Наступит день, распахнутся двери — И мы все обнимем друг друга снова. Я в это верю —и буду верить! — И эта вера сильнее притяженья земного.
Вокруг, за границей света костра, темно, холодно и тихо. Икар не оборачивается туда, смотрит, как над костром взлетают искры, словно вспыхивающие звёздочки. Свежие поленья хрустят и так непривычно, но приятно пахнут… Он никогда не думал, что в этом далёком диком месте ему вдруг окажется спокойнее, чем в родной квартире с близкими людьми. Муза перебирает тонкими пальцами струны и начинает звенящим голосом петь о звёздах. Икар слушает, затаив дыхание, а перед глазами — бескрайний космос. Только мелодия вдруг обрывается, и девушка смотрит в сторону. Туда оборачиваются и другие Изгои. Из тени выступает юноша, похожий на злого волчонка, который раздражённо рычит на гостя и почти кусает. Икар, наверное, пугается и убегает, только глаза, в которых отражается огонь — костра или его собственный — в памяти заседают намертво. Дорогу до купола из памяти молодого гения будто стирают. Штаны до колен мокрые и потеряли свой белый цвет, а сердце стучит где-то в ушах, словно он бежал без разбора от самого лагеря Изгоев. И вместе со стуком сердца в голове по крупицам воссоздаётся идея полёта. Идея Музы. Лишь ради этого факта её хочется осуществить. Чтобы Муза была счастлива… Только из тёмных углов идеи на Икара пристально глядят горящие глаза.***
В первый раз Икар не смог рассмотреть Бродягу. Было темно, и мозг затуманило. Теперь же на землю только начинали опускаться сумерки, видимые из лагеря верхушки высоток стали загораться голубоватыми огнями. В лесу широкие кроны елей загораживали свет, и дышалось глубже и спокойнее. Даже когда навстречу выскочили люди Волчонка и, грубо схватив, отвели к костру. Только теперь, стоя у костра, в свете затухающего дня и разгорающегося огня, Икар обратил внимание на состояние Бродяги. Болезненная худоба, скрываемая мешковатой одеждой. Чётко очерченные скулы, в свете костра кажущиеся ещё острее. Ввалившиеся глаза и круги под ними. На тёмных жидких волосах блестела ранняя седина. Несмотря на это, на страшно больном лице жили глаза и на самом деле пылали своим собственным огнём. Теперь у Икара не было в этом никакого сомнения. Глаза сверкнули и сощурились, внимательно осматривая Икара с ног до головы. — Старый знакомый! Прости, не опознали, — судя по тону, Волчонок вовсе не извинялся, — Какой-то ты сегодня больно помятый. Кроме меня никого нет, но, раз пришёл, можешь остаться. Гость моего отца — мой гость, а мои люди не кусаются. Не мою ли сестру потерял? — Нет. В груди неожиданно защемило — Бродяга не знает, что случилось с Музой. Хотя, он же один остался сторожить лагерь, конечно он не может знать, что случилось страшное. — Это не объясняет причину твоего визита. Как там в Полисе? Судя по твоему виду — ничего хорошего. Ничего. Но, раз он не знает, то и не надо говорить. Икару почему-то казалось, что такой Волчонок непременно наделает глупостей. — Где Бард? — В Полисе, с вашим тираном ведёт политес. Замирает неприятнейший ночной эксцесс. Компромисс для него естественный, но не для меня. Сердце Икара ухнуло куда-то в пятки. Он прозревшими в очередной раз за эти минуты глазами смотрел на страшно спокойного Бродягу. — Так это был ты?! — Догадался. Всё же не зря тебе дали учёную степень! — Зачем ты это сделал? — Икар пропустил намеренное оскорбление, на самом деле искренне не понимая. — Затем, что вы — общество потребителей! А без браслетов — никто, лишь человеческое стад… — Бродяга оборвал фразу и сложился пополам от сильного сухого кашля. — Что с тобой? — Икар бросился к нему, но Волчонок дёрнулся и отскочил, не позволяя себя коснуться. — Ничего. Всё нормально. Это не важно, — резким движением вытирая рот, бросил Бродяга. — Нет! Не нормально! Это твоё здоровье! — Какое тебе вообще дело до моего здоровья? — голос его стал хриплым и глухим. — Муза с Бардом не смогут быть