songs i wrote the week you left i got an album from this fucking mess
love is so short, forgetting is so long. — pablo neruda
— я что-то не так сделал? — спрашивает ёнджун, и его голос звучит отстранённо-холодно. это застаёт бомгю врасплох — способность ёджуна так быстро возводить вокруг себя стены. — нет. он хмурится, как если бы ответ бомгю был утвердительным. — я ночью сделал что-то странное? — нет. — ладно. ёнджун встаёт с кровати и тянется за джинсами, потом за остальной разбросанной одеждой. собирает всё, кроме свитера, на который его вырвало ночью. бомгю продолжает лежать на спине в кровати, стараясь не обращать внимания на громкое сердитое дыхание копошащегося рядом. он натягивает одеяло чуть ли не до носа, то ли желая спрятать свою наготу, то ли опасаясь колючих ёнджуновых иголок. — я верну тебе футболку в понедельник, — говорит тот, и его голос совершенно бесстрастен, словно он старается показать бомгю — ему плевать, и особенно на то, что он так холоден с ним сейчас. бомгю предпочитает считать свои действия инстинктом самосохранения. — окей. ёнджун замирает в проходе, словно даёт бомгю шанс передумать. но бомгю не хочет. он вообще больше ничего от ёнджуна не хочет. — тогда увидимся позже? — ага. дверь в прихожей с глухим хлопком закрывается. большинство дней в году не запоминаются ничем. они начинаются, они кончаются. но эта осень оставляет свой отпечаток на сердце бомгю на долгие годы вперёд. это — не любовная история, и вряд ли это можно назвать историей о любви вообще. это — история о пути. о пути принятия через саморазрушение. это шрам. история о невыборе. — вы с ёнджун-хёном снова… — хисыновы брови выразительно ползут вверх, давая очевидный намёк. бомгю вздыхает. — нет. мы с ёнджун-хёном — нет. то, что он ночевал у нас, — просто жест доброй воли. каким-то образом хисыну действительно удается убедить его пойти с ним в прачечную посреди загруженной учебной недели, чтобы постирать вещи. хисын быстро справляется с заранее отсортированными стопками, пока бомгю продолжает загружать тёмное в одну стиральную машину, светлое — в другую. вспомнив о свитере, в барабан с тёмным он закидывает и его тоже. — думаю, оно и к лучшему. не стоит всякими драмами портить дружбу. бомгю согласно кивает. только вот… дружба ощущается совсем по-другому. в понедельник они с ёнджуном так и не видятся. и во вторник тоже. недели тянутся одна за другой. футболку назад бомгю получает через субина спустя месяц. декабрьский снег плавно кружится в морозном воздухе, пока бомгю занимает себя тем, что ходит по бордюрам или плиткам одного цвета у входа в корпус, дожидаясь окончания лекций тэхёна: тот сам предложил сходить выпить кофе с черничными кексами в кофейне недалеко от кампуса — бомгю не смог ему отказать так же, как и отказаться от кексов. живот то и дело призывно урчит, и бомгю надавливает на него ладонью через карман куртки, когда неподалёку слышит знакомый смех и оборачивается. на другой стороне улицы дорогу переходит ёнджун в компании симпатичного улыбчивого парня. они что-то бурно обсуждают, и, когда загорается зелёный сигнал светофора, ёнджун берёт его под руку, не отрывая заинтересованного взгляда от лица собеседника. бомгю хватает пары секунд, чтобы молниеносно скрыться за углом здания, когда пара входит в университетские двери, кокетливо-игриво подначивая друг друга. аппетит пропадает сразу после того, как от волнения его тошнит в ближайшую мусорку. вытирая тыльной стороной ладони рот, бомгю думает, было бы лучше, если бы вместе со своим завтраком он выблевал ещё и сердце. в этой истории бомгю не главный герой. да и вряд ли его можно назвать кем-то близким для основного персонажа. что уж говорить о том, что актёры массовки порой получают и то больше экранного времени, чем он. бомгю не приоритет, именно поэтому ёнджун никогда его не выберет. ; они сидят на диване так близко. бомгю нервно ёрзает и кусает нижнюю губу, когда чужая ладонь мягко ложится ему на бедро чуть выше колена. пьяный ёнджун увлечённо рассказывает про очередной забавный случай, произошедший во время репетиции в театре, и бомгю изумляется: как это он только успевает — и танцу учить, и танец со сцены дарить. ёнджун комплиментом доволен. он ведётся и ведёт рукой вверх. — я соскучился по тебе, — сладкий, тягучий привкус влечения отравляюще разливается в крохотном пространстве между. под рёбрами у бомгю ноет за ноябрь нерастраченное тепло. — почему не писал? на танцевальных классах перестал появляться… пурпурный луч прожектора дешёвой светомузыки режет глаза вместе с острыми уголками пёстрых губ, которые растягиваются в грустной улыбке. ёнджун знает ответ. он использует меня. бомгю вспарывает себе сердце, когда: ёнджун поднимает голову и смотрит на него так, будто