Горка

Чимин смотрел в большое школьное окно, широко улыбаясь: наконец-то снег! Вообще-то омеге, как и его маленьким подопечным, хотелось теперь прыгать от радости, смеяться, в ладоши хлопать. А был бы рядом хоть один друг – обнять, как обнимались, чрезвычайно довольные, его ученики, прямо посреди урока без стеснения обсуждавшие новые планы, что появились вместе с первым снегом. Будут, будут, наконец, и снежки, и снеговики-замки, и горки-ватрушки, и прочие зимние радости! В самом деле: десять дней оставалось до нового года, но ни одной снежинки с начала зимы Сеул так и не увидел. И даже легкий морозец не торопился в мегаполис, и солнышко позабыло об огромном городе. Серое мглистое небо, промозглый ветер, дождь и сырость – вот, чем совершенно некстати одаривал декабрь истосковавшихся по настоящей зиме горожан. Нынешняя ночь принесла, наконец, долгожданный холодок, укрыла город пушистыми снежными облаками. И уже утром огромные хлопья плавно кружили в воздухе. Пройдя положенный путь, слой за слоем укрывали землю чудесной белоснежной периной. Снег пришел на уроке корейского. А огромную ель на школьный стадион привезли два часа спустя, за десять минут до окончания урока математики. Двадцать пар глаз умоляюще посмотрели на Чимина. Омега кивнул. Третьеклассники сорвались со своих мест, расположились у окон и следующий час наблюдали, восторженно-восхищенно комментируя, как рабочие с помощью специальной техники устанавливали и украшали ель огромными шарами, сосульками, снежинками и гирляндами. Снег, между тем, продолжал свой медленный белый танец. Омега вновь улыбнулся: холодное нарядное снежное покрывало теплом и предновогодней радостью окутывало душу. Будучи ребенком и подростком, да и повзрослев, Чимин в последние декабрьские дни одинаково нетерпеливо ожидал новогодней ночи, веселых посиделок с родными или друзьями, долгожданных подарков. Сладостям радовался всегда. И всегда, включая прошлый новый год, получал их от родителей. Как получал, будучи малышом, машинки, паровозики, конструкторы. А, взрослея, дорогие сердцу каждого подростка гаджеты вроде телефона, планшета, ноута. Или подарочного сертификата в автошколу. Или, как три года назад, по случаю успешного окончания университета, летнюю поездку на отдых к Тихому океану. Предстоящую новогоднюю ночь впервые за много лет омега планировал провести вместе – вот уж точно чудо! – с родителями. И не в Пусане, а в Сеуле, где жил и работал второй год: папа и отец впервые за много лет одновременно были избавлены от необходимости суточного дежурства в отделениях, которыми заведовали в одной из пусанских клиник. И уже купили билеты на поезд-экспресс, направляющийся из Пусана в Сеул в последний день года, радуясь скорой встрече с сыном, которого не видели почти пять месяцев. 🎄🎄🎄 Вообще, Чимин по пальцам одной руки мог пересчитать новогодние ночи, которые семья встречала вместе. Пак Йон и Пак Тэмин последние и первые сутки года, в самом деле, очень часто проводили на рабочем месте. Случалось – оба одновременно. Тогда Чимина отправляли к деду и дедушке, родителям Йона. Там в любые вообще праздники собиралась шумная педагогическая компания. Трое братьев отца омеги, как и их родители, и супруги, были учителями. А Чимин – старший в младшем поколении династии Пак – верховодил, впрочем, очень толково, младшими кузенами. Придумывал развлечения, конкурсы. И «настолки» мог выбрать такие, что были одновременно интересны и большим, и маленьким братьям. И без игры в школу у мальчишек, конечно, не обходилось. Со временем подросток, а потом и старшеклассник омега за шоколадки и моти репетировал кузенов по математике и корейскому. С родителями те заниматься напрочь отказывались, а с любимым братом, веселым, спокойным, все заковыристые моменты по полочкам умеющего разложить, – охотно. И небезрезультатно. Младшеньким нравилось учиться со старшеньким. Старшенькому – учить мелких. Потому и определиться с будущей профессией не составило труда: педагогический ген интеллигентно попросил омегу быть паинькой и не игнорировать, подобно отцу, многолетние семейные профессиональные традиции. Омегу перспектива быть паинькой не очень устраивала, но против педагогики он ровным счетом ничего не имел. Отец втайне лелеял надежду, что сын пошлет интеллигентный ген с его наставлениями куда подальше. Как много лет назад послал его сам Йон, разбавив густой педагогический семейный коктейль медицинской составляющей. И мужа своего альфа встретил ни где-нибудь, а за операционным столом: Тэмин ассистировал на сложной нейрохирургической операции, на которой Йон заменял заболевшего коллегу, анестезиолога-реаниматолога. Папа и отец хотели, конечно, чтобы сын по их стопам пошел, но без единого явного возражения приняли выбор единственного отпрыска. А отец Йона, зануда-консерватор, который всю жизнь преподавал школярам биологию, узнав о решении внука, улыбнулся предовольно. Пробормотал что-то про здоровые гены и редкие гнилые яблоки, которые падают далеко от семейного дерева. Чимин поступил в Пусанский педагогический университет на факультет начального образования. Год спустя после окончания вуза, победив в национальном конкурсе «Молодой учитель года», получил десяток предложений о работе от лучших государственных и частных школ Сеула. Выбрал небольшую престижную гимназию с химико-биологическим уклоном, которая готовила учеников к поступлению на соответствующие факультеты и в медуниверситет. Неудивительно, что большинство родителей его маленьких учеников были медиками. Да ведь и учил мальчишек сын врачей. Папа и отец, узнав о новом месте работы Чимина, обрадовались: ну, хоть каким-то боком мальчик к медицине прикоснулся. А оптимист Йон, которого одинокое в амурном смысле положение взрослого сына несколько беспокоило, выразил надежду, что новая работа Чимина и в личную жизнь их мальчика внесет какие-то изменения. – Вдруг, хотя бы мужа-врача себе найдет? – незакрытый медицинский гештальт никак не отпускал Йона. – И каким это образом? – полюбопытствовал Тэмин. – У чиминовых подопечных родители есть, на минуточку. Семью что ли предлагаешь разбить? – Упаси Небо! – промурлыкал Йон. – А старшие братья учеников, а дяди? А коллеги? И я вот что выяснил: старшеклассникам спецкурсы читают лучшие аспиранты сеульского медуниверситета. Мало ли, у Чимина случится неожиданная встреча в стенах гимназии с таким молодым дарованием? Тэмин улыбнулся, ласково провел по лицу и волосам любимого супруга: – Взрослый успешный альфа, но сущий ребенок иногда. Мечтатель! – Это наш ребенок – сущее дитя! Мы в его возрасте уже год, как родителями были, а у Чимина никакой личной жизни! Тэмин вздохнул. Ему тоже хотелось, чтобы у сына появился если не парень, то хотя бы друг. Мальчик, в самом деле, в огромном городе был совсем один. Родственников в Сеуле у семьи Пак не имелось, а друзья Чимина, как и разного рода любовные приключения, остались в Пусане. Без друзей омега скучал, а о немногочисленных приключениях предпочитал не вспоминать. Впрочем, работа пока отнимала так много времени, что думать о личной жизни было, в самом деле, некогда. Да и что думать: нет ее и нет. Коллеги Чимина были намного старше его. А сам Пак потому попал на работу в престижную гимназию, не имея никакого почти стажа, что был лучшим из лучших среди молодых учителей. Талантливым, перспективным, со своими интересными задумками и наработками. С учениками омега был строг, но не привередлив, требователен, но не дотошен. И голос – мягкий, нежный, высокий – повышал очень редко, хотя и без этого не обходилось. Зато, если бывал доволен ответами, работой учеников на уроке, даже самой маленькой интеллектуальной инициативой подопечных, не скупился на похвалы, сиял, улыбался и становился похож не на строгого Чимин-сонсэна, а на подростка-старшеклассника. Дети своего наставника очень любили. Их родители тоже. И некоторые не в том совсем смысле, в котором Чимину хотелось бы. Отец одного из его учеников после первого же родительского собрания предложил подвезти молодого преподавателя домой. Вечер, что закончился внезапным непрогнозируемым ливнем, не располагал к пешим прогулкам, и Чимин согласился. Но домой добрался вымокшим насквозь: выскочил из машины на первом же светофоре. И в душе долго еще тер кожу на запястье и бедре, словно прикосновения и сжатия, что позволил себе многодетный уважаемый альфа, владелец крупной частной сеульской клиники, намертво впечатались в кожу. Чимин, вылетая из автомобиля, раздраженно напомнил господину До, что дома альфу ждут супруг и трое детей. До крикнул ему вслед, что очень любит молодых правильных омег. И с тех пор то названивал, то за сыном приходил, докучая Чимину дурацкими разговорами и сальными намеками, то в кафе приглашал. А за пару дней до того, как в Сеуле выпал снег, нагнал омегу, направлявшегося из гимназии домой, и открытым текстом предложил роскошную квартиру, приличное содержание и себя в вау-вау-вау любовники. Чимин, парень довольно деликатный, миндальничать в этот раз не стал: открытым текстом послал горе-ухажера подальше, сказанув для убедительности, что его альфа в следующий раз господину До физиономию начистит в этико-профилактических целях. – Чимин-щи, вы ведь