melt on my body

Шарль едва ли помнит свою жизнь до того, как познакомился с Максом. И каким-то невероятным образом, Ферстаппен продолжал удивлять и восхищать его каждый новый день, даже в моменты, когда казалось что они уже абсолютно все друг о друге знают. Макса легко понять и предсказать, он простой, искренний и честный. Но иногда он выдает настолько странные, неожиданные вещи, что заводят Леклера в ступор, а после вызывают умиление. Влюбляют в себя еще больше. Будь то неожиданно глубокие познания в географии, любовь к кошкам или абсолютно случайно сгенерированный музыкальный вкус. Очевидность Макса красиво разбавлялась неожиданными гранями характера или увлечениями, о которых он всегда рассказывал с интересом и горящими глазами. К абсолютно случайным фактам о Максе Эмилиане Ферстаппене в один абсолютно случайный день добавляется любовь к играм с воском. Шарль даже не помнит, то ли сам увидел в ленте, то ли кто-то из знающих скинул с хитрыми смайликами. Но он долго вчитывался в скриншот на твиче, где его парень выбрал себе новый нелепый ник из-за их недавних шуток. «мне нужны правильные свечи» «пусть тают на моем теле» «это заводит людей» Жаль, что он сейчас в Маранелло и не может просто ворваться к Максу домой и возмутиться, почему тот не сказал об этом раньше. Он сможет сделать это только завтра. Ключи от квартиры Ферстаппена у него давно свои, а Джимми и Сасси уже даже не двигаются с дивана, лениво открывая глаза на вошедшего. Самого хозяина в гостиной нет, но Шарль видел по геолокации, что он дома. Как всегда либо спит, либо у себя в кабинете мучает симулятор. Обычные одинокие выходные для Макса. Голландец обнаруживается валяющимся в постели с телефоном. Он замечает Шарля и тепло улыбается, лениво переворачиваясь на живот. Максу нравится, когда парень вот так приходит к нему с самого утра без предупреждения. Весь такой собранный, одетый, уже сделавший кучу дел, но все равно жаждущий их встречи. Ферстаппен с утра только в душ сходил — у них ведь отпуск и им нужно наслаждаться. Зимний перерыв для этого и существует, чтобы лежать в постели до обеда, знать, что тебе никуда не нужно и наконец-то быть дома после целого года разъездов. — У тебя стоит на воск и ты молчал? — Леклер упирает руки в бока, мило посмеиваясь. — И тебе доброе утро, Шарль, — Макс ничуть не смущается вскрывшихся фактов, поэтому улыбается и двигается, освобождая место на кровати. — Так это правда или глупая шутка? — все не может угомониться Шарль, присаживаясь на край постели. Ему смешно и одновременно с этим волнительно, потому что голубые глаза смотрят на него слишком внимательно. А еще, если он что-то вбил себе в голову, то обязательно доведет это до конца. — Давай вместе и проверим. Принес свечи? Макс отвечает так легко, пожимая плечами. Он опять дразнится и провоцирует, потому что это его любимый способ взаимодействия с Шарлем. Требовать к себе внимания, смешить, выводить на физический контакт (даже если это просто щипнуть или пихнуть). Раньше они выводили друг друга на совершенно другие эмоции, но равнодушными точно никогда не оставались. — Нет, — Леклер уже жалеет, что не пришел сразу с реквизитом, потому что Макс обнимает его за талию и утягивает к себе на кровать прямо в уличной одежде, — А у тебя дома нет? — Только мамины церковные. Очередной неожиданный факт и сложно понять, говорит Макс серьезно или издевается. Но Шарля теперь вообще ничего не удивит, даже если завтра ему позвонят и скажут, что его парень пришелец-киборг. Хотя бы будет оправдан талант вождения. — Тогда я куплю и ты не отвертишься, — монегаск подставляется под заботливые прикосновения к волосам, но уворачивается от поцелуев, чтобы они могли договорить. Макс обожает таким наглым, но слишком приятным способом избегать разговоров. — Бери соевые, — весело фыркает Ферстаппен и все же целует Шарля, одним этим замечанием давая понять, что это была совсем не глупая шутка.

