Метка

Песок, всюду один лишь песок — искрящийся неестественно-красным светом и слепящий глаза. Она спотыкается и падает — в который раз? — на руки, ладонями ощущая весь жар этой сонной пустыни. Кожу саднит, она будто горит изнутри и все никак сгореть не может. Зажмуривает глаза, тщетно борясь с застрявшим в голове шепотом: Моя Эвтида, моя Н… Нет, нет, нет! Она кричит, срывая голос. Она не может больше слышать этот приговор. Эту неизбежность. Можно иначе… Все тот же шепот, нечеловечески- холодный. Находящийся за гранью жизни. Кожа на шее начинает нестерпимо жечь. Краснеет. Покрывается волдырями… А ему все равно. Ему — привычно. Он просто оставляет роспись на своей вещи. Ставит метку. Она сжимает песок в кулаке, но он все равно просачивается сквозь пальцы. Ускользает как чья-то жизнь. Холодный ветер обдувает её лицо, даря столь желанную прохладу. И возвращая из кошмара в реальность. Кто-то подносит кувшин с водой к её потрескавшимся губам, поддерживает под спину, чтобы было удобнее. Слова благодарности готовы сорваться с её губ ещё до того, как Эва открывает глаза. Она готова благодарить за участие Ливия, Рема, даже Верховного эпистата, но только не Его. Только не опять. Убей он её — было бы легче. Но иногда Боги любят играть с людьми. С ней, видимо, по-особенному… А ещё Боги — жестоки. Излишне. Она наверное сошла с, ума, но... — Каково это — иметь возможность убивать Богов? Очень тихо, вслух, обращаясь в черноту ночи. — Неблагодарно. — Усмешка на бледном лице и отливающие красным глаза, устремлённые на неё. — Они все равно восстают. Каждый раз одно и то же. И тут она замечает его ладонь, так бесстыдно покоящуюся на её обнажённом колене. Длинные пальцы лишь крепче впиваются в кожу, уверенно ползут вверх, подобно змеям. Эвтида вздрагивает всем телом и дерзко накрывает его ладонь своими — удерживая, отцепляя, отсоединяя от себя. Он неотрывно следит за тем, как она встает с ложа и нервно оглядывается по сторонам. Кошка дремлет в углу, свернувшись калачиком — она всегда невозмутимо реагирует на его присутствие. Даже радостно… Эвтида чувствует обиду из-за того, что Афири не разделяет её взглядов на… Аша. Уж лучше бы это и вправду был Амен. С его жестокостью и ходами хотя бы можно было бороться на человеческом уровне. Здесь же Эва не знала, чего ожидать: Пытки, убийства или… Последнюю мысль она отгоняет от себя, как безумную. Взгляд задерживается на соседнем ложе, где неподвижно лежит её бойкая соседка. Спина покрывается мурашками то ли от приближения Аша, который стоит теперь за спиной — слишком близко — то ли от осознания, что подруга может быть уже… — Она спит, — шепот на ухо, совсем рядом — от него пахнет раскаленным песком и пустыней. Эва не может точно объяснить, чем должен пахнуть песок, но знает точно — в его аромате присутствуют железные нотки крови. Без них — никак. Не верит, конечно же нет! Бежит к кровати, первым делом проверяет пульс и слушает сердце. Стучит. Бьется. Какое облегчение! Она бы не вынесла потери ещё одного друга. Сломалась бы. Сошла с ума. Впрочем, Ашу это было бы только на руку. Он скользит взглядом по её хрупкой фигурке — и Эве кажется, что нет на ней никакой шёлковой ткани, чья функция — прикрывать наготу. - Песок укрыл бы тебя надёжнее, Эва… Аш уже не считает нужным тратить время на шаги. Просто оказывается лицом к лицу. Руки кольцом смыкаются вокруг её талии. А взгляд медленно скользит по лицу, останавливается на приоткрытых губах и, наконец, задерживается на шее девушки. Нестерпимо начинает жечь его метка. Его знак. Его покровительство. Больно ли ей? Несомненно. Вот только много больнее от того, что Он не проявил своего особого расположения раньше, когда маленькая Эви таки нуждалась в защитнике… — Где. Ты. Был. — Обрывистый и хриплый не вопрос — обвинение. Она чувствует, как его руки перемещаются на её плечи. Тяжёлые, как плиты в гробницах фараона. И так хочется снова закрыть глаза, а открыв их очнуться уже от жестокой реальности. — Ждал, когда ты закалишься в огне. Песок превращается в стекло, если слишком долго передержать его на жаре. Такой Эва и ощущала себя сейчас — стеклянной. Толкни — разобьётся и рассыпается на тысячи осколков. Если повезет — об режет и вонзится во всех тех, кто ее обижал или причинял боль. Наконец встретит друзей на той стороне. — Ещё рано. Это не про тебя. — Его дыхание у её шеи, а губы шепчут, почти целуют, вынося приговор. Он не даст ей погибнуть. Она ещё нужна здесь. Боги жестоки. А он — особенно. — Несущая смерть, — она опускает ладонь на его огненно-красные волосы, проводит по ним в кажется что ласкающем жесте. — Ты же знаешь, что при возможности, я неблагодарно постараюсь убить тебя? Невозможно. Нагло. Нереально. Само убийственно. Быть может, она добивается, чтобы Он лично вырвал ей сердце? — Знаю, — вместо злости или попытки поставить на место, припадает губами к шраму-ожогу. А она, вместо того чтобы оттолкнуть или убежать постараться, подаётся ближе к нему, зарываясь пальцами в огненные волосы. Позволяя раскаленному песку облеплять своё обнаженное тело. Сорочка бесформенной кучей лежит у её ног. Она не помнит, как так получилось? Жар и бред возвращаются. В горле пересыхает. Но она знает, что виной тому не лихорадка, а странный мужчина, нависший над, и слишком бережно ведущий ладонями вдоль её тела — от макушки до напряжённых кончиков пальцев на ногах. Она — обнажённая. Она — абсолютно беззащитна перед ним. Но рука сама тянется за спрятанным под матрас кинжалом, что подарен Агатой. Она знает, что убивать богов — дело неблагодарное. Но попробовать она должна… — Тсс, — он перехватывает её руку, угадывая-читая мысли, — не стоит утруждать себя… не сейчас… Он проводит руками над её лицом и Эва вновь проваливается в песчаный кошмар… или уже не кошмар вовсе? И где-то в подкорке есть осознание того, что вовсе не песок раскаленным жаром обволакивает-накрывает её тело и не ветер целует лицо, губы, глаза, принося с собой шепот: моя Эви… И почувствовав мимолетную острую боль внизу живота, сразу сменившуюся ощущением наполненности, Эва понимает, что скрепила, поставила печать на договоре безумной женщины с Сетом. Отдала себя. Добровольно. И ей чертовски нравилось вонзать ногти в обнажённую спину мужчины, чей образ расплывчатой дымкой вставал перед Эвтидой, в моменты когда она возвращалась в реальность. Её стоны вероятно слышала проходящая мимо хижины охрана… но какая уже разница, в самом деле? Реальность вновь проваливается в песчаное небытие — его владения. Грань между жизнью и смертью. Теперь мы связаны, моя Эви…