учитель, некрасиво обманывать. Альфой рядом с вами не пахнет ни в прямом, ни в переносном смысле. Разве только мной, – прорычал, приблизившись вплотную и стреляя холодными эвкалиптовыми феромонами в и без того замерзшего на промозглом ветру Чимина. – О, Небо Омегаверсное! Господин До! Конечно, уж кому, как ни вам, учить меня морали! – закатив глаза, прошипел Чимин. – Да я и не обманываю! Хотя омегу к тому моменту так достал занудный приставучий кавалер, что Чимин, в самом деле, врал напропалую: – Он врач, как и вы, но, в отличие от вас, очень занятой. А вам снова советую вспомнить про мужа и детей. Нгует, кстати, к математике сегодня готов не был. И уясните, наконец: я никогда не буду крутить роман с женатым альфой! Тем более, когда у меня есть свой. Развернулся и быстро зашагал прочь, слыша вслед, что разговор еще не закончен, а До, мол, и не таких дерзких обламывал. Омега впервые, наверное, за два года подумал, что одиночество надоело ему очень. Да, он часто перезванивался с оставшимися в Пусане друзьями, но живого общения катастрофически не хватало. Да и личная жизнь, в самом деле, не радовала. А настойчивый идиот, многодетный господин До, разбередил старую, казалось, хорошо зажившую рану омеги. Учась на четвертом курсе, Чимин познакомился в кафе с красавцем-альфой, втрескался, и не без взаимности, по самую макушку, и строил планы на счастливое совместное будущее, которые его вновь образовавшаяся половинка одобряла и всячески поддерживала. И себя, свое девственное нутро, омега преподнес в качестве подарка альфе, чей день рождения к тому же удачным образом совпал с течкой Чимина. А несколько дней спустя, за двое суток до Нового года, который омега планировал провести в ночном клубе с любимым, ему позвонили на мобильник с незнакомого номера. Уставший, грустный голос попросил Чимина оставить в покое женатого альфу, многодетного отца, который, по досадному недоразумению, связался с наглым, охмурившим его студентом. Сразу после этого на телефон омеге пришел десяток фотографий любимого в окружении супруга и троих маленьких детей. В том числе свежее фото возле главной городской елки, у которой еще вчера Чимин прогуливался с тем, кого считал своим будущим мужем. Это была самая тяжелая новогодняя ночь в жизни омеги. Он провел ее дома, в полном одиночестве. Родители дежурили в клинике и пребывали в уверенности: сын празднует Новый год с друзьями. Не подозревая даже, что любимый ребенок лежит на кровати в своей комнате, поливая горючими слезами подушку и прощаясь с разрушенными до основания, бездумно возведенными им же воздушными замками. Следующая новогодняя ночь прошла, в самом деле, дома у одного из двух университетских друзей Чимина и в компании хорошо знакомых омеге сокурсников. Время, казалось, сгладило боль от первой несчастной любви, но именно сейчас воспоминания о том, что произошло год назад, вернули и усилили все страдания многократно. Чимин пил с горя. Его друзья, понятно, по случаю праздника. Утром омега проснулся, в чем папа родил, между тесно прижавшимися к нему, облаченными в такие же «одежды» друзьями-одногруппниками, альфой Чонгуком и омегой Тэхеном. Рука Чимина покоилась на альфийском паху, ладонь Гука лежала на соске Чи, а Тэ обнимал старшего омегу за талию, вжимаясь вдобавок носом в его ароматическую железу, источавшую густой запах белых лилий, шею щекоча периодически губами и томно постанывая. Представшая глазам омеги недвусмысленная картина, помноженная на незначительный дискомфорт в глубине между ягодиц, многочисленные засосы и отметинки на телах всех троих и пустой бутылек смазки, который Чимин нащупал под рукой, вызвали подозрение, что новогодняя ночь прошла не без особого рода приключений. Пак натянул на них троих валявшееся в ногах скомканное одеяло, беспечно махнул на все рукой и погрузился в сон. Да и чего кипишить-то? Что было, то было. Предыдущая новогодняя ночь прошла в плаче по растоптанной любви, а год – в залечивании тяжелой психологической травмы. Может, в этот раз повезет? Как ни крути, а для Чимина новолетие стартовало с любви, пусть и физической. Вдруг, и в наступившем году что-то по-настоящему приятное произойдет в его личной жизни. К обеду все трое выспались, но то, что происходило в спальне, представляли лишь в общих чертах, да и ситуация в целом не предполагала какого-то разнообразия вариантов. Впрочем, проснувшийся Тэ потирал, стараясь делать это незаметно, рельефный зад, в отличие от Чимина, сладко улыбаясь. – Будущие, млять, педагоги. Ответственные и высокоморальные личности, – стиснув губы, чтобы не заржать, качая головой и стараясь придать лицу скорбное выражение, произнес Чонгук, изумительно подражая тону профессора, что преподавал на их факультете Этику и эстетику семейных отношений. Парни засмеялись и расслабились: что было, то было… Год, кстати, никаких особых изменений в одинокую жизнь Чимина так и не принес. Зато альфа Чон и омега Ким, четыре предыдущих года сосуществовавшие исключительно в статусе друзей, поженились как раз к окончанию университета. Очевидно, им, а не Чимину улыбнулась удача той новогодней ночью любви. 🎄🎄🎄 Гимназия, где работал Чимин, стояла на горке. Внизу находился большой стадион, в центре которого под чистым холодным звездным небом возвышалась теперь нарядно украшенная, сиявшая огнями новогодняя ель. Омега задержался сегодня на работе, как никогда поздно: директор, господин Ким, прилично опоздал на назначенное им же на семь часов вечера совещание, поскольку его, в свою очередь, задержали на подобном в Министерстве образования. Директор, в отличие от зануды министра, мучить дорогих коллег ненужным словоблудием не стал: за пять минут донес до них информацию, на изложение которой высокому министерскому чиновнику понадобилось два часа, а потом перешел к текущим гимназическим вопросам – учебным и связанным с предстоящими каникулами. Два последующих часа пролетели незаметно. Но когда учителя собрались, наконец, по домам, господин Ким, взглянув напоследок в планшет, обнаружил там одну крайне важную неозвученную информацию. – Коллеги, еще минутку внимания, пожалуйста. Заканчиваю тем, с чего надо было начинать, – улыбнулся извиняюще, выдержал паузу. – Зима пришла. Преподаватели посмотрели на него, кажется, сочувственно: мол, совсем бедняга замотался, раз гонит такую пургу. – Мы заметили, вообще-то, – заместитель директора, пожилой альфа с пышными седыми усами не удержался, произнес с нескрываемой ехидцей в голосе. – Три дня уже, как пришла. – Дорогие коллеги, если вы думаете, что я несу пургу… – в кабинете раздался смех, и сам Ким засмеялся. – Очень уместное в свете наступившей зимы замечание, и суть вы раскрыли верно, – невозмутимо и без тени улыбки резюмировал директорский зам. – Я это вообще к чему, – голос директора звучал теперь строго. – Только в нашем районе за прошедшие три дня два десятка школьников получили так называемые зимние травмы. Тут и обморожения – гуляют, понимаете, без шапок, шарфов, перчаток, с куртками нараспашку! И травмы глаз как последствия игры в снежки, переломы рук, ног и даже позвоночника. Да что за примерами далеко ходить: вчера наши гимназисты-старшеклассники с горки катались. Видели, коллеги: за эти три дня в нескольких местах она обледенела. И ледышки эти дурацкие молодежи нашей покоя не дают. А настил там неровный очень, то бугристый, то со впадинками, да и горка высокая, крутая! И ладно бы вся эта золотая молодежь на попах съезжала! Куда там! Катаются, понимаешь, стоя, в полный рост, не думая о последствиях. Альфам же надо выпендриться и друг перед другом, и перед омегами. Смелость свою показать, эффектно так съехать. Разогнался как следует – и вперед! Летишь себе, – директор закрыл глаза, глубоко вдохнул. – Красо… Э-э-э… Кошмар какой! Вчера двое «счастливчиков» докатались. Один легко отделался – упал и нос расшиб, а второй головой по льду проехал – вот вам и черепно-мозговая травма, и новый год в клинике. Во избежание подобного да еще накануне каникул, пожалуйста, проведите с учениками небольшие и незанудные беседы на тему «Зимние забавы без зимних травм». Преподаватели начальной школы, – Ким взглянул на Чимина и нескольких его коллег, – к вашим подопечным с подобными лекциями придут детские травматологи. Завтра-послезавтра специалисты ненадолго наведаются в каждый класс. Хотя я бы не к малышам, к подросткам врачей отправил. У детей хоть какой-то страх есть, а эта пубертатная молодежь, кажется, не головой, но другим совсем местом думает! И моя личная к вам просьба, коллеги: катаются дети с горки – ладно! Но повторите им десять раз, чтобы эти дурацкие ледяные участки стороной обходили, если не хотят новый год и каникулы в больнице провести! И в снежки играть не стоит тоже – это травмы глаз, и шапки и перчатки надо надевать, в противном случае можно уши и пальцы отморозить… Через пять минут в кабинете остались только господин Ким и его зам. Он крайне неодобрительно посмотрел на руководителя гимназии и выдал недовольно: – Небо Омегаверсное, сынок! Когда ты стал таким отвратительным занудой?! С горки не кататься, в снежки не играть, уши беречь. Слушать было противно! И это мой ребенок, который зимой в детстве два раза руку ломал, три раза ногу и палец на ступне отмораживал, и зуб передний, катаясь на горке, выбил. Ты вот, кстати, рассказывал, какая она возле школы неровная и бугристая. Откуда, интересно, тебе такие нюансы известны? Ким Намджун взглянул на отца, засмеялся: – Откуда, откуда? Сам понимаешь: не проверишь – не узнаешь! Главное, чтобы о моем практическом опыте тоже никто не догадался. Ну, а что мне прикажешь делать: министр велел довести информацию до подчиненных – я довел. Интересно, он вот в детстве тоже весь такой правильный был? В снежки не играл, на горке не катался. А зимой на улицу выходил, – произнес с высоконравственной интонацией Намджун, закатив глаза, – исключительно, чтобы дышать свежим воздухом. Старший альфа улыбнулся: – Именно так, сынок. Из всего нашего класса только он один не катался ни на ледяной, ни на какой вообще горке, не играл в снежки, не лепил крепости, а поверх шапки натягивал еще и капюшон – голову берег. И не зря, как видишь. Он теперь над нами самый главный. – Что отнюдь не равно самый умный, – скроил уморительную рожицу Намджун. Отец промолчал, лишь улыбнулся в густые усы. Через пару минут эти двое вышли на улицу и перед тем, как сесть в машины, любезно обменялись друг с другом парой ударов снежками. 