Лучше сейчас, чем потом

— Ты не спишь с самого утра и даже не подумал сказать мне об этом? — накинулся Ён на больного человека, на мгновение отбрасывая в сторону настоящую причину, по которой он явился сюда, эту безотлагательность, что вынудила его примчаться к брату, забыв обо всём на свете. — Ты… ты просто невозможен. Некоторое время он пытается отпустить свою злость. Да что с ним не так, чёрт побери? Ведь он здесь для того, чтобы предложить своему брату столь необходимое утешение, поступить так, как любой поступил бы с больным человеком, нуждающимся в любви и заботе. Но всё, что он может чувствовать, это разочарование, переполняющее его, непосильная беспомощность, с которой он тщетно пытался бороться с тех пор, как его брат вернулся едва живой из своего кошмара. — Никогда не думал, что тебя это интересует, — едко парировал Ран. — Так много лет тебя даже не волновало, жив я или мёртв, так почему… — Достаточно! — снова вспыхивает Ён. — Я вытащил тебя оттуда. Так-то ты меня за это благодаришь? — Я бы никогда не оказался там, не оставь ты меня тогда, когда не должен был, — накинулся Ран на брата в ответ. — Я никогда… — начал было Ён, но тут же замешкался, вспомнив их разговор в лесу и вновь испытав непомерную тяжесть своей вины. — Никогда что? — Ран искривил свои губы в невеселой улыбке, которая выражала всю ту боль, что он выстрадал в прошлом и продолжал испытывать до сих пор. — Снова собираешься предложить мне эту чушь в стиле «я никогда не бросал тебя»? — в пренебрежении он прищелкнул языком. — Я уже это слышал. Это всё, что ты можешь сделать, хён? — Я выбрал тебя, а не её. Как ты не можешь это понять? — с раздражением покачав головой, Ён уселся на кровать. — Почему? — глаза Рана неотрывно глазах в его собственные. — Это не даёт мне покоя с тех самых пор. — Потому что… — Как же много мыслей в голове Ёна: все эти эмоции, чувства, которые непременно должны быть озвучены, прямо с языка слететь готовы. — Потому что ты всё ещё единственный живой член моей семьи. Ран хмыкает, на его лице написано явное неверие. — Ты выбрал меня из-за вины, — заключает он. Ён почти готов опровергнуть это предположение. Каков наглец! С какой стати он решил, что знает, о чём именно думал Ён в тот момент? Даже если бы Ён назвал настоящую причину, вряд ли Ран поверил бы ему. — Я прав, да? — продолжает Ран. — Тебе невыносимо это бремя ответственности за то, что ты сделал, когда я был ребёнком… — Зря я сюда пришёл. — Если бы гнев был подобен дыму, ноздри и уши Ёна давно бы испускали его клубы. — Мне здесь не рады, я понял. Медленно Ран привёл себя в сидячее положение и, задрав подбородок, посмотрел в глаза брата, просто чтобы доказать, что всё в порядке: — Это не стоит беспокойств. Лучше бы ты провёл это время со своей женщиной… — Мне не нужны твои советы о том, что мне делать с моим временем. — А мне не нужна твоя компания, — категорически возразил Ран. — У меня есть Юри, чтобы позаботиться обо мне. — Воровка ожерелья? — озвучил вслух свои мысли Ён, задумавшись о её прелестном личике. Неожиданно ему прямо необходимо узнать стало, кем же приходится она Рану. Друг? Родственная душа? Любовница? Возьмёт ли Ран её в один прекрасный день в жёны? Ён постарался выкинуть из головы эту мысль, вмиг наполнившую болью его грудь: — Она… — Она заботится обо мне, — перебивает его Ран. — Прекрасно, — сдаётся Ён. — Тогда, пока мои визиты причиняют тебе явные беспокойства, я не приду сюда снова. — Прекрасно, — произносит Ран, отворачиваясь к стене. +++ Должен он или не должен, вот в чём вопрос. Если он снова навестит Рана, то сможет положить конец страданиям последнего и своим, в том числе. Если же он этого не сделает, ему, возможно, до конца дней придётся слушать дифирамбы Рана его обожаемой Юри — его единственному другу, единственной, кому тот может доверять и… вполне вероятно, его единственной любви. Ёна выводит из себя то, что эта женщина получает так много внимания его брата, его тёплые улыбки и безграничную привязанность. Но