Сколько она просидела на этом полу? Час, два или уже прошел целый день? Ладони покрылись царапинами и кровоточили из-за осколков посуды вокруг. Неподалеку валялся телефон, его экран, покрытый рядами трещин, тускло горел. Они напоминали паутину, висящую в углу их кухни, и ту, в которую она загнала себя, связав жизнь с Пак Сонхва. Сдавленный смешок сорвался с губ, он показался очень громким в большой и темной квартире.
— Пак Сонхва… сукин сын, — прошептала Юна в пустоту.
На экране телефона, измазанном в крови, была открыта фотография, в ней отчетливо угадывался такой знакомый и всем сердцем любимый силуэт. Портила все незнакомая девушка, которая нахально обнимала и целовала его в губы. На лице мужчины читалась игривость, а его руки так хорошо легли на спину незнакомки. Он, кажется, никогда не смотрел на нее так ласково, он никогда не целовал ее так чувственно. Горькая слеза скатилась по и так мокрой щеке, а кулак с размаху ударил по полу, превращая попавшее под руку блюдце в такую же груду черепков, как и остальную посуду.
Они сошлись на последнем курсе университета, тогда Юне казалось, что она стала самой счастливой девушкой на свете. Сонхва был милым, обходительным и заботливым, словно принц из сказки, о таком мечтала каждая девочка, будучи подростком. Еще в начале их отношений она знала, что Пак был тем, кто ставит любимое дело в приоритет, и что после выпуска их время может скатиться до редких встреч по выходным, а потом до проведенных вместе вечеров в только что купленной, новой квартире. Но она приняла это, стараясь наслаждаться каждой секундой рядом с ним, даже если в конце концов вечера свелись к тому, что он работал в кабинете, а она тихо сидела рядом.
— Сонхва, как на счет того, чтобы посмотреть новый фильм? Ты же так ждал его, — ее губы невесомо коснулись кожи за его ухом.
— Прости, солнце, много работы. Может, на выходных, — он посмотрел на нее с вымученной улыбкой и вернулся обратно к ноутбуку.
Она приняла и это, потому что он выглядел действительно уставшим и загруженным на работе. Она все понимала. С каждым разом таких отговорок становилось больше, пока все не переросло в первую серьезную ссору. Тогда Сонхва просто собрал свои вещи и уехал жить к своему другу, у которого провел последующие несколько дней. По крайней мере, он так ей сказал, когда вернулся. А существовал ли тот «друг» на самом деле или «он» был всегда «ей»? Нервные смешки вскоре превратились в жутковатый, надрывистый смех в то время, как в зеркале напротив отражалось искаженное горем серое лицо. Часы на стене показывали три часа ночи. Повезло, что их соседи уехали в отпуск и она никого не побеспокоила, не хотелось бы вести беседы с полицией. И впускать зрителей для одиночного спектакля.
— Черт…
Только сейчас рассеченные в кровь руки дали о себе знать, заставляя болезненно скривиться. Адреналин вкупе с истерикой больше не отгораживал ее от физической боли. Стоило встать с пола и обработать раны в ванной, предварительно избавившись от попавших внутрь осколков.
Все началось месяц назад, когда Юна, возвращаясь домой с работы, встретила Хонджуна. Ким Хонджун был забавным, игривым и, как говорят, не от мира сего. С ним было весело, и она не понимала, почему в какой-то момент он пропал, перестал писать и приходить к ним домой. Когда она спросила у него, почему они с Сонхва не предупредили, что последний останется у Кима сегодня на ночь, Хонджун посмотрел на нее так растерянно, что все последующие упреки застряли болезненным комом в горле.
— Юна, о чем ты? Мы с Сонхва не общаемся уже как полгода. Я думал, ты знала об этом. Ты уверена, что правильно расслышала? Он действительно сказал, что оставался у меня на ночь?
С того момента она перестала смотреть на Пак Сонхва через стекла розовых очков. Она никогда не была всепрощающей, доброй девушкой, готовой подставлять свою шею для поглаживаний, как верная собачонка. Нет, Юна всегда отличалась строптивым характером, нередко ввязывалась в драки, защищая слабых, и только рядом с Сонхва она могла затушить огонь и быть ласковой.
Хонджун после их небольшого разговора был чем-то озадачен, но на вопрос «Что случилось?» лишь помотал головой и предложил обменяться номерами. Какая разница, что произошло между ним и Сонхва, Юна могла позволить себе наладить контакт со старым другом. Теперь переписки с ним скрашивали одинокие вечера, парень рассказывал о своей жизни после учебы, о том, как он скучал по тем дням и мечтал снова оказаться девятнадцатилетним беззаботным студентом. С ним было так же легко, как и несколько лет назад, словно они не переставали общаться. Только ему Юна решилась рассказать о своих страхах и сомнениях насчет своего парня.