🎄🎄🎄 Чимин вышел из гимназии, наверное, последним: секьюрити, что проводил его с недовольным видом до двери, нарочито громко повернул в замке ключ. Омега натянул плотнее шапочку, полностью застегнул молнию на укороченной теплой куртке. Бросил взгляд на горку и на стадион. Поздно, а потому пусто. Только вдалеке около елки с собакой гуляет какой-то мужчина. Прекрасно, наконец-то! Чимин, весь в предвкушении, отправился в сторону заледеневшей части горки, вспоминая по пути небольшой, но подробный рассказ господина Ким о ее мельчайших ландшафтных особенностях и справедливо подозревая, что директор не иначе как на практике их изучал, несмотря на недавнюю цветистую антипропаганду катания с ледышки. Вот и омега два дня уже, облизываясь, поглядывал в сторону горки, в эти моменты ощущая, как в нем просыпается так и не уснувший, наверное, к двадцати пяти годам мальчишка. Или, по замечанию господина Намджуна, тот самый пубертатный подросток, которому непременно надо съехать с обледеневшего уклона. И да, в полный рост, конечно! В этом-то и есть ни с чем не сравнимый кайф! При этом выпендриваться Чимину было совершенно не перед кем. Да и не хватало еще, чтобы за таким несолидным, травмоопасным – «три раза «ха», господин Ким!» – занятием его застали коллеги, ученики и их родители. Хотя в Пусане, и будучи ребенком, и студентом, и один, и с друзьями омега не отказывал себе в подобных зимних удовольствиях. С чего бы это? В одну из новогодних ночей, Чимин тогда заканчивал последний класс школы, вся семья договорилась встретиться в одном из пусанских парков, где власти организовали для горожан праздничные гулянья. Пока взрослые общались недалеко от елки, Чимин взял шестерых кузенов и отправился с ними на горку, которой славился парк. Трое мелких катались на ватрушках, а старшие вместе с Чимином отрывались на ледышке. Когда все семеро вернулись в компанию взрослых, занудный дед тотчас начал читать лекции старшему внуку, призывая его вести себя солиднее и напоминая о будущей серьезной профессии, совершенно не сочетающейся с таким безалаберным поведением. Чимин выслушал молча, а потом ледяным, как горка, с которой только что вернулся, тоном выдал: – Харабоджи, я не пью, не курю и не колюсь. Но если зимние забавы являются для вас большим злом, в перспективе рассмотрю один из трех ранее озвученных вариантов. И да, мне вообще-то не семьдесят, а семнадцать. Детство в заднице вовсю играет. А на горке с внуками и люди вашего возраста на ватрушках катаются. Берите пример. Развернулся и ушел прочь, оставив деда в небывалом смущении и с несколько отъехавшей вниз прекрасно подогнанной вставной челюстью. Дедушка, который всегда волновался, сможет ли в перспективе его мягкий, спокойный внук справиться с двумя десятками маленьких шилопопых озорников, хмыкнул довольно, изогнув брови, глянул на супруга, улыбаясь чуть иронично. «А у мальчика-то стержень имеется, и выдержка, когда надо, отменная, и за словом внучок в карман не полезет, и в обиду себя постарается не давать. Хотя, в этом вопросе все же хотелось бы и на его альфу положиться. Но когда еще оно будет. А вот с детишками Чимини справится, если даже своего деда, старого ворчуна и зануду, на место поставил!» 🎄🎄🎄 На третьем курсе Чимин с Тэхеном и Гуком неделю зимних каникул провели в Ёнпхё, крутом горнолыжном курорте. Там катались и на лыжах, и на сноубордах, и на ватрушках. А на задницах и ногах – с единственной ледяной горки, которая своим присутствием нарушала все правила техники безопасности, принятые на курортах, и была бы немедленно уничтожена, когда б не располагалась поодаль от официальных трасс и на глаза персоналу так пока и не попалась. Школьная горка по высоте не шла ни в какое сравнение с той нелегальной, что была в Ёнпхё. Да и ладно. Для того, чтобы ощутить желаемое, Чимину и ее вполне хватит. Скорость, скольжение, ветер в лицо, адреналин! И каждая неровность, бугорок, крохотная выбоинка под ногами на коварной ледяной дорожке ощущаются значительнее, кажутся больше, чем есть, проверяют твои силы и возможности, умение твердо стоять на ногах. Ледяная горка – это удовольствие. Но, если задуматься, она же – и жизнь, в которой тоже надо преодолеть все преграды. Выстоять, победить, не упасть. Впрочем, долой сейчас всякую философию! Омега сбрасывает рюкзак. Разбегается – и вниз. Внутри все ухает, и сердце, кажется, вместе с хозяином вниз летит – стучит бешено не в груди, а в животе. Омега скользит, ловко маневрируя руками, легко сохраняя равновесие. Морозный воздух обдувает щеки, окрашивая их легким румянцем, зимний холодок сладковатый запах белой лилии, что источает ароматическая железа, делает свежее. Полная, абсолютная свобода сейчас – никаких условностей, ограничений, рамок! Чимин не учитель, не чей-то подчиненный! Он предоставлен себе и своим отличным эмоциям. Он, правда, как мальчишка – беззаботный, беспечный, довольный. Летит вперед, улыбаясь, смотрит на сияющую огнями елку. Каждое соприкосновение с любой неровностью льда особым эхом, волнительной, возбуждающей, приятной вибрацией отдается в теле. Запускает в низ живота, в пах особых зимних стрекозок с прозрачными крылышками. Они ими трепещут внутри – и в животе, в паху становится так тепло, сладко. Хорошо! Чимин в десятый уже, наверное, раз, катится вниз. Но ощущая при этом такую свободу и легкость в теле, что, кажется, взлетит сейчас в небо. Он скользит легко, ловко, изящно. Он, кажется, изучил уже каждый бугорок и вмятинку на горке. Сдружился с ней. Доверился. Он руки выбрасывает вверх и разводит немного в стороны, голову поднимает к звездному чистому небу. Кричит: – Здорово! Как же здо-ро-во! Спуск не заканчивается вместе с уклоном. За ним – еще пара метров ровной плоской заледенелой поверхности, в самом конце которой омеге надо чуть сгруппироваться и, отпружинив перед небольшим естественным снежным порожком, перескочить его, чтобы оказаться, наконец, на честном надежном снежном покрывале. Чимин легко справлялся с этой задачей. Но сейчас, залюбовавшись черно-синей, украшенной мерцающими звездами бездной, упустил те доли секунды, что давали ему возможность безопасно закончить спуск. Носки ботинок на приличной скорости влетают в снежный порожек, и омега всем телом падает в снег, успевая кое-как сгруппироваться. Дорогие, в тонкой золотистой металлической оправе очки улетают куда-то в сторону, лежащий на снегу Чимин замирает, прислушиваясь к себе, пытаясь оценить масштабы катастрофы. 🎄🎄🎄 – Блядь! Ну, как чувствовал! Грация чертова! Рано или поздно это должно было произойти! – прорычал раздраженно альфа, что уже десять минут то с улыбкой, то с некоторым волнением смотрел на мальчишку, который, всякий раз разгоняясь, влетал на ледяную дорожку и скользил по ней не то что ловко, но – как только такое возможно было?! – изящно даже. Выгибал тело, руками и бедрами двигая грациозно, казалось, легко, играючи, удерживая равновесие. Молодой мужчина в какой-то момент почувствовал, что движения этого стройного тела вызывают некоторые ответные в его собственном, изрядно, кстати, уставшем за прошедшее многочасовое дежурство. Альфийские бедра, тем не менее, слегка дернулись, подаваясь вперед, а руки устремились к паху, в котором сейчас было как-то неспокойно-напряженно. А потом вдруг грациозное существо – «Ох уж эти «бессмертные» пубертатники, у которых мозги под действием гормонов мигрируют значительно ниже и там пребывают без дела!» – очи возвело горе, и альфа понял, что и во вне рабочего дня, скорее всего, без дела не останется. Через доли секунды он услышал короткий пронзительный крик и увидел, как мальчишка рухнул всем телом на снег и подниматься не спешил. – Холли, ко мне! – золотистый ретривер послушно подбежал к черноволосому альфе. – И за мной! Через мгновение оба неслись ко все еще неподвижно лежащему на снегу парню. Холли в прекрасном настроении, а альфа в крайне напряженном, прокручивая, к тому же, всевозможные варианты: черепно-мозговая травма? Ушибы