Настоящие чувства

Киетака не удивился, когда вечером Хорикита Манабу постучался в его дверь. Он как всегда был идеален – прическа не растрепалась, рубашка не была помята, а о стрелки на брюках можно было порезаться, но Киетака знал куда смотреть – на дне его глаз за стеклами очков плескалась тьма, которой не видел никто из его окружения. Манабу дождался, когда Аянокоджи закроет за ним дверь и прислонился плечом к косяку, позволяя рассматривать себя в момент слабости. Он не был идеален, ведь не смотря на кучу друзей и последователей, прийти со своей главной проблемой он мог только к Киетаке. Хозяин комнаты прошел к холодильнику, надеясь отыскать там что-то, что смогло бы взбодрить гостя, но обнаружил только бутылку ячменного чая, которую он и предложил Манабу. Тот не стал отказываться и, присев на кровать, он сделал несколько жадных глотков. Киетака сел на стул напротив него и всем видом дал понять, что готов слушать. - Я был не прав, когда решил держать Сузуне на расстоянии. – Севшим голосом поведал Манабу. – Стало только хуже. - Почему бы тебе не поговорить с ней наконец? – Спросил Киетака, уже зная, что он ответит. - Уже слишком поздно. – Как и оказалось, Манабу был слишком упрям. – Она не примет мои слова во внимание. Но я не хочу, чтобы она пыталась ровняться на меня или гнаться за недостижимым. «Ты любишь ее, - билось в голове Киетаки. – Любишь и ценишь такой, какая она есть. А она не видит доказательства этому. Вот в чем соль». - Меня беспокоит то, какой она выросла. Но в этом, да и во многом другом полностью моя вина, - признался Манабу. - Лучше поздно, чем никогда, - вставил Киетака, даже зная, что после стольких лет молчания, Манабу будет сложно подобрать верные слова для своей сестры. Манабу посмотрел на полупустую бутылку чая в своей руке и задумался. Прийти сюда было верным решением - ему не помешало бы остудить голову, и выбор был один – раз и навсегда объясниться с Сузуне, чтобы больше не было недомолвок. Киетака неотрывно следил за его лицом, как непривычно эмоции калейдоскопом сменяли друг друга. И довести неприступного президента студенческого совета до такого состояния мог только один человек. Киетака видел, как в очередной раз Сузуне пыталась доказать своему брату, что чего-то стоит и с треском провалилась, причиняя ему боль. Наконец, придя к миру с самим собой, Манабу поднялся, но он все еще выглядел, как человек, который нуждался в помощи и Киетака понял, что хватит прелюдий. Он цепко ухватился за его плечо, разворачивая Манабу лицом к себе, и впился в его губы яростным поцелуем. Он ненавидел бессилие и в случае с Манабу знал лишь один действенный способ решения проблемы. Губы Хорикиты горько отдавали чаем. Он быстро сориентировался, не став противиться и, обняв Киетаку за шею, вместе с ним повалился на кровать. * Терпкий запах свежесваренного кофе дразнил рецепторы. Манабу нехотя открыл глаза и увидел, что ночевал не у себя в комнате. Припомнив события прошлого вечера, он решительно поднялся и принялся не спеша одеваться. Хозяин комнаты обнаружился на маленькой кухоньке с чашкой кофе в руках. - С добрым утром, - бесцветно произнес Киетака. Сквозь воротник рубашки были заметны следы его – Манабу – укусов. Хорикита довольно усмехнулся и потянулся к турке, наливая кофе и себе тоже. Это был не первый их секс, но первый без предварительной договоренности и первый раз, когда один остался ночевать у другого. Это было как минимум интересно – рассматривать другого человека через призму собственных ощущений и когда Манабу все-таки встретился глазами с Киетакой, несмотря на безучастность, глаза последнего горели огнем. Что-то горячее свернулось в клетке ребер и, чтобы справиться с этим, Манабу потянулся и в настойчивом поцелуе коснулся Киетаки, чьи губы дрогнули, отвечая. Манабу хотел бы что-нибудь сделать с ним прямо сейчас, но время и ситуация не позволяли это и оба это понимали, так что им пришлось прерваться. - Поговори с ней. – Сказал Киетака и Манабу, вспомнив причину своего появления здесь прошлым вечером, наконец, взял себя в руки. Полностью собранный он стоял на пороге, провожаемый взглядом Аянокоджи и, открыв дверь, замер. На пороге, будучи уже готовой позвонить в дверь, стояла Сузуне.