Что написано пером...

      В воздухе пахло кровью. На каменном полу лежала ведьма с разорванной шеей и с обезображенном до неузнаваемости лицом. Из груди ей вырвали сердце — оно валялось опустошенное рядом. Здесь же навек уснули нильфгаардские стражники — десяток, не меньше. Не поймёшь — все разобраны на запчасти. Посередине пыточной — цепи и разбитая клетка. Клетка, которую много лет не мог разбить ни один пленник. В эту ночь Тесхам Мутна перестала называться руинами.       Геральт вытащил меч, отчётливо ощущая слежку.       Гнетущая тишина, вкус опасности грузом на языке и сухим предвкушением в горле. Шепот, окрашенный в темно-малиновый, удар в спину и дикий рык.       Геральт не хотел отвечать на этот вызов — слишком был дорог ему этот взгляд за долгие годы дружбы. Голос, который он, возможно, слышал в последний раз по пути в винодельню Корво Бьянко.       — Ты не убийца, слышишь? Ты не хочешь!       Безумный рёв заглушил голос. Острые, как мечи, когти мелькали то над головой, то перед лицом, то в районе живота. Это было похоже на дикий танец с ужасной концовкой.       Но ещё безумнее выглядела пришедшая вдруг мысль: поддаться — вампир уязвимее во время трапезы. Он словно пьянел, позволяя наполняющей его крови полностью брать над собой контроль.       Клыки впились в его шею, в глазах потемнело от боли. Геральт с силой толкнул вампира в очередную клетку в углу, но осознал, что, скорее всего, сам из неё не выйдет — так сладок был обещанный вампирским ядом покой…       Оглушительный рёв наполнил башню, лезвие меча блеснуло над седой головой и пробило вампирское тело насквозь.       У Геральта появилось примерно тридцать секунд для того, чтобы приковать вампира цепями, влить ему в глотку флакончик с зельем и закрыть клетку на все возможные замки. Только бы пленник вновь не решил освободиться, только бы…       Геральт шумно выдохнул и коснулся прикованной руки. Регенерация постепенно входила в привычный ритм, латая раны.       — Услышь меня, Регис…       Сквозь длинную и, надо признать, рискованную медитацию до его слуха доносился вопль, грохот цепей, шарканье клетки об каменный пол. Это длилось целые сутки, а впрочем, может, и двое, прежде чем наступила мертвая тишина.       Геральт приоткрыл глаза, вдохнул всё ещё налитый кровью воздух. Из клетки его внимательно рассматривали черные глаза.       — Здравствуй, мой дорогой друг, — произнес вежливый голос с изящной хрипотцой.       Но на попытку Геральта встать и подойти Регис лишь плотнее прижался спиной к тугим прутьям.       — Боюсь, тебе придётся оставить меня здесь, если, конечно, ты не собираешься принять более разумного решения.       — Расскажи, что произошло, Регис.       Внимательный взгляд устремился в пол.       — Полагаю, я был не слишком осторожным. Не всякая помощь людям вознаграждается простой благодарностью.       — На тебя донесли? Как на травника или колдуна?       — И то, и другое. А масла в пламя Вечного Огня подлила хорошенькая брукса. Эти люди… они пытали меня. Намеревались выведать, где мой клан, где толпы похищенных и убиенных. Не верили, что я один. Я пытался объяснить, заставить их отпустить меня — мне выжгли глаза. Эта ведьма… — он кивнул на истерзанное женское тело. — Она помогала им меня держать. Взамен — они обещали ей возможность свободной практики целительства. Они толкнули её к клетке, когда я… когда я…       — Регис.       — Не подходи ко мне, — сказал он и задрожал, словно в ознобе. — Он ещё здесь. Я всё ещё помню вкус твоей крови.       — Кто здесь?       — Другой я. Он не знает тебя и ненавидит меня. Он пировал здесь, и я подчинялся. Всё кончено, Геральт.       — Ты можешь себя контролировать. Если бы не мог…       — Больше у меня нет гарантий, — покачал головой Регис. — Но я благодарен тебе за то, что даруешь мне веру.       — Мне не следовало отпускать тебя. Оставлять одного.       — Расскажи мне лучше, как там в Боклере досточтимая княгиня и её сестра?       Геральту в вопросе почудилась насмешка.       — Пока что не поубивали друг друга, — буркнул он.       — Отрадно слышать, мой друг.       — Регис, позволь мне помочь.       — Оставь меня здесь.       — Ещё чего…       — Я не пойду с тобой. Это не обсуждается, — он даже встал за тем, чтобы безоговорочный протестующий жест выглядел ещё благороднее.       — Я должен был догадаться, на что обрекаю тебя, спасая Сианну.       Регис сглотнул и покосился на высохшую лужу крови.       — Проклятие Черного Солнца — одно из самых ужасных проклятий. Его накладывает само небо, как наказание, как испытание и снять его невозможно. Сианна была невиновна в том, что такой родилась. Невиновна в том, что её маленькую избивали до потери пульса рыцари, сопровождающие в изгнание. Эта детская боль, несправедливость, которая чувствуется детьми особенно остро, сопровождала её всю жизнь. И кормила проклятие. Вместо того чтобы пойти к сестре и поговорить, она соблазнила моего друга. Воспользовалась его руками для убийства обидчиков, навлекла смерть на весь Боклер, заказала родную сестру. А он любил её, думал, что её держат в плену. Он спасал свою стаю в одном лице, а эта стая его предала. Ты решил дать этой девочке шанс, я принял это. Мне отрадно было видеть тебя в том дуплете, когда ты принимал орден за убийство Детлаффа. О, мой милый друг! Ты сам не ведаешь, как лукавишь, говоря, что такое тебе не к лицу.       — Ты видел? — прошептал Геральт.       — Издалека. Надеюсь, девочки не сильно докучают своей «няне» приказами, — он ненадолго замолчал и вздохнул. — Я уехал в надежде начать всё заново. Но кровь Детлаффа на моих руках никому не смыть. Он спас мне жизнь, я спас от него тебя. И теперь я проклят. Любая уважающая себя брукса, любой вампир посчитает честью разорвать меня на куски. Я положил не меньше сотни, пока ехал в Нильфгаард. Так и должно было быть. Просто обещай мне: обе сестрёнки умрут своей естественной смертью, и никаких бестий в Боклере больше не будет.       Геральт криво усмехнулся в ответ на улыбку друга.       — А меня оставь. Всё это, — Регис развёл руки, — уж точно не твоя забота. Я попробовал жить в данных мне условиях, и я проиграл жажде крови.       — Которую убивал в себе сотни лет, и которую убил. Какая же это не моя забота, если я сломал тебя?       — Починил, — улыбка сделалась плотоядной и тут же растаяла. — Прощай, друг мой. У нашей с тобой дружбы не могло быть счастливого конца.       — А теперь помолчи и выслушай меня, — рыкнул Геральт и вцепился в прутья клетки. — Ты верил в Детлаффа, как я верю тебе!       Регис приблизился. В черных глазах заиграл огонь зажженных факелов. Доносившийся летний ветерок трепал пламя и дышал магией. Геральт осознал, что не может произнести ни звука, прервать зрительный контакт. В груди зароптало от досады.       — Зараза…       — Сейчас ты отдашь мне всё, с чем шёл на меня. Затем покинешь это место и ни разу не обернёшься. Будешь идти, пока не найдешь мой склеп. Там пируют бруксы, осквернившие его. Ты войдёшь туда, сделаешь то, что должен. А когда всё будет кончено, — он подошёл ещё ближе и обнял за плечо. Взгляд заискрил смесью озорства, поддержки, благодарности и заботы, — забудешь моё имя, лицо и то, кем я был для тебя.       Лишь теперь Геральт смог опустить взгляд. Он вложил все, о чём было спрошено, в руку, что его обнимала. Затем повернулся спиной, медленно пошёл к выходу, пусть сердце бешено колотилось в груди.       И не оглянулся, услышав мощный взрыв.

