***
— Наконец-то каникулы, я уж думал, что не дождусь их, — с улыбкой говорит Кей, вырывая сорняки из сухой земли, — теперь можем видеться чаще. Резиновые перчатки уже порвались местами, а под ногти забилась грязь. Солнце так и палило, отчего даже кепка не помогала. Но вооружившись бутылкой воды, Цукишима продолжал работать с участком необработанной земли. Он жил в частном доме, где есть сад, огород и клумба. И если раньше, когда он был маленьким, он терпеть не мог возиться в саду, то став старше, нашёл в этом увлечение, во время которого можно психологически отдохнуть. — Знаешь, Кейджи, в будущем, я хочу жить в частном доме. Конечно, это случится не скоро, какое-то время придётся пожить в съёмных квартирах или в своей собственной, но ты только представь! Дом где-то на окраине города, где тихо и свежо. Небо там будет чище и звёзды ярче. И будем только ты, я, ну может ещё наше домашнее животное. Представь, сколько ему будет простора во дворе! — Разогнавшись в своих мечтах, Кей на мгновение оторвался от сорняков, глядя на Кейджи. Тот молчал, слегка приподняв уголки губ, — а весной-летом мы с тобой, как сейчас, убирали бы землю и сорняки. Продолжая смотреть на парня, Кей неловко улыбнулся. Щеки приобрели розовый оттенок. Он около года знает Кейджи, но сталкиваясь с ним взглядами, до сих пор смущается, как мальчишка. А как иначе, когда на тебя смотрят эти синие глаза, в которых прочие увидят холод, а Цукишима видит только нежность. — Тут подумал, я хочу посадить платикодоны. Думаю, этот цветок лучше всего подходит тебе и твоим глазам. Красивые синие цветы, прямо как ты, — отвернувшись, Кей пробубнил себе под нос, — и значение у них интересное. С неба стал капать грибной дождик. Капли падали на лицо. Сняв кепку, Цукишима позволил прохладе попасть на волосы, с которых через несколько мгновений уже стекала вода. А Кей смеялся. Так хорошо, свежо, спокойно. Он будто вновь вернулся в те беззаботные времена своего детства, когда они с братом вместе выбегали из дому, чтобы покружиться под грибным дождём. В каплях появилась радуга. Повернувшись к Кейджи, что также промок, парень вытер с его лица воду, прикоснувшись губами к щеке. Та стала прохладной от капель дождя, но губы у Кея были тёплыми.***
Наступила осень. Цветов почти не осталось, но Кей собирает небольшую охапку. Ромашки, васильки, одуванчики. Он вновь идёт к Акааши, но несколько понуро. Бывают плохие дни, и в такие дни хочется быть рядом с тем, кто тебя поймёт, выслушает. — Я ведь, правда, стараюсь. Почему они не видят этого? — Сев спиной к спине, Кей плёл из цветов венок, пока Акааши слушал, не перебивая. Тот говорил отрывисто, подбирая слова. Взаимодействовать с людьми для Цукишимы всегда было ещё той задачкой. Общался он с единицами, но раз в команде связь — важнейшая часть, то он старался наладить с товарищами отношения. Да и как сказать «общался». В основном слушал, как Кейджи сейчас, вставляя пару дежурных фраз. Но с Акааши он мог говорить, причём много и не боясь. Он мог поделиться с ним всем, зная, что тот никому не расскажет ни одного его секрета, не посмеётся ни с одного его сомнения в чём-либо. И Кей был рад, что Кейджи случился в его жизни. — Они называют меня странным, а я не пойму — почему. Что же я сделал такого? Тонкие пальцы продолжали заламывать стебли цветов, вплетая их друг в друга. Это по-своему успокаивало, но где-то в глубине души или сознания всё равно притаилась тревога. Повернувшись вполоборота, Цукишима надел венок на голову Акааши. А затем, обнял со спины. По щекам парня текли слёзы. — Спасибо тебе, Кейджи. Ты — лучшее, что случалось в моей жизни. Спасибо, что ты есть, что ты рядом. Я люблю тебя. Уткнувшись в плечо парня, Цукишима продолжал беззвучно плакать. Он обнимал Акааши так, будто боясь, что и он от него уйдёт. Но этого не случится.***
