Потревожу твой сон

Его мысли — преступление. Настоящее, ничем не прикрытое, самое грязное, какое только можно себе представить. Хоть Гону всего двенадцать лет, невероятная физическая сила и сила духа заставляют Хисоку воспринимать его не иначе как взрослого. Слава богу, до откровенных влажных фантазий мысли дойти не успели, но мозг стабильно подбрасывает неоднозначные сюжеты. Как игриво задираются свободные зеленые шортики при сильном порыве ветра, как Гон врезается в него, пока бежит куда-то, оборачиваясь назад. И самая странная мысль — как он мило заявляет, невинно хлопая глазками, что стейк, который ему заказал Хисока «слишком большой и уж точно в него не поместится». На деле у Гона зверский аппетит, и даже самый большой кусок мяса не станет для него проблемой, но как было бы волнительно услышать из его уст нечто подобное. Иногда хочется затащить этого мальчишку себе на колени и заобнимать до синяков, чтобы тот ерзал и пытался выкрутиться из ловушки. Гон прятал бы шею всякий раз, когда кожи касалось горячее дыхание, и со звонким смехом извивался бы, когда Хисока принялся его щекотать. Он, конечно же, не педофил, но был бы счастлив увидеть смущённые глаза Гона, обрамлённые возбуждённым румянцем на щеках. Воплощать свои странные мечты в реальность он не мог — Гона, в отличие от остальных потенциальных соперников, в силу нежного возраста, внезапная эрекция Хисоки может отпугнуть. А если про это прознает ещё и малыш Киллуа, добраться до Гона потом будет практически невозможно. Методы старшего отпрыска семейства Золдик тоже не годятся. Контроль сознания наверняка сломает Гона раньше времени, как бы не пытался Иллуми твердить обратное и уверять, что Киллуа в полном порядке. Да и не хочется Хисоке мальчишку к чему-либо принуждать. Может быть, смутить откровенными разговорами и тесной близостью, побудить к ответным — добровольным! — действиям. Гон априори слабее его, не будет никакого интереса насильно заставлять его слушаться. Не статусно это для самого привлекательного охотника ассоциации — подчинять кого-то грубой силой. У него всё-таки хватает и харизмы, и эрудированности, и хитрости, и прочих личностных качеств, чтобы сделать всё честно и удовлетворить тем самым особый вид спортивного интереса. Но Гон — ребёнок. Он не поведётся на тело, будь оно хоть самым сексуальным из существующих на территории всего освоенного мира. Не будет он смущаться от большинства игр, что успел нафантазировать Хисока. Это практически разбивает ему сердце. Нельзя, никак нельзя трогать Гона в реальности, где любое неосторожное действие будет ставить на его репутации крест. Не то чтобы она безупречная, просто… В глазах Гона Хисока — хотелось бы верить — всё ещё не самый ужасный человек. И, судя по их последней встрече, так оно и есть. О той самой битве, когда они сошлись на поле боя перед глазами тысяч зрителей, Хисока вспоминает до сих пор. Иногда ему снятся счастливые моменты, в которых Гон несётся прямо на него с горящими решимостью глазами. Или… более интересные варианты продолжения вечера. Смуглые щёчки заливаются очаровательным румянцем, когда Хисока вскользь пробегается пальцами по ноге Гона под столом в ближайшем кафе. Как жаль, что всё это лишь фантазии. Интересно, снится ли он Гону? Вдруг в своих снах этот наивный парнишка точно так же сильно краснеет от действий Хисоки? Было бы так интересно посмотреть, каким его видит Гон, какой характер ему придаёт и каких действий от него подсознательно ожидает. Вдруг невинное дитя всё же может представить, как Хисока зажимает его в тесном переулке и шепчет что-то ужасно пошлое, пока оглаживает мягкие бока. Но что-то подсказывает, что подобные мысли принадлежат только Хисоке. За этими раздумьями он не замечает, как оказывается на сомнительных форумах, посвящённых эзотерике. Привороты, заговоры, гадания, защита от злого глаза и прочая чушь. Как только люди могут верить в эти глупости? Чтобы привлечь удачу положите в карман мешочек с солью, а чтобы разбогатеть — оставьте перед сном деревянную монету под подушкой, и наутро обнаружите на её месте десять тысяч дженни. Главное правильно подавать сигналы в космос, да-да. Человек по сути своей удивительное создание, но иногда верит во всякую чепуху. Впрочем, свои поиски Хисока на этом не прекращает и к вечеру доходит до техник осознанных сновидений. Вседозволенность в них пьянит. Ты можешь делать что угодно, и наутро никто об