— Почему ты просто не поговоришь с ним, если тебя это беспокоит? — спросил Хонджун в одну из их встреч. — С каких пор ты стала такой неуверенной в себе? Где та Юна, которая могла с легкостью оспорить слова преподов?
— Я… не знаю. Мне так страшно услышать то, к чем я не буду готова, — ответила Юна, спрятав лицо в ладонях. — Что если он больше не любит меня? Или я просто накручиваю себя?
Хонджун тогда ничего не ответил. Он только мягко похлопал ее по плечу и ушел, оставляя наедине с пожирающими сознание мыслями. Время летело, а поговорить с Сонхва она так и не смогла. Может, думала, что он сам в какой-то момент заведет разговор, он же, наверняка, чувствовал, что что-то было не так. Или это чувствовала только она? Но их отношения с каждым днем становились только холоднее, Сонхва больше не спешил домой так, как раньше, все чаще отправлял смс, что задержится на работе или отправится на ужин с коллегами. Все реже она спрашивала, когда его ждать, все чаще компанию ей составляла бутылка вина и темная гостиная. Паутина запутывалась все сильнее, отнимая силы и не позволяя вырваться. Так больше не могло продолжаться. Хонджун так сильно переживал за нее, все его сообщения были пропитаны состраданием к ней. Он точно видел, во что она превращалась из-за Пак Сонхва. И именно Хонджун был тем, кто отправил ей то самое злосчастное фото, которое разделило ее жизнь на до и после. Уже окончательно.
Стоя посреди комнаты с заклеенными пластырями руками и всматриваясь в осколки посуды, Юна больше не ощущала опустошения. В сердце постепенно, начиная с небольших искр, начал разгораться забытый огонь. Ей больше не хотелось сидеть и плакать на полу, собирая осколки своего сердца, все, чего она желала — свернуть шею этому придурку.
— Надеюсь, ты счастлив, что собственными руками уничтожил все…
Сонхва вернулся в квартиру только спустя три дня. Он устало облокотился на входную дверь, приближающийся годовой отчет вытянул из него все соки, поэтому последние несколько дней ему пришлось провести на работе. Вся эта рутина настолько измотала его, что он даже поругался со своей красавицей-коллегой, с которой последние несколько месяцев крутил роман. В начале все казалось такими соблазнительным из-за секретности, им приходилось прятаться от других коллег, от друзей, от некогда любимой девушки. Таких сильных чувств он не испытывал с Юной в первые месяцы их отношений, его сердце бешено билось при виде стройных ног в игривых чулочках и томного взгляда, которым она смотрела на него через весь офис. Как такому можно было сопротивляться? И если первое время он чувствовал себя мерзко каждый раз, когда возвращался домой и видел перед собой улыбку, искрящуюся нежной любовью, то после стало все равно. Он утонул в омуте чужих глаз. Трепетная любовь к Юне угасала, Сонхва проводил с девушкой как можно меньше времени, оставаясь на ночь с той, которая позволила ему чувствовать себя снова живым и страстным.
Приоткрыв глаза, он не сразу понял, что в квартире было слишком темно, как если бы ее только купили и еще не успели обжить. В гостиной не горел торшер и не работал телевизор, а в самой квартире будто похолодело на несколько градусов. Сонхва тихо прошел в гостиную, по пути ослабляя душащий его галстук.
— Юна? Милая? — позвал он девушку, тишина была ему ответом. — Может спит?
Сонхва даже подумывал окончательно закончить отношения с Юной, но, оглядываясь на свою любовницу, понимал — идея дрянь. Юна добрая, хозяйственная, с огоньком, идеальная кандидатка на роль жены. А вот его коллега не годилась ни на что, кроме мелких интрижек, да быстрого секса в кабинке туалета какого-нибудь захудалого клуба. Да, с ней он мог попробовать что-то новое, но большего она предложить ему, увы, не могла. Именно это послужило причиной их ссоры, после которой Сонхва чувствовал себя не в своей тарелке. Зная эту женщину, она с легкостью могла пойти к Юне и рассказать ей обо всем, возможно, даже потребовать оставить его в покое. Он просто надеялся, что она вскоре остынет и найдет себе нового ухажера — половина мужского коллектива ходила за ней хвостиком и смотрела ей в рот — и забудет о нем.
