***
— … вижу! Максим, я её вижу! — радостно воскликнула Даша, нетерпеливо дёргая брата за рукав. — Это и правда мама! — Красивая? — спросил парень, нежно улыбнувшись, и повернулся в сторону смутно знакомого голоса. Бархатный альт приятно ласкал уши, навевая воспоминания о далёких днях детства. Когда-то этот голос пел им колыбельные перед сном, а теперь… — Очень! Кто бы мог подумать, что наша мама станет звездой, да? Тёть Света, наверное, так рада! Тётя, ты же ра… — Девушка резко замолчала. Максим слышал, как зашуршала ткань хлопкового платья и щёлкнула старая зажигалка. Через несколько секунд в нос ударил горький запах сигарет. — Думаю, вам пора вернуться к себе. Дарья, помоги брату дойти до кровати, — сухо попросила женщина и переключила канал. Девушка не стала спорить. Осторожно взяв его за руку, помогла подняться и повела в комнату. Лишь оказавшись в постели, Максим услышал первые тихие всхлипы. Даша всегда любила маму больше всего на свете. Но для него самым дорогим человеком была младшая сестра. Единственная оставшаяся родная кровь. Единственная, кому он всё ещё мог доверять.***
— Тебе следует обзавестись пластиковой посудой, знаешь? — тяжело вздохнул друг, выкидывая в мусорку последние осколки. Белицкий пожал плечами: — Прости. Денис умел поворчать, но сегодня его голос звучал намного мягче обычного. И почему-то этот факт заставлял Макса чувствовать себя до отвратительного паршиво. То ли потому, что чужое сочувствие делало его ещё более жалким, то ли из-за острой необходимости наконец почувствовать рядом человеческое тепло. И то и другое, впрочем, парень старался игнорировать. — Дэн, я правда в порядке, — спокойно сообщил Максим, нащупывая плечо друга. Не нужно было видеть его лицо, чтобы почувствовать молчаливое недоверие. — Даша ведь давно болела. Все знали, чем это закончится. — Твои дрожащие руки говорят об обратном. — Денис мягко сжал его холодные пальцы и тихо пробормотал: — Плакать не стрёмно. Не заставляй себя быть сильным. — Я не… — Но слова будто застряли в горле, не желая быть озвученными. «Ложь!» — кричало подсознание. — «Ты снова лжёшь!» Жгучая боль пронзила грудную клетку, заставляя сердце и лёгкие полыхать в агонии. Да, он врал. Макс не в порядке и не был всю неделю, прошедшую с момента похорон. Смерть Даши, какой бы ожидаемой она ни казалась, ударила со всей силы и разделила жизнь на «с» и «без». Он смог прожить «вслепую» почти два года, не жалуясь ни дня, но именно уход Даши сделал Максима по-настоящему слепым. Единственная путеводная нить оборвалась, и без неё вокруг оставалась лишь густая, непроницаемая тьма. — Вот так, парень, давно пора… — успокаивающе шептал Денис, крепко сжимая друга в объятиях. Намокшая от слёз футболка неприятно липла к телу, но Макс никак не мог остановиться. Горячие капли непрерывной вереницей скатывались по щекам, словно плотина, которую он так отчаянно выстраивал всё это время, с громким треском разлетелась в щепки. Но слёзы приносили облегчение. И теперь, немного успокоившись, Белицкий впервые сделал полноценный вдох. — Оно само. Прости. — Не стоит. — В голосе Дениса слышалась лёгкая улыбка. — Я рад, что ты смог выплакаться. Легче стало? — Угу. — Вот и славно. Посиди пока, а я заварю нам крепкий, сладкий чай. Поможет окончательно восстановиться. Подождёшь? — Хорошо… Дэн? — Что? — Спасибо. Мягко фыркнув, друг удалился. Какое-то время слышались лишь звон посуды и лёгкие хлопки кухонных шкафов. Максим позволил себе немного расслабиться и ни о чём не думать. Звуки готовки вытесняли из головы ненужные мысли. Он со вздохом откинулся на диванные подушки и улыбнулся. Максу повезло. Не у каждого найдётся такой Денис, который, выделяя время даже в строгом графике предсвадебной подготовки, будет почти ежедневно его навещать и заботиться о состоянии квартиры. Максим не