***

      Геральт распахнул глаза и уставился в потолок. Увиденный кошмар не мог оказаться правдой, хотя бы потому, что Сианны нет в живых, а Анна-Генриетта… Говорят, она много времени проводит в долине сказок, где прятала Сианну от Детлаффа, пока тот насылал беды на Боклер. О, если бы княгиня позволила им поговорить, скольких жертв можно было бы избежать…       То, что видел во снах Геральт, обычно предостерегало от опасности и их предсказания можно было обойти, если понять, как.       Может быть, конечно, он просто замотался. Повесить мечи на гвоздь после того, как положил целую жизнь на борьбу?       Геральт практически видел сейчас насмешливую улыбку Региса во все клыки. Обходилась ли хотя бы одна из встреча без того, чтобы один не доказывал другому, что у ведьмаков атрофированы чувства?       Ну-ну…       Рядом спала Йен. Черные волосы рассыпались по провокационно открытой спине. Белый единорог в углу комнаты, казалось, тоже выражал заинтересованность явленной картиной на кровати.       В воздухе сладко пахло сиренью и крыжовником, во дворе шелестели виноградники, и солнце только-только поднималось, игриво касаясь их лучами.       Йен повернулась к Геральту лицом. Ей определенно снилось что-то хорошее, обезоруживающее и растворяющее любой кошмар вокруг. Йеннифэр из Венгерберга сама могла быть кошмаром для кого угодно. Для Геральта — ураганом, живым дыханием, раскрывающим изнутри закаменелую плоть.       — Хочешь убежать от меня? — фиалковые глаза всегда видели его насквозь.       Но Геральт промолчал. Для ответа на этот вопрос у него был целый рассвет.