***

Шарль оббежал половину Монако и на всякий случай купил все. И соевые, и восковые и парафиновые. И с запахом и без запаха. В стаканчиках и без них. Макс над этим полным пакетом только посмеялся и отобрал необходимые. Остальные они зажгли в спальне, предварительно выгнав кошек из комнаты. В просторной, минималистичной спальне теперь был совсем приглушенный свет и пламя множество свеч играло на стенах и лицах. Для запаха была выбрана свеча с нейтральным ароматом хлопка, чтобы не отвлекаться. Шарль уже нависает сверху, оставляя на сильной шее влажные поцелуи. Он чувствует, как напрягается каждая мышца, как пульсируют вены, как тяжело дышит Макс, наслаждаясь процессом. Ему уже нетерпеливо лезут под футболку, оглаживая пресс. Но сегодня спешить не получится. Долгожданное жадное соприкосновение губ, заставляет Леклера покрыться мурашками, будто в первый раз. Столько времени прошло, а целоваться друг с другом — все еще самое желанное занятие. Улыбаться прямо в чужие губы, кусаться, даже здесь дразниться и поддевать. Шарль тянет за край неизменной белой футболки голландца, оголяя торс. Ферстаппен словно с каждым годом становится все шире и сильнее, но парню это нравится. Нравится спать на широкой груди и обнимать во сне. Макс, может быть, и накачанный, но при этом всегда мягкий и теплый. Пальцы пробегаются по шее и огибают ключицы, спускаются ниже к груди по бархатной коже. Дыхание Макса сбивается, стоит задеть чувствительные места на косых мышцах и провести ногтями по бокам. Это щекотно ровно настолько, чтобы внизу живота начало стремительно теплеть. — Ложись на живот, — тихо выдыхает Леклер, чтобы не разрушить атмосферу. Он приподнимается, чтобы усесться обратно уже на широкие бедра. Шарль по памяти помнит каждую родинку на спине, узнает свои подживающие царапины от ногтей на плечах, улыбается полоске загара на шее в том месте, где заканчивается воротник гоночного костюма. Макс заводит руки под подушку и от пламени свечей каждая мышца на спине отбрасывает тени, будто античная мраморная скульптура. Леклер все не может перестать любоваться. Одна из свечей, что дожидалась своего часа у кровати, теперь в руках Шарля. Он замечает, как Макс выжидающе косится на него из-за плеча и улыбается в ответ. Первую каплю воска пробует у себя на руке, убеждаясь, что температура комфортная. Ферстаппену просто сейчас не до разговоров, иначе он бы обязательно озвучил, как красиво блестит пламя в зеленых глазах. Шарль легкими массажными движениями касается напряженных плеч и лопаток. Немного разминает, давая расслабиться и настроиться. Только когда Макс выдыхает и покорно устраивается на подушке, прикрывая глаза, Леклер решается наклонить свечу. Кап. Кап. Кап. На коже голландца три прозрачные капли тут же белеют и затвердевают. А Шарль чувствует, как парень вздрагивает всем телом от шеи до бедер. Кажется, будто он сделал больно, но Макс лишь шумно тянет воздух носом и приоткрывает губы. Спустя столько времени Леклер научился по малейшему движения тела определять реакцию. Максу приятно. Было что-то удивительно возбуждающее в том, насколько покорным и слабым может быть Ферстаппен. И что таковым его делает сам Шарль. Будь он хоть десятикратным чемпионом мира, лучшим гонщиком на свете, агрессивным львом, что получал выговоры за драки в паддоке. Это все не имеет значения, когда Макс так послушно лежит под ним, полностью доверяя и позволяя что угодно. Даже сейчас прищуренный вечно холодный взгляд из-за плеча будто у подбитого хищника, что не может напасть, но щелкает зубами, если подойти близко. Кап. Шарль льет целой струйкой и воск твердеет в ямочке под лопаткой, а излишки стекают вниз и впитываются в простынь. Макс опять вздрагивает и роет носом подушку, пряча лицо. Он вздыхает так глубоко, что