грудной клетки, живота, паха? Вывихи. Переломы – открытые и закрытые – лодыжек, лучезапястных костей, ключиц и хрен знает чего. В момент, когда до парня оставалась пара метров, а мозг в качестве диагноза предлагал как раз «хрен знает», Грация дернулся и начал медленно приподниматься. – Лежа-а-а-ать! – заорал не своим голосом альфа, сопроводив приказ гневным рыком, сотрясшим воздух на десятки метров вокруг. Ретривер и мальчишка рухнули на снег одновременно. – Холли, гулять! А ты не смей двигаться, – молодой мужчина склонился над, кажется, в ужасе замершим парнем, цветочные феромоны которого что есть сил вмазали по чуткому альфийскому носу. Ноздри мужчины непроизвольно задвигались, взгляд заскользил по упругой заднице и стройным ногам. «Омега! Белые лилии и полное отсутствие мозгов, сотрясаться там нечему», – выставил первый диагноз врач-травматолог Мин Юнги. Но, вопреки собственному выводу, осторожно ощупал голову, а затем шею и руки омеги, который так и лежал, уткнувшись носом в снег. Забрался под куртку, прошел по ребрам и вдоль позвоночника, отчего мальчишка немедленно задергался и совершенно по-дурацки захихикал. Альфа сморщился недовольно от противных звуков, продолжил осмотр. Длинные, с крепкими костяшками пальцы, умные, чувствительные, читали тело, как книгу. И чтение это пока внушало врачу оптимизм. В промежутке от головы до ягодиц все, кажется, было цело. Имелось огромное желание съездить мелкому засранцу по шее и заднице – у Юнги таких придурков безалаберных, как вот это, попой кверху лежащее недоразумение, набралось за три настоящих зимних дня целое отделение. «Хорошо бы, хоть это чудо его не пополнило». Чтобы убедиться в этом или обратном, осталось пропальпировать еще бедра, икры и лодыжки омеги. Охренительные длинные ноги были чуть разведены в стороны. Альфа провел, аккуратно надавливая, по наружной их части, потом фыркнул и пальцы положил на внутреннюю, на сантиметры ниже паха, тут же почувствовав, как напряглись мышцы под его руками. Равно как напряглись собственные, а пах тут же обдало волной жара и залило тягучей сладостью с такой силой, что Юнги не сдержался: коротенький тихий зефирный стон вырвался у него помимо воли. Омега же при очередных альфийских манипуляциях не издавал вообще никаких звуков, чем травматолога Мин очень порадовал: бедренные кости пациента, по-видимому, были в относительном порядке. В отличие от эмоционального состояния. – Вы кто такой, что вы вообще себе позволяете? – решился наконец парень. Испуг и напряжение ясно слышались в интонациях, но не смогли скрыть красоту, мягкость, нежную бархатистость голоса. А еще возраст. «Для подростка омега звучит, пожалуй, слишком чисто и взросло, никакой ломки», – отметил Юнги, подбираясь к лодыжкам свалившегося как снег на голову пациента. – Руки свои, в конце концов, уберите от меня, – парень, источая довольно интенсивно природный сладкий запах, приподнялся на предплечьях. Лицо его по-прежнему оставалось скрыто от альфы, а голос гладил Юнги по загривку, шее, щекотал и распечатывал охладившуюся на морозе ароматическую железу. Вообще, Мин к холоду был довольно равнодушен, шапки, перчатки и шарфы, кажется, уже лет десять, как исчезли из его гардероба. И сейчас никакая ткань на шее не мешала аромату альфы – уравновешенному благородному хвойно-смолистому кедру – неторопливо растекаться в морозном воздухе. – Руки уберу, как только ноги ваши проверю, моя рисковая Грация, – рыкнул Юнги. – И тогда идите себе. Мало мне на работе забот, так и вне ее не отдохнешь. – Что это у вас за работа такая, омег щупать? – прохныкал Чимин, признавая, что, несмотря на холод снежной простыни, на которой он лежал уже пару минут, уверенные, но деликатные прикосновения незнакомого альфы наполняют тело особым, давно позабытым, приятным мягким теплом. Согревают искорками желания пах, вдавленный в снег, и бедра, по которым только что вновь прошли, аккуратно их сминая и осторожно ощупывая, пальцы альфы. – Не только омег, но и альф, и бет, и всех вообще, кто ищет и находит-таки приключений на задницу, – теперь устало произнес мужчина, которому осталось осмотреть один только левый голеностопный сустав и, кажется, вздохнув с облегчением, отправиться домой. Он аккуратно надавил, понимая в то же мгновение, что дома, как планировал, через десять минут не появится. Еще до того, как омега болезненно ойкнул и коротко застонал, альфа под пальцами ощутил небольшой отек. «Ушиб лодыжки, кажется. Повезло тебе, Грация. Еще легко отделался». – Давай, аккуратно переворачивайся на попу, ногу левую старайся не напрягать. Хотя, похоже, ничего серьезного. Омега выполнил все просьбы, аккуратно уселся на ягодицы, поднял голову. Свет одного из фонарей, что стояли по периметру стадиона, упал на лицо. – Вы врач? – парень посмотрел смущенно, извиняюще. Юнги глянул. Юнги прифигел. Юнги кивнул. Юнги, кажется, только что подставился под стрелы эроса, амура, купидона. Или как там называют того пузатого, златокудрого с очевидно излишним индексом массы тела противного засранца с луком и стрелами, что в мгновение ока может испортить размеренную, спокойную жизнь одного альфы всякими иррациональными эмоциями и чувствами? – Пошел вон! – прошипел тихонько Юнги златокудрой невидимой бестии. Парень при этих словах вздрогнул, глянул с укоризной на собеседника – молодого, темноволосого и темноглазого альфу, белизна и сияние кожи лица которого вполне могли поспорить с огромным снежным покрывалом, на котором сидел Чимин. Впрочем, убедиться в абсолютной правильности своих, несколько расплывчатых сейчас впечатлений, омега пока не мог. Услышав же столь неделикатное требование, уперся руками, одетыми в перчатки, в снег. Помогая себе здоровой ногой, отстранился от альфы и предпринял безуспешную попытку подняться самостоятельно. – Да я не тебе. Не вам. Это так, мысли вслух после тяжелого рабочего дня. Вы все верно поняли, я врач. Травматолог. Простите, если был излишне резок, просто устал очень. Меня Мин Юнги зовут. – Пак Чимин, – прищурился, неуверенно глядя в лицо альфе, улыбнулся, обнажая белые зубы, один из которых, передний, был едва вывернут, отчего улыбка парня казалась трогательной и по-детски искренней. Возраст омеги Юнги, кстати, изначально определил неправильно: издалека Чимин походил на старшеклассника. Но сейчас на снегу перед альфой сидел пусть и молодой человек, однако давно уже не подросток. Данный факт почему-то очень обрадовал Юнги, но он тут же этой радости и воспротивился: у него на работе всегда почти был завал, сейчас же – просто аврал. Так что даже потенциальная личная жизнь в очередной раз сдвигалась на неопределенный срок. «Надо же, всем Небо одарило – и фигурой, и голосом, и внешностью. Еще бы мозгов, чтоб не лез, куда не следует. А уж если полез, так не в небо смотрел, а куда ситуация требует», – мысленно произнес альфа, пытаясь срочно найти в омеге кучу недостатков и оградить себя этим щитом от купидона, что продолжал бесцеремонно и точно осыпать его стрелами. «Ни фигища. Попался ты, кажется, Мин Юнги, – задумчиво и как-то даже обреченно изрек при этом внутренний альфа. – Можешь, конечно, поискать еще каких-нибудь недостатков у этой Грации, но, кажется, занятие будет не слишком перспективное». «Может, я уж сам как-нибудь разберусь?» – отмахнулся досадливо Мин и вступил в диалог с другим собеседником. – Так, господин Пак, сейчас мы дойдем с вами вон до той скамейки, и вы наберете кого-нибудь из близких. Пусть приедут и заберут вас домой. Чимин кивнул неуверенно, продолжая, чуть прищурившись, всматриваться в лицо альфы. – Что-то интересное или необычное обнаружили в моей внешности? Может, поделитесь? – поинтересовался недовольно Юнги, пряча за сердитыми интонациями охватившее его сердечно-телесное волнение. Омега немедленно покачал головой: – Вы не могли бы... Извините, что создаю еще проблем… Я, когда падал, очки потерял. Это подарок, и он мне дорог очень, – Чимин при этом улыбнулся мягко, и лицо у него, как показалось альфе, приняло мечтательно-романтическое выражение. Юнги при этом почувствовал совершенно неожиданный и очень неприятный укольчик в области сердца. «Да ты никак ревнуешь?» – внутренний альфа, кажется, только и ждал, чтобы самым радостным тоном начать приставать с самыми дурацкими вопросами, но был проигнорирован. – Очки вам, очевидно, кто-то очень близкий подарил? – спросил Юнги, покривив губы и замерев в ожидании ответа. Чимин лишь кивнул и замолчал, лишая альфу надежды на какие-нибудь подробности, которых жаждали сейчас и его душа, и внутреннее я. – Парень? – равнодушно-насмешливо и как бы между прочим вновь поинтересовался Юнги. – Родители, – улыбнулся омега. Альфа, воодушевленный ответом, побродив минуту-другую в паре метров от того места, где упал парень, нашел дорогую пропажу, сопроводив находку звучным победным рыком. Чимин протер стекла и немедленно водрузил очки на свой аккуратный, с крохотной горбинкой нос. Тотчас сбросил пару лет, зато уверенности во взгляде прибавилось. Мин же опустился теперь перед сидящим омегой на колени, подхватил на руки и бережно поставил на снег. Купидон в этот момент достал из колчана не стрелу даже, а золотое копье в красные сердечки и ударил Юнги в