знал, каким богам обязан за такое благословение, но друга горячо любил и уважал. Ухаживать за инвалидом — труд, посильный далеко не всем. Белицкий, конечно, никого не винил. Он и сам не смог бы, наверное, вот так просто посвятить жизнь уходу за недееспособным человеком. Имея крылья, не хочется ползать, верно? — Держи. В руках оказалась кружка с чаем. Разгорячённая керамика приятно жгла ладони, и Макс слегка наклонился, чтобы позволить исходящему от напитка пару коснуться лица. — М-м-м, ты добавил мелиссу? — Совсем немного. У неё есть слабый седативный эффект, так что должно помочь. Пей. Чай и правда успокаивал. Сделав пару маленьких глотков, парень улыбнулся. Когда он в последний раз использовал хранившиеся на дальних полках травы? Тётка неизменно отправляла аккуратно связанные пучки через дядю и продолжала повторять, чтобы Макс не забывал их заваривать. Но пряный вкус навевал слишком много воспоминаний, и спустя какое-то время Белицкий решительно убрал «гостинцы» подальше. Слишком многое в этих травах напоминало его…***
— Мать? Да какая ты мать! — орала в трубку тётя Света, сжимая в руке кухонное полотенце. — Ты когда в последний раз детей своих видела, а? Звезда пленительного счастья! Никакая ты не мать, ясно? Обычная деревенская шалава! Максим старательно сдерживал нарастающую дрожь. Сидевшая рядом сестра послушно закрывала уши своими маленькими ладошками и в ожидании вглядывалась в его лицо. Мальчик покачал головой. Нельзя. Даше не стоит слышать этих жестоких слов. — Ну и где твой замечательный Игорёша? Где этот сукин сын? А, ну конечно, он же только «дружка» своего пристраивать умеет! Что «Света»? Ну что? Нет, Алёна, это ты меня послушай! Не умеешь играть в родителя — не берись. Мне твои дети тоже ни в одном месте не нужны, ясно? У меня и без них проблем по горло. В носу предательски защипало. Горькая обида разъедала изнутри, сотрясая хрупкое тельце в болезненной агонии. Брошенные собственной матерью, словно ненужные котята, они с сестрой были лишними везде, где бы ни оказались. Максим потёр кулаками глаза и решительно повернулся к двери. Он вытащит их обоих из этого нескончаемого Ада. Обязательно вытащит.***
— Макс… — М? Было слышно, как Денис в нерешительности хмыкнул и пару раз повертел в руках горячую кружку, тщательно обдумывая готовящиеся вылететь слова. Максим усмехнулся. Если уж друг решил быть серьёзным, дело явно непростое. — Тебе не кажется, что сейчас самое подходящее время… найти партнёра? Белицкий закашлялся, от удивления подавившись собственной слюной. — Что? — С тобой рядом должен быть близкий человек, Макс. Я не смогу приходить сюда вечно, сам знаешь. Через пару месяцев уже обзаведусь новой семьёй. Если бы ты, наконец, нашёл своего соула, мне стало бы намного спокойнее. — Не неси чушь. Кому нужен такой инва… — Перестань. — Денис с усилием сжал его предплечье, впиваясь ногтями в бледную кожу. — То, что ты считаешь себя обузой, не делает тебя таковым. Самобичеванием ситуацию не изменишь. Все ограничения — они в голове, понимаешь? Твой соулмейт, твоя родная душа примет тебя любым, Макс. Просто потому, что ты — это ты. Кривой, хромой или… слепой. Это всё неважно. Ты говоришь так, потому что пока не встретил Её. Но если выйдешь из своей раковины и позволишь себе просто расслабиться… — Ничего не изменится. Нельзя отрицать очевидное, Дэн. Я не хочу встретить своего соула, будучи вот… таким. Уж лучше пусть она будет счастлива с кем-то другим, чем всю жизнь потратит на заботу обо мне. — Как был дураком, так и остался, — вздохнул друг и осторожно забрал из рук Максима пустую кружку. — Дело твоё, конечно. Уговаривать не буду. Звук шагов затих где-то на кухне. Белицкий представил, как Денис в задумчивости встаёт у окна и мрачно вглядывается в живописный вид на реку. В чём-то он всё-таки был прав. Избегать встречи с соулмейтом — тоже не выход. Это эгоизм, построенный на попытке защититься от «враждебного» мира, в котором Макс больше не чувствовал себя в достаточной безопасности. Но то была только его проблема. У соула же должен оставаться выбор. — Дэн. Спустя пару минут на кухне зашуршали. И, наконец, приглушённые тапочками шаги вновь зазвучали в комнате. — Чего? — Я согласен. — На что? — На встречу с соулмейтом. Я хочу её найти.***