хочет поцелуя. настоящего поцелуя. словно не может попросить об этом, но надеется, что бомгю примет решение за него. будто он не хочет упустить эту возможность, но не готов это признать, подтверждая желание действием. он снова перекладывает ответственность. он снова делает бомгю крайним. и бомгю почти поддаётся. почти. но сдерживает себя. в этой переполненной до отказа, душной гостиной он сгорает заживо. он не должен был приходить сюда, в эту квартиру, на эту вечеринку, но сегодня день рождения субина, а субин — его друг. в глубине души бомгю мечтает однажды стать другом самому себе и растоптать недружественный долг — уступать всем и каждому. он смотрит, как хмельной румянец на щеках ёнджуна трансформируется из смущения в тихую ярость. он видит, как выражение лица ёнджуна меняется с зачарованно-нежного на решительно-твёрдое. ёнджун подливает бензина в костёр, когда отвлекается и шлёт кому-то, кто стоит в другом конце комнаты, воздушный поцелуй, разыгрывая целое представление. рука соскальзывает с ноги бомгю — ёнджуново внимание ускользает следом. если я тебя поцелую, то разобью своё сердце. неозвученное желание повисает в промежутке от пухлых губ до лица бомгю, кружит какое-то время в воздухе и затем лопается, словно мыльный пузырь — брызгами щиплет глаза. бомгю быстро моргает, сгоняя солёную влагу обиды с ресниц: ощущение, что под чужим взглядом он превращается в подобие урны, куда можно по привычке выкинуть своё свободное время, становится всё более явственным. в итоге разбивается не сердце — оно медленно истлевает в груди — разбивается сам бомгю. разбивается тихо-тихо. разбивается с характерным треском, с глубоким надломом. разбивается под сотрясающие стены электронные биты, которые ему совершенно не нравятся. разбивается на миллионы осколков от удара о скалы упрямства и непреклонности. бомгю знает, жизнь и без того сложная штука, поэтому люди склонны быть падкими на простое. он сам болезненно падок на каждое прикосновение ёнджуновых рук. утром бомгю просыпается раньше хисына и выходит на тот общий балкон, на котором предположительно курить они не должны, но если не для этого, то для чего он вообще нужен? пальцы мнут пачку в ладони. по всем канонам студенческой жизни, он возвращается с вечеринки, а его сосед приходит с неё ещё позже. по всем канонам у него остаётся последняя сигарета и нет порядка в голове. на экране мобильного непрочитанными светятся два сообщения. оба — лаконичное от ёнджуна: «почему так рано ушёл?» и «ты добрался до дома?». бомгю стискивает зубы. подачки ему не нужны. ; бомгю нравятся ладони ёнджуна. саднящие мозоли на внутренней стороне от постоянных тренировок. ему нравится терпкий запах его шампуня и прозрачное тепло кожи так схожее с его собственным. — хён, мы с тобой будто из одного солнца сделаны, — он давит с лица назойливую глуповатую улыбку, но выходит скверно — что-то будто щекочет живот изнутри, а счастье продолжает мазать от уха до уха широкой кистью. ёнджун фыркает, морща нос. — ну и аналогии у тебя, бомгю-йа! — тон голоса меняется на тот, которым старшие обычно объясняют детям, как правильно делать то да это, — покровительственно-снисходительный. — солнце — раскалённый до предела звёздный шар, и однажды он остынет, не выдержав своего же давления. знаешь, как когда приходит осень и ближе к середине октября его лучи перестают доставать до земли. солнце продолжает светить так же ярко, но уже не греет как раньше. так приходит зима. лучше бы купил себе варежки заранее. бомгю смотрит на свои руки в ладонях ёнджуна. на выступающие вены и светлую кожу. на то, как ёнджун выдыхает тёплый воздух, чтобы согреть их. бомгю думает, что готов сжечь себе руки, и губы, и сердце, лишь бы ни на час, ни на луч, ни на взгляд солнце никому не отдавать. пусть даже всему остальному миру придётся погрузиться во мрак. — ёнджунни-хён, что… что происходит между нами? — я не знаю. есть какая-то разница? я просто счастлив. а ты? — думаю… да? — тогда всё хорошо. в конце концов во мрак погружается только мир бомгю. бомгю не знает, как отмотать их отношения к моменту, когда его желание делить одно тепло на двоих стало ёнджуном считываться, как желание делить с ним одну постель. возможно, тогда он смог бы всё исправить, рассказать ему сразу, что он для него значит. что это гораздо больше полупьяных перепихонов где придётся. что это больше, чем «конечно, ты мне нравишься, иначе бы мы с тобой сейчас не занимались этим». этим. возможно, тогда он смог бы спасти себя от падения. однако никто ещё не винил солнце за то, что оно светит всем подряд, а люди склонны быть падкими на простое. когда бомгю предлагает ёнджуну сходить куда-нибудь на выходных вдвоём, он почти всегда занят, а если не занят, то очень устал — «плотный