самое сердце, пригвоздив заодно к нему – чтоб уж наверняка – и трепыхавшуюся неподалеку душу. «С наступающим», – промолвил с любовью в голосе и улетел от греха подальше. – Не тяжелый? – полувопросительно-полуутвердительно произнес омега. – Офигенный! – сглотнул Юнги. Глянув на Чимина и словив его заинтересованный взгляд, исправился. – Офигенно-легкий. Я бы без вопросов донес вас до скамейки, Чимин-щи, просто хочу понять, как сильно пострадала ваша нога. Альфа положил руку омеги себе на плечи, обхватил кисть с забавными пухлыми пальчиками. – Попробуйте очень осторожно наступить на поврежденную ногу. Парень выполнил просьбу. По-прежнему опираясь на альфу, сделал шаг, а потом еще один. Закусил губы. – Очень больно? – Терпимо. – Ладно, тогда попытайтесь сами. Омега сделал несколько шагов, сильно прихрамывая, кривясь и, кажется, намереваясь упасть. Мин подхватил его осторожно на руки, и пока нес до скамейки, Чимин, вдыхая свежий, смолистый аромат, ощущая тепло тела и крепких рук, на одной мысли ловил себя: хоть бы эта долбаная скамья вообще отсюда испарилась. И альфа нес его, прижимая к себе, обдавая теплом дыхания и свежестью кедра, до самого дома. И, желательно, до спальни. К сожалению, предновогоднего чуда не случилось, и через минуту-другую парень сидел уже на холодном дереве. – Звоните, Чимин, кому-нибудь из родных, пусть забирают вас быстрее. Время позднее. Я из операционной сегодня не выходил весь день, устал очень, – вновь повторил альфа, молясь при этом, чтобы ни одна душа живая не ответила на звонок Грации. Тогда у Юнги имелся бы законный повод провести омегу до дома, ни намеком пока не давая понять, какие у альфы на это беспечное чудо виды обнаружились. Вообще, Мин Юнги на персональном игровом поле, коим служил для него хирургический стол, был богом. Не пасовал даже перед самыми сложными случаями, проводил многочасовые, требующие максимальной отдачи, таланта и знаний операции юным пациентам с тяжелыми травмами, вправлял, удалял, составлял заново. Возвращал к жизни и старался по-максимуму сохранить ее качество у попавших к нему детей. Блестящий игрок. Умный, вдумчивый, решительный. На поле же любовном у альфы давно выросли сорняки в два метра ростом. Ибо Мин Юнги, видимо, всю смелость и твердость характера отдал профессии. В отношениях же с омегами проявлял нерешительность, так долго анализировал и взвешивал, обдумывал и принимал решение, что ни один партнер этого не выдерживал. И альфа, вздыхая, кажется, с облегчением, говорил себе, что это просто не его пара, ведь внутри все равно ничего бомбически-феерически не екнуло. Значит, надо еще подождать. А что же секс? С этим проблем не имелось. В клинике у него всегда была парочка омег для телесных радостей. Равно как и он становился такой радостью для своих незамужних и не стремящихся к браку партнеров. 🎄🎄🎄 От размышлений и наблюдений за омегой, который сидел, наклонив голову, с телефоном в руках, Юнги отвлек собственный сработавший мобильник. Звонил сосед, владелец Холли. Пожилой одинокий омега болел уже несколько дней, и Юнги, едва узнал об этом, тотчас предложил гулять с собакой. В этот раз прогулка что-то уж очень затянулась, и господин Ше забеспокоился. Узнав, что и с молодым соседом, и со старым питомцем все в порядке, попросил альфу вернуться быстрее, ибо собирался ложиться спать. – Ну, что, господин Пак, приедет за вами кто-нибудь? – раздраженно переспросил, поговорив с соседом, Мин. Чимин, который поначалу решил все-таки признаться, что забирать его совершенно некому, услышав недовольные интонации в голосе альфы, озвучил совсем не то, что собирался. Опустил голову, поежился: – Да, друг сказал, что будет через десять минут. Альфа кивнул и рыкнул почему-то еще более сердито. Секунды назад омега очень надеялся, что этот симпатичный доктор предложит себя в качестве попутчика, проведет до дома. А там... Все же Новый год на носу. Чудеса случаются. «Но не со мной», – подумал тоскливо, уже представляя, как поковыляет в одиночестве до автобусной остановки. В самом деле, тон врача, раздраженный, недовольный, мгновенно разрушил маленький воздушный замок, который омега торопливо построил за минуту-другую. «Эх, предновогодние знакомства – не твой вариант, – вспоминая предыдущий печальный опыт, философствовал внутренний омега Чимина. – Ну, не горюй! Зато сразу полная ясность. А то нафантазировал уже. Вот ничему тебя жизнь не учит!» Парень сейчас, в самом деле, попытался призвать на помощь спасительный, но бесполезный здравый смысл. А что еще оставалось? Ибо откуда Чимину было знать, что альфа не на него рычит, а, во-первых, на своего соседа, который попросил немедленно привести ему Холли, во-вторых, на незнакомого друга Чимина, который не дал Юнги возможности проводить омегу до дома и попробовать все-таки очистить от сорняков любовное поле. И, в-третьих, на самого себя, купидону подставившегося. Полчаса назад он эту обаятельную Грацию знать не знал, и вот за минуты она с ледяной горки въехала ему прямо в душу и улеглась там со своей больной лодыжкой, нарушая устоявшуюся холостяцкую жизнь и, опять-таки, провоцируя Юнги на прополку, которой он в ближайшие годы не планировал. – Друг заберет? Прекрасно! – на самом деле Мин готов был лопнуть от злости и недовольство в голосе скрывал сейчас с огромным трудом. – Дома есть противовоспалительные и обезболивающие? Чимин кивнул. – Выпейте таблетку того и этого. У вас небольшой отек и, похоже, несильный ушиб лодыжки. Завтра лучше бы врачу показаться. Или дома посидеть, но это только при условии, что боль не усилится и отек не начнет нарастать. И да, – нахмурился, сказал надменно, с ироничной усмешкой, – вам не кажется, господин Пак, что вы давно уже вышли из возраста, в котором нельзя оценить, к чему может привести катание с ледяной горки, да еще в полный рост? Чимин глянул на него с такой обидой и тоской в глазах, что у альфы сердце защемило, а совесть немедленно мазнула по щекам ярким алым румянцем. Впрочем, омега тут же взял себя в руки. – Благодарю за помощь, господин Мин, и за советы. Простите, что отнял у вас столько времени. И да, – в тоне иронии было больше, чем в альфийском минуту назад, – вам не кажется, что вы давно уже вышли из возраста, в котором нельзя оценить, к чему может привести хождение без шапки, шарфа и с курткой нараспашку при солидной минусовой температуре? – Ах, ты, мелкая училка! – рявкнул альфа и скорым шагом пошел прочь, на ходу подзывая Холли. – Доктор-зануда, – понеслось вслед, впрочем, не зло, не раздраженно, а грустно и, кажется, очень разочарованно. 🎄🎄🎄 Юнги шел домой, не имея никакой возможности заткнуть внутреннего альфу, который полоскал его на все лады, упрекая в грубости, совершенно омегой не заслуженной. Мин вначале огрызался, пытался оправдаться тем, что парню были оказаны бесплатная консультация и квалифицированный осмотр, но, признавая правоту упреков, к дому подлетел в совершенном душевном смятении. – Ну, ты идиот. Мог же познакомиться с омегой, попробовать отношения завести серьезные. Такие ноги там, ммм… И в очках к тому же… Умный, наверное, омега… И ты, моралист хренов, новогоднюю ночь, глядишь, провел бы не на дежурстве, подменяя, как обычно, всех и вся, а в компании симпатичного парня. Я уже молчу о том, что врач оставил на морозе пациента с больной ногой! Может, стоило бы дождаться его друга? А если никакого друга на самом деле нет? И сидит сейчас парень на лавке, инеем покрывается? – Ну, знаешь, это уж совсем идиотом надо быть, чтобы врать о таком. – Ну, знаешь, если бы меня таким тоном спрашивали, как ты мальчишку, я бы тоже отвечал так, чтобы не раздражать. Вернув Холли господину Ше, альфа, от греха подальше, метнулся все-таки обратно. Ясное дело, что омега с другом ушли уже, но лучше все же убедиться. Юнги влетел на стадион, бросил взгляд на лавочку – Чимина на ней не было. Альфа вздохнул тяжело, сорняки – с явным облегчением. Обвел глазами пустой стадион. Посмотрел на блестевшую под ярким светом фонарей горку. На елку перевел взгляд. Там, на самой крепкой ветке, ближе к снежному покрывалу, сидел толстенький купидончик и, глядя на Юнги, крутил пальцем одной руки у виска, а другой показывал куда-то вдаль. Альфа обернулся. У калитки гимназического забора увидел одинокую прихрамывающую фигурку. «Я же говорил, что нет никакого друга!» – под ликующие вопли внутреннего альфы скуксились все сорняки, а Юнги полетел за омегой на предельных скоростях. 