— С днём рождения, Кейджи! — Укутавшись в шарф, Кей протянул белые розы, — холодно сегодня. Вновь садясь на лавочку, парни начинают разговор. Цукишима говорит, а Акааши слушает. С серого неба падает снег. Стряхнув его со своих волос и плеч, Кей также осторожно стряхнул снежинки и с головы Кейджи. — Не удивлён, что ты родился зимой. Твоя внешность и твой нрав так и кричат об этом. Снежный принц, в прислугах у которого метель и вьюга, — усмехнувшись, парень задержал внимание на синих глазах. Сзади послышался хруст снега. Повернув голову, Цукишима увидел парня, который смотрел на него. — Кажется к тебе ещё гости. В руках у незнакомца был букет белых цветов, каких именно Кей разглядеть не мог. Чем ближе парень подходил, тем чётче были видны его черты лица. Большие карие, несколько совиные, глаза глядели на Цукишиму, густые пепельные брови поднялись в удивлении. На светлых волосах лежали снежинки. Подойдя ближе, незнакомец просто наблюдал за Кеем, который начинать диалог не хотел. — Так это ты тот парень, который ухаживал за могилой Акааши. Грустно усмехнувшись, Цукишима повернул голову в сторону Кейджи. На него всё также смотрели синие холодные глаза.Акааши Кейджи 05.12.1995 — 29.03.2009
— Я. — Ответил Кей, наблюдая за тем, как незнакомец кладёт рядом с розами белые хризантемы. Затем тот присел рядом на скамью. — Спасибо тебе. — Глаза парня грустно глядели на фотографию. — После смерти Акааши, его родители развелись и разъехались в разные префектуры, оставив его одного здесь. Я редко мог его навещать, но когда пришёл сюда, здесь уже было чисто. Смотрители кладбища сказали, что каждый день сюда приходит высокий блондин в очках. Как тебя зовут? — Цукишима Кей. — Бокуто Котаро, — парень протянул свою руку, напоминающую больше медвежью лапу. Кей неуверенно её пожал. — Как Кейджи погиб? — Авария. Его отец сел пьяным за руль. Подробностей не знаю, но вроде как машина перевернулась несколько раз. Его отец выжил, а Кейджи умер на месте. — Долго Вы с ним были знакомы? — Года два. Мы состояли в одном волейбольном клубе. А ты? — Год или около того. Правда… — Кей поджал губы, — я не знал его при жизни. — Как это? — Я познакомился с ним после его смерти. Мы с семьёй приехали убраться на могиле у бабушки и… — задержав воздух в легких, Цукишима проговорил на выдохе, — прошу, не сочти меня за сумасшедшего. Его могила заросла, причем трава была выше могильного камня. Когда я прошёл мимо, то среди всей этой зелени я заметил блеск его синих очей. Мне он показался таким печальным, поэтому после того, как мы убрались на могилке бабушки, я вернулся к нему. А после того, возвращался каждый раз. Он стал моей отдушиной. — Ну, есть в этом что-то странное, — проговорил Котаро, потерев затылок, — но как бы там не было, я рад, что об Акааши кто-то помнит. Парни продолжили диалог, хотя в основном говорил Бокуто, отвечая на вопросы Цукишимы о жизни Кейджи. Иногда они замолкали, глядя на фотографию покойника. Тот лишь глядел на них своими холодными очами. — Вы бы поладили, — проговорил Котаро. Кей на это лишь усмехнулся.***
— Здравствуй, Кейджи, — ослабшим голосом проговорил Цукишима, подходя к могильному камню. Упав перед ним на колени, парень смотрел в синие глаза, которые пленили его несколько лет назад. И они были всё также прекрасны, как и в тот день, когда они выглядывали из-под зарослей травы. Поглядывая через плечо, Кей чувствовал себя неуютно, когда ловил две пары недовольных живых глаз. Томно выдохнув, парень всё же заговорил, глядя на Акааши. — Я пришёл попрощаться. — Глотая слова, Цукишима поднял голову к небу, просидев так несколько секунд. Но слёзы всё равно побежали по бледным впалым щекам. — Они мне больше не позволят встречаться с тобой. Они сказали, что я сумасшедший, и хотят забрать меня в лечебницу. Проведя тонкими пальцами по холодным щекам, Кей рассматривал бледное худощавое лицо, запоминая каждую