Заснуть в объятиях у белой ночи

— Я вижу, вы не большой поклонник моего творчества, агент Кейси. У порога спрятанного во тьме кинотеатра его встретил Томас Зейн, знаменитый автор, режиссер и поэт в одном флаконе. Глядя на преувеличено театральные жесты и пугающую мимику Зейна, Кейси думал, что только зря потратил время на этого павлина. Не говоря уже о том, что «невероятный» зейновский фильм, ради которого они сегодня собрались, не вызывал у Кейси ничего, кроме отвращения. — Я не поклонник вообще чего бы то ни было, — мрачно сказал он, пытаясь дать максимально обтекаемый ответ. В темноте за спиной роились голодные тени, шаркая по мокрой земле черными ногами и на все лады проклиная Уэйка, чье сознание создало этот проклятый мир. Оказаться в их руках, чувствовать, как острые зубы и холодные пальцы яростно разрывают тебя на части, — удовольствие на самом деле не из приятных. Кейси однажды попал по неосторожности в засаду теней около брошенной полицейской машины и больше не хотел повторения… собственной смерти. — Мне жаль это слышать, агент Кейси. Алекс, — нежно улыбнулся Зейн, но его острые зубы всё равно напоминали акулью пасть. — Я бы предпочел, чтобы мы и дальше соблюдали дистанцию, мистер Зейн. — Можно просто Том. Зейн ловко пропустил мимо ушей и едкую фразу Кейси, и его раздраженный вздох, обернувшись для того, чтобы галантно открыть двери кинотеатра. Невидимый билетер сперва попытался остановить его, а затем, узнав гостя, вежливо сказал: — Добро пожаловать, мастер. Кейси чудилось что-то знакомое в этом приветствии, однако в памяти на месте нужного воспоминания, как назло, было пусто. Зейн распахнул тяжелые застекленные двери и, отвесив идеально выверенный полупоклон, пригласил Кейси внутрь. — Приветствую на повторной премьере моего утерянного шедевра, — громко и пафосно произнес он, чеканя каждое слово, будто с трибуны. — Поприветствуйте новое рождение «Белой ночи»! Откуда-то со стороны кинотеатра донеслись всплески фантомных аплодисментов, словно поддерживая слова Зейна, и Кейси почувствовал, как по спине пробежались мурашки. Назревало что-то грандиозное и совершенно отвратительное. Они вошли внутрь плечом к плечу, шагая размеренно и неторопливо. Зейн счел своим долгом провести для единственного гостя небольшую экскурсию по «Кинотеатру поэта», а потому комментировал каждый предмет интерьера, попадавшийся им на глаза. Зейн не только знал немало историй, но и умел их красочно рассказывать, и Кейси поймал себя на том, что уже пять минут спустя увлеченно вслушивался в бесконечную болтовню режиссера. Сам он не вставил в монолог Зейна ни слова, ограничиваясь короткими многозначительными «угу» или «гм-м», но Зейна это ни капли не расстраивало. Наоборот, он счел, что встретил замечательного слушателя, который с удовольствием готов проглотить даже историю про мраморные перила на балконе второго этажа — возможно, вместе с самими перилами. — А мы не пропустим премьеру? — иронично пошутил Кейси, когда Зейн сделал небольшую паузу, чтобы взять у переодетого под официанта манекена с пустым лицом бокал шампанского и смочить горло. Вопрос как всегда вышел язвительным и резким, но Зейн не счел нужным укорять Кейси за прямолинейность. — И правда, — он взглянул на остановившиеся часы, что висели в холле над главными дверями, и улыбнулся. — В хорошей компании я всегда забываю о времени. * Внутри зала с экраном горел рассеянный мягкий свет, которого было едва достаточно для того, чтобы найти свое место, а из динамиков под потолком играла расслабляющая музыка. Обитые красной тканью сидения сливались с полутьмой, и, хотя зал был пуст, отчего-то