🎄🎄🎄 Чимин, морщась, прихрамывая и дрожа от холода, доходит, наконец, до забора гимназии. Такси он вызовет, едва выйдет за ворота, потому что идти омеге очень некомфортно – лодыжка болит, да и холод совсем сковал тело. Даже его сладкая лилия отдает теперь свежестью. На душе у омеги по-прежнему тоскливо и муторно: совершенно непонятно, за что, в конце-концов, так вызверился на него симпатичный альфа. Впрочем, теперь он этого уже никогда и не узнает. Быстрые шаги, чуть сбитое дыхание и свежий аромат кедра слышатся позади. И вопрос не без иронии: – И куда это мы крадемся? Сами. С больной ногой. А где же друг? Омега прячет улыбку, в которой растянулись его чудесные губки, произносит равнодушно: – Друг занят, а я сам справлюсь. – Справится он! А ну, стоять! Омега обернулся, взгляд полыхнул раздражением: – Да что вы приказываете все время? Лежать! Стоять! Мы не в армии, в конце-концов! Альфа напрягся: – Простите, Чимин. Просто я армейским врачом полтора года работал. Служил... Отделение в военном госпитале возглавлял. Служба закончилась, а привычка отдавать приказы осталась. Обопритесь на меня, сейчас такси вызову. Не дожидаясь ответов и действий, вновь положил руку омеги себе на плечо, заказал машину. Замерзший Чимин с удовольствием прижался к теплому крепкому альфийскому боку, но спросил с легкой ехидцей: – А что это вы на стадион решили вернуться? Альфа, кажется, смутился. Бросил на омегу неуверенный взгляд из-под нахмуренных бровей: – Э-э-э… Поводок потерял… Пока искал, увидел, что вы один вдалеке идете. А сказали, друг за вами приедет. Обманывать некрасиво, Чимин-щи. Вы уже взрослый, должны бы и знать. Чимин посмотрел на него проницательно, хмыкнул недоверчиво: – Разумеется, обманывать некрасиво, господин Юнги. Но я просто не хотел вас напрягать лишний раз. Вы и без того столько времени на меня потратили. Еще и поводок вынуждены были искать. Нашли? Что в этот момент нашло на альфу? – А как же. И вам решил помочь, – теперь одной рукой удерживая Чимина за ладонь, что лежала на его плече, а вторую нежно обвив вокруг стройной омежьей талии, низко, чувственно промурлыкал альфа. Чимину бы стоять молча, наслаждаясь силой и теплом альфийского тела, на которые его собственное уже отреагировало. И не особого рода возбуждением. Напротив: от уверенных, но нежных прикосновений омега почувствовал приятную слабость, что разлилась по телу. Да и боль в лодыжке ощущалась теперь слабее. Пак против воли, кажется, потерся слегка о бок тесно прижимавшегося к нему альфы. И, построив самый крохотный воздушный замочек из всех возможных, тут же его сам и разрушил, ляпнув сдуру: – А можно на поводок посмотреть? И сразу почувствовал, как напряглась рука Юнги, что сжимала его талию. – Не доверяете, Чимин-щи? – в голосе слышалась, кажется, легкая угроза. Такси подъехало. Вообще-то альфа планировал, раз судьба второй шанс ему предоставила, проводить омегу до дома. Но этот вопрос совершенно выбил из колеи. Тут либо правду говорить, чего альфийские гордость и самолюбие никак не позволяют, либо продолжать врать, что тоже совсем нездорово. – Садитесь в такси, господин Пак, – вновь раздраженно фыркает альфа. – И таблетки не забудьте принять, когда дома будете. И учитесь людям доверять, иначе так и проживете всю жизнь один. – А вы, давая советы правду говорить, имейте мужество им же следовать. Ложь никогда ни к чему хорошему не приводит. Альфа трясется от раздражения, но молчит, помогает омеге усесться в автомобиль и, закрывая дверцу, вновь не выдерживает: – Училка занудная! – Сам зануда! – несется в ответ. На самом деле, Чимину плакать хочется. Все закончилось, так и не начавшись. Он прижимает к лицу свою, согретую альфийской рукой, ладонь, вдыхая слабый аромат идущего от кожи кедра и утирая выступившие на глаза слезы. Альфа смотрит вслед уезжающей машине, прижимая к носу ладонь, вдыхая сладкие нотки белой лилии, признавая, что в угоду дурацким гордости и тщеславию только что поставил жирный крест на так и не начавшихся отношениях, в которых доверие и честность, в самом деле, очень важны. Мин опускает голову и уныло бредет домой. Сорняки в который раз за вечер вздыхают с облегчением. Проходя мимо горки, останавливается. «Да, черт возьми, господин Пак. Я соврал. Я и сейчас люблю кататься с гор и горок, и не поводок искал на стадионе, а вас». Мин разгоняется и ловко скользит вниз по неровному льду: он вчера вечером, гуляя с Холли, впервые этой зимой накатался всласть. А сейчас, когда никто его все равно не видит, оторвется снова. В десятый раз успешно съезжая вниз, он говорит себе, что выполнит просьбу коллеги и подежурит за него в новогоднюю ночь. 🎄🎄🎄 – Юнги, рад тебя видеть, – Ким Намджун поднимается из кресла, ладонь для рукопожатия протягивает молодому альфе, выпускнику гимназии, своему бывшему ученику, которому преподавал когда-то химию. – Спасибо, что нашел время для наших детишек. – Господин Ким, только потому, что вы попросили, – улыбается Юнги, сгружая на стол несколько красочных, ярких плакатов с жутковатыми картинками – последствиями всяческих травм, которые могут случиться зимой. – У меня юных шалопаев целое отделение. Едва снег пошел да подморозило – и их нападало, как снега. И вот ведь: я у нескольких пациентов, не самых, правда, сложных, поинтересовался, продолжат ли они свои зимние приключения, когда выпишутся. Они посмотрели на меня, как на идиота, и сказали, что переломы, которые срастутся скоро, не повод отказывать себе в небольшом зимнем экстриме. И, черт возьми, – Юнги до шепота понизил голос, – если выключить врача, я понимаю их отлично! Ким нагнулся ближе к выпускнику. Озорная совершенно улыбка осветила круглое лицо, подчеркнула очаровательные ямочки на щеках: – Если выключить учителя и директора, я тоже. Только, – приложил палец к губам, – т-с-с-с, ни-ко-му. Пойдем, проведу тебя в самый шилопопый класс. Там, кажется, все, как один, потенциальные пациенты твоего отделения. А классный руководитель уже хромает. Два дня вообще в гимназии не появлялся, сегодня только приковылял, бедняга. Поскользнулся недалеко от остановки, когда автобус догонял после работы. Так что и ему тебя будет полезно послушать. 🎄🎄🎄 Намджун заходит в класс. Мальчишки поднимаются, с любопытством глядя на спутника господина директора. Юнги вместе с темными джинсами умышленно надел ослепительно-белое удлиненное худи, напоминающее медицинский халат. Оно контрастирует с черными, чуть волнистыми волосами, забранными в небольшой хвост, темными выразительными глазами и бровями, что идут вверх чуть расширяющимися агатовыми прямыми и резко уходят вниз под острым углом короткими отрезками. – Господин Пак, вы где? У нас гость, – зовет Ким. – Господин кто? – тихонько переспрашивает Юнги, пока сорняки в очередной раз чувствуют неладное. «Неужели! Не может быть!» Чимин, который объяснял что-то омежке, сидящему на последней парте, на максимальных хромых скоростях двинулся навстречу руководителю и... Взгляды встретились, лилия и кедр резво подались навстречу друг другу, их обладатели замерли на мгновения, широко открывая глаза. – Вы знакомы, кажется? – Ким проницательно взглянул на коллегу, перевел взгляд на бывшего ученика. – Нет, – оба ответили абсолютно синхронно. – Что же, – Ким недоверчиво хмыкнул, – Мин Юнги, врач-травматолог, Пак Чимин, классный руководитель наших юных дарований. Господин Мин, – Намджун посмотрел на подопечных Чимина, лукаво улыбнулся, поднапустил в голос коварства, – поведает вам, деточки, как в зимнее время гулять на уличке так, чтобы не попасть в больничку. В отделении, где Юнги-щи работает, лежат с различными травмами непослушные ребятишки, которым доктор не успел рассказать, как им не стать его пациентами. Так что вам очень повезло! Намджун улыбнулся, кивнул альфе и омеге, вышел из класса. Юнги глянул на Чимина, кажется, хищно, глазами засиял, чуть иронично улыбнулся и причмокнул громко. Неторопливо подошел, прошептал: – Так, значит, автобус догоняли, господин учитель? А врать – не вы меня пару дней назад отчитывали – очень плохо? Сложил губы в трубочку. Омега сморщил нос, чмокнул громче альфы, спросил со всей иронией, какую смог в голос вложить: – А поводок нашелся все-таки, безгрешный, всегда говорящий правду, доктор Мин? – Ага, самый короткий, для непослушных питомцев, – глянул выразительно, языком пробежал по верхней губе. – Губу закатайте и начинайте лекцию, господин доктор. Не вы ли три дня назад убеждали меня в своей чрезмерной занятости. Мин вздохнул, развесил на доске невеселые картинки, тщетно стараясь уловить в детских глазах хоть какую-то тень страха, но слыша лишь тотчас начавшееся обсуждение популярных боевиков, в которых у кого-то «еще покруче сломалось, треснуло и кровища захлестала». Тем не менее, в следующие полчаса Юнги всецело овладевает вниманием юных альф и омег, превращая и лекцию в подобие все того же боевика, героями которого становятся сами школьники. И все хрусь-хрясь, и кость пополам, и кровь ручьем, и жизнь с одним глазом и без пальцев на руках-ногах в отношении себя уже не кажутся мальчишкам столь привлекательными. Впрочем, альфа смягчает экшн-лекшн, рассказывая о главном: как зимние подвиги с непонятными перспективами превратить в радости безо всяких последствий. – Вопросы, молодые люди? – интересуется, закончив. Маленький очкарик-омежка, глядя на Юнги подозрительно и в голос поднапуская иронии, выдает: – Я правильно понял, что в зимнее время, даже при малых отрицательных температурах, в процессе пребывания на свежем воздухе ношение головных уборов, шапок и перчаток, равно как и теплая, закрытая верхняя одежда обязательны? – Именно так, молодой человек. – Это условие, – омежка по-взрослому, не пальцами ведя по хребту носа, но изящно захватив ими кончик оправы, водружает ее, сползшую, на переносицу, – на взрослых распространяется тоже? – Все, что я сказал сейчас, актуально и для больших, и для маленьких, – кивает Юнги. – Гхм, – омежка прям-таки буравит глазами врача, но вопросов больше не задает. Вскоре Чимин отпускает ребят домой, оставаясь в классе вместе с альфой. 