зеркала на подставке. Вдоль стены располагалась большая кровать, а рядом с ней — вторая, поменьше. Единственное окно частенько оставалось зашторенным, ведь в Подземном городе царила вечная ночь, хотя порой его створки слегка приоткрывались, чтобы впустить свежий воздух. Прямо как сейчас. От сквозняка тонкая ткань занавесок трепетала и Кушель, переживающая за здоровье сына, уложила его подальше — на свою кровать. Толстое одеяло было тёплым, но уже давно не стираным. Леви чувствовал нотки неприятного запаха и его начинало тошнить, поэтому, дабы чего не случилось, он скорее отбросил его в сторону, а после зафыркал и зашипел как кот, ощутив поток холодного воздуха на коже. Между тем входная дверь тихонько скрипнула и Кушель осторожно прошла внутрь. В руках она несла небольшую бутылочку из тёмного стекла и ложку. — Прости меня, — виновато шепнул мальчик, когда мать опустилась на кровать рядом с ним. Мало того, что он не приносил никакой пользы, но ещё и доставлял проблем, ведь ей пришлось самой отмывать весь пол на первом этаже, а помощь она так и не приняла, строго приказав сыну вернуться в комнату. Хотя… может быть Кушель просто боялась, что его снова вырвет? Коснувшись сынишкиных волос, мать заботливо пригладила торчащий хохолок и на её бледных губах появилась чуть заметная улыбка. — Всё хорошо, милый, — шепнула она в ответ, после чего отку́порила бутылочку и старательно наполнила ложку непонятной прозрачной жидкостью. — Пообещай, что будешь есть только ту пищу, которая обработана огнём, и только чистыми руками! Когда мальчик уверенно кивнул, Кушель отдала ему лекарство. На вкус оно оказалось ужасно горьким и Леви сморщился как печёное яблоко, силясь быстрее сглотнуть, но вязкая субстанция обволакивала горло и будто застревала в нём, медленно стекая по слизистым. — Что это? — с трудом выдавил ребёнок. — Кишечная микстура, ею лечат всех деток в Митре. И тебя! — с гордостью произнесла женщина. — Всё благодаря господину Бернштейну. Прозвучавшее имя вызвало новый приступ удушья и в кишках тревожно забурчало… Господин Бернштейн занимал должность тюремного надзирателя уже почти двадцать лет. Он платил хорошие налоги местнякам, владел пропуском на поверхность и считался представителем того самого класса, что в условиях подземки чувствовал себя довольно-таки вольготно. Несколько месяцев назад он стал постоянным клиентом для Кушель, чему она искренне радовалась, ведь, пользуясь его благосклонностью, получала те вещи, еду и лекарства, о которых прежде никогда не мечтала. Сперва Леви разделял материнский восторг. Он даже запомнил тот день, когда впервые попробовал принесённые Бернштейном красные яблоки — большие и сладкие, а шкурка у них блестела, словно начищенные воском сапоги. Но со временем в поведении надзирателя обозначилось нечто такое, отчего у мальчика мурашки бежали по спине. Возможно, если бы Леви рос и воспитывался совершенно в других условиях, то не заметил бы ничего странного, как и положено неискушённому ребёнку его возраста, однако — к сожалению или к счастью — от детской наивности в нём уж почти ничего не осталось. Череда прокуренных пьяных посетителей, чьи пустые масленые глаза нагло шныряли от одной работницы к другой, их мерзкие шершавые руки, что без стеснения ощупывали понравившийся «товар», нескончаемая вереница гадких потных тел и уродливых лиц, от единственного взгляда на которых желудок грозился немедленно опорожниться… Наблюдая этот грязный скот ежедневно в течение жизни, Леви слишком хорошо изучил их повадки и обычаи, чтобы однажды без труда определить истинные намерения надзирателя, сокрытые в потемневших глазах, столь внимательно устремлённых на мальчишку… Взгляд Бернштейна пробирал до костей, так что ребёнок всегда стремился покинуть комнату, в которой тот находился, и никогда не вступал с ним в беседы, вот только избегание не решало проблему, а периодические видения и мучительные приступы удушья продолжали усиливаться как раз по