Art Deco

      Спустя девятнадцать лет жизни, поисков самого себя, самокопаний, выборов пути и принятия сложных решений Рики кое-что осознаёт. Он ненавидит своих хëнов.       На самом деле, это ложь. Абсолютная и наглая. Он их обожает, но никогда им в этом не признается — мало ли, ещё зазнаются, а ему разгребать потом ошибки молодости. Спасибо, хватает того стресса, через который его хëны заставляют проходить. Упаси Боже его от очередного ужаса и трудного поведения старших, им ведь повод не нужен, чтобы кошмарить его и приходить во снах.       Или не хëнов, а их тупые наказания в, казалось бы, безобидных игрушках. Обычно ему загадывали на «действие» какую-нибудь глупость по типу: покричи в окно десять минут, позвони по случайному номеру и закажи доставку алкоголя, докопайся до старшекурсника (так Рики, кстати, с Хисыном и познакомился — в туалете пристал с просьбой подержать писюн, чтобы он сделал свои дела, а то руки устали. Хисын тогда долго считал его дебилом конченым, а не геем, потому что «на голубых у меня гей-радар срабатывает, я своих вижу издалека», и избегал, как огня, в коридорах университета). Но такой бред ему загадали впервые, а всё из-за того, что он отказался назвать шампунь, которым моет голову ежедневно — в пяти сантиметрах сидел Сону, который сразу сказал, что убьёт, если он воспользуется его шампунями. Те баночки, горой сваленные в ванной, под строгим запретом — попробуй, подойди и тут же останешься не только без загребущих пальцев, но и головы. На её место приделают бутылку от использованного шампуня как подсказку для нового поколения, которое слушает не ушами, а жопой. Рики с точностью до каждой морщинки вокруг глаз помнит эмоции и гневный шёпот своего парня, когда он впервые намылил голову не дешёвой ерундой из масс-маркета. В общем, боится он за жизнь свою, молчит в тряпочку, поэтому теперь отдувается.       (Вот же лох. Джей-хëн так и сказал, а Сонхун-хëн добавил, что это не изменить — придётся смириться).       И стоит как дурак в комнате Конон, прячет глаза за чëлкой и мямлит быстро на японском просьбу о помощи, похожую на крик умирающей чайки.       — Так, давай ещё раз по порядку, — сестра со скрещëнными на груди руками сидит на кровати в окружении юбок, платьев и блузок самых разных цветов, длин и форматов и выгибает бровь, которую старательно рисовала аж пять минут — ладошки тряслись от нахождения младшего в комнате, которому вход строго воспрещён — тот всегда приходит не вовремя. — Ты проиграл своим придурковатым друзьям и хочешь надеть моё платье? Я правильно тебя поняла?       — Не хочу, но да… — Рики не отрывает взгляда от крупного цветочка на ковре, перебирает пальцами на ногах приятные ворсинки и мечтает провалиться сквозь землю, желательно на три метра и сразу в дубовый ящик, ведь сил нет больше позориться перед роднёй и выслушивать от них нравоучения. — И они не придурковатые, но ты права…       — Пиздец.       Ещё какой.       Он знает, как это звучит. «Дай мне платье, я хочу надеть его перед своим парнем, который дрочит на красивые рюшечки и бантики». Это даже в мыслях звучало не очень, а сейчас кажется полным отстоем — Рики стыдно, пусть и не до конца. Всё это будет сделано ради Сону, а Сону он любит и хоть на улицу голым выйдет, если тот захочет. Настолько всё запущено. Ему стыдно за то, что приходится просить у сестры, но они же родные друг другу, так почему бы и нет? Конон наоборот радоваться должна, что он, как её младший брат, обращается именно к ней, а не к чужому человеку или вообще таскается по магазинам. Идея такая, конечно, проскальзывала, но Джей, всегда добрый и заботливый Джей, сказал одну очень умную фразу: «У тебя сестры есть, а ты по магазинам пойдёшь? Ты же неделю потратишь на выбор классного платья, Сону забудет обо всём, и вы заживёте тогда хорошо, а мне такого счастья не надо». Понятное дело, ему не надо — не ему же позориться перед своим парнем, хотя Рики уверен, что Сонхун бы платье на нём одобрил. Самолично бы надел, а затем в постели в порыве страсти оставил от красивой вещи одни тряпочки, не способные сойтись обратно, прям как полушария мозга Конон сейчас. Она всё ещё молчит, смотрит на него как на придурка и мечтает избавиться от странного мелкого, чтобы не порочить семью.       — Ты вообще зачем согласился на эту хрень? Ты думаешь, платье лучше одной оплеухи? Сону побухтел бы и успокоился, а мне теперь жить, зная, что случится с моим платьем… Мамочки, — сестра выдыхает, оглядывается на кучу платьев за спиной и шарит рукой в многочисленных шмотках, которые Рики про себя называет бесполезным барахлом, хотя признает, что эта барахолка его спасает.       — Ну…       Не успевает он закончить, как Конон комично распахивает глаза, оборачивается к нему и прикладывает ладони к щекам. Челюсть чуть не целует пол под ногами, и она цокает, качая головой. Выражение лица застывает на смеси картинного презрения, ужаса и безмолвного ахуя. Хорошо, что Рики пошёл всё-таки к ней, а не к Мисоре — не хочет портить мелкой психику. Не доросла она ещё до этого.       — Только не говори, что тебе самому это нравится! Я не переживу! Боже, это не то, что я хотела знать о тебе… Фу, кошмар какой. Ты теперь ко мне ещё и в кошмарах приходить будешь, — под своё наигранное возмущение и страдальческий вздох Конон поднимается с кровати, раскидывает гору платьев и выуживает одно. Она его переросла, а выбрасывать не хотелось — так хоть применение найдётся. — Можете забрать себе, извращенцы. Не смей мне его возвращать, понял?       — А где я его хранить буду?       Она на мгновение выгибает бровь, а затем кидает платье прямо ему в руки, улыбаясь и пожимая плечами.       — Уже не мои проблемы. Моё дело тебе платье дать, а там ты уже сам решай, куда и где.       — Жестокая… — Рики, не желая травмировать себя ещё больше, комкает одежду в руках и держит голову прямо. В упор смотрит на сестру, но та выдерживает его взгляд.       — Самая лучшая старшая сестра, попрошу. А теперь иди отсюда. Ко мне скоро подруги придут, а у меня срач. И всё из-за тебя, между прочим.       — Хорошо-хорошо…

***

      Платье красивое. Это — первое, что Рики понимает, когда швыряет его на кровать и тут же скрывается в ванной, чтобы привести себя в чувства. Коленки всё ещё трясутся от позора и стыда, а щëки кусает румянец — очень жаль, что не мороз. Отмороженное лицо понравилось бы ему больше, чем смех сестры. Но мысли заполняет один вопрос: «Что делать, если родители узнают?». Сëстры к его выкидонам привыкли уже, глаза не закатывали, поэтому перед ними не так страшно. Но родители… Что скажет отец, если увидит его в платье? Ему даже представлять эту реакцию страшно.       Он, выдыхая и подставляя ладони под струи воды из крана, жмурится и мотает головой — сейчас не время думать о будущих ужасах. Рики проводит махровым полотенцем по лицу, небрежно накидывает его на крючок и возвращается в комнату, неосознанно хлопая дверью ванной. На кровати всё так же кучей валяется платье — нежно-розовое, словно летний закат, едва достающее до колен Конон, с рюшами на груди и мелкими цветочками. Рики редко видит сестру в подобных образах, она предпочитает свободную одежду, заменяя юбки джинсами, а блузки — футболками. Он её не винит, сам обожает просторные вещи, не сковывающие движения, потому что занимается в танцевальной студии отца и периодически убегает от Джея, дабы не получать по шапке за все проказы. Правда, далеко убежать ему ещё ни разу не удалось — его на середине пути всегда ловил Сонхун и сдавал своему парню, поэтому страдать всё же приходилось.       — И вот что мне с тобой делать? — он подходит к кровати, до сих пор не заправленной с утра, потому что первым делом пришлось ускакать к сестре после сообщения-напоминалки Джея, и разворачивает платье. Оно реально очаровательное, и Рики почти понимает, почему Сону их обожает. Но всё равно… Может, он — дурак? Дурак, который зря согласился на все эти мучения? А затем на телефон приходит уведомление, и все мысли исчезают в воздухе спальни. — Кто там опять?       Рики устало тащится к тумбочке, подхватывает смартфон и всë-таки заваливается на постель, прям поверх платья. На экране мигает имя Сону, его таинственные сообщения и на одежду становится пофиг — он с ласковой улыбкой проводит пальцем по дисплею, тыкает на уведомление и видит очередные мемы от своего парня. Но среди бредовых картинок, покрываясь холодным потом и краской смущения, находит одно очень интересное сообщение.       «Если ты всё ещё хочешь, то… Я договорился с Джей-хëном, и суббота полностью в нашем распоряжении, Рики-я».       Твою мать. Он так и пишет. Сону в ответ высылает несколько вопросительных знаков, а затем резко их удаляет и отправляет глупый ухмыляющийся смайлик.       Ухмыляющийся.       Рики явно встречается с дьяволом, который просто прикрывается ангельской внешностью. Их друзья тоже рогатые, один он — человек, страдающий из-за развлечений подземных существ. Он гипнотизирует странным взглядом светящийся экран телефона, иконку Сону и его последние сообщения, а затем выдыхает и набирает его номер. Гудки, секунды, перетекающие в целую минуту, и Рики неверяще заламывает брови. Над ним что, издеваются? Его же парень?       — Рики-я?       Хмыкая и готовясь отправить телефон в далёкий полёт, хотя смартфон вообще ни в чём не виновен, он даже не сразу слышит голос Сону, который звучит одновременно устало и как-то… Иначе? Ещё гуще, чем патока, чем мëд, недавно размазанный по его пухлым губам длинными пальцами старшего, и ниже самой глубокой точки на планете — Рики уверен, что повторит судьбу Титаника, если его глыбой льда посреди океана станет его собственный парень. Он тихо сглатывает, надеясь, что его не слышно, и облизывается.       — Прости, отвлёкся, родной, — Сону ласково улыбается, и Рики видит эту улыбку — подставляя лицо под закатные лучи солнца, представляет пальцы старшего на собственной коже, что обводили бы каждый миллиметр и заставляли тянуться за прикосновениями. — Так ты согласен? Если тебе интересно, то мне пришлось уговаривать Сонхун-хëна. Даже не Джей-хëна!       Он хохочет и видит эту картину перед глазами в самых мельчайших деталях — вот Сону едва не встаёт на колени перед Сонхуном, чтобы он смог провести время с парнем в полностью пустой квартире хотя бы пару дней, вот Сонхун корчит ехидные и вредные рожицы, потому что ему нравится издеваться над другом, и вот Джей, который не помогает никому из них. Ему этот балаган уже порядком надоел. Эти двое ругаются всегда и везде, им даже повод не нужен, хотя он признаёт, что рад, что ссоры их шуточные. Сонхун никогда не переступит черту дозволенного, а Сону не станет молчать и глотать обидные слова, если его это заденет. Так они воспитаны, и так они живут уже долгое время вместе, постепенно стачивая острые углы друг друга.       Рики улыбается, благодарный парню за такие жертвы, и тут же вслух озвучивает каждое слово, приходящее на ум. Сону хихикает в ответ и отмахивается.       — Ты сделаешь намного больше, надев это платье для меня, так что это меньшее, чем я могу отплатить тебе… — он замолкает лишь на секунду, шуршит чем-то и, отодвигая телефон от себя, переключает внимание на Джея. Но это на секунду — Рики разбирает в шуме отдельные отрывки предложений, — и Сону вновь ногтём стучит по дисплею. — Я люблю тебя, Рики-я.       — Даже если я помою голову твоим шампунем?       На мгновение повисает новая тишина, не слышно даже его дыхания, и Рики думается, что звонок окончен, но Сону выдыхает.       — Я буду любить тебя, даже если ты окажешься без головы, когда снова тронешь мои шампуни, дорогой.       Не прокатило.       Рики чувствует, как его левый глаз дёргается, и, переворачиваясь на живот, прячется в многочисленных подушках. Но ни кровать, ни платье, перекрутившееся вместе с ним и упавшее ему на задницу, не спасут его. К сожалению. Потому что Сону достанет и найдёт его даже там, где заканчиваются владения Господа, и Дьявол разведёт руками. Своим он всегда поможет.       — Солнце? — Рики потихоньку выползает из своего укрытия, смотрит не мигая на иконку с фотографией Сону, и тот откашливается. — Я люблю тебя без причины и несмотря ни на что.       Солнце. Сону редко называет его прозвищами, предпочитая настоящее имя или «Ни-Ки», но каждое милое слово отзывается в его сердце и проходится по телу мурашками, потому что в них старший всегда вкладывает особый смысл. Это не вскользь брошенные слова, озвученные ради того, чтобы сказать, а отношение Сону к нему. Рики для него — хрусталь, что легко разбить и сложно собрать обратно, фарфор, зыбкое ощущение спокойствия по ночам, когда все вокруг затихает, и чувствуется свобода.       — Я… Тоже люблю тебя… Хён.