Шум машин заглушал мысли. Максим неловко притормозил у столба, кончиками пальцев ощупывая шершавую поверхность в надежде на успокоение. Окружающий мир, прежде меркнувший на фоне звонкого голоса сестры, теперь навалился на него со всей тяжестью, придавив к земле. Белицкий попытался отдышаться. С ухода Даши прошёл почти месяц, а он так и не смог привыкнуть к жизни без неё. Даже сейчас внутри Макса всё ещё металась мысль, что сестра вот-вот появится за спиной и со смехом переведёт его, такого потерянного и несчастного, на другую сторону улицы. Но она не приходила, и парень, сделав несколько глубоких вдохов, вновь попытался оторваться от опоры, чтобы двигаться дальше. Ходить с тростью было непривычно, почти дико. Она словно подтверждала его слабость, небрежным стуком оповещая о своём существовании окружающих. Белицкому же хотелось провалиться сквозь землю. После аварии он никогда не ходил один. Даша сопровождала старшего брата везде, куда бы он ни пошёл, выполняя роль поводыря и верного друга. Сейчас Макс, конечно, понимал, каких усилий ей это стоило в последние месяцы жизни. Но разве он мог видеть бледное лицо, тёмные синяки под потускневшими глазами, потрескавшиеся от истощения губы? Всё, что существовало в его тёмном мире, — её частое дыхание, слабый, но искренний смех и долгие разговоры перед сном. Белицкий был самым настоящим эгоистом, за своим горем не замечая ничего и никого вокруг, пока это не касалось его самого. И даже самый дорогой человек, которого Максим ценил больше собственной жизни, пал жертвой этого эгоизма. Но жалеть о прошлом уже…***
— Слишком поздно, Сань, — пробормотал Белицкий, выруливая с парковки. — Я до тебя уже не доеду. Вышли пока всё в электронке, а оригиналы я завтра заберу, окей? Даша приболела, надо лекарствами закупиться. Угу. Ладно. Давай, ага. Ещё раз спасибо. До встречи. Он не любил ездить по ночам. Приглушённый свет редких фонарей едва ли улучшал видимость, а у Макса и так в последнее время сильно упало зрение: долгие часы работы за ноутбуком давали свои плоды. Но сегодня, как назло, вокруг парня организовался самый настоящий завал. Кипы документов грозились проломить хлипкий стол своим внушительным весом, за неделю превратившись из пары стопок в уменьшенную версию Килиманджаро. Белицкий понимал, что иного шанса разобрать бумаги у него не будет, — начальство планировало работу над новым проектом. Вот и просидел в офисе, а когда время перевалило за полночь, в спешке засобирался домой. — Даш, ты там как, держишься? Купить что-нибудь? — Не, всё нормально, — прохрипела в трубку сестра. — Уже едешь? — Минут через пятнадцать буду. Только поставь чайник, хорошо? Пока машину отогревал, сам в ледышку превратился. — Замётано. Жду. Максим по привычке кинул телефон на соседнее сиденье и вздохнул. Как бы сестра ни храбрилась, в слабом голосе слишком очевидно красовалась болезнь. Ему не стоило так сильно задерживаться, пока Даша не встанет на ноги. Лучше других ведь понимал, как обидно и грустно болеть в одиночестве. Когда мерный шум мотора вновь прервался знакомой мелодией, Белицкий рефлекторно потянулся за мобильником. Телефон предательски выскальзывал из пальцев, убегая всё дальше и дальше, пока Макс одним ловким движением не схватил паршивца на последних выкриках рингтона. На экране высвечивался незнакомый номер. «Кому я понадобился в первом часу ночи?» — нахмурился парень, но