счастливы, если ты не будешь здоров! И Изгои видят в тебе опору, они не смогут без тебя! — Да что ты… о них знаешь, — Бродяга снова разразился приступом кашля. — Они любят тебя и сейчас тебя защищают! Икар сам не заметил, как вспылил. Бродяга уставился на него испуганными глазами. — Муза в Полисе? — Над ней идёт суд. Из-за тебя. Волчонок вскочил и сорвавшись было бежать, но Икар, неожиданно резко для себя, схватил его за рукав, останавливая. — Куда ты собрался? Да ещё и в таком состоянии? Ты бездумно ничего не добьёшься, тебя поймают. Лучше признайся. — Волки не сдаются, — голос Бродяги снова охрип. — Легко геройствовать втихомолку? — Втихомол-ку… — он задушил очередной приступ кашля, — Послушай, подключи меня в зал суда. Я всё скажу. Икар почти пропустил предложение мимо ушей, заглядывая в чужие синие глаза. — Скажи пока своим людям, чтобы сварили напиток, — Икар спешно вытащил из кармана гаджет, набирая на нём небольшой текст, после протягивая Бродяге вместе с несколькими баночками из ручной аптечки, — Вот по этому рецепту. Я подключу.***
Затеянная история, мир во всём мире, ничто не закончилось хорошо. Теперь Икар сам за себя, и никто не может помочь ему в его горе. Перед ним Брут и Лия, за ними Полис, что стал земной версией ада. Икар стоит на коленях и не может поверить, что это всё правда. Что пыль, падающая с неба — это его Муза. Хочется исчезнуть вслед за ней. Или нажать кнопку «обратно», возвращаясь к костру, когда ещё ничего не было создано... Когда он впервые в жизни смог спокойно дышать. Тихие шаги за спиной он различает не сразу. Лёгкое дребезжание гитары, знакомый хриплый вдох. — Что же ты медлишь? — у Бродяги совсем осип голос, однако он словно и не замечает этого, — Она же позвала тебя… В небо. Икар медленно оборачивается. За мутной пеленой слёз Бродяга, ещё тоньше прежнего, протягивает ему руку. Икар сам себя не понимает — Волчонка вдруг хочется обнять, забрать подальше от этого ужасного места, что отняло у него дом, друзей, людей, семью… Икар хватается за руку и на грани сознания удивляется, что развивающаяся болезнь не повлияла на физическую силу. И что в настолько закутанном состоянии на теле не видно мускулов. — Бродяга, летим со мной. Мы построим новый мир… Лучше, чем прежде. Бродяга единственный, кто остался у Икара, кто может его понять и помочь. — Нет. Волчонок машет головой, грустно смотрит Икару в глаза своими, бездонно синими, в которых больше не горит огня. На лице Бродяги Икар замечает новый шрам от острого подбородка до середины левой щеки, от чего рот с этой стороны менее подвижен. — Пожалуйста, — Икар не знает, для чего он просит человека, которого, по идее, с самого начала должен ненавидеть, который был виновником того страшного взрыва, — Я не справлюсь один, без тебя. Ты единственный мне тут дорог… Из груди Бродяги вырывается то ли вздох, то ли хрип, а в глазах мелькает слабое удивление. Он берёт тонкими пальцами Икара за рукав и тянет куда-то. Икар спешно оборачивается. Бывших друзей нет за спиной. Ушли? Или они тоже были лишь миражом. И вся история была лишь страшной и жестокой легендой. Через некоторое расстояние Бродяга останавливается, заходит за спину Икару. Слышен щелчок, но Волчонок молчит. Откуда у него появились крылья, Икар тоже так и не понял. Только почувствовал, как его потянули вверх и следом с разных частей Полиса стали подниматься крылатые люди. Выше, выше, небо всё ближе к ним — словно рукой подать. Внизу серой клеткой стоит окружённый куполом Полис, а вокруг него — бескрайний лес. Но Икар верит, что это лишь кажется, и за лесом их ждёт новая жизнь, просто не может не ждать. Бродяга вдруг замахивается и что-то кидает. Миг, другой, внизу сверкает, и купол вдруг разлетается, прямо как тогда, в страшную первую ночь. Но теперь это уже не проблема. Город со всеми его грехами остаётся позади, а они летят вперёд, держась за руки и в этот миг до бед земных им нет никакого дела.