в то же время, эта женщина не ранит Рана кинжалами слов всякий раз, как открывает свой рот. Она не отказывалась от него в час нужды. Когда Ран был один, она протянула ему руку. Так какое право имеет Ён вмешиваться в жизнь Рана да ещё и на место в сердце последнего претендовать? К тому же, насколько он знает, Ран никогда не питал к нему ответных чувств подобного рода. Нет, Ён к нему не пойдёт. У него есть Синджу, который будет регулярно снабжать его новостями о самочувствии брата. Этого должно быть достаточно. +++ — Я принёс тебе немного супа. Думаю, сейчас это будет тебе полезно. Ран оторопело моргнул. — Особый рецепт Синджу, — прибавил Ён, поясняя, поставив чашку около постели больного. Ран слегка приподнялся, переводя взгляд с Ёна на суп и обратно на Ёна. — Ты сказал, что больше не придёшь, — заметил он, и в этот миг в груди у Ёна что-то сломалось. — Я пришёл, потому что… — И что же Ён собирался сказать в своё оправдание? Что он честно пытался себя уговорить не приходить? Но когда Синджу предложил ему отнести суп, сорвался при первой же возможности? — Потому что Синджу был занят. И я решил выполнить поручение сам. — А, — многозначительно произнёс Ран. — Так теперь хозяин выполняет поручения вместо своего слуги? — Мы больше, чем хозяин и слуга, — поправил его Ён, после чего осторожно спросил: — А что насчёт вас с воровкой ожерелья? Нежная улыбка озарила лицо Рана: — Она никогда не была для меня слугой. — Тогда… — ответ всё ещё страшил Ёна. Но он хотел знать. — Тогда кто она для тебя, Ран-а? — Больше, — ответил Ран, лишь увеличивая ужас Ёна, и потянулся за супом. Ён смотрел, как он жадно хлебает суп. Вот уж никак не ожидал он, что ему придётся бороться с этой женщиной за внимание Рана. Эта мысль стала последней каплей в довершении ко всему, что Ран уже успел в нём уничтожить. Но что может сделать Ён, кроме как позволить всему идти своим чередом, не допуская того, чтобы это слишком трогало его? Если Ран влюблён, то так тому и быть. Всё же, кто он такой, чтобы оспаривать или одобрять выбор брата? — Тебя это беспокоит? — спросил Ран, поднимая на него взгляд над тарелкой. — Нет, — ответил Ён, распрямляясь и собирая воедино всё то, что было разбито внутри него. — Вовсе нет. — Тебе неуютно. Ты очевидно сожалеешь, что пришёл сюда, — заметил Ран, чьи глаза буквально выворачивали душу Ёна наизнанку. — Хён, тебе не нужно считать себя обязанным следить за тем, чтобы я хорошо кушал и было кому позаботиться обо мне. Да. Потому что кое-кто преуспел в этом намного больше. И Рану многим лучше будет с ней, нежели с ним. — Пока тебе, похоже, неприятна моя компания или, хуже того, тебя возмущает моё присутствие… — Ён сдался, решив, что это действительно последний раз, когда они увидятся, вознамерившись уверить себя в том, что его и правда не волнует состояние брата. — Оставлю тебя на попечение воровки ожерелья. Получилось несколько длиннее, чем он изначально планировал сказать, но теперь, когда он высказался, Ён чувствовал себя немного… лучше? Да, лучше. И да, это скоро перестанет его беспокоить. Не желая дожидаться реакции, которая, он не сомневался, обязательно последует, Ён вышел прочь, решив немного прогуляться, чтобы избавиться от этого раздражающего ощущения в груди. +++ — Ли Ён-ним… — Я не собираюсь, — перебил собеседника Ён, стараясь оставаться твёрдым в своём решении. — Воровка ожерелья, он сказал, позаботится о нём, так что не будем ей мешать. — Не то чтобы Ён мог как-то на это повлиять, но он всё ещё мог злиться. — Мой брат влюблён… — Нет. Ярость покинула Ёна, позволив пристальнее рассмотреть Синджу. Тот… покраснел? — С чего ты взял? — Потому что я… — Синджу почесал затылок, смутившись. — Я просто знаю. — Я же говорил, что Юри заботится о нём. — Да, заботится, — незамедлительно согласился Синджу. — Но как сестра. Он не влюблён в неё, а она не интересуется им как мужчиной. +++ — Я думал, ты ясно дал мне понять, что не придёшь снова. Эти складки на лбу Рана — выражали ли они недовольство брата