график в этом семестре, прости». бомгю для ёнджуна всегда свободен — в этом разница. ; — иногда мне хочется, чтобы за мной всюду ходила съёмочная группа. представляешь, захожу я в аудиторию, и камера берёт меня крупным планом, — ёнджун драматично пропускает чёлку сквозь пальцы, заправляя выжженные пряди назад. бомгю смеётся. — но пока что биография твоей жизни имеет бюджет лишь на общий план, снятый издалека, да, хён? ёнджун несильно пихает бомгю локтем в бок. тот морщится, но не может перестать смеяться в голос, из-за чего мягкая тень улыбки появляется на ёнджуновом лице тоже. — это невероятно — я даже не осознаю, что улыбаюсь, когда смотрю на тебя, — он качает головой, пряча взгляд в груде сухих листьев под своими ногами. в лужах под кроссовками бомгю расплывается отражение алого октябрьского заката. он умалчивает, что готов разбить себе голову о стену, если это заставит ёнджуна улыбнуться хоть чуть-чуть, потому что, когда ёнджун улыбается, он красивее всех, кого бомгю доводилось в своей жизни знать. бомгю изначально знал, с кем связывается. у ёнджуна есть она — громкая репутация, которая обыкновенно входит в помещение раньше своего владельца, заставляя присутствующих погрузиться в благоговейное предвкушение. слухи лишают прелести новизны, поэтому если не хочешь услышать что-то, что может расстроить, лучше закрыть уши руками поплотнее. бомгю так и поступает. — подожди-подожди, зачем ты так делаешь каждый раз? бомгю пожимает плечами. — не знаю. просто привычка. удивительно, сколько трудностей, комплексов и аллергических реакций, наполняющих наши жизни, можно свести к пожатию плечами и двум словам. и какими ничтожными могут быть эти слова. это уже вторая встреча, и происходит она тоже благодаря привычке, которую бомгю вырабатывает за последние пару недель — вставать с петухами и с утра пораньше издеваться над своим телом в танцевальном зале. в это время там обычно занимается ёнджун. это уже вторая встреча, и бомгю снова и снова косячит в одном и том же элементе. возможно, слишком часто. как будто специально. — давай я покажу, как надо, а ты запоминай. ёнджун ворчит, возмущается, но помогает. делает это бережно. делает это нежно. бомгю изначально знал, с кем связывается, но с ним ёнджун был другим. мало кто знал его ёнджуна. или, может, бомгю хотелось так думать? — я вообще-то музыкант. — раз так, то тебе всего лишь нужно перенаправить свою энергию и выразить музыку телом, понимаешь? бомгю сам не понимает, что с ним происходит, но внутри вдруг что-то щёлкает и обрывается. непередаваемое, непонятное чувство. его не опишешь словами, зато у ёнджуна получается просто замечательно — образами, танцем — языком тела. внезапно над отдающей желтизной после резкого осветления макушкой он видит ослепительный свет, и в ушах начинает звенеть хоровая партия «аллилуйи». не вздрогнув, бомгю натягивает на себя маску равнодушного спокойствия, мол, так надо, и позволяет сердцу пропустить пару ударов. красота жизни есть красота борьбы. вечного умирания и вечного возрождения из пепла в новых формах. чхве ёнджун ничто иное, как одно сплошное противоречие. противоречие настолько неповторимое в своей сути, что бомгю слепит глаза от красоты его света. от некоторых привычек бывает очень трудно избавиться, особенно от тех, что глубоко пускают корни в твою жизнь. молчание — тоже привычка, ржавчина, которая разъедает; это слабость, которая сильнее не делает. когда это происходит в первый раз, они не обсуждают произошедшее. утром они сидят на небольшой кухне съёмной ёнджуновой квартиры, и ёнджун готовит им завтрак, и рассказывает о предстоящей студенческой постановке, и… молчит о . бомгю внимательно слушает и задаёт вопросы, и переспрашивает. тянет из кружки кофе и время. — бомгю. — да, хён? — у нас ведь… всё хорошо? бомгю замирает с шарфом в руках, переставая даже дышать, — сама возможность возникновения общего «мы» сводит с ума, распарывает на две половины, и он едва может отвести от взволнованно-взъерошенного ёнджуна взгляд. поэтому привычно бодро тараторит: — конечно! что за вопрос? я могу остаться ещё ненадолго с тобой, если хочешь. закажем пиццу, посмотрим кино: «когда гарри встретил салли» или ещё что-нибудь — твоё любимое. ёнджун молчит — соглашается простой домашней улыбкой, отправляя шарф из рук бомгю обратно на вешалку и заботливо помогая снять куртку. когда темы для разговоров иссякают, бомгю скромно предлагает: — хён, хочешь послушать со мной музыку? свой плейлист бомгю считает самым лучшим архивом переживаний, а занятия музыкой с момента, когда ему подарили его первую гитару, становятся для него своеобразным щитом от бурь в голове и душе. так он их проживает — через мелодию, сочетание аккордов, стихи. ёнджун кивает, и бомгю