Впервые за несколько месяцев его снова начала мучить совесть из-за недавнего разговора с матерью. Она спрашивала, когда Сонхва и Юна собираются жениться и нужно ли им прислать списки всех родственников. А он только и мог, что кивать на слова матери и обещать, что уже давно планирует сделать девушке предложение. А что он мог еще сказать? Не разочаровывать же мать, которая души не чаяла в своей невестке, что ее ненаглядный сынок почти полгода изменял ей? Если честно, он понятия не имел, что ему делать дальше, его лучший друг перестал с ним общаться как раз в то время, когда Сонхва только завел роман на стороне. Других хороших друзей у него так и не появилось, кому он мог бы излить душу.
В конце концов он решил пока пустить все на самотек и решать проблемы по мере их появления. Может, свадьба с Юной все исправит? Может, в нем снова проснуться чувства к ней, и он сможет быть с ней счастлив, а потом уже, спустя несколько лет он расскажет ей все. Тогда все будет хорошо. Но желания всегда расходятся с реальностью, правда?
— Какого черта?!
В двери, ведущей в их с Юной спальню, торчал кухонный нож. Он помнил этот нож, его подарил Хонджун на их новоселье, сказав, что с пустыми руками приходить не красиво. И видеть этот подарок, воткнутым в дерево, было страшно. Но не это привлекло внимание и напугало Сонхва, этим ножом был прибит лист бумаги, с которого на него смотрел он сам, целующий другую девушку. Лезвие ножа протыкало место соприкосновения губ, а сам лист был ожесточенно измят. Телефон выскользнул из его рук, громко ударяясь об пол. На дрожащих ногах Сонхва пятился все дальше от двери, взгляд нервно бегал по всей гостиной, пытаясь сфокусироваться на чем угодно, кроме роковой находки.
— Нет… — прошептал Сонхва. — Нет-нет-нет…
Он не мог поверить. Это все сон, правда? Этого не могло случиться. Стремительно ворвавшись в спальню, игнорируя доказательство своей измены, он включил свет и огляделся. Кровать пустовала и была идеально заправлена, словно здесь уже давно никто не спал. Сонхва всегда говорил, что обожает идеальный порядок, поэтому они с Юной часто устраивали генеральные уборки, чтобы все было идеально. Но сейчас такая чистота вводила его в замешательство и панику. Забавные часы в виде черной кошки, которые он подарил ей на годовщину их отношений, больше не украшали тумбочку возле кровати. На пробковой доске рядом со шкафом теперь висела только часть фотографий, где они были вместе, ее личных фотографий не было вовсе. Открыв шкаф, Сонхва не обнаружил таких знакомых, пахнущих лавандой, женских вещей. Он даже остервенело пошарил руками по пустоте, чтобы убедиться, не сошел ли он с ума. Но полки так и остались пустыми и сердце Сонхва постепенно поглощала эта пустота.
Ушла.
Она ушла от него.
Это осознание выбило почву из-под ног, заставляя рухнуть на кровать и схватиться руками за волосы. Неужели эта дрянь все же добралась до его Юны и рассказала все? Но тогда бы он знал об этом, та женщина не оставила бы возможность увидеть воочию обреченность в глазах Сонхва. Значит это была не она, тогда кто? Кто разрушил его жизнь одной фотографией?
— Юна… — поднял он голову, замечая рядом с дверью свой телефон. — Юна…
Ему нужно позвонить ей, нужно все объяснить. Почему она ушла, ничего не сказав, они могли все решить без этого драматизма, и тогда все стало бы как раньше. Но набрать ее номер он так и не успел. Потому что на столике в гостиной, куда он пришел за телефоном, лежал белый конверт, пахнущий знакомыми цветочными духами. Он всегда так любил вдыхать этот запах с ее шеи, а после покрывать невесомыми поцелуями, заставляя ее мило хихикать. Разорвав упаковку, на которой красивым почерком было выведено «для Сонхва», он вытащил пачку денег и сложенный лист. Это было письмо. От нее к нему. В некоторых местах он замечал небольшие разводы от слез, где-то ее рука дрожала, из-за чего линии выходили неровными. Даже не читая содержание письма, было видно, насколько сильно оно пропиталось горечью. В уголках глаз заблестели слезы.