на приход Ёна? Или же младший хмурил брови, даже когда удивлялся? Может быть, так оно и было. Аищ… как же мало Ён знал о собственном брате! С болью старший лис осознал, что он сам, а не кто-то ещё виноват в этом. — Я пришёл, чтобы принести это, — ответил Ли Ён, доставая пузырёк с лекарством. — Синджу был занят, и пока твоя воровка ожерелий гуляет с ним, я подумал, что могу прийти и… — Я сам… — возмутился Ран, когда Ён совершил попытку открыть его рот. Но когда Ён в ответ одарил его многозначительным взглядом, Ран смилостивился, принимая это и позволяя Ёну, наполнив ложку лекарством, поднести её к своим губам. — Ты мог бы сказать Синджу принести мне лекарство позже, — заметил Ран, когда Ён поставил бутылёк на прикроватный столик. Что-то поднимается в груди последнего, когда младший произносит эту фразу. — Может быть, мне и правда следовало бы, — с горечью соглашается Ён, не произнося вслух, как сильно он заботится о Ране и хотел бы заботиться и впредь. Что толку от его изменившихся чувств, если его брат всё равно никогда не будет доверять ему снова? — Ты прав. — Ён сжимает в кулак свои вспотевшие пальцы. — Почему меня должно заботить, кто тебя приходит навестить? Мне совершенно безразлично, хорошо ли ты спишь ночами или мучаешься от бессонницы. — Он отворачивается. — Почему меня должно заботить… Эту фразу Ён оставляет незавершённой, в глубине души понимая, что не сможет себя заставить закончить предложение. А затем он уходит, решив для себя, что теперь уж точно никогда не вернётся снова. +++ — Говорят, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, — советует Синджу с улыбкой. Ён не уверен, что этот способ сработает с его братом: — Нэнмён? Синджу кивает: — Она сказала, что это самый надежный способ завоевать его сердце. Ён предполагает худшее: — Всегда остаётся шанс, что Ран в итоге швырнёт мне всё это в лицо. Синджу улыбается: — Не швырнёт. Он может быть кем угодно, но он не жестокосердный, особенно когда дело касается вас, Ли Ён-ним. +++ В глазах Рана появляется живой блеск: — Нэнмён? — А затем его лицо вновь принимает это выражение, словно он сейчас лимон съел, предназначенное специально для старшего брата. — Ты не был обязан. — Я не был обязан, — соглашается Ён. — Я захотел. — Впервые произнося вслух нечто подобное, он чувствует себя немного непривычно, а потому решает пояснить: — Я слышал, если кушать любимые блюда, быстрее выздоравливаешь… По крайней мере, мне так сказали. — И с этими словами он протягивает тарелку младшему. — Приятного аппетита. Ран принимает тарелку из рук брата, однако продолжает смотреть на Ёна широко распахнутыми глазами. — Ну же! Я не отравил эту лапшу, — ворчит Ён, раздражённый нерешительностью Рана. — Вообще я бы принёс тебе ещё немного вина, — продолжает старший, чувствуя себя чуть-чуть виноватым за свою вчерашнюю бестактность, — но я не знаю, можно ли тебе пить. Поэтому… — Откуда ты узнал, что я люблю нэнмён? Ён проходит мимо Рана, чтобы занять своё место на кровати последнего: — Скажем так, у меня есть свои способы. Ран идёт следом, призадумавшись, стоит ли верить брату или нет. Затем усаживается на кровать и принимается поглощать лапшу. — Я так же хотел тебе сказать, что… — начинает было Ён, но когда Ран отрывает взгляд от еды, чтобы посмотреть на него, теряет остатки смелости, за которые держался до сих пор. — Да? — Слушай… — Ён пялится на лапшу, как если бы та придавала ему сил произнести, наконец, это признание вслух. — То, что я сказал тебе тогда на крыше небоскрёба, что я жалею, что спас тебя… — раскаяние появилось на его лице. — Мне не следовало это говорить. Я вовсе не это имел в виду. Во мне говорила злость… — Жалеешь, что открыл не ту дверь, хён? — взгляд глаз Рана обжигал. В них было сомнение. В них была боль. Но в них не было и следа той обиды, которая обычно повалялась, когда Ран смотрел на него. — Если ты выбрал меня не из-за вины… — глаза Рана сузились до двух опасных щёлочек. — Ты открыл дверь случайно, не так ли? Я просто оказался