черту, каждый локон растрёпанных волос цвета воронова крыла. Он видел его сотни раз и сотни раз считал, что Акааши прекрасен. Наклонившись ближе к фотографии, задержав большой палец на щеке, Цукишима прикрыл глаза. А затем легонько коснулся своими потресканными губами чужих холодных губ, но Кею они показались самыми тёплыми и мягкими. — Спасибо тебе, Кейджи. Ты не представляешь, как много значишь для меня. Чтобы врачи мне не говорили, они не смогут понять одного: ты заменил мне целый мир. Ты стал моим миром. Ни один живой человек не смотрел на меня с такой нежностью, как ты. Ни один человек не смог дать мне столько тепла, сколько смог могильный камень. Я люблю тебя, Кейджи. Тебя и твой нежный холод. Подул легкий теплый ветерок, качнув лепестки платикодона и заставив их коснуться пальцев Кея.***
Начало сентября. Цукишима не дожил до своего девятнадцатилетия всего какие-то две недели. На его похоронах было солнечно и тепло. Даже небо не хотело плакать от его смерти. Да и кому было до него дело. Умирал Кей страшно, долго и мучительно. После того, как его заперли в четырёх стенах с другими душевнобольными, всё пошло под откос. В него пичкали таблетками, кололи в вены всякую дрянь, от которой становилось лишь хуже. Ночами он кричал от нестерпимой боли. А порой Кея и вовсе рвало, иногда кровью. Для чего они так измывались над ним, парню не известно и по сей момент, но он рад, что наконец-то покинул этот жестокий мир и больше не чувствует ни боли, ни страха. За своими похоронами он наблюдал, как за скучным фильмом, сидя на оградке. Спасибо хоть на том, что похоронили нормально, а не как какую-то собаку в подворотне. Вокруг его могилы ходили как живые, так и мёртвые. Новые соседи то и дело, что сочувствовали ему, успокаивая, но Цукишиме это было ни к чему. Смерть для него награда. — Могу подсесть? — Конечно. — Ответил Кей, не отрывая взора от всей суматохи вокруг его трупа. — Глядя на твоё лицо, полагаю, ты рад, что умер. — Ага. — Подперев щеку кулаком, Цукишима отвечал нехотя, в надежде, что его собеседник заметит его незаинтересованность и отступит. Но этого не случилось. — Страшно. — Чего ж страшного? — Когда я смотрел на то, как моё тело в гробу закапывают, мне хотелось плакать и кричать. А ты вон, сидишь себе спокойно. Поэтому и страшно. Не смерть ведь должна приносить радость, а жизнь. Хотя, судя по тому, какой была твоя жизнь, то не удивительно, что ты счастлив. — Да откуда Вам знать, как я жил. — Ты сам мне рассказывал. Медовые глаза распахнулись. Впервые повернув голову на своего собеседника, Кей, несмотря на то, что мёртв и сейчас существует в состоянии духа, чувствовал, как постепенно подступают слёзы к глазам. Перед ним сидел парень с бледной фарфоровой кожей и тёмными, как смоль, растрёпанными волосами. Он остался таким, как на той фотографии, ну может только выглядит чуть старше. Нет, всё же ещё кое-что изменилось: на Кея смотрели синие, полные нежности и тепла, глаза, а на лице красовалась легкая улыбка. По щекам Цукишимы текли слёзы, губы задрожали. Он не знал, что ему делать, что говорить. Оставалось только глотать неприятный ком. Когда он был жив, он обнимал холодный могильный камень, представляя на его месте живого человека. А сейчас руки того, кого он представлял при жизни, сами обвили его тело, прижимая к груди. Всхлипывая, Кей уткнулся носом в чужое плечо. Тонкие пальцы аккуратно подняли его за подбородок, и Цукишима столкнулся с заплаканными глазами напротив. Почему Кейджи плачет? Почему плачет он сам? Ладони Акааши нежно касаются щёк Цукишимы, который всё также глотал слёзы. Он аккуратно растирает их по лицу, а затем осторожно накрывает своими губами губы Кея. Так кратко, но так нежно. Отстранившись и утерев собственные слёзы, Акааши вновь глянул на Цукишиму. Улыбнувшись ему, Кейджи переплёл их пальцы. — Думаю, теперь твоя очередь слушать.