вытягивает из кармана джинсов белый тонкий провод, на ходу кое-как распутывая его. он передаёт один из наушников ёнджуну и нажимает на плей. они лежат на полу в позе инь-ян, в желудке каждого плещется по тёплой бутылке пива, и бомгю чувствует, как тревожные мысли заполняют его сознание. так хочется разделить своё «люблю» с ёнджуном пополам, если не обращённое напрямую, то хотя бы так — аллегорически. он смотрит на ёнджуна. на тени ресниц, дрожащие на щеках в приглушённом свете торшера. на мягкие выразительные черты лица. на растрёпанные светлые волосы, и его милый нос, и чувственные губы. на ёнджуна и его стены, которые рушатся, когда он не пытается играть на публику, когда он лежит на мягком ковре с длинным ворсом с ладонью под щекой вместо подушки, когда он просто дышит. когда в ушах звучат строчки:so i will wait for the next time you want me like a dog with a bird at your door.
бомгю убеждает себя, у него нет никакого права переживать об отсутствии дурацкого «эксклюзивного статуса». совершенно никакого. потому что прямо сейчас парень, с которым он вчера ночью потерял девственность, лежит рядом с ним на полу, и гладит его по щеке, и тянется к его губам, чтобы оставить на них свой поцелуй — свою метку, и так ещё раз и ещё и ещё и ещё. и. и. и. и. и. — …и, знаешь, любовь хороша, когда ты смотришь на неё на экране, в сюжете очередного ромкома. но в жизни… всё гораздо сложнее. так бомгю узнаёт, что у ёнджуна тоже есть она — трещина. глубокий уродливый шрам, который он тщательно маскирует: тональниками, позёрством, алкоголем. ёнджун не говорит об этом — бомгю это чувствует. читает в тоскливом взгляде. улавливает несвойственное напряжение в тренированном теле. наблюдает, как мысленно он убегает всё дальше и дальше и дальше и. не в силах больше терпеть бомгю обнимает его. ловит голыми руками. ведёт кончиком носа по шее вниз к плечу. прикасается губами в знак — привязанности, дружбы, любви, верности, преданности — любое слово, которое станет обещанием. пальцы путаются в волосах на затылке бомгю. мягкие губы прижимаются к виску. — хочу провести так всю зиму, — бубнит бомгю в гладкую тёплую кожу. ёнджун тихо усмехается. — на моём плече? у твоего сердца. молчание — привычка, которая держит клещами. она же не даёт уйти. она забирает всё со знаком плюс, в конечном счёте оставляя после себя его — жирный корявый минус. ; противоречия разрывают бомгю. неозвученное «я так влюблён в тебя» ощущается горечью на языке и тянущим грузом в груди. — понимаешь, я не чувствую себя комфортно, будучи чьим-либо парнем. я вообще не чувствую себя комфортно, будучи чьим-то чем-то. отношения — это ведь ответственность и время, которое им нужно уделять, а мне сейчас просто некогда этим всем заниматься с моим-то расписанием, сам знаешь. бомгю сидит на краю кровати, натягивая нижнее бельё, затем штаны. он хмыкает и молча кивает — добавить к такому заявлению ему действительно нечего. старший брат до сих пор дразнит его неисправимым романтиком, и сам бомгю этого не отрицает, продолжая в свои девятнадцать с гордостью носить на носу розовые очки и прятать толстую тетрадь со стихами среди нотных партитур. он не представляет, как можно взять и отказаться от любви. хотя в ёнджуновой картине мира всё выглядит более чем логично — любовь целого зрительного зала в его распоряжении, стоит ли горевать из-за одного конкретного сердца? ёнджун подползает по матрасу сзади и заключает его в кольцо рук, прикасается губами к неприкрытой коже спины, чтобы оставить поцелуи-бабочки вокруг левой лопатки. — обожаю твою кожу. а я тебя остаётся заперто за плотно сжатыми зубами. — ну, и кто же ты ему? — я не знаю... — ты его парень? — тут всё сложнее... субин хмурится, а его губы принимают форму трубочки. — что тут сложного? действительно, что? бомгю раздражённо выдыхает и проводит ладонью по волосам. — в смысле, постоянная ли мы пара? брось, хён, мы с ёнджун-хёном взрослые люди, мы знаем, какие у нас чувства, нам незачем навешивать ярлыки. на мой взгляд, это просто детские игры. когда они вместе сбегают с вечеринки в честь хэллоуина и ёнджун обнимает его, тесно прижимая к себе на заднем сидении такси, бомгю решает, что готов ждать его столько, сколько потребуется. он растворяется в этих объятьях, в запахе чужого парфюма, смешанном с тяжёлым ароматом виски, прячет горящее лицо в изгибе шеи. пока алкоголь курсирует по венам, всё кажется проще, легче. — я люблю нас. у ёнджуна от блёсток, которыми их обсыпали на входе, в темноте салона автомобиля светятся глаза. бомгю зачаровано проводит большим пальцем по нежной коже под правым глазом: блестящая пыль оставляет след и осыпается на щёку ёнджуну — августовский звездопад посреди осени. в целой вселенной только ёнджун может сделать его