на вызов ответил. — Алло? — Алло! Максим, это ты? Прости, что так поздно, у нас только-только закончились съёмки. Как ты, милый? Как Даша? Всё в порядке? Лицо Белицкого скривилось в презрительной гримасе, словно одна из древних театральных масок намертво приклеилась к коже. Он ещё раз с недоверием взглянул на экран, почти не вслушиваясь в бессвязный щебет матери. На душе мерзким холодком разливались раздражение и ненависть. Нажав на сброс, парень с силой бросил телефон на сиденье и прикрыл глаза рукой. Как же бесит. Звук удара доходил до него долго, будто пробираясь сквозь толщу воды. Как в замедленной съёмке Макс видел сминающий бампер столб и расходящиеся паутинкой трещины на лобовом стекле. Дальше были только звенящая боль, пронизывающая тело с головы до пят, и полная, будто оглушающая тьма. Откуда-то снизу запищал сигнал входящего вызова. Белицкий рефлекторно потянулся за мобильником, смутно осознавая, как тело сгорает в пламенной агонии. Кончики пальцев скользили по корпусу, не в силах подцепить упрямую технику. Когда же заветный гаджет наконец оказался в его руке, Макс почувствовал, что теряет связь с реальностью. В наступившей тишине рингтон неприятно резал уши, и парень поспешил принять звонок, лишь бы не слышать больше этот мерзкий звук. — Макс, ну ты где? Чайник уже в третий раз кипит. Ты скоро? В голосе Даши чувствовалось раздражение с лёгкой примесью беспокойства. Белицкий попытался сделать вдох, игнорируя острую боль в рёбрах. — Я… кажется… не приеду… — Чего? Тебя плохо слышно. Макс? Алло! Телефон глухо ударился о резиновый коврик, продолжая кричать голосом сестры. В голове Максима расползался густой туман, вытеснив сначала мысли, а затем и остатки рассудка. Последним, что он помнил, было собственное имя, едва слышимое сквозь громкий плач.***
Тонкий аромат свежесваренного кофе отвлёк парня от тяжёлых дум. Ласковой рукой он поманил Максима в двери кофейни, которые тут же с лёгким перезвоном оповестили о прибытии нового гостя. Уже на пороге заведения Белицкий неловко почесал затылок и вздохнул. Раз уж ноги сами привели его сюда, ничего не поделать. Макс всё равно собирался позвонить Денису, чтобы тот отвёз его домой. Дорога обратно была пока приключением слишком высокого уровня сложности. Стук трости эхом разносился по помещению, отскакивая от стен и множась в траурный хор. Кое-как добравшись до первого попавшегося столика, Белицкий неуклюже плюхнулся на стул в надежде спокойно отсидеться до приезда друга. Рядом прошелестели чьи-то торопливые шаги. — Чего желаете? Незнакомый голос ворвался в него десятками мелодий, слившимися воедино, образуя нежное благозвучие. Максим на мгновение потерял дар речи, почти рефлекторно смяв лежавшую на столе салфетку. Рядом едва слышно зашуршала ткань: девушка смущённо переминалась с ноги на ногу в ожидании ответа. И, видимо, догадавшись о состоянии гостя, решила легонько коснуться его руки. — Вы в порядке? Белицкий застыл, будто поражённый мощным зарядом. То место, где ещё секунду назад находились её пальцы, пылало огнём, медленно растекавшимся по венам и доходившим до самого сердца. Новое чувство накрывало с головой, переворачивая внутренности, и Максим неосознанно приложил ладонь к груди в попытке унять нарастающее биение. Ему не нужно было в панике гадать о смысле происходящего. Осознание пришло ещё раньше, чем парень успел задаться вопросом. Это Она. Его…***