«Не знаю, когда ты притащишь свой зад в эту квартиру и прочтешь это письмо, но будь уверен, меня тут уже не будет. Наверное, ты понимаешь, что происходит сейчас, да, Сонхва? Ты помнишь, как ты предложил мне встречаться тогда, в универе? Я была так счастлива, ведь ты мне правда нравился, с первого курса, и я так мечтала держать тебя за руку, чтобы ты целовал меня в макушку каждый раз при встрече и говорил те самые заветные слова. Мне казалось, что я превратилась из обычной девушки в настоящую Золушку и принц заметил меня на балу, влюбился в меня. Я была так счастлива с тобой, что мне хотелось кричать об этом всему миру.»
Ловким движением руки Юна застегнула молнию чемодана. Оглядевшись вокруг, она удовлетворенно кивнула головой — не осталось ни одной вещи, которую она могла бы забыть. Еще вчера она даже не предполагала, что утром будет в такой нервной спешке собираться и навсегда покинет квартиру. Язык больше не поворачивался назвать это место своим домом, по щелчку пальцев их уютное убежище превратилось в холодное, чужое пространство. Подойдя к пробковой доске она посмотрела на оставшиеся снимки, провела кончиками пальцев по одному из них, где Сонхва позировал на камеру в забавном ободке с кошачьими ушами, и не сдержала сдавленного всхлипа. Она любила это фото больше других, в то время он был таким замечательным, лучшим. Дрожащими руками она сняла фото, пусть хоть что-то останется с ней, что еще не было запачкано грязью.
Из гостиной донесся тихий звон — уведомление телефона о новом сообщении. На побитом экране горело имя «Хонджун».
[Хонджун, 10:30]
Тупой вопрос, но ты как?
И мне правда жаль, чувствую себя виноватым из-за того,
что разрушил ваши отношения.
[Юна, 10:36]
Отвратительно.
Я больше не хочу находится здесь, Хонджун.
Не хочу его видеть, иначе я не сдержусь и точно убью его.
И ты не виноват, кто же знал, что он окажется такой скотиной.
[Хонджун, 10:38]
У тебя хоть план есть, что делать дальше?
[Юна, 10:40]
Понятия не имею.
Не знаю, может перекантуюсь у кого-нибудь.
Или поживу в отеле.
[Хонджун, 10:42]
В отеле? С ума сошла?!
Так, ладно.
Оставайся на месте.
Я скоро приеду за тобой.
На лице невольно появилась улыбка, она скучала по Хонджуну и его замашкам старшего брата, как будто это все было так давно, что даже и не вспомнить. Стоит выкатить чемодан в коридор, вряд ли дорога займет много времени, не хотелось бы сильно задерживать его.
«Я думала, что у нас все хорошо и мы понимаем друг друга. Очевидно, так думала только я одна. Ты такая мразь, Пак Сонхва. Я ненавижу тебя. Ты действительно думал, что вечно сможешь крутить романы на стороне и приходить домой как ни в чем не бывало, где тебя ждет все готовенькое? Я только одного не понимаю. Если ты разлюбил меня, неужели нельзя было просто порвать со мной и начать строить отношения с другой? Речь уже не о преданности, а о блядском доверии!»
— Сука, — в тишине звучал хаотичный стук по экрану телефона.
Возле дивана валялось письмо, которое Сонхва в порыве злости смял в ком. Ни на кого, кроме себя, он не мог злиться, это была только его вина. Первое, что он сделал после прочтения, — позвонил Юне, к несчастью, автоответчик механическим голосом сообщил, что «Абонент не доступен». С сообщениями дела обстояли так же. Тогда он стал звонить всем ее знакомым, которых он помнил, но получал абсолютное ничего. Никто не знал, куда она делась. Звонить родителям он сразу отказался, не хватало еще для полноты картины слушать крики матери о том, какой он идиот. Он и без ее упреков это знал.
Подцепив пальцами смятую бумагу, он бережно расправил ее. Казалось, это все, что от нее осталось. В квартире больше не пахло ее духами, он больше не слышал копошения в спальне, больше не звучала очередная попсовая песня из телевизора, под которые она любила танцевать. Словно он всегда жил здесь один, а она была лишь плодом его фантазий. Сначала он планировал к черту разорвать письмо да смыть в унитаз, но рука в последний момент дрогнула. Все, что он смог сделать, — это прижаться искусанными от нервов губами к нему, надеясь так почувствовать ее снова. Но ничего, кроме холода, не ощутил. В груди защемило.
«Я ненавижу изменщиков, ты прекрасно знал это. Но больше изменщиков я ненавижу лжецов. Ты не думал о том, что если бы все рассказал, ситуация закончилась бы иначе? Но ты просто трус и мерзавец. И твой поступок просто омерзителен, надеюсь, ты это знаешь. Мне плевать, что будет с тобой дальше, но видеть тебя я больше не хочу никогда.»