вине надзирателя. И сегодня Леви пришлось опять запереться в чулане, чтобы успокоить трясущиеся руки, похолодевшие после встречи с Бернштейном на лестнице… — Скоро всё пройдёт, милый, — своим прикосновением мать тут же огородила ребёнка от тяжёлых мыслей и принялась осторожно поглаживать его больной животик, пока недовольное бурчание внутри не затихло. После она поцеловала умиротворённого сынишку и с вымученной радостью в голосе воскликнула: — У меня есть для тебя подарок! — П-подарок? — голубые глаза от удивления расширились, но Кушель всё помалкивала, удерживая на губах загадочную улыбку. Она ведь прекрасно знала, что её маленький Леви совсем не следит за календарём, поэтому без лишних слов зажгла вторую свечу — поярче, затем поднялась с кровати, распахнула дверцу шкафа и вскоре обернулась, сжимая в руках бумажный кулёк. — С днём рождения, малыш! Обрадованный мальчик тотчас позабыл обо всех болях на свете и прытко вскочил на ноги, торопясь заглянуть под шуршащую упаковку. Даже в приглушённом мерцании свечей гладкие блестящие бока цветастых шариков переливались, как драгоценности. Никогда прежде Леви не видел ничего подобного и застыл в нерешительности, глядя на сверкающие камни. Он не понимал, что перед ним конфеты. Тогда Кушель взяла маленькую ложечку с блюдца, стоящего на трюмо, выловила красный леденец и аккуратно отправила его сынишке в рот. Чудесная сладость разлилась на языке. Насыщенная. Фруктовая. Будто самое настоящее волшебство! Неужели это и есть вкус счастья? — Нравится, милый? — с надеждой поинтересовалась мать, заглядывая в его ошарашенное лицо. Тем временем в воображении мальчика уже нарисовались старые дубовые бочки, до верху наполненные сверкающими разноцветными кристаллами, откуда повара в высоких смешных колпаках зачерпывали «счастье» ладонями, а потом скатывали из него сияющие сладкие шарики. Так что губы ребёнка сами собой растянулись в весёлой усмешке. — Я рада, сынок. Когда господин Бернштейн придёт в следующий раз, обязательно поблагодари его! Произнесённые ею слова острым лезвием прошлись по нервам, растревоженные кишки заворочались, а неприятное бородатое лицо надзирателя в тот же миг предстало перед глазами, нагло пялясь своими чёрными масляными зенками. Разгневанно отха́ркнув леденец, мальчишка с размаху выбил кулёк из материнских рук и блестящие конфеты звонко застучали по деревянному полу. — Не нужны мне его подарки! — яростно крикнул ребёнок и голубая ра́дужка у него заискрилась, точно раскалённый металл. — Нет! Кушель, напуганная столь неожиданной реакцией, отступила на шаг. Она хотела броситься на колени и собрать упавшие леденцы, но вовремя опомнилась, с горечью осознав, что угощение уже не спасти. — Почему так поступаешь? — запричитала она. — Господин Бернштейн ведь добр к нам… Её слепая благодарность по отношению к надзирателю заставляла мальчишку негодовать и дюже выводила из себя, ведь он понятия не имел, зачем мать делает вид, будто ничего не замечает. — Добр?! — возмутился Леви. — Он же надеется трахать нас обоих! Не видишь что ли?! Выпалив всё без утайки, мальчишка не успел и дыхание перевести, как быстрый шлепок звучно пронзил воздух и вынудил его схватиться за щёку, пылающую огнём. Секундная вспышка гнева мгновенно растаяла, оставив после себя отпечаток сожаления на измученном лице у Кушель. Покачиваясь на нетвёрдых ногах, она шагнула вперёд и обняла ребёнка за плечи, целуя то место, которое только что ударила. Кожа жглась и болела, а вскоре и вовсе начала легонько пощипывать, когда по ней заскользили крупные солёные капли. — Прости меня… — еле слышно извинилась мать, укрощая текущие слёзы, но сынишка никак не реагировал на её слова и продолжал отрешённо всматриваться в темноту, а его глаза оставались сухими и пронзительными. — Однажды господин Бернштейн станет моим патроном. Милый, он согласен заботиться и о тебе. Возможно, это наш единственный шанс, чтобы не сгинуть на улице и получить кров. Пожалуйста, мы