создавалось ощущение, что он заполнен до отказа. Они устроились в среднем ряду, прямо напротив большого прохода. Зейн подождал, пока Кейси займет место, а затем сел рядом с ним, тут же вытянув вперед свои длинные ноги. Кейси бросил на него полный неодобрения взгляд, раздраженный тем, насколько некультурно себя ведет Зейн на премьере собственного фильма, но ничего не сказал вслух. Чужая душа — потемки, а душа Зейна, по мнению Кейси, была особенно темна. Свет погас, погружая зал во мрак, и проектор за их спинами заработал, запуская на экране фильм. Вступительные титры, список актеров, нагнетающая музыка — чувствовалось, что каждая секунда загадочного финского кино сочилась похвальбой Зейна самому себе. Кейси не понимал ни слова из того, что было написано на экране, однако Темная Обитель следовала логике сна, и суть фильма передавалась Кейси так же ясно, будто он слушал многоголосый английский перевод. Эта история… Кейси узнавал ее. Видел параллели с тем, что сейчас происходило в его жизни, но смысл, который Зейн закладывал в поступки персонажей, не совпадал с реальным делом Алана Уэйка. Как будто он решил снять извращенную мусорную пародию на успешный фильм ужасов, а та по какой-то причине вышла на экраны раньше оригинала. Кейси повернул голову, разглядывая освещенного алыми отблесками Зейна. Почувствовав на себе внимательный взгляд, он повернул голову в ответ. — Уверен, у тебя много вопросов, Алекс, — улыбнулся Зейн. Пляшущие тени превращали его лицо в гротескную маску. — Я отвечу на них после фильма. «Нет, — хотел сказать Кейси. — У меня нет никаких вопросов. И не будет. И быть вообще не должно». Но он промолчал, осознавая, что Зейн сказал это не просто так. Казалось, он знал о своем творении что-то такое, что обязательно потребует ответа после титров — личного ответа от создателя. Кейси повернулся к экрану и попытался абстрагироваться от истории, рассказанной в фильме. От собственного лица, так живо изображающего ужас и непонимание. От финского языка, похожего на изрыгаемые Сатаной проклятия. От женщины в черном платье, больше напоминавшей ведьму без сердца, чем нежную красавицу, потерявшую возлюбленного. И от теплой руки Зейна, что будто ненароком легла на его колено. * Они целовались на тех же местах, перегнувшись через жесткие подлокотники. Лакированное дерево впивалось в бок, пальцы крепко держали за тонкое предплечье, не давая вырваться, а губы оказались всецело в чужой власти. Кейси чувствовал, каким жадным и ненасытным был Зейн, как будто кровавая расплата под покровом белой ночи не принесла ему утешения. — Сегодня ты был особенно хорош, мой дорогой Кейси, — Зейн мимоходом отвесил пару комплиментов, чередуя сладкие слова с горькими поцелуями. — Твое выступление определенно понравится большой публике. Он всегда неправильно произносил фамилию Кейси, сильно смягчая звуки и произнося ее на финский манер как игривое Кеси. — Ты имеешь в виду фильм или поцелуи? — Кейси провел пальцами по губами, чувствуя, что во рту вместе с чужой слюной остался легкий привкус шампанского. Бездушный манекен-официант наверняка принес новый поднос с алкоголем, но и того, что есть, уже достаточно для головокружительного опьянения. — Всё сразу. Кейси хотел сказать: «Я не снимался в твоем чертовом кино». Хотел крепко сжать рукой горло Зейна и злобно высказать ему прямо в его дьявольское улыбающееся лицо: «Не смей обращаться со мной так, будто я твоя шлюха». Но промолчал. Он вообще сегодня был очень молчалив для человека, который максимально громко и болезненно для остальных выражал свое презрение к окружающему миру — черта, присущая многим копам. Зейн