этом не узнает. Никто, включая Гона… Но эзотерика — брехня, в мире есть более реалистично звучащие вещи. Нэн мастера могут и не такое, если подумать. Некоторые легко дурманят, создают пространства вне этого мира, меняют сознание и свойства вещей, а это значит, что информация о гораздо более незначительных вещах точно должна где-нибудь быть. Как минимум, на сайте охотников, но там собирают информацию обо всех посетителях небольшого виртуального бара, а значит конфиденциальностью и не пахнет. Может быть, в открытом доступе?.. Так и оказалось: на нужном портале всё завуалированно донельзя, чтобы знание о нэн не утекло кому попало, но очевидно, что речь шла именно о нём. Главное, что отличает эту статью от остальных — упоминание направлений специализации. В шуточной форме, конечно; если не знать, о чём говорится в тексте, не сведущий ни за что не догадается. “Но если вы — прирождённый манипулятор, вам не составит труда повторить это!” Ох, это не может быть ничем другим. К сожалению, “трансформировать здесь нечего, поэтому придётся постараться, чтобы зайти на чужую территорию”. Казалось бы, речь идёт о попытке зайти на территорию чужого сна, но на деле — о том, что трансформатору неизбежно придётся осваивать приём типа манипуляции. Противоположного типа, которым невозможно овладеть полностью. Что ж, это скверно, но вполне ожидаемо — Хисоке всё равно, насколько сложным это может оказаться, он хорош в подражании, а ещё ему очень-очень нужно иметь эту технику в своём арсенале. Это полезно, к тому же может подойти для шпионажа, для ослабления бдительности противника, для… для того, чтобы подшутить над очаровательным наивным и светлым ребёнком. Если быть честным, это всё ещё самая главная его цель. Терпение Хисоки постепенно кончается, он пропускает целые абзацы, вычленяя из них лишь некоторые наиболее важные фразы. Вроде ничего сложного. Главное, чтобы Гон спал в это время, — взгляд падает на часы, что показывают без пятнадцати девять, — Но он же хороший мальчик, наверняка соблюдает режим. Совсем скоро вопрос о его бодрствовании совсем не будет причиной для волнений. У Хисоки нет времени на то, чтобы тренировать отдельные аспекты и тратить часы на изучение отдельных составляющих, учитывая, сколько нужно потратить на медитацию и концентрацию. Неужели есть что-то способное его остановить? Уже совсем скоро у него будет возможность стать главным героем чужого сна, превратить его в сплошное романтическое клише и не испытывать из-за этого ни капли неловкости. Он непременно заставит Гона задуматься о вещах, о которых тот вряд ли хотел задумываться так рано. Подготовка занимает чуть больше времени, чем предполагал Хисока, нужна максимальная концентрация, абсолютное спокойствие и терпение, которого, когда дело касается Гона, почему-то катастрофически мало. Но постепенно мысли растворяются, всё мешающее отходит на десятый план, исчезает. Хисока чувствует ровное течение ауры, выдыхает и словно покидает тело вместе с воздухом. Не думает о Гоне — любые мысли лишние, они только впустую расходуют силы, — подстраивается под его чувства. Кажется, словно Хисока может подстроиться под его сердцебиение, и неважно, насколько далеко они друг от друга. Он резонирует с самой душой Гона. Когда Хисока распахивает глаза, окружение слабо похоже на его номер на Небесной арене. С неба тускло светит солнце, невзрачная улица, будто припудрена — словно раннее утро, затянутое пеленой тумана. Пастельные тона совершенно не подходят аттракционам, но безлюдная ярмарка волнует Хисоку меньше всего. Ярким пятном в центре небольшой площади стоит он. Гон, его бесценное сокровище, во всю глазеет на миниатюрный фонтан в центре и так выбивается из общей картинки своим броским зелёным костюмом. — Ну здравствуй, Гон… — Хисока расплывается в улыбке и подходит ближе, нарочно громко цокая каблуками. Гон никак не реагирует на его появление, словно нарочно игнорирует. — Я думал, хорошие мальчики знают, что некрасиво избегать разговора со старыми знакомыми. Но Гон лишь разворачивается на пятках и шагает дальше по наряженной улице. И смеётся счастливо — играет с Хисокой, убегает, словно ждёт, когда же его запятнают. Его сон похож на ванильную детскую мечту, где все сладости и развлечения мира существуют только для тебя. Вот только если весь нарисованный воображением мир принадлежит Гону, то сам он всецело принадлежит Хисоке. За прилавком никого нет, но