счастливым. но он молчит, предпочитая разговорам поцелуи. на остаток осени ёнджун растворяется в: учёбе, репетициях, друзьях, семье. бомгю тщетно пытается понять, в какую из категорий попадает он сам и на что имеет право: как бы между прочим отправить мем с котом? спросить, как дела? написать, что скучает? у него напрочь пропадает сон, и от роя бессвязных мыслей начинает изнутри зудеть голова. он думает обо всех тех вещах, которые мог бы — должен был — сказать ещё в сентябре, когда субин познакомил их с общей просьбой: первое — постановка, второе — аранжировка к постановке. но промолчал. промолчал, когда впервые поцеловал ёнджуна. промолчал, когда ёнджун поцеловал его в ответ. промолчал, когда на тусовке у общего знакомого из студенческого театра столкнулся с ним в ванной комнате и всё повторилось вновь. промолчал, когда они впервые занялись сексом. промолчал, когда ёнджун не знал, как представить его приятелю из танцевальной группы, который застал их целующимися на парковке за торговым центром. что могло быть более очевидным? бомгю не нужно, чтобы ёнджун всем и каждому говорил «вот, смотрите, это мой парень»; всё, чего бомгю хочет, — чтобы ёнджун для начала назвал его просто своим. но он не делает и этого, а с губ буднично слетают «извини» да «прости, неловко вышло». молчание — привычка, которая держит клещами. розовая пелена медленно спадает с глаз, и то, что раньше виделось исключительно со знаком плюс, расплывается на общем сером фоне. ощущение неправильности происходящего начинает проследовать по пятам, и бомгю ищет в себе проблему проблему проблему большую, маленькую? проблема? может, их несколько проблем этих не счесть, и все они прячутся за стенками черепной коробки. только как их оттуда вытащить? как назойливых незваных гостей прогнать? они были с бомгю всегда или появились недавно? пришли незаметно и стали бесчинствовать на чужой территории. наверно, бомгю всегда был не больше горстки проблем. непривлекательным. маленьким. назойливо крутящимся вокруг ног прохожих глупым псом, который любовь в сердце пробудит едва ли, разве что сочувствие. бомгю трёт мылом руки по три раза во время мытья, расцарапывает ногтями щёки, мнёт лицо перед зеркалом каждый вечер, желая изменить, желая измениться. проснуться утром другим человеком. таким, ради которого ёнджун снёс бы все свои баррикады, объявил бы безоговорочную капитуляцию и пальцами, перепачканными в крови, вынул бы пули из груди бомгю. по старой привычке рука сама всё чаще тянется к пачке сигарет, припрятанной в нижнем ящике письменного стола. бомгю обещал ёнджуну, что бросит ещё в сентябре, а ещё обещал себе, что даст ёнджуну время. только ёнджун ему ничего не обещал. бомгю решился на безрассудство ради слепой веры. ; — я тебе нравлюсь? — да, нравишься, конечно. — как друг? — как друг, да. — только как друг? — да. то есть, я не думал об этом... да, наверно... а что? — ничего, я просто... ты мне интересен, и я хотел бы подружиться с тобой... ты не возражаешь? — вовсе нет! ты и я... конечно, хён, давай будем… дружить. — что если вдруг твоё мнение однажды изменится и ты захочешь серьёзных отношений с кем-то? — ты прав, я не могу дать гарантий. никто не может. в этом вся прелесть отношений, разве нет? переломный момент происходит в конце ноября. — …и вот я ему битый час объяснял, в чём разница между механическими и электромагнитными колебаниями, ты представляешь, хён? проведя последний раз длинными аккуратными пальцами по чёрно-белым клавишам, кай возмущённо захлопывает крышку пианино и разворачивается к бомгю. — звучит, как самый скучный разговор за всю историю человечества. — ты ничего не понимаешь, — вздох срывается с тонкой линии губ. — кстати, видел ёнджун-хёна. бомгю замирает с раскрытой нотной тетрадью в руках. из соседнего музыкального класса слышатся звуки одинокой скрипки. кто-то пищит по струнам. — ёнджун-хён был там? кто-то явно фальшивит. кай пару раз быстро моргает, прежде чем ответить: — я думал, ты в курсе. я ещё удивился, почему он тебя не позвал, а с уён-хёном решил пойти. вы ведь обычно вместе везде ходите. он в инстаграме потом фотки запостил, ты не видел? честно говоря, бомгю редко открывает инстаграм, но, торопливо отложив тетрадь с записями в сторону, он вылавливает телефон из кармана и делает именно это — бездумно проматывает ленту недавних публикаций, пока взгляд не цепляется за фото с аккаунта ёнджуна. на каждом снимке ёнджун как обычно — надменность во взгляде, пафос в позе, недостижимость и властность — выглядит шикарно. все выходные бомгю проводит в хандре на грани нервного срыва. таким подавленным он не чувствовал себя со школы: когда постоянно ссорился с мамой; когда лучший друг отдалился настолько, словно никогда и не дружили вовсе; когда