— Соулмейт? — Даша задумчиво постучала пальцем по столу и усмехнулась. — Не думаю, что смогу встретить его в этой жизни. — Откуда такая категоричность? — Просто знаю. И всё тут. Они сидели на кухне, под звон бокалов встречая свой третий Новый год в собственной квартире. От второй бутылки шампанского начинал заплетаться язык, и Макс удовлетворённо отметил, как тело словно наполняется гелием, превращаясь в один большой воздушный шар. От лёгкости в руках и ногах хотелось буквально парить. Между ними давно не было настолько непринуждённой атмосферы. — Я ещё хочу погулять на твоей свадьбе, сестрица. Так что займись-ка поисками посерьёзнее! — Кто бы говорил, — фыркнула Даша, легко щёлкнув брата по лбу. — Это ты у нас тут старший, тебе первым в ЗАГС и идти. Только давай побыстрее, пожалуйста. — С чего это вдруг? — Просто я… Небольшая пауза прервалась громким свистом закипевшего чайника. Девушка неуклюже поднялась со стула и направилась к плите. Когда шум затих, она тихо выдохнула и, не оборачиваясь, с улыбкой в голосе продолжила: — Просто я хочу поскорее увидеть девушку, которая полюбит такую идиотину. — Нет в тебе никакого уважения к старшим… О болезни сестры он узнает многим позже. Позже, чем ослепившая его авария. Позже, чем можно было бы предпринять хоть что-то, чтобы её спасти. И из-за этого «позже» Макс был меньше всех готов к тому, что их шутливым разговорам однажды придёт конец.***
— Ой, — тихо пробормотала девушка, отдёргивая руку. В испуганном голосе перемешалось слишком многое, чтобы всё разобрать. Но одно тонкий слух Белицкого уловил очень точно. Любопытство. — Я… Меня зовут Макс. Он протянул руку в пустоту, надеясь ещё раз прикоснуться к незнакомке. И когда тёплая ладонь осторожно проскользнула в его, закрепляясь в рукопожатии, весь мир вновь стал целым и заполненным. Словно и не было того месяца, проведённого в глубоком отчаянии, пока Максим мучительно выл вечерами посреди пустой квартиры, утыкаясь носом в оставшиеся от сестры вещи. Она каким-то образом расставила всё по своим местам. — Олеся, — прозвенело лёгкой трелью. — Можно просто Леся. — Леся… Он будто пробовал имя на вкус, и оно распускалось на языке нежным цветком, навечно фиксируясь в памяти. Странное чувство внутреннего покоя, никогда прежде не присутствовавшее в Максимовой душе, заставило продолжить ход искорёженные шестерёнки его жизни. Теперь Белицкий понимал, о чём говорил Денис. Только сейчас он заново учился дышать. Одна встреча. Десятки, сотни свиданий после. И если прежде Максиму казалось, что слова о соулмейтах — бред, сейчас каждая клеточка его тела кричала о том, как сильно желает быть рядом со своей половинкой. Шаг за шагом он изучал Её. Касался пухлых губ, аккуратной линии носа, пушистых ресниц, грубоватой кожи на щеке — последствий полученного ожога. И каждым прикосновением всё больше убеждался в том, насколько же Она прекрасна. Когда Леся предложила съехаться, Макс уже не мог представить без неё свою жизнь. Его вдох был в каждом взмахе длинных ресниц, биение сердца — в каждом с нежностью сказанном слове. Если уход сестры забрал с собой весь смысл его существования, то присутствие Олеси создавало в Максиме новый. — Вы очень похожи, — заметила она однажды, неторопливо разглядывая полки с фотографиями. Белицкий попытался вспомнить, о каком снимке может идти речь, но размытый образ никак не хотел собираться в цельную картинку. Тогда он впервые осознал, что стал терять последние остатки своей зрительной памяти. Печальный, но довольно ожидаемый исход. — Да, тётя часто об этом говорила. Как и о том, что мы оба до тошноты напоминаем нашу мать. — Алёна Стрельникова ведь, верно? Сложно отрицать очевидное сходство. Одно лишь касание тонких пальцев — и по его коже уже расходятся тысячи разрядов. В тепле объятий Максим не чувствовал течения времени, словно фиксируясь в счастливом моменте единения душ. Если бы он только знал, насколько будет счастлив, то непременно бы ещё давно её…***