***

      Впервые Рики ощущает себя голым перед Сону. Он зябко дрожит, покрываясь мурашками под пристальным взглядом, и растирает руки от плеча до локтя. Ему не холодно внешне, но изнутри он словно покрывается коркой льда, что пробирается по органам до самого главного, заставляя сердце остановиться. Тело бросает то в жар, то в холод, и по вискам бегут первые капли пота. Они не начали, он даже платье до конца не застегнул, но уже хочет снять ненужную тряпку с себя и избавиться от неё навсегда — всё равно душа нагая, нараспашку перед парнем, что с обожанием осматривает каждый сантиметр его тела. Сону будто облизывает его глазами, а бегающий по губам часто юркий язык доказывает — его реально сожрут. Рики выдыхает, прячет руки за спиной и пытается одёрнуть платье, но все бесполезно — оно едва достаёт до середины бедра, открывая стройные и накачанные ноги и оставляя всех извращенцев биться в конвульсиях. Так много обнажённой кожи.       — Ты прекрасен… Малыш, — Сону едва не запинается, пытаясь подобрать прозвище, и не двигается, хотя руки трясутся от сильного желания прикоснуться. Провести подушечками пальцев по оголённым плечам, забраться под пышный подол платья, огладить тазовые косточки и оставить на нежной коже бедёр красные следы, что не сойдут ещё несколько дней. — Ты как ангел, солнце…       Сону вновь облизывается, поднимая взгляд с его скрещённых коленей на лицо, и Рики вспыхивает ярче. Румянец растекается по лицу, попадает на угловатые плечи и выпирающие ключицы, которые старший обязательно пометит, как только они перейдут к более решительным действиям. Пока Сону сидит на кровати, не в силах пошевелиться, а Рики стоит в нескольких шагах от него. Он не видит в себе ангела, но плескающемуся на дне радужек упоению верит. Для Сону он всегда — воплощение всех мокрых фантазий и чудо, спустившееся с небес, чтобы освещать каждый тёмный уголок Земли и его мрачно-серые будни. Не будет его в жизни старшего, пропадут и ослепительные краски из мира.       — О, знал бы ты как восхитителен, малыш.       Наконец Сону поднимается с постели, сглатывая, и сокращает расстояние между ними. Первая мысль Рики — сбежать и снять платье, но он упрямо остаётся на месте, словно впаянный в пол. Он сам согласился. Значит, сможет выстоять. Старший замирает в нескольких сантиметрах от него, с мягкой улыбкой ведёт ладонью по первому прозрачному слою платья, и ткань движется за ним. Он снова заглядывает ему в самую душу, выворачивая её наизнанку, и Рики не чувствует. Ничего. Ноги наливаются свинцом, а лёгкие словно сжимают, лишая их кислорода. Дышать не больно, но трудно. Сону мысленно раздевает его, избавляя дрожащее тело от платья сантиметр за сантиметр. И Рики знает, что этот процесс будет сопровождаться поцелуями.       — Ты невероятен настолько, что я хочу встать перед тобой на колени, если это означает, что ты вечно будешь моим, и я смогу прикасаться к тебе, — старший сквозь зубы выдыхает, шагает ещё ближе и, притягивая за локоть, обнимает. Буквально вжимает в себя, опуская ладонь на поясницу, не прикрытую платьем, и контраст температур заставляет Рики отстраниться. Но Сону от этого только лучше. Он вновь кладёт ладонь на горящую кожу, чувствуя через тонкую ткань футболки каждый шовчик и бантик платья. — Я так сильно хочу тебя, малыш, ты же знаешь это?       Он сглатывает и утыкается лицом в основание шеи Рики, от которой одуряюще пахнет маслами и дорогим парфюмом младшего. Носом ведёт по коже, языком оставляет мокрую дорожку до ключиц, и поцелуями осыпает косточки. Сам же Рики нерешительно сжимает его талию в своих руках и склоняет голову вбок, чтобы открыть больше места. Удовольствие и долгое отсутствие каких-либо прикосновений дают о себе знать — он жмётся ближе, словно в поисках утешительного тепла и новых касаниях, затуманивая разум и лишая последних остатков рассудка.       — Тогда чего ты ждёшь, хён?       