готовился к выпускным экзаменам; когда напрочь потерял веру в себя. он ждал звонка от ёнджуна, сообщения — да чего угодно. — хён такой крутой. он листает комментарии, оставленные под фото, не до конца понимая, что именно хочет там увидеть. может, целый ряд эмоджи с сердечками вместо глаз от уёна? или несколько признаний в любви, оставленных без ответа автором публикации? — ага. не то слово. бомгю блокирует экран и чувствует, как пальцы подрагивают. он не лжёт, но слова и не звучат как правда. он никогда не смог бы описать ёнджуна одним лишь «крутой». его ёнджун очаровательный. его ёнджун милый. когда они наедине, он выглядит совсем безобидным, он выглядит совсем мальчишкой — вот это звучит как правда. но является ли она таковой на самом деле? или ему хочется так думать? бомгю закрывает глаза, стараясь успокоить мысли, или руки, или всё вместе — получается плохо. кай интуитивно понимает, что лучше эту тему не развивать, и они какое-то время молчат. потом бомгю возвращает телефон в карман и ловит взглядом взволнованный каев. — бомгю-хён, у тебя всё в порядке? ты последнее время выглядишь немного… измотанным. бомгю отмахивается и пытается ломано улыбнуться, чувствуя себя тряпичной куклой набитой ватой; чувствуя, как тело трещит по швам. — да-да. всё в норме. просто плохо сплю последнее время. никто ещё не винил солнце за то, что оно такое далёкое, за то, что оно светит всем подряд. за то, что оно светит без цели кого-то согреть. в четверг вечером ёнджун пишет сам с просьбой приехать к нему, потому что «давно не виделись» и «я пиздецки соскучился». подготовка к экзамену по чтению хоровых партитур видится бомгю не такой уж и важной задачей, когда электронные часы на тумбочке у кровати ёнджуна показывают три часа ночи, а они успевают обсудить, кажется, чуть ли не всё на свете: что произошло в жизнях друг друга за последний месяц, перемыть косточки друзьям и знакомым, посетовать на несправедливость особенно строгих преподавателей. ёнджун заливается смехом после очередной шутки бомгю, и сердце вспыхивает с новой силой, пуская по венам тепло. бомгю чувствует, как постепенно к нему возвращаются жизненные силы. только ёнджун может сделать его счастливым. только рядом с ёнджуном бомгю чувствует себя живым. каждый прожитый день без ёнджуна отдаётся болью в груди. тоской. грустью. тревогой. хисын, за завтраком замечая кровоподтёки на пальцах в уголках ногтей, предлагает свой крем для рук, чтобы кожа не была сухой и у бомгю не возникало желания её так ожесточено каждый раз обдирать, тем более на носу зима. бомгю безучастно кивает и, продолжая жевать нижнюю губу вместо тоста, хватается за мобильный и выходит с кухни. он не думает, что это правильно. так не должно быть. он не должен чувствовать столько всего и молчать. поэтому, вопреки постоянному страху показаться навязчивым, он пишет ёнджуну первый, просит о встрече хотя бы на час. ёнджунни-хён: прости, бомгю не могу сегодня телефон с грохотом приземляется на стол, а бомгю — на диван, пытаясь вырвать все волосы на голове разом. он с трудом, но сдерживает слёзы обиды за плотно сжатыми веками. трансформирует боль душевную в физическую. бомгю для ёнджуна всегда свободен, но ёнджун остаётся всё таким же недоступным для бомгю. в этом разница. в субботу хисын зовёт бомгю с собой на выставку к своему другу-художнику, который учится на курс старше — «нельзя же постоянно сидеть взаперти, бомгю, пойдём, голову хоть проветришь» — и бомгю действительно хорошо проводит время за разговорами с гостями и обсуждением концепта работ, пока не сталкивается в холле с уже успевшим изрядно набраться где-то по дороге ёнджуном. всё происходит само собой: ёнджун не сразу его замечает; бомгю бросает ему в лицо беспочвенный упрёк; ёнджун пьяно ухмыляется; бомгю тут же об этом жалеет. — не думал, что твоё «не могу сегодня» — связано с тем, что ты планировал вкусить радости богемной жизни. — не думал, что тебе такое интересно. — не думаю, что ты вообще знаешь, что мне интересно. — не думаю, что я вообще хочу это знать. бомгю курит одну за другой в курилке за зданием выставочного зала и позволяет себе расклеиться прямо там: хлюпает носом; трёт тыльной стороной запястья мокрые глаза; всхлипывает, поднося дрожащими пальцами к губам фильтр. нет ничего более унизительного, чем любить человека, который твои чувства воспринимает как очередное развлечение. — посмотри на себя! к чему вся эта бессмысленная бравада?! ты просто жалок, чхве ёнджун! — да пошёл ты! — с радостью! застывающие на морозе дорожки слёз щиплют щёки, а усиливающийся к вечеру ветер задувает под расстёгнутую куртку, наспех накинутую на плечи. глупое убеждение, что любовь может согреть даже в самую холодную зиму, тлеет вместе с сигаретой, осыпаясь