— Нашёл! — воскликнул, словно умалишённый, но тут же в панике прислушался к раздающимся в коридоре шагам. Если его обнаружат раньше, чем он совершит задуманное, всё будет кончено. Второго шанса Максим не получит. Забытая медсестрой ручка от окна удобно легла в ладонь. На ощупь вставив деталь в нужный паз, Белицкий с наслаждением улыбнулся щелчку открывающегося механизма. Холодный осенний ветер приятно подул в лицо. — Неужели получилось… — Полубезумный шёпот потерялся в шуме колышущейся листвы. Максим с трепетом схватился за раму и высунул голову на свежий воздух. Голоса окружавшего больницу леса вторгались в его череп неумолимыми волнами, стирая все мысли и чувства, оставляя после себя лишь приятную пустоту. — Наконец-то этот кошмар закончится… — А ну, стоять! — прозвенел за спиной напуганный голос, когда Максим сел на подоконник. Чьи-то хрупкие руки обхватили талию, не позволяя сдвинуться с места. — Ты не можешь так со мной поступить! — Даша?.. — Придурок! — навзрыд плакала сестра, утыкаясь носом куда-то в позвоночник, орошая слезами больничную одежду. — Как ты можешь решать такое в одиночку? Я совсем для тебя пустое место?! — Нет, я не… — Ты должен жить, слышишь? Даже если больно, сложно или совсем невыносимо — живи! Ради меня живи! Пожалуйста! В душе Максима всё медленно, но мучительно разрывалось на крохотные кусочки. Перспективный архитектор, талантливый художник — его будущее умерло вместо него, оставшись в покорёженном автомобиле на обочине трассы. Что у него вообще было, кроме большой мечты о признании и славе? Оставалось ли хоть что-нибудь, что придавало бы смысл его нынешнему существованию? Сестра. У Белицкого была младшая сестра.***
— О чём думаешь? Лёгкая прохлада ладоней приятно коснулась щеки, успокаивая тревожные мысли. Макс привычно прижался к её руке и тихо вздохнул. — О том, как скоротечна жизнь. Сегодня человек есть, а завтра его может уже не быть. Страшно осознавать, насколько неумолимо быстро утекает время. Как вода сквозь пальцы. — Ты всегда видишь лишь цельную картину, — с улыбкой в голосе заметила Олеся. — Но ведь жизнь состоит из моментов, порой радостных, порой не очень. И благодаря именно этим моментам всё воспринимается ярче и значимее. Жизнь — это не просто путь от рождения до смерти. Это череда событий, благодаря которым ты становишься собой, создаёшь воспоминания и встречаешь других людей, с которыми будешь готов или не готов пойти дальше и которые дадут тебе множество важных уроков. Пусть мы и ограничены временем, но от этого каждая прожитая минута становится только ценнее. Разве ты не согласен? — Пожалуй, согласен. В голове Максима снова всплыли кадры прошедших лет. Он всегда бежал вперёд, следуя за своими мечтами и мимолётными желаниями. И в этой гонке часто не замечал, как иногда, в те самые особенные моменты, стрелка на часах замирала, позволяя выдохнуть и как следует оглядеться по сторонам. Но Макс не смотрел. Он никогда не жил настоящим. И никогда его не ценил.***
Белицкий замер, вслушиваясь в звуки бурлящей городской жизни. Когда-то его мир был полон всевозможных образов. Яркие картинки, отпечатываясь на сетчатке, управляли руками, выводили на холсте изящные линии, вырисовывались в одно большое разноцветное пятно, принимая форму случайных лиц, деревьев, тихих улочек или бродячих животных. Но сейчас это всё исчезло. Исчезло навсегда, не оставляя шансов на восстановление. Максим же учился видеть заново — звуками, запахами, рельефом под кончиками пальцев. И новый мир, лишившись своих образов, представал перед ним другими, более насыщенными красками. — Не хочешь перекусить? Парень улыбнулся. Слабый аромат свежей выпечки приятно щекотал нос, предлагая внутреннему взору изображения пышущих жаром булочек. Он согласно кивнул и поудобнее перехватил знакомую до каждого миллиметрика ладонь. — Хочу. Они ходили на свидания в каждый выходной, балуя себя вкусностями или новыми увлечениями. А когда впервые пришли в гончарную мастерскую, Максим с удивлением открыл для себя мир глины, податливый и постоянно меняющийся под его пальцами. С глиной он учился чувствовать