— Все собрала?
Юна кивнула, оглядывая прихожую и натыкаясь на зеркало, В отражении стояла незнакомая девушка с потухшими, темными глазами. Она смотрела и не могла разглядеть в незнакомке себя, словно той Юны никогда и не существовало. Неужели всего один чужой поступок смог сломить ее?
— Тогда пойдем? — спросил Хонджун, поднимая последний чемодан, остальные вещи благополучно дожидались в багажнике его машины. — Или ты что-то забыла?
— Ты иди, я… — она растерянно озирается по сторонам. — …Можешь дать мне минуту?
— Буду ждать внизу, только не задерживайся.
Когда за Хонджуном захлопнулась дверь, она, не разуваясь, прошла в гостиную. Как бы она не жаждала поскорее покинуть это место и никогда больше не пересекать его порога, она провела здесь самые счастливые годы своей жизни. И избавиться от воспоминаний она вряд ли сможет. Все говорят, что время лечит, но кто мог сказать, сколько потребуется этого времени, чтобы исцелить ее сердце?
«Желаю тебе счастливой жизни с той потаскухой, надеюсь, она сможет подарить тебе то, чего не смогла я. Наша история заканчивается здесь, Сонхва. Ты собственными руками уничтожил все, что мы вместе строили, теперь пожинай плоды своих трудов. На столе лежат деньги за дверь, не хочу получить потом трусливую повестку в суд за испорченное имущество.»
Телефон зазвенел от уведомлений и Сонхва остервенело бросился к нему в надежде, что Юна передумала и хочет поговорить с ним. Но в глаза бросилось ненавистное ему сейчас имя. Сообщения приходили одно за другим, эта женщина извинялась и слезно умоляла вернуться к ней, писала, что любит его больше жизни. Последней каплей стал ее звонок и маячащие сердечки вокруг ее фотографии. Телефон с силой врезался в стену, и вряд ли его теперь можно было починить. Сонхва побитой собакой смотрел на все еще торчащий в двери нож, который еще долго будет напоминать ему о том, что он сделал. Он вытащил его и к ногам упала фотография, которая была сделала неделю назад неизвестным ему человеком. Он долго смотрел на нее, не двинувшись с места и с ножом в руках. Сомнений не было — тот, кто сделал это фото, хорошо знал не только Сонхва, но и Юну. Возможно этот «кто-то» был их знакомым или даже близким другом. В голове невольно всплыл размытый образ — хитрое лицо его бывшего лучшего друга.
— Ким Хонджун, — выдохнул он в пустоту. — Если это твоих рук дело, я найду тебя и ты поплатишься за это.
Но в глубине души Сонхва знал, что единственный, кто во всем виноват, кто разрушил все, был он. И этого не исправить.
«Но, несмотря на все, я благодарна тебе за то время, которое ты подарил мне. Нам. Когда мы по-настоящему любили друг друга. Как бы мне не было больно, я все еще люблю тебя. Но простить я тебя никогда не смогу, чтобы ты не делал. Вещи я забрала, квартира твоя, я на нее не претендую, все же, купил ее ты. Связаться со мной ты тоже не сможешь, я заблокировала тебя везде, так будет лучше для нас обоих.»
— Юна… — слезы падали на стекло фоторамки. — Я люблю тебя, Юна. Пожалуйста, вернись ко мне…
Он был готов валяться в ее ногах, умолять, сделать что угодно, лишь бы снова увидеть ее прекрасное личико, освещенное нежной улыбкой. Услышать ее звонкий, как капель, смех, обнять, прижав к своей груди, и шептать на ухо слова любви. Но все, что ему теперь остается, это плакать в пустой квартире, свернувшись на холодной постели, и прижимать к себе их совместное фото.
— Ты не можешь уйти от меня. Мы же обещали любить друг друга до самого конца…
Но ответом ему послужила гробовая тишина.
«И еще. Если я увижу тебя рядом с собой, Пак Сонхва…»
— …то не думай, что я испугаюсь тюремного срока и не всажу еще один кухонный нож, на этот раз в твою голову, — Юна бросила последний взгляд на зеркало.
Щелкнул замок входной двери. Некогда каменный замок превратился в стеклянный дом, который Сонхва собственными руками уничтожил. Она всегда мечтала, что история их любви закончится, как в сказках, счастливым концом. В итоге перед ней лежали только осколки их несчастной любви. Юна сделала глубокий вдох и, не оборачиваясь назад, сделала шаг за порог квартиры. Первый шаг навстречу ее новой жизни.