всё равно откуда-то появляется карамельное яблоко. Что примечательно — оно, как и всё окружение, как всё неважное взору, приглушенного перламутрового оттенка. Напоминает скорее крупную жемчужину, чем что-то съедобное. Гон надкусывает яблоко с характерным хрустом, но внутри оно почему-то выглядит как сахарная вата. Одним словом — пустышка. — Моё сладкое яблочко, ты совсем не рад видеть своего любимого волшебника? — ухмыляется Хисока прямо над ухом и ведёт аккуратным ногтём по прилавку. Гон не просто не отвечает, он даже не меняется в лице от неожиданного появления Хисоки. Быть того не может, чтобы такие бесстыдные выходки оставались без внимания! Что-то здесь не так. Хисока пытается поддеть его подбородок и заставить смотреть на себя. Хватит с него роли доброго приятеля, он здесь не для того, чтобы так долго играть в кошки-мышки. Но как только Хисока касается Гона, оказывается, что вовсе он его и не касается — проходит сквозь, словно призрак. Ну нет, не мог же Хисока ошибиться. Но более смелое движение подтверждает опасения. Он вонзает руку Гону в самое сердце, но даже не чувствует тепла его тела. Хисока для него абсолютно точно неосязаем. Неужели из-за какой-то ошибки он теперь будет лишен удовольствия коснуться Гона? Чёрт, Хисока потратит уйму ауры впустую, а получит лишь тусклый праздник и безлюдный город. Хотя, даже не город, вряд ли ленивый мозг позаботился о том, что ждёт за пеленой тумана. Хисока застрял здесь до тех пор, пока не проснется Гон. Без единого шанса хотя бы крохотного с ним взаимодействия. Позади — тусклый свет прожекторов, который Хисока долго старается игнорировать, прекрасно знает, что служит его источником. Но Гон внезапно срывается с места и бежит туда, к цирковому шатру. Причём, на удивление, даже не к центральному входу, а к фургону рядом. Он заворачивает за угол, где нет ничего интересного, кроме мрачного подростка в шароварах. — Привет! — энергично восклицает Гон, прежде чем Хисока успевает осознать, насколько облажался. Вместо продвинутого подобия осознанных сновидений, он спроецировал в подсознание Гона обрывки своих воспоминаний. Подросток-Хисока фыркает и ничего не отвечает, намеренно игнорирует Гона. Но неужели более молодая версия запомнилась ему настолько депрессивной? Нет, Хисока, конечно, помнит, что это был весьма сложный период жизни, но не настолько, чтобы в нём совсем не осталось самой жизни. — Меня… зовут Гон, — пытается он снова, уже не так громко-радостно, и тут же протягивает руку новому знакомому. — Твои родители любили смотреть на животных в брачном периоде? — маленький Хисока не протягивает руку в ответ, начинает разговор с язвительной шутки и, кажется… Ох, кажется, в то время он так и общался. Унизительное было зрелище. — Мой папа любит животных! И тётя Мито тоже, она мне многое про зверей рассказывала. Тебе они тоже нравятся? — Мне больше нравится, когда меня не достают чудики вроде тебя. Эта фраза заметно задевает Гона, но не заставляет уйти несмотря на очевидный намёк. Хисока понимает, что со стороны было более чем очевидно, насколько он обижен на весь мир. Так отвергает всех вокруг, бездарно прячется за пошлыми шутками, едва ли завуалированными. Слишком вульгарно для подростка, выступающего с цирком. Пубертат объясняет многое, но нынешнему Хисоке не мешает это испытывать жутчайший испанский стыд. За самого себя. — А покажи что-нибудь? — пытается перевести тему Гон. — С какой стати? — Если тебе сложно показать фокус, значит ты не умеешь. Тогда странно, почему ты на афишах. Хисока оглядывается и видит как, немного опережая взгляд Гона, вокруг возникают листовки. Ими оказывается увешана вся улица, и на каждой — его угрюмое лицо. Значит, сон подвластен и Гону. Интересно наблюдать за тем, как его подсознание дорисовывает то, что хочет, меняет сюжет и окружение на ходу. Украшает и улучшает это место нигде — место, которое создали они вдвоём. — Могу показать только свой… — Лучший фокус! — Гон очень вовремя перебивает очередную ужасную фразочку. О, Боги, Хисоке действительно следует пересмотреть свою модель поведения. Если со стороны он звучит так же откровенно плохо, а не игриво-изящно, это будет катастрофа. Их разговор ни к чему не приведёт, если младшая версия Хисоки получилась достаточно правдоподобной. Даже Гону потребуется минимум неделя, чтобы завоевать его доверие и перестать получать отказы на любые просьбы. А также придется вытерпеть