формы, представлять их и отдавать на суд реальности, лёгкими мазками создавая всё, что приходило на ум. Под звонкий смех Олеси и руководство наставников Белицкий мог вновь посвящать себя творчеству, передавать через него свои мысли и чувства. И в этом было его наивысшее счастье. — Поработаем сегодня на круге? Когда механизм с хриплым шелестом разогнался до нужной скорости, Макс с волнением прикоснулся к влажной субстанции. Она скользила между ладонями, ласково и терпеливо позволяя превращать себя во что-то новое, более прекрасное и хрупкое. Олеся накрыла его руки своими, медленно сдавливая их в подобии танца. От её тягучих прикосновений Максима пробирала приятная дрожь. В незатейливых движениях было что-то настолько интимное, что пробуждало в Белицком незнакомые прежде сладко-горькие чувства. Где-то глубоко в груди зарождалось жгучее пламя, отчего парень всё явственнее чувствовал странное предвкушение и…***
Страх. Он преследовал Макса с той самой секунды, когда прозвучал врачебный приговор. У Даши рак. И прогнозы отнюдь не радужные. — Почему ты молчала? Спросил тихо, боясь разрушить хрупкое равновесие, только установившееся после недавнего скандала. Ещё один залп яростного отчаяния — и его точно выгонят из палаты. В ответ послышался нежный смешок. — Не хотела пугать. Это бы всё равно ничего не изменило. Зато так ты мог относиться ко мне как обычно, а не разводить лишнюю панику. — Лишнюю панику? Да я бы… Я бы… — Прожил эти дни иначе? Мне такое не нужно. — Голос сестры отдавал спокойной грустью. Когда аккуратная ладонь приземлилась на его голову, ласково поглаживая растрёпанные волосы, Максим больше не мог сдерживать подступившие к горлу слёзы. Даша усмехнулась: — Я хотела чувствовать себя здоровой рядом с тобой. И я чувствовала. Остальное не имеет значения. — Эгоистка, — пробубнил парень, пряча лицо в складках больничного одеяла. — Самая настоящая эгоистка. — Пусть так, — рассмеялась сестра. Тонкие, хрупкие пальцы скользили между прядями, приятно и легко царапая кожу ногтями. Максу хотелось выть в голос, кричать и бросаться вещами, но какой толк? Врачи дали Даше полгода. Она грозилась прожить ещё несколько лет. Чаша весов же склонилась в сторону первых.***
Иногда Белицкого переполняли сомнения. То, как быстро его жизнь снова наполнялась красками, пугало парня до одури. Казалось, будто ещё чуть-чуть — и красивая сказка лопнет, словно мыльный пузырь, наткнувшись на острый угол реальности. Он не был готов потерять всё ещё раз, пережить те страшные моменты отчаяния и упасть на дно без перспективы обрести крылья. Слишком живой оставалась память о похоронах. Слишком много страхов пряталось в его наспех склеенном сердце. Временами, когда Макс по каким-либо причинам оставался один в квартире, его накрывало леденящей волной паники. В звенящей тишине вдруг снова слышался голос сестры, шепчущий последние слова, что она сказала перед уходом: «Просто будь счастлив». Он старался. Больше, чем планировал, но оттого не менее решительно и упрямо старался научиться жить без неё. Улыбаться, наслаждаться каждым приходящим днём и смотреть вперёд, не оглядываясь на былое. Но острый страх лишиться своего нового хрупкого мира часто лишал Максима сна, заставляя всё крепче и крепче сжимать соулмейта в объятиях. Олеся будто чувствовала нарастающее в нём напряжение. Её и без того мягкая и нежная любовь становилась для Белицкого некой «подушкой безопасности», на которую он всякий раз приземлялся после очередного эпизода самокопания. Она спасала его. Так отвержено и бескорыстно, что в сердце Макса вновь зарождалась надежда. Ещё хрупкая, но достаточно сильная, чтобы выдержать новый поток бесконечных сомнений. — Я никуда не исчезну, — шептала Леся, зарываясь носом в его волосы. — И никогда тебя не оставлю, слышишь? Наша судьба — быть вместе до самого конца. И я настроена следовать ей, что бы ни случилось. И Максим верил ей. Задвигал страх на дальние полки чердака-подсознания, прятал, закидывая сверху всё большим количеством приятных воспоминаний. Продолжал жить. И тогда однажды…***