пеплом. ; следующие три дня бомгю валяется пластом с неспадающей температурой. когда тихо вокруг, громче звучит даже дыхание. бомгю смотрит в окно, на сетку апельсинов, которую приносит субин, и стопку нотных листов и книг, которую приносит кай. он не открывает свой блокнот уже больше недели, хотя обычно не может прожить без него и дня. там всё — строчки и загнутые углами края. эти слова обычно делают его выше, чем он есть, позволяют гордо расправить плечи. сейчас бомгю чувствует себя очень-очень маленьким. таким маленьким, что его вполне можно было бы случайно раздавить, не заметив. тишина делает громче не только дыхание, но и мысли. бомгю думает: он не приоритет, именно поэтому ёнджун никогда его не выберет. бомгю думает: он устал. бомгю думает: он хочет сдаться. посреди ночи телефон неожиданно вибрирует где-то в районе подушки, и бомгю, спросонья не всматриваясь в экран, принимает звонок. — бомгю-йа, пожалуйста, забери меня. бомгю всё ещё сильно лихорадит, и ломит тело, но он забирает его, ёнджуна, трясущегося, плачущего, пьяного в хлам. уже дома ёнджуна тошнит, и он пачкает свой свитер, который бомгю помогает ему снять вместе с остальной одеждой, чтобы уложить в постель. в пьяном бреду ёнджун признаётся, что сильно скучал, пытается извиниться за своё поведение, по привычке жмётся к бомгю, забираясь к нему под бок. бомгю знает, что ёнджун не вспомнит этого на следующий день, но всё равно обнимает, всё равно гладит по голове, впутывая пальцы в сухие светлые волосы, всё равно говорит сквозь собственные тихие всхлипы: — я люблю тебя, ёнджунни-хён. я правда люблю тебя, слышишь? но так больше продолжаться не может. мы должны перестать. бомгю думает: ёнджуну не стоит доверять. бомгю думает: ему нельзя доверять. бомгю думает: ёнджун раздавит его как жука, не оставит после него и мокрого места. — ты, наверно, очень рад видеть меня таким? — ёнджун еле ворочает языком, заваливаясь набок в процессе ходьбы, поэтому бомгю приходится его поддержать, закидывая ёнджунову руку себе на плечо. — рад видеть мои слёзы? единственное, что делает меня по-настоящему счастливым, — это твой улыбающийся рот. — твои страдания, хён, соизмеримы с той ролью, которую ты так страстно желаешь получить в фильме о самом себе. ёнджун его не хочет: ни слышать, ни видеть. он бомгю не уважает, и поэтому ни во что не ставит. за всё время он ни разу так и не сказал, что между ними, не озвучил искренних слов извинения. ему это всё не нужно и никогда нужно не было. и бомгю думает: он хочет, чтобы всё это наконец закончилось.so i will wait for the next time you want me like a dog with a bird at your door.
бомгю думает: он хочет, чтобы ёнджун наконец отпустил его с поводка. когда на следующее утро бомгю взглядом провожает хмурую помятую ёнджунову фигуру, он не чувствует облегчение. внутри образовывается вакуум. он больше ничего от ёнджуна не хочет и ждёт, что однажды он расхочет и самого ёнджуна. ну а пока… сердце будто замирает. уходит в спячку на неопределённый срок. спустя сутки температура идёт на спад, и хисын облегчённо выдыхает, говоря что-то про хорошее жаропонижающее и противовирусное, на которые не жалко было потратить половину месячного бюджета. каким-то чудным образом бомгю удаётся сдать все долги по учёбе и закрыть сессию. декабрь подходит к своему завершению. два солнца стынут: одно — на небе, другое — у бомгю в груди. и первым остынет то, что горячей. на улице становится по-зимнему холодно. от непогоды спасают тёплый шерстяной шарф и варежки, которые бомгю, следуя совету, всё же приобретает заблаговременно. бомгю думает: идти больше не к кому, поэтому он перезимует как есть, укутавшись в несколько слоёв одежды и с остатками нерастраченного тепла под ними. черничные кексы становятся символом их с тэхёном серьёзных разговоров. — спросить можно? — да. — он тебе изменял? — я не знаю. — он тебя использовал? — не знаю. возможно. — он сразу сказал тебе в лоб, что не хочет серьёзных отношений? — да. — боже мой, хён! он разбил тебе сердце, или ты сделал это сам? бомгю знал, с кем связывается. он изначально понимал, с кем имеет дело. когда он видит входящего в двери главного корпуса ёнджуна в компании незнакомого парня, тот выглядит счастливым: и улыбается проще, и смеётся искреннее, и шапка у него забавно сползает на правый бок. по привычке хочется подбежать и обнять его, поцеловать в румяную щёку. это его ёнджун звонко хохочет на всю улицу и хватается за живот от смеха. вот он, идёт, без привычной маски высокомерия, без тени притворства на красивом мальчишеском лице. бомгю блюёт в ближайшую мусорку в надежде, что оставит в ней и своё сердце, и призрачные прикосновения, которые всё ещё ощущаются на коже, и неозвученные признания, продолжающие стоять поперёк