🎄🎄🎄 Двое молчат некоторое время, смотрят друг на друга мгновения и отводят глаза. Чимин, наконец, улыбаясь, безо всякой иронии констатирует: – Никак не ожидал вас встретить здесь, Юнги-хен. Альфа смотрит внимательно, кажется, несколько волнуясь, поясняет: – И не встретили бы. Я просто учился в этой гимназии, а господин Ким был моим классным и преподавателем химии. Он позвонил вчера и попросил прийти, мелких постращать накануне каникул. Сказал, во всех классах такие профилактические беседы уже были, для одного только не смогли врача найти. А у меня сегодня, так получилось, первая половина дня свободна, потом дежурю до утра. Подошел близко-близко, посмотрел Чимину в глаза внимательно, носом втянул сладкий аромат лилии, окутал омегу густым терпким хвойно-смолистым облаком, прошептал, поднапустив в низкий голос хрипотцы: – А ведь прав был: училка… Чимин надул обиженно свои восхитительные губы: – Зануда-доктор… Терпеть не могу зануд… Кто вас только воспитывал? Альфа рассмеялся: – Папа и отец, оба учителя, между прочим. Только они уже несколько лет, как в Дэгу переехали, а до этого здесь преподавали, в гимназии. – А Новый год вы с ними проведете? – поинтересовался вдруг омега. – Нет, в новогоднюю ночь я дежурю, – запечалился альфа. – Ох, как знакомо! – улыбнулся Чимин и, словив вопрос во взгляде Юнги, пояснил. – Мои родители врачи оба, и эти ночи очень часто проводили на работе. Но в этот раз мы будем отмечать вместе. Отец и папа приедут ко мне из Пусана. – Забавно: врач из семьи педагогов и педагог из семьи врачей. Есть в этом какая-то гармония, вы не находите? – хмыкнул Юнги, бросив озорной взгляд на омегу, и, не дождавшись ответа, резко переключился: – Как нога, Чимин-щи? – Нормально, как вы и сказали, ушиб лодыжки. Я на следующий день к врачу сходил, снимок сделал. – Давайте осмотрю вас, – к сексуальной хрипотце, что и так сводила с ума омежьи разум и тело, истосковавшиеся по альфийским поцелуям, прикосновениям, плоти, добавился взгляд с поволокой и низкое, сводящее с ума, особое призывное урчание. – Это вы меня сейчас соблазнить пытаетесь? – тем не менее, сверхстрого поинтересовался омега, понимая, что лужей начинает растекаться от этих ласкающих тело звуков и пронзительного взгляда темных блестящих глаз, в котором, казалось, черти скакали. – Не буду врать, да. На осмотр. Ноги, – подхватил Чимина на руки, усадил на стул. – Но если вас еще где-то что-то беспокоит… Лодыжка почти не болела, и во враче особой необходимости не было. Чимин отлично это понимал, как понимал другое: быть соблазненным – именно то, чего ему больше всего сейчас хочется. Альфа вновь заурчал, мягко проходя по тонкой лодыжке, отек с которой почти спал, запуская вверх по ноге омеги табуны эротических мурах, что со спринтерской скоростью добрались до паха, бесцеремонно нарушая спокойный сон чиминова изящества. – Вам не кажется, Юнги-хен, что место для осмотра вы выбрали не самое подходящее? – с ума сходя от мягких щекочущих прикосновений, пытаясь сохранить остатки здравого смысла и гордости, кажется, жалобно спросил омега. Юнги отстранился, поинтересовался все таким же глубоким, мурлыкающим голосом: – А где бы вы хотели, чтобы я вас осмотрел? – А с чего вы взяли, что я вообще этого хочу? – проснувшаяся некстати гордость омеги пришла на помощь сорнякам с любовного поля альфы. – А вы, значит, не хотите. Но ваше прекрасное тело говорит совсем о другом, – спокойно сказал Мин. – Врет. – Это вы сейчас врете, Чимин-щи. А я говорю правду. Вы мне нравитесь, очень. И я, судя по всему, вам тоже небезразличен. «Какая наглая самоуверенность! Да бесит, в конце-концов!» – А поводок покажете? Альфа отстранился: – Ваша нога, господин Пак, почти в полном порядке. Еще пару дней попринимайте противовоспалительные и все будет идеально. С наступающим Новым годом. Юнги вышел из кабинета, не оборачиваясь, аккуратно закрыл дверь. Чимин сидел, не шевелясь, осознавая, что собственными руками сейчас, в угоду глупой омежьей гордости и вопреки всем теплым чувствам, что испытывал к чудесному черноволосому доктору, лишился шанса быть счастливым. Дверь тихонько скрипнула. Пак с надеждой поднял глаза, готовый, кажется, тотчас просить прощения у Юнги. Омежка, что задавал неудобные вопросы альфе-врачу, зашел в кабинет. Чимин всхлипнул от очередного разочарования. Собрался с силами. – Ёнкей, что случилось? – Чимин-сонсэн, у меня вопрос. Точно ли мы можем доверять лекции господина Мин? – Что ты имеешь в виду? – Мы с папой собаку три дня назад поздно вечером на стадионе выгуливали, а доктор тоже гулял со своим ретривером. Так вот, он был без шапки, шарфа и перчаток. И в таком виде, – омежка вернул изящным жестом на переносицу съехавшие с нее очки, поднял вверх указательный палец, выдержал эффектную паузу, – катался с ледяной горки в полный рост! Долго катался! Как же можно верить словам человека, который говорит одно, а делает другое? – Доктор Мин катался с ледяной горки? – Совершенно точно, это был он. – Ёнкей, – Чимин мягко привлек к себе омежку, – все, что говорил вам господин Юнги, правильно. И послушать его, несомненно, стоит. Тем более, он ведь и не запрещал ничего. Просто рассказывал, как вести себя безопасно. И, знаешь, если честно: наверное, и взрослые, и дети, случается, говорят одно, а думают при этом совсем другое. У тебя тоже, возможно, бывало так? Паренек задумался ненадолго, посмотрел серьезно на Чимина, кивнул: – Случалось, господин Пак. Я обманывал, чтобы не сделать больно родителям. Мне казалось, так будет правильно. Но они узнали обо всем, и переживали не из-за моего проступка, а именно из-за того, что я не рассказал о нем. А еще бывает какая-то ложь во спасение, но папа говорил, что это только взрослые могут решать… А еще я однажды обманул свою младшую сестру специально, чтобы сделать ей больно. Она моё пирожное съела, а я сказал, что выбросил ее любимого мишку. – Помирились потом? Разобрались? – Да. Я ей мишку отдал, а она мне конфету шоколадную. – Умница. Очень важно уметь признавать свои ошибки и извиняться. – А доктору все же верить можно? – Конечно, Ёнкей, совершенно точно. Счастливого Нового года и безопасных каникул тебе, – обнял мальчишку. Омежка вышел из кабинета. – Обманул специально, чтобы сделать больно… А больно теперь самому. И ему ведь, наверное, тоже… А могли бы с горки вдвоем кататься… Чертова эта горка… При чем тут она вообще… Столько всего мы могли бы делать вдвоем... Дурак, какой же ты дурак, Пак Чимин! 🎄🎄🎄 – Сынок, – папа и отец, поминутно сморкаясь, чихая и кашляя, смотрели тоскливо в экран телефона, в сотый раз извиняясь за то, что свалились накануне Нового года с тяжелой простудой, – прости, пожалуйста, что так вышло. И в сотый раз Чимин, улыбаясь в экран так искренне, как только мог, повторял бодрым голосом, что переживать не стоит, и «нет-нет-нет, новогоднюю ночь он, конечно, проведет не один, а у новоиспеченного друга, который давно его пригласил, да Чимин отказался из-за приезда родителей. Но теперь непременно примет предложение». – Что за друг, Чими… а-а-апчхи… на, – заинтересованно спросил отец между приступами жесткого чиха. – Не врач, случаем? – Я потом все расскажу, ладно? Вы поправляйтесь, главное. Я вас очень-очень люблю, – Чимин говорил теперь абсолютно искренне и скороговоркой, чувствуя, что разревется сейчас, как мальчишка. – И мы тебя любим, сынок. Позвоним еще раз в новогоднюю ночь. Уже совсем скоро. Разговор закончился, Чимин присел на краешек дивана, роняя слезы на светлую футболку. Бодриться теперь было не перед кем. После всего, что случилось накануне Нового года, он ждал родителей, как никогда, надеясь хоть немного заглушить тоску смертную, что снедала уже который день. А сколько раз за это время он укорил себя в глупости, гордости, несдержанности и неискренности! Ходьба не причиняла Чимину больше никакой боли, и он даже на стадион приходил поздно вечером несколько дней подряд. На ледяную горку, призывно блестящую в свете фонарей, больше не лез. Гулял неторопливо у елки, надеясь, что и альфа появится здесь с собакой. И готовый не только лодыжку повредить, но и шею себе свернуть, если бы это помогло ему встретить Юнги. Тридцатого декабря он подошел к наряженной ели, ухватился за колючую зеленую лапку, как за руку друга, и, обращаясь к новогоднему деревцу, Небу и всем высшим силам вообще, слезно попросил себе в новолетие мозгов, личной жизни и настоящей любви. С одним НЕконкретно альфой… Главное, чтобы у него кожа была, как снег, и глаза-брови – с ней контрастом, – как агаты. Толку вот только… Но, мало ли: чудеса в Новый год все-таки случаются. 