все неуместные вставки. Голосовой спам полового созревания, так сильно отвлекающий собеседника от любого разговора. Испытание не для слабонервных. Однако не проходит и часа, как Гону умудряется разговорить Хисоку-подростка. И даже уговорить его показать трюки с картами. Другое дело, что показывал тот не фокусы, а лишь тысячу и один способ метнуть их в Гона. Умный мальчик, наученный горьким опытом, конечно успешно увернулся от каждой. Талантливый, гибкий, быстрый, восхитительный… Хисока пытается вспомнить, когда он освоил нэн и приходит к выводу, что, да, это произошло как раз в том возрасте. Возможно, задержись они в этом сне на пару месяцев, удалось бы понаблюдать за своим развитием со стороны. Или, быть может, его начал бы обучать сам Гон. Именно Гон, будучи на полторы головы ниже, показал бы ему правильную стойку, с особым усердием показал, как нужно тренировать нэн, путался бы в объяснениях разных типов, чесал затылок, припоминая названия специальных приёмов. А ещё он бы с восторгом наблюдал за первым гаданием на воде и смешно сморщил нос, попробовав кислую на вкус воду. Позвал бы Гон его с собой в путешествие? Малышу Киллуа безумно повезло найти такого чудесного друга. — У меня есть друг, который очень похож на тебя, — Гон присаживается на невысокую оградку, когда колода карт, летящих в него, заканчивается. Он продолжает разговор так, будто напротив него стоит давний друг, и этой открытости невозможно не поддаться, — многие его боятся, но вообще он классный. Тоже всегда с картами и в таких же странных штанах. И этими картами он может отрубить кому-нибудь руку или ногу. — Наверное, он полный идиот. Огнестрел куда эффективней. Знал бы Хисока, что только что назвал будущего себя полным идиотом, может лучше подобрал выражения. Мог бы хоть из вежливости вступиться за то, что такие штаны — вовсе не странные, а удобные, но обсуждать оружие ему явно интересней. Карта, усиленная нэн летит быстрее, чем пуля, к тому же, выглядит куда эффектней, но ему это только предстоит узнать. Вернее, предстояло бы… Этот Хисока существует только в пределах сна, наутро он превратится в воспоминание. Заставать конец разговора Хисока не хочет. Есть ощущение, что лучше ему не знать, к чему он приведёт. Подсознание Гона, ведомое чуткой рукой Хисоки, нарисовало парк достаточно далеко, чтобы можно было свободно пройтись чуть дальше по пустынным улочкам. Детали прямиком из глубин его собственной памяти. Он знает, что скрывает фургон рядом с шатром, знает, откуда на его дверце вмятина. Знает, как звали женщину, что продавала сладкую вату. Знает, куда любит убегать их юная воздушная гимнастка на перерыве. И даже знает, какой у неё тип нэн. Он всё это знает, но не помнит. Не хочет помнить. Приятное чувство ностальгии просит достать те радостные моменты из дальнего угла сознания, но Хисока упорно отказывается. Это не имеет никакого смысла сейчас, когда все те события так далеко. Картинка перед глазами резко идёт рябью, как телепередача со слабым сигналом. На небе появляется белый шум, Хисока спотыкается о воздух, неуклюже падает и в следующую секунду оказывается у себя в комнате. Видно, Гон проснулся. Кажется, Хисока страшно облажался. Он не имел права строить планов, которые он строил и хотел реализовать во сне. Поступить так с Гоном как минимум подло, даже для Хисоки. Наверное, только Гон мог настолько хорошо отнестись к нему несмотря ни на что. У него нет предрассудков касательно людей. А у Хисоки, вопреки распространённому заблуждению, есть совесть. И её достаточно, чтобы держать себя в руках. Какое-то время. Хисока находит его недалеко от кафетерия при Небесной Арене ближе к полудню и, к удивлению, тот сам бежит навстречу и крепко обнимает, видимо забыв из-за этого сна, что они не друзья, но просто знакомые в жизни и соперники на Арене. — Мне такой сон приснился! — делится он впечатлениями, — Там был мальчик очень похожий на тебя! Представляешь? Его звали… Как же… Чёрт, он так и не сказал как его зовут. — А вдруг это как раз я и был? Хисока улыбается кончиками губ и кладёт ладонь на макушку Гону, мысленно одергивая себя. Нельзя раскрывать свой глупый и провальный план. Но Гон лишь отмахивается и осыпает его комплиментами, называет весёлым и ярким в противовес герою его сна. Очаровательный мальчик… Хисока опускает взгляд на топорщащиеся во все стороны волосы и мысленно заламывает себе руки. Он непременно дождется Гона.