рассмеялся, чувствуя себя победителем в их маленьком споре. Его рука легла на подбородок Кейси, заставляя повернуть голову. Они смотрели в лицо друг другу, думая каждый о своем. Кейси хмурился, Зейн мягко улыбался, зная, что пташка уже не сумеет выпорхнуть из клетки. — Честно говоря, я хочу снять про тебя новый фильм, — из уст Зейна эти слова звучали практически как признание в любви. — Алан испортил твою историю, внес слишком много своего контекста. Сделал из тебя неинтересного второстепенного персонажа. Кейси поджал губы. Ему не нравилось то, к чему Зейн клонил. Еще сильнее ему не нравилось то, что Зейн, похоже, был прав. Алан Уэйк взял на себя слишком много, превращая подсмотренные осколки чужой жизни в собственную книгу. Зейн прижался к Кейси ближе. Их губы почти соприкасались, и дыхание смешивалось между собой. Запах алкоголя и вычурного парфюма усилился, ударяя по носу. — Я сделаю из тебя шедевр, — Зейн говорил с упоением и восторгом, дополняя фразы мощной выразительной мимикой. — Покажу миру настоящего тебя, подчеркну потенциал, сыграю на контрасте тьмы и света. Кейси почувствовал, как в груди заворочалось спящее чудовище, заснувшее вскоре после прыжка в озеро. Никакого света в поглощенном тенью кинотеатре, разумеется, не было, однако тьма считала врагом любого, кто смел покушаться на ее территорию. Глядя на заразительную улыбку Зейна, Кейси вдруг улыбнулся тоже. Ему захотелось испортить это красивое лицо парой новых шрамов. * Зейн застонал. Острые зубы впились ему в плечо, и вспышка боли разошлась по руке, слегка разгоняя алкогольный туман в голове. Кейси широко провел языком, зализывая место укуса, и скользнул носом по шее Зейна, вдыхая запах предвкушения и страха. — Так что там было про контраст тьмы и света? — спросил он, крепко прижимаясь к Зейну. Трахаться на улице было бы странно, так что Кейси просто втолкнул Зейна в широко распахнутые двери студии ток-шоу с дурацким названием (кажется, что-то про двери между мирами) и прижал его к стене, целуя и кусая. Разница в росте доставляла немало неудобств, однако для восстановления баланса можно было просто заставить Зейна встать на колени. — Что-то наверняка очень поэтичное, — с ухмылкой пробормотал Зейн, чувствуя, как тяжелеет в паху от такого яростного и дерзкого Кейси. — Но на ум, увы, не идет ни строчки. * Кейси моргнул, и наваждение пропало. Они сидели на тех же самых местах в кинотеатре, на экране горело равнодушное слово «Конец», а вместо финальных титров играла песня о белой ночи — ночи, в которой нет тьмы, но есть чудовища гораздо страшнее. — Эта ночь сожрет всех нас, — улыбнулся Зейн, вторя строчкам песни, и посмотрел на озадаченного Кейси. Кажется, он был доволен произведенным впечатлением. Его руки расслабленно лежали на подлокотниках кресла, и не было ни намека на то, как жалко и жадно Зейн только что цеплялся за Кейси, сжимая ладонями его бока и бедра в неистовой жажде прикосновений. Сон внутри сна, одновременное падение вверх и вниз, потеря равновесия, когда с закрытыми глазами лежишь на кровати, — Кейси с трудом мог описать ощущения, которые сейчас испытывал. Резкая смена декораций выбила его из колеи. Он потерял суть происходящего, заблудился в самом себе, перестав понимать, где кончается один сон и начинается другой. Действительно ли он целовался с Зейном в кинотеатре? Действительно ли прижимал Зейна к стене, трахая его на весу и удивляясь силе собственных рук? Смотрел ли Кейси вообще фильм о белой ночи, а не заснул где-то на начальных титрах? — Хочешь что-то спросить? — произнес Зейн, наматывая на палец локон — игривый бессмысленный жест, чтобы отвлечь