не можем его упустить! — высказав всё на одном дыхании, Кушель утёрла слёзы рукавом и присела на корточки перед Леви, дабы убедиться, что он действительно её услышал и понял. — Прошу тебя, милый, относись к господину Бернштейну уважительно! Ради нашего будущего… — она намеревалась добавить ещё что-то, но вдруг закрыла ладонью рот и отвернулась, тяжело раскашлявшись. За всё то время, пока длился её монолог, сердце у мальчишки несколько раз пропустило удар. Ему бы хотелось не верить собственным ушам, но, к несчастью, всё сказанное являлось правдой. Мать отчётливо понимала, что происходит, однако именно этот вариант казался ей наиболее безопасным и выгодным, в противовес тому, чтобы просто остаться на улице один на один с неизвестностью и местным бандитизмом. Вот как. Ясно… Леви попытался ухмыльнуться, но губы не слушались и лишь вытягивались в прямую линию, отчего выражение лица у него становилось не по-детски печальным. Да… Неужели по какой-то причине он смел надеяться, что его жизнь сложится иначе? На основании чего? Рождённый и выросший в грязи Подземного города, жалкий, никчёмный безотцовщина, он ведь и сам был грязью. Грязью, от которой вовремя не избавились… Леви ощущал бездонную черноту под кожей. Порой ему хотелось вцепиться в неё ногтями, разорвать в клочья и вывернуть себя наизнанку, а затем — хорошенько простирать в чистой мыльной воде…🎵 Музыка: https://clck.ru/37PypA
Крупные настенные часы в холле пробили полночь, а их гул разнёсся по всему дому, настойчиво проникая в самые отдалённые помещения, даже в комнату Кушель, где она только что закончила уборку, отправив сметённые с пола конфеты в мусорный мешок. Из распахнутого окна доносились крики и ругательства — верный признак начала уличной потасовки — и тогда мать бесшумно закрыла обе створки, чтобы ругань и звуки борьбы не пугали ребёнка. Леви не шелохнулся. Он лежал на боку, уткнувшись носом в одеяло, и притворялся спящим. Бедное дитя. Говоря о Бернштейне, Кушель полагала, что мальчик ещё слишком мал, чтобы в полной мере осознавать окружающую действительность, поэтому так сильно испугалась произнесённых им слов и в результате… ударила. В кого же он такой смышлёный? Неужели в отца… Интересно, сколько же раз Кушель пожалела, что однажды прислушалась к совету Розы и привела его в этот мир? Десятки? Сотни? Как часто каялась в собственном эгоизме? Видит Бог, даже несмотря на то, что сын был единственным счастьем и отрадой в её беспросветной жизни, она бы отдала всё, чтобы вернуться в прошлое и поступить иначе, лишь бы сейчас не заставлять его страдать. Но сделанного не воротишь и теперь любимый малыш лежал на соседней кровати — напуганный и раздавленный судьбой. Кушель и правда рассчитывала на то, что господин Бернштейн принесёт им огромную пользу, а в будущем поможет Леви добиться прав и преференций, аналогичных собственным, вплоть до пропуска на поверхность. А может… даже поспособствует тому, чтобы её сын получил документ полноправного гражданина столицы и забыл о подземке, точно о кошмарном сне. Неслыханная удача для выходца из низов Подземного города и как раз то, чего по-настоящему заслуживал её мальчик. Она собиралась приложить усилия, чтобы помочь своему плану воплотиться в жизнь и уже искала возможные рычаги влияния на Бернштейна. Кушель была готова пойти на что угодно, лишь бы добиться желаемого. — Ты ведь не спишь, милый? — шепотом спросила мать. Легонько присев рядом, она коснулась его чёрных волос, но мальчик недовольно замычал, мотнул головой и спрятался под одеяло. Да. Ей оставалось лишь надеяться, что когда-нибудь Леви с открытым сердцем примет материнское решение и не возненавидит за него, но Кушель не могла сдаться, ведь годы шли, а ребёнок стремительно превращался в подростка. Совсем скоро он полностью выйдет из-под контроля и попадёт в мир за пределами Дома — мир отморозков и ублюдков, уничтожающих себя в пьянстве, насилии, опиуме и разврате. Она должна была сделать