— В твоей жизни обязательно появится настоящее счастье. Голос Даши звучал тихо, но уверенно. Холодная рука с присущей сестре лаской гладила его по влажной щеке, время от времени стирая редкие слёзы. Макс молчал, не желая портить момент, и просто слушал, запоминая нежную интонацию произносимых слов. — Жизнь — это не прямая дорога к счастью. Всякое случается. И порой на нашу долю выпадают непосильные, на первый взгляд, трудности. Но смысл в том, чтобы продолжать бороться. С обстоятельствами, с недругами, с собой — неважно. Если ты продолжаешь борьбу, у тебя остаётся шанс выйти из ситуации победителем. Никогда нельзя терять надежду. Ты меня понял, братец? — Понял. Они проговорили до утра, вспоминая прошлое и обсуждая грядущее будущее, пока Даша не уснула, попав наконец под действие препаратов. Максим вслушивался в её ровное дыхание и молился, впервые так горячо и отчаянно, чтобы завтра прийти и вновь утонуть в звуке родного голоса. И его молитвы были услышаны. Всё же жизнь не настолько жестока, чтобы отказывать в искренних просьбах.***
— У тебя снова эта складочка между бровей. Олеся тихо рассмеялась и поцеловала его в лоб. Максим улыбнулся. Как же мало человеку нужно для счастья: щепотку тепла и родную душу рядом. От нежности девичьей кожи жгло ладони, а едва ощутимое дыхание приятно щекотало основание шеи. Он был готов лежать так вечность под шелест осенней листвы, чувствуя на щеках заглядывающий сквозь приоткрытую форточку прохладный ветер, и слушать, слушать, слушать каждое Её слово. С ночи и до утра. Каждую секунду своей жизни. Олеся горела в его руках восковой свечой, плавясь и обжигающими каплями застывая на пальцах. Каждое движение, каждый тихий, но оглушающий вздох разбивали Макса на осколки и вновь собирали воедино. Отсутствие картинки ещё больше будоражило воображение, напоминая пытку: он мог лишь представлять изгибы её тела, скользя по пылающей коже ладонями. И даже от этого туманного образа всё его существо раздирало желание быть ближе, стереть последние миллиметры между ними. — В такие моменты я готов умереть от счастья, — прошептал Белицкий, утыкаясь носом в ямочку между тонкими ключицами. — Ты не можешь, — игриво рассмеялась Олеся. — Потому что твоя жизнь целиком и полностью принадлежит мне. Он растворялся в ней. Стирал последние границы, разрушал защищавшие прежде стены и наблюдал, как соулмейт вкрадчиво и нежно вторгается в душу, подчиняя все мысли и чувства. И это было таким правильным и нужным, что не оставалось даже капли сомнений: он на верном пути.***
Звон разбившегося стекла на секунду выбил Макса из колеи. Он застыл, не решаясь сделать шаг, чтобы не наступить на осколки. Пальцы всё ещё чувствовали лёгкую шершавость любимой кружки. — Макс, аккуратнее! Леся прибежала на шум, обеспокоенно выдыхая где-то около уха, сжимая парня в крепких объятиях со спины. Максим чувствовал, как мелко дрожат её руки, легко поглаживающие его живот, и с любовью улыбнулся: — Всё в порядке. Никто не поранился. — И пусть так и остаётся. Он почти что видел, как Олеся со вздохом садится на корточки, хмурит брови и осторожно собирает осколки кончиками пальцев. Как неуклюжей, но всё ещё женственной походкой идёт за тряпкой, чтобы убрать остатки кружечного безобразия. И как каждая чёрточка её лица светится нежностью, когда девушка смотрит на своего возлюбленного. Максиму больше не нужны были глаза. Всё, что он мог и хотел видеть — драгоценный соулмейт, родная душа, его потерянная, но теперь обретённая половинка. У Максима есть причины жить. И с каждым днём их будет становиться всё больше.