Сону не отвечает. Он губами очерчивает контур ключиц, заманчиво выглядывающих из-под ворота платья, и прикусывает нежную кожу там, вырывая с пухлых губ громкий всхлип. Рики — его личная награда и личное наказание, и платье, облегающее каждый сантиметр его тела, только усиливает желание не то искупить свои грехи, не то увеличить их количество и сгореть в пламени Ада, лишь бы сейчас почувствовать кончиками пальцев исходящую от парня мелкую дрожь. Сону на мгновение отрывается от кожи, чтобы столкнуться расфокусированным взглядом с глазами Рики, неотрывно наблюдающими за его движениями. Хватка на его собственной талии усиливается. Рики шумно вздыхает, закусывая губы, и этого хватает, чтобы Сону посыпался. Дрожь проходится по всему телу, заставляя пальцы на ногах поджаться.       — Ты само очарование, Рики-я.       Вместо слов — аккуратный поцелуй, терзающий мягкость губ, похожую на шёлк или лепестки роз, и тихие шорохи платья, потихоньку сползавшего с усыпанных маленькими родинками плеч. Рики обхватывает лицо старшего, надеясь оставить красные следы на щеках как напоминание о своей смелости, рассеивающейся вместе с последним терпением Сону, что блуждает ладонями по оголённой спине. Его прикосновения — ток по коже, спускающийся вниз и затягивающийся там в тугой узел, который способен распутать только старший.       — Идеальный… — Сону цепляет нижнюю губу, оттягивая её, и вновь толкается в его рот. Слизывает языком стоны, забирает остатки кислорода и неозвученные слова, сливающиеся в голове в единый комок из признаний и мольб. Рики хочется большего, но он медлит, оглаживая гладкую кожу шеи и груди руками. — Самый чудесный мальчик на свете. Я люблю тебя, Рики-я.       — Тебе нравится платье?       Сону усмехается. Убирает руки Рики с себя и, прикрывая его глаза, разворачивает на месте. В отражении зеркала он — искусство, пусть младший не признаёт этого. Его растрёпанные волосы, убранные за румяные уши, покрасневшая шея, опухшие губы и угловатые плечи. Его тонкая, почти осиная талия, обтянутая поясом платья, и дрожащие из-за ожидания запястья. Старший навечно отпечатал бы эту секунду в телефоне, но пока довольствуется только своей памятью и глазами, жадно пожирающими хрупкое тело перед ним. Он ниже, намного, и Рики похож на гиганта рядом с ним, но эта разница в росте ничто иное, как очередной повод для восхищения младшим. Потому что Рики, несмотря на эту разницу, всё ещё его малыш, требующий и заслуживающий всей любви мира, которую Сону с радостью отдаст. Отдаст и сам мир, и себя в его владение навсегда.       Он медленно отстраняет руки, кладёт их на плечи, шёпотом прося посмотреть в зеркало. Длинные ресницы чуть подрагивают, но Рики покорно распахивает глаза и натыкается на своё отражение в зеркале. Там — он, но в это же время младший едва узнаёт себя в хрупком парне, что доверительно жмётся к Сону. Он взглядом пожирает собственное отражение, пока Сону касается губами его лопаток и сжимает пальцами выпирающие косточки плеч. От языка, гуляющего по его коже, одновременно жарко и ледяно — он чувствует мурашки по всему телу, выдыхая, но глаз с себя не сводит. Хочет запомнить каждую секунду времени, проведённого со старшим. Каждое смазанное движение бархатистых губ, порхающих по его лопаткам. Сону поцелуями спускается по позвоночнику вниз, где сужается не до конца застёгнутый замок, оставляя после себя мокрую дорожку, и стискивает в руках ткань платья на талии.       — Платье невероятно красивое, но ты в нём выглядишь ещё нереальнее.       Рики повторяет его усмешку, резко оборачиваясь и хватая Сону за руку. Притягивает старшего к себе и, не давая ему времени обдумать случившееся или вдохнуть столь необходимый кислород из-за вида перед ним, накрывает его губы своими. Двигается быстро, грубо, будто спешит куда-то, и сталкивается с чужим языком в борьбе за доминирование. Но Сону даже не сопротивляется — тут же поддаётся, обводя языком верхний ряд зубов. Чуть позже он на себе вновь ощутит, как больно может укусить Рики, но пока просто дразнится, то прерывая поцелуй, то возобновляя. Просто так. Просто потому, что младший слишком нуждается в этом, и без небольших издевательств не обойтись.       — Я трахну тебя в нём, слышишь меня?       — Я только этого и хочу, хён. Смазка и презервативы в моём рюкзаке, а я полностью готов.