плечи приподнимаются. — Нравится? — это риторический вопрос, потому что Леклер все прекрасно видит своими глазами. Просто хочет услышать любимый голос, еще раз ощутить контроль над чужим удовольствием. Но голландец только безмолвно кивает. В этой уязвимой позиции ему настолько же хорошо, насколько никогда не будет привычно. Шарль немного ерзает на чужих бедрах, чтобы сползти вниз. Потому что в следующий раз, когда воск оставляет дорожку капель на коже, он наклоняется и проводит рядом с ней кончиком языка. Ферстаппен отзывчиво дергается, будто его ударили током и с его губ срывается первое тихое «Ах». Максу не видно, в какой момент Шарль решит в очередной раз капнуть воском, а предвкушение распаляет еще больше. Только и остается, что покорно ждать и терпеть сладкую пытку в постоянном напряжении. Точечные капли, безопасно прижигающие кожу, пускают разряды по телу и сбивают дыхание. Леклера пьянит власть над чужим телом. И парень ничуть не соврал на стриме, когда сказал, что плавящийся воск на теле заводит людей. Потому что ерзать на бедрах Макса он начинает уже не ради удобства, а чтобы принести себе удовольствие. Сильная спина покрыта белыми каплями и застывшими разводами, так красиво огибающими мускулы. Кожа покраснела в местах соприкосновения и теперь особенно чувствительна. Поэтому на прикосновения к спине Макс выгибается, будто просит еще. Шарль не может представить, что может быть лучше. А потом Ферстаппен переворачивается на спину и они продолжают. Только теперь прикрытые от удовольствия голубые глаза смотрят прямо на него. И слышно каждый судорожный вздох, когда очередная дорожка воска рассекает грудь. Теперь Макс впивается пальцами в его бедра, пытаясь подавить стоны, что просились наружу. И у них у обоих откровенно стоит, отчетливо намекая чем закончится эта игра. Кап. Леклер с завороженным лицом льет немного воска на солнечное сплетение и придавливает рядом кожу, позволяя горячему воску вытечь из ямочки и побежать к косым мышцам. У Макса опять выбивает воздух из легких и он смотрит на Шарля почти жалобно. А Леклер улыбается, довольный своим положением и контролем. Наконец-то он дразнит парня и решает, когда прекратить. Он осторожно придерживает Макса за подбородок и заставляет слегка запрокинуть голову. Кап. Кап. Воск методично капает на шею и бежит к яремной ямке, собираясь воедино и застывая. У Макса словно дрожат даже нижние ресницы и он издает низкий стон. Пальцы уже откровенно царапают бедра Леклера даже через шорты, но первым попросить остановиться трехкратный чемпион никогда не посмеет. Шарль дует на свечу, избавляясь от пламени. И в комнате будто стало темнее, хотя пламя и так было тусклым. К футболке липнет еще мягкий воск, когда Шарль укладывается на широкую грудь и притягивает Макса для поцелуя. Губы голландца пересохли от частого дыхания, но он отвечает так резко и с таким напором, что остается только усмехнуться. — Вау, — улыбается Шарль, отстраняясь, — Какие еще странные кинки у тебя есть? — Странные? — Макс так невозмутимо вкидывает брови, будто не его тут вжимало в постель от беспомощности и наслаждения, — Тебе же все понравилось. А в подтверждение своих слов он скользит теплыми ладонями к внутренней стороне бедер Леклера и качается вставшего члена. Шарль закусывает губу и улыбается. Как только Макс перестал плавиться от удовольствия, он сразу начал дразниться и перехватывать инициативу на себя. Этим их новый опыт и был прекрасен. — Чулки. У меня стоит на чулки, — добавляет Ферстаппен, внимательно смотря на реакцию парня. — Серьезно? — хихикает Шарль, но по лицу Макс и так стало понятно, что тот издевается, — Макс! Вот так к абсолютно случайным фактам о Шарле Леклере в один абсолютно случайный день добавляется любовь к играм с воском.