Под Земфиру

Из главного выхода школы сыпется толпа детей. Марат локтями их распихивает и, оборачиваясь, ловит знакомую ладошку, тянет товарища вперед, побыстрее из ненавистного заведения. — Куда спешишь-то так? — Андрей поправляет слетевшую шапку, такую детскую и несуразную, почти спотыкается, запутавшись в своих и чужих ногах. — Не хочу время терять, — выбравшись на улицу, Марат наконец-то вдыхает свежий воздух полной грудью, в носу щекочет от мороза, — Тебе через пару часов в музыкалку, а нам столько всего успеть надо. Андрей всё ещё борется с шапкой, пытается поправить. Марат это замечает, тянет руки вверх, помогая товарищу: — Всё, так оставь. Нормально. Если сильнее натягиваешь, то выглядит по-дурацки. Андрей кивает, соглашаясь. Со стороны виднее. — Куда теперь? За гаражи или в киоск? — В киоск, — Марат обвивает его рукой за талию, подталкивая в нужное направление. — За гаражами в прошлый раз были, надо как-то чередовать развлекательную программу. По пути они болтают о ерунде. Марат всё дуется на англичанку, которая неделю назад ему двойку влепила ни за что. Возмущается, мол, какая разница, спит он за последней партой или бубнëж её слушает, всё равно толку ноль, а мама за замечание в дневнике ещё несколько дней ругалась. Андрей идёт рядом и слушает, параллельно пытаясь удержаться на ногах — Марат в процессе рассказа руками размахивает и всё пытается толкнуть его в сугроб. Маратка тактильный до жути, Андрей к этому долго привыкал, потому что сам-то желанием трогать людей не горит. А тут появился этот метр с кепкой и всё норовит схватить его то за плечи, то за руку, то ладошкой холодной шеи коснётся, то толкается просто так. Андрей поначалу брыкался, уворачиваться пытался, а теперь привык и внезапные тычки под ребра расценивает как проявление чистой привязанности. Они сворачивают за угол знакомого дома. Привычная процедура перед походом за провизией. Марат достаёт из кармана пару сигарет и спички. У отца стащил опять. Они часто раскуривают его сигареты здесь, в подворотне, даже немного стыдно становится вот так нахлебничать у Суворова-старшего. Андрей знает, что Марат пару раз палился и огребал знатно, но разве его это остановит? Добытчик хренов. — Как Новый год праздновать будете? — Марат выдыхает густой дым в сторону, чтобы на Андрея не попадало. — Да как всегда, дома. Мама уже готовиться начала, меню с Ильдаром обсуждает. Говорит, собираются нас с Юлей удивить морскими деликатесами. — Андрей закашливается, всё никак не может приловчиться курить крепкий табак. — О, осьминожков жрать? Стащишь и мне одного? Давно хотел попробовать. — Если получится. Могу маму попросить, она что-нибудь для тебя отложит. — Буду невероятно признателен. — Марат сплевывает под ноги, первым докуривает сигарету и затаптывает её носком ботинка в снег. — А вы? — Не знаю. Вова опять из дома уехал, сказал, что с другом снимать квартиру будут, — Марат залезает на обледеневший бордюр, хватается за плечи Андрея, чтобы не упасть. — Я думал, этот Новый год мы вместе праздновать будем. Из армии его ждал столько, а теперь это ещё... — Может не бросит он вас в Новый год-то? Это же семейный праздник. Андрей знает, как Марат ждал возвращения брата, все мозги Володей своим проел. Всё расписывал планы чуть ли не на каждый день - и туда сходить, и сюда сходить, и об этом рассказать. А теперь стоит, держаться пытается, а у самого в глазах столько обиды застыло. — Хочу, чтоб как в детстве, — Марат куксится, смотрит себе под ноги. — Всю семью в сборе. И в полночь пойти вместе с Вовой подарки из-под ёлки доставать. Но он взрослый уже, какие ему подарки-то под ёлкой... Андрей оборачивается по сторонам, проверяя, не идёт ли кто по улице. А потом, не придумав ничего лучше, чуть вытягивается и быстро целует Марата в губы. Никакие слова поддержки не работают так же эффективно, как поцелуи, которые Суворов до одури обожает. — Всё нормально будет, не расстраивайся раньше времени, — обещает Андрей и уворачивается от чужих губ, жаждущих продолжения. — Пойдем уже. Закупившись всякой гадостью в киоске на последние деньги, они довольные возвращаются на школьный стадион. Марат галантно вызывается счистить с трибун снег, достаёт из рюкзака учебники и выкладывает их на сиденья, чтобы не отморозить задницы. — С комфортом. — заключает он, усаживаясь и принимая из рук Андрея свои покупки. Андрей тоже садится и тут же раскрывает упаковку самых дешевых сухариков, которые только были в ассортименте. Руки на морозе мёрзнут ужасно, и к концу пачки пальцы уже с трудом шевелятся. Но вкусно-то как. — Который час? — Андрей пытается достать телефон из кармана, но пальцы не слушаются. — У нас ещё полчаса, — Марат бросает взгляд на часы на левом запястье, новенькие такие, Вова подарил, когда из армии вернулся. — Сильно замёрз? — Ага. Андрей пытается дыханием согреть руки и жалеет, что не взял перчатки. А мама говорила взять. Маму слушать надо. Да и своей головой додуматься мог, взрослый мальчик уже. — Давай сюда. Васильев не сразу понимает, что нужно давать, сидит, тупо моргая глазами. — Руки свои давай, говорю. Ладони у Марата сухие, покрыты мозолями и ничуть не теплее Андреевых — вместе на морозе сидели всё-таки. Но Суворов старается Андрея согреть: растирает его пальцы, дышит на них, в рукава собственной куртки прячет. — Перчатки когда носить начнёшь? — с наигранно серьёзным тоном интересуется он. — Ты пианист, руки беречь надо. — Перчатки начну носить, когда ты начнёшь носить шапку, — отзывается Андрей, пальцами поглаживая бугорки чужих мозолей. — Хочешь, свою отдам? Больно смотреть, как у тебя уши мёрзнут. — Да иди ты со своей шапкой. Нелепая она, с помпоном этим, — смеётся Марат. — Но тебе идёт. Андрей смеётся тоже, потому что улыбке Марата невозможно противостоять, она в нём запускает какие-то необратимые процессы, и уголки губ сами тянутся вверх. Такой вот человек этот Суворов, рассмешить может одним только видом. — Ну что, согрелся? — Немного. Лучше, чем было. — Пойдём тогда. Время поджимает. Они спускаются с трибун и возвращаются к школьному входу. Андрею ужасно не хочется снова расставаться, и он берёт с Марата слово, что тот зайдёт за ним после урока сольфеджио, и они посидят у Суворовых хотя бы ещё пару часов. — Прокатит, только если маме скажем, что ты меня по английскому подтянуть пришёл. — Замётано, — Андрей поправляет спадающую лямку рюкзака, — Гудбай тогда. Си ю летер. — Чего-о? — Марат морщит нос и отмахивается, на прощанье согревает Андрея озорной улыбкой. Васильев открывает школьную дверь и ещё чуть-чуть стоит, провожая взглядом удаляющегося друга, а потом охранник начинает ругаться на сквозняк, и приходится всё же зайти.