собеседника и перетянуть на себя внимание. Его черные волосы напоминали вороньи крылья, такие же тяжелые и густые, как сама ночь, а его яркие синие глаза казались глубже любого океана. — Да, — неожиданно для себя ответил Кейси, хотя с его губ не должно было сорваться ни слова. — Кто ты, черт возьми, такой? * В отеле Оушенвью было неожиданно шумно. Зейн притащил с нижних этажей музыкальный проигрыватель и запустил на нем пластинку из репертуара Старых богов Асгарда. Кейси слышал об этих пожилых рок-звездах, но не находил в их музыке ничего для себя интересного. — Внимательно вслушайся в тексты их песен, — увещевал Зейн, стремительно шагая из одного угла комнаты в другой и повсюду таская за собой бутылку терпкого шампанского, чтобы изредка сделать из нее бодрящий глоток. — Они пронзают реальность насквозь. Буквально! Кейси так и не сумел разобраться в туманных объяснениях Зейна. «Они» — это Старые боги или же их песни? Да и как можно было пронзить реальность насквозь, если музыка играла во время очередного замкнутого цикла внутри Темной Обители, по кругу повторяемая украденным проигрывателем? — Иди сюда, Том, — Кейси похлопал рукой по кровати рядом с собой. Он чувствовал себя как-то странно, будто во сне вдруг примерил личину другого человека. Кейси не понимал, какие изменения с ним произошли, однако подсказывать ему никто не собирался. Здесь помогло бы зеркало или даже случайная лужа воды, но, увы, во сне всегда существовали свои правила. — Только не говори, что ты ничего не понял, — рассмеялся Зейн и опустился перед Кейси на колени. Бутылка оказалась рядом с его правой ногой, а рядом с левой определенно чего-то не хватало для симметрии. Бокала? Или черепа в качестве чаши? — Ага, больше ни слова не скажу про твоих богов, — язвительно ответил Кейси и, склонившись к лицу Зейна, грубо поцеловал его, кусая за губы. Запах крови и алкоголя стал сильнее. Зейн как всегда был безобразно пьян и не обратил внимания на прокушенную губу. — Мои боги? — удивленно пробормотал он и, ухмыльнувшись, поднял руки, чтобы обнять Кейси за шею. — О, кажется, я понял отсылку. Кейси закрыл ему рот ладонью и вздохнул. В неясном свете ламп вены на тыльной стороне отливали пугающей чернотой. — Давай не будем портить аппетит лишними разговорами, ладно? * — Ты снова ничего не понял, — Зейн не злился, наоборот, он говорил мягко, принимая самое искреннее участие в творившемся в голове Кейси беспорядке, но делая в итоге только хуже. — Даже Алан никогда не был настолько глупым. Кейси нахмурился. — Ты собираешься увильнуть от ответа? — Я собираюсь наставить тебя на путь истинный, друг мой, — Зейн поднял палец вверх, словно указывая на этот самый воображаемый «путь», и улыбнулся. Жаль, маска притворства так прочно вросла в его лицо, что любой разговор превращался в театральное представление. — Позволь спросить тебя: ты знаешь, кто ты на самом деле? Или в твоей голове не осталось даже этого? Кейси раскрыл рот, собираясь дать немедленный резкий ответ, и замер. Кто же он? Агент ФБР, прибывший в Брайт Фоллс с расследованием; вымышленный персонаж в чужой истории; потерянное воспоминание ягненка, уснувшего на лугу; тень, пришедшая из глубин Темной Обители, или еще один облик для Темной Сущности? — Скрэтч, — Зейн смотрел на него и говорил, обращаясь к нему, но слова, которые он произносил, не желали укладываться у Кейси в голове. — Не позволяй ему выбраться наружу. Кейси сжал кулаки и крепко стиснул зубы. Ярость кипела внутри него. Как этот жалкий поэт позволяет себе?.. Зейн широко улыбнулся и протянул Кейси руку. Проектор моргнул в последний раз и погас, погружая зал во тьму.