горла рыбьей костью, и всю ту любовь, которую он с ёнджуном узнал. путь принятия через саморазрушение. его тошнит от самого себя. саморазрушение через принятие. бомгю надеется, что он сможет всего ёнджуна из себя вывести раньше, чем ёнджун изведёт его. — никто не понимает меня так, как ты, бомгю-йа. мне так хорошо с тобой. так легко. я люблю тебя я люблю тебя я люблю тебя так сильно люблю, как никого и никогда в целом мире. грусть, тоска, обида и ревность обрушиваются на бомгю, словно цунами, принося с собой лишь боль, боль, боль и боль. в одну из бесконечных бессонных ночей бомгю в кровь расцарапывает себе грудь, потому что внутри адски жжётся. там горит. полыхает с такой силой, что кажется, будто вот-вот сожжёт бомгю изнутри. на небе висит луна. бомгю она кажется какой-то заплесневелой, вся покалеченная, в кратерах, как и сам бомгю. постель пропитывается слезами насквозь. на полу — гора бычков и полупустая бутылка джина. вокруг — абсолютно ничего, что радовало бы душу. душа переполнена ёнджуном до краёв. душой он с ёнджуном слился. но ёнджун больше не радует. ёнджун теперь только болит. эта любовь становится единственным, что бомгю знает, превращается в тесную клетку, в которой он запирает сам себя. зима превращается в ужасающий цикл, в котором мысли о ёнджуне и тоска одновременно выбивают из тела все остатки жизни. ночь обнимает город. пальцы бомгю обнимают горлышко очередной бутылки. огни проспекта слепят глаза, когда он возвращается домой, еле стоя на ногах. всепоглощающая вечная пустота ложится к бомгю в кровать. голова бомгю сама ложится в петлю. бомгю вспоминает: как ёнджун впервые прижимался к нему сзади, и у него на мгновение перехватывает дыхание; как ёнджун впервые обнимал его за талию, скользя руками по животу, и бомгю кажется, что его вновь захлестнуло немыслимой волной. ничто в них не поддавалось логике. физически они находились в любовных отношениях, когда оставались наедине, когда делили ночи на двоих. вместе они и смеялись, и смотрели со злобой друг на друга, обмениваясь сердитыми словами. иногда бомгю чувствовал себя настолько счастливым, как никогда раньше, но чаще всего — беспомощным, использованным и никчёмным. в этом не было никакой логики. в этом так и не случилось любви. я ненавижу тебя я ненавижу тебя я ненавижу тебя я так сожалею о тебе. в одну из ночей ему снится — полупьяный бред — сон, в котором ёнджун топит его в чистой морской воде. и бомгю вроде сначала сопротивляется, пытается вырваться из ёнджуновых рук, но потом сдаётся, с блаженной улыбкой опускаясь на самое дно. проснувшись, бомгю резко садится на кровати и машинально расчёсывает только успевшую покрыться коркой кожу в районе сердца. солёная горечь проливается из глаз на лицо, на грудь, щипая кровоточащие свежие раны. — отпусти отпусти отпусти меня отпусти я люблю тебя отпусти ; субин предлагает: — может тебе книгу написать? — зачем? — генри миллер считал, что лучший способ забыть о человеке — это превратить его в литературу. — я не могу просто взять и выкинуть его из своей жизни, хён. вы все с ним общаетесь, нам постоянно приходится пересекаться на учёбе. я вынужден видеться с ним, хочу я того или нет. — ты прав, но так нельзя, бомгю. иначе ты сам загонишь себя в могилу. с этим нужно что-то делать. слова субина заставляют задуматься. бомгю пробует. бомгю пишет. не книгу, конечно: тут материала и на тоненький роман не хватило бы. но пишет песню. и не одну. три-четыре — печальные, злые, отчаявшиеся, решительные. он открывает свою запылившуюся изрядно тетрадь, достаёт из чехла акустическую гитару, а строчки — они сами ложатся на бумагу. слова текут сквозь пальцы, как вода. это — до сих пор не любовная история. и вряд ли это можно назвать историей о любви вообще. это — история о пути. это — шрам. это — его выбор. в этой истории бомгю главный герой. и он свой выбор сделал в пользу любви. и будет продолжать выбирать — безусловную, нежную, искреннюю; слепую, жестокую, безответную; тайную, несчастную, ранящую — любовь во всех её проявлениях. такой уж он человек. противоположность любви — апатия, а не ненависть, как многие считают. и именно она наведывается к бомгю, укрывая собой, словно одеялом, измученное тело и спутанное сознание. когда работа оказывается завершена, выходит целый альбом, но бомгю всё ещё не чувствует облегчения, ведь даже если счастье в чём-то или ком-то одном, оно всё равно приходящее, как недолгая эйфория — после неё обязательно наступает опустошение. совсем как зимой, когда солнце, едва появится, тут же погружается в багровый туман — предвестник сильной стужи. на случай морозов у бомгю как всегда — шерстяной шарф, варежки, чужой забытый свитер; гитара, ручка, листы. главное — перезимовать, а там… будь что будет.