🎄🎄🎄 Последний день года начался со звонка родителей, и омега погрузился в печаль сродни той, что испытал, узнав, как наколола его первая любовь, оказавшаяся женатым многодетным отцом, а не свободным альфой, потенциальным мужем Чимина. Весь оставшийся день омега провел, сидя на диване, глядя бездумно то в телевизор, то в смартфон. Чонгук с Тэхеном позвонили с поздравлениями около одиннадцати вечера. Чимин со счастливейшим выражением лица сообщил, что встречать Новый год будет в компании друга, и не дома, как планировалось, а на улице, у елки. А уж потом они отправятся за праздничный стол. – Просто друг? – заинтересованно спросил Тэ. – Просто друг, Тэхен! – Чимин сиял, как новогодняя елка, которая высилась за спинами четы Чон. – Ну, сияешь ты для «просто друга» уж слишком ярко, – хмыкнул Гук. – Нам точно не пора еще начинать за тебя радоваться, Чимина? – Гуки, – омега засмеялся, – точную дату я сообщу вам с Тэ в первую очередь. Экран смартфона погас и сиявший Чимин тоже. – Кстати, а почему бы, в самом деле, не пойти к гимназической елке? В новогоднюю ночь там всегда многолюдно. Все же лучше, чем дома одному сидеть, – всхлипнул Чимин. Оделся, кинул в рюкзак маленькую бутылочку шампанского и пару бумажных стаканчиков. В половине двенадцатого вышел из дома, пешком отправился на стадион. Незадолго до наступления нового года город традиционно затихает, пустеют улицы и только такси и редкие автобусы бегут по дорогам. Чимину за пятнадцать минут, что он потратил, направляясь к школе, попалась лишь небольшая веселая компания подростков да супружеская пара средних лет, где омега подгонял неторопливо ползущего, увешанного новогодними подарочными пакетами мужа: – Быстрее, быстрее, Кьонг, вся семья уже в сборе, только нас ждут, – но альфа продолжал невозмутимое плавное движение. «Как же это чудесно, когда тебя кто-то где-то ждет, когда ты нужен кому-то. А ведь все, наверное, могло так и быть уже этой ночью», – омега вздохнул грустно. Без десяти двенадцать. Чимин огляделся вокруг – на стадионе сейчас ни одной живой души. На ели включена дополнительная иллюминация: дерево переливается сотнями огней, шары блестят множеством граней, огромная голубая звезда сияет на макушке дерева. Стадион в новогоднюю ночь освещен всеми фонарями, что стоят по его периметру, и ледяная горка, чуть припорошенная падающим с небес редким снегом, блестит тысячами разноцветных искорок. Чимин подошел к елке, открыл шампанское, налил стаканчик. Подумал, наполнил второй. Поставил его и бутылку на снег. Достал смартфон, включил прямой эфир с главной городской елки, расположенной на площади перед сеульской мэрией. Там было очень многолюдно и собравшиеся уже вели отсчет последним секундам уходящего года: – Три! – Два! – Один! – Счастливого нового года!! Ура!!! Люди улыбались, обнимались, поднимали бумажные стаканчики вверх, приветствуя другу друга, поздравляя с новолетием друзей, близких и родных, с которыми пришли на елку. – С Новым годом, Чимин. Пусть чуда не случилось, но все равно, будь счастлив, – омега смахнул слезинки, что собрались в уголках глаз, сделал маленький глоток шампанского, поставил стаканчик на снег, постоял еще минуту-другую у елки. Людей на стадионе по-прежнему не было. Первые минуты начавшегося года многие жители района традиционно отмечали за столом. Чимин улыбнулся грустно: «Интересно, тот, не торопящийся никуда альфа, подгоняемый супругом, успел дойти до своей семьи вовремя? Конечно, успел, с таким активным мужем иначе и быть не может! Пойду-ка и я домой, все-таки не самая хорошая была идея приходить сюда». Чимин поднялся на горку, направился к калитке. Остановился. Задумался. – Почему бы и нет?! Направился к ледяному покрытию. Снял рюкзак с плеч. Отошел на несколько метров, оставляя поле для разгона. Закрыл глаза, вдохнул глубоко, ощущая... запах кедровой хвои за спиной. Крепкая рука обхватила стройную омежью талию, длинные пальцы легли на живот. Глубокий, низкий с очаровательной хрипотцой и легкой смешинкой голос раздался: – Давай-ка вместе, Чимина, раз уж ни тебя, ни меня жизнь ничему не учит. Омега оглянуться не успел: увлекаемый альфой, влетел на ледяную, чуть присыпанную снегом дорожку, заскользил вниз, помогая себе удерживать равновесие свободной рукой, второй крепко сжимая ладонь альфы. Внутри – в животе, в сердце, в душе – взрывались в эти секунды праздничные фейерверки, но и дурацкие слезинки из глаз катились тоже. Снежный порожек. Прыжок. И оба уверенно приземляются на ноги. Но альфа омегу хватает тут же, к себе прижимая крепко, и вместе с ним падает в пушистый снежок, что начал идти в конце прошлого года и в новом продолжает падать тоже. – Чимина, ты же отмечаешь новый год дома, с родителями, – теплые уста легко касаются холодных пухлых губ. – Юнги-хен, у тебя же дежурство в новогоднюю ночь, – омега несмело прижимается к альфийским губам своими. – Все поменялось. Я закончил работать за полчаса до нового года. Но сегодня к восьми утра уже должен быть в отделении, – альфа отводит аккуратно прядь волос, что прикрыла глаза лежащего на нем омеги, щекочет лоб подушечками пальцев. – Все поменялось, родители заболели, и я, – всхлипнул, – остался совсем один. Прости меня, пожалуйста, Юнги. Они поднялись. Альфа немедленно привлек к себе омегу, а тот обвил талию Юнги руками, уткнулся носом ему в грудь. – Чимина, мне ведь тоже есть за что извиняться. – Но я все же первый начну, – омега тяжело вздохнул. – Да, я обманывал тебя все время. Ты мне сразу очень понравился в тот первый вечер, только я понять не мог, за что ты так рассердился на меня, почему стал таким резким. Поэтому и сказал, что меня друг заберет. А потом ты меня еще и училкой обозвал, и ругал, что я на горку полез… Альфа тихонько засмеялся: – Я все-таки прав был относительно твоей профессии. И не на тебя тогда сердился, а на себя, потому что ты мне тоже очень понравился, и я поначалу испугался этого: никогда и ни с кем у меня серьезных отношений не было. – И у меня, – улыбнулся омега. – То есть отношения были, конечно, но серьезных, как оказалось, нет. А в классе, когда ты мою ногу осматривал, мне так хорошо было, в самом деле. Но я постеснялся сказать, еще и рассердился, когда ты заметил это. И обманул, говоря, что ничего не чувствую… Очень даже чувствовал… Альфа осторожно пальцами обхватил подбородок омеги, заглянул в глаза, накрыл губы поцелуем – нежным, легким, недолгим. Отстранился, глянул, улыбаясь: – А я, Чимин, очень люблю кататься с горки, и поводок не терял, ты был совершенно прав. Я нагрубил тебе и переживал из-за этого. А потом почему-то решил убедиться, что ты точно уехал с этим чертовым другом, к которому я сразу ревновать тебя начал. Ну, и сказал первое, что пришло в голову, когда ты спросил, почему я вернулся. – А мой ученик, тот самый парнишка, что задавал тебе вопросы после лекции, рассказал, что видел тебя, между прочим, без шапки, шарфа и перчаток катающегося с ледяной горки, – засмеялся звонко омега. – Ого! То-то омежка меня прямо взглядом буравил. – Он спросил, можно ли доверять врачу, который детям говорит одно, а сам делает другое, – серьезно теперь произнес Чимин. – Я ответил, что тебе можно. А еще Ёнкей сказал, что это ужасно, когда обманывают, чтобы причинить боль. Но я ведь так именно и сделал в классе. Ты сказал, что наша симпатия, кажется, обоюдна. А я нагрубил и обманул, да про дурацкий этот поводок сколько раз вспомнил. – Все, Чимина, давай просто без обманов теперь, – Юнги еще крепче прижал к себе омегу. Тот кивнул, посмотрел на альфу тепло, нежно. – Хен, а как ты на горке оказался? Как понял, что я там буду? – Чимина, я не знал этого. Просто надеялся на маленькое новогоднее чудо. И оно случилось. Хотя телефон твой у меня, спасибо господину Ким, был. Мало ли. Ну, а ты как сюда попал? – Мне так тоскливо было все эти дни, а когда папа и отец сказали, что не смогут приехать, я подумал, что одиночества в новогоднюю ночь не выдержу. И да, я тоже надеялся на маленькое новогоднее чудо. А получил большое, – Чимин потянулся губами к фарфоровой щеке. – Хотя встретил Новый год все-таки один. – Ничего подобного, омега! Я видел тебя у елки, видел, как ты открывал шампанское, и второй стаканчик в твоей руке заметил. И надеялся, что он для меня, и выпил его мысленно с тобой. И желание загадал. Просто мне не хватило нескольких минут, чтобы ровно в полночь дойти до елки. Хотя я изо всех сил торопился. – А желание? Ты веришь, что оно сбудется? – Оно уже сбылось, Чимина, – подхватив омегу на руки, Юнги закружил его, смеясь. – Я держу его на руках. – И мое сбылось. Оно держит меня на руках. Альфа остановился, аккуратно опустил Чимина, утянул в глубокий поцелуй. – Горько! Горько! Большая компания молодых людей, что проходила мимо, задержалась на мгновения около новоиспеченной парочки, выкрикивая весело популярную кричалку. Омега отстранился, смущенно уткнулся лицом в грудь альфы. Тот лишь еще теснее прижал парня к себе, невесомо целуя в темную макушку. – С Новым годом, Чимин-сонсэн! Училка моя прекрасная... – С Новым годом, Юнги-хен! Лучший на свете доктор-зануда...

❄🎄🏔363 дня спустя🏔️🎄❄

– Горько! Горько! – в полном восхищении сыном и зятем и с закрытым теперь медицинским гештальтом выдавал альфа Пак Йон и следом за ним небольшая компания приглашенных на свадьбу друзей и родственников Юнги и Чимина. Новоиспеченный супруг-альфа обнял любимого мужа, прошептал тихонько в ушко: – Кто же знал, Чимина, радость моя, что «Горько!» для нас начнется с горки? Омега улыбнулся, закрыл глаза, подался к теплым любимым губам. Поцеловал: – И ею же продолжится. Свадебное путешествие, как и Новый год, что уже стоял на пороге, эти двое вновь собирались провести на пригорках, горках и горочках. В Альпах.