всё возможное, дабы не позволить ему превратиться в одного из них, не позволить грязи завладеть его чистой душой. И тогда Кушель начала рассказ… — Милый, сейчас на поверхности зима. Там зябко и очень много снега. Помнишь, я объясняла тебе, что такое снег? — она замерла в ожидании ответа, которого, к несчастью, не дождалась, ведь мальчишка настойчиво молчал, плотно сжимая веки. — Он похож на гусиный пух в твоей подушке, только холодный и превращается в воду, если касается земли, но коли на улице морозно, снег не тает. Он накапливается большими кучами и укрывает белоснежной скатертью всё вокруг: дороги, дома и деревья… А когда дует сильный ветер, снег летит по воздуху и возникает метель… — её ласковый голос убаюкивал и Леви тихонько проваливался в сон, но тут Кушель приступила к самому интересному моменту в своей истории: — Сегодня господин Бернштейн ехал посреди метели в санях, запряжённых лошадьми, и… увидел чудо. — Чудо? — навострив уши, мальчик немедленно выбрался из-под одеяла. В конце концов, несмотря на удивительную серьёзность и сообразительность, он всё ещё оставался ребёнком, верящим в чудеса. — Именно, — улыбнулась мать. — В потоке летящего снега господин Бернштейн увидел ангела, чьи белоснежные крылья заслоняли собой половину неба. Леви нахмурился. — Не бывает никаких ангелов, он наврал тебе! — Бывает, милый, — возразила ему Кушель. — Этой легенде уже больше сотни лет. Говорят, когда пушистые хлопья падают с неба, на землю спускается белокурый снежный ангел, одетый в блестящую звёздную мантию, а его сверкающие крылья звенят, подобно серебру. Он приносит счастье каждому, кто сможет его увидеть, а ещё… он умеет исполнять желания. Например, — мать на секунду задумалась, — господин Бернштейн очень хотел, чтобы его простуженные дети выздоровели, а когда вернулся домой, так и случилось. Как по волшебству. Всё благодаря чудесной встрече. — Но если он исполняет желания, тогда почему не сделает мир хорошим? Почему Хозяин ещё не умер? — недоверчиво полюбопытствовал мальчишка. — Ангел на такое не способен, да? — Никто, кроме самого ангела тебе не ответит, — вздохнула Кушель. — Спроси его, если хочешь знать. Леви замешкался. Дело в том, что однажды он уже видел какую-то прозрачную тётю в чулане, но всё не мог понять привиделась она ему или же существовала взаправду. Мальчик так и не решился хоть кому-то рассказать о ней. Но что, если это и был ангел, а он его не признал и даже не загадал никакого желания! Вот почему Леви острожно уточнил: — А сюда? Сюда ангел придёт? Но мать лишь покачала головой. — Нет, милый, ангелы не спускаются под землю. Чтобы встретиться с ним, тебе придётся самому отправиться на поверхность. — Никто не может этого, мам… — огорчённо посетовал ребёнок. — А как же господин Бернштейн? — с уверенностью напомнила ему Кушель. — Если он может, значит, можешь и ты! Кто знает, дорогой, вдруг именно твоё желание однажды изменит мир…🎵 Музыка: https://clck.ru/37PyzM
Огни шумной ярмарки давно погасли, стихло фырканье капризных лошадей и гулкий стук неугомонных повозок, а люди разошлись по домам и лишь иногда на улицах попадался случайный заблудший прохожий, что торопился побыстрей оказаться возле пылающего очага, чтобы согреть застывшие на холоде руки. Всё темней становилась зимняя ночь. В небе искрились драгоценные звёзды, а сильный ветер гнал хлопья пушистого снега и постепенно накрывал город прозрачной белоснежной вуалью, сияющей в ярком свете таинственной луны. Какое волшебство происходит в мире, когда ни одна живая душа не видит его? Какая музыка слышна в абсолютной тишине, когда на землю опускается снег? И… о чём молчит бескрайнее небо? Но тут летящие снежные кристаллы засветились и в потоке ветра мелькнули белые крылья. Расправившись прямо над городом, они засверкали серебром, и лёгким взмахом оттолкнулись от воздуха, чтобы устремиться ввысь, оставляя за собой мерцающую дорожку из звёзд. Вот какой прекрасный сон увидел маленький Леви…