ошибкой, которую тебе не посчастливилось совершить… — Я уже говорил тебе. Я не ошибаюсь в таких вещах! — воскликнул Ён. Неужели Ран так и не понял? Поймёт ли он хоть когда-нибудь? — Я пришёл туда за тобой. И всё это время я приходил сюда, потому что… — … чувствовал вину за то, что сделал много лет назад? — Да, — признаётся Ён, решая, что частично так оно и есть. — Хм… — хмыкает Ран, ставя миску с лапшой на свой прикроватный столик. — Мне жаль, — произносит Ён, хватаясь за эту возможность. — Мне следовало сказать тебе это давным-давно. Я никогда не хотел бросать тебя снова. — А! — лицо Рана мрачнеет. — Так я был прав. Всё это — суп, нэнмён, твоя забота обо мне — всё это лишь следствие чувства вины… — Ран-а… — И вот он я, думающий, что ты… — Ран-а… — Пожалуйста, уйди, — произносит Ран, и его голос убийственно нежен и холоден. — Оставь меня в покое. +++ Пожалуйста, уйди. Как сурово звучат эти слова. Должно быть так чувствовал себя Ран, когда Ён бросил свою прежнюю жизнь и отправился путешествовать, отрекшись от всего — от должности, от семьи — ото всех, кто верил в него, нуждался в нём, любил его. Не уходи. Пожалуйста… Он не обратил внимания, как Ран тогда умолял его не уходить, широко распахнув глаза. Но в то время Ён не видел ничего, кроме собственного горя. Не оставляй меня одного… Ён закрывает глаза в попытке прогнать эти воспоминания прочь. Если бы он только мог перестать думать о том, как повлияли его действия на брата, у которого не было никого больше в целом мире. Оставь меня в покое. Как же изменился теперь расклад дел! Это Ран, желающий, чтобы его оставили в покое; и Ён, чьё сердце не может оставаться в стороне. Наверное, это божественная компенсация, его наказание. Но… Есть ещё одна вещь, которую он должен сделать прежде, чем принять эту судьбу. Ран может никогда не нуждаться в нём, не хотеть его и даже не любить его, но он должен знать. И это должно случиться сейчас, а не позже. +++ — Хён! — он отходит в сторону, позволяя брату войти. — Я в порядке и снова на ногах. Теперь тебе больше не нужно сюда приходить. Ты мог бы побыть со своей женщиной, вместо того чтобы. Ран не заканчивает фразу и его пытливый взгляд требует объяснений, когда Ён закрывает за собой дверь и поворачивается к нему. Старший тянет руки к мужчине перед ним, радуясь, что тот снова пышет здоровьем. Но тупая боль в груди сводит на нет всё его облегчение, когда он вспоминает, что Ран не питает к нему ответных чувств. — Я пришёл, потому что… — Ён проводит рукой по волосам, и делает несколько бесполезных шагов, прежде чем снова вернуться к своим объяснениям. Почему это так трудно, чёрт побери? Мысли Ёна неизбежно уходят в сторону событий последних дней: его беспокойство за Рана, побывавшего в собственном кошмаре; его боль из-за того, через что Рану пришлось пройти; его зависть к воровке ожерелья и тому особому месту, которое девчонка занимает в жизни Рана — месту, которое однажды он сам занимал и потерял из-за своего порывистого, безответственного поступка. На протяжении многих лет он игнорировал своего брата, не удосуживаясь даже поинтересоваться, где Ран находится и всё ли у него хорошо. А когда они встретились снова, каждую минутку Ён тратил на непрестанные препинания с младшим. Придя же к Рану, недавно очнувшемуся от того кошмара, вместо принесения извинений, Ён вновь начал требовать от младшего благодарностей в свой адрес. Вместо того, чтобы успокоить его, старший лис угрожал Рану, что тот больше никогда его не увидит. Он угрожал человеку, боящемуся одиночества, самым большим его страхом. Теперь есть только один способ всё исправить. Настало время исцелить те раны, которые он словами и действиями нанёс своему любимому брату. Настало время очистить свою совесть и выполнить данные обещания. — Всё это время я продолжал приходить сюда, потому что ты мне небезразличен. — Настало время быть честным и готовым принять любой исход, каким бы он ни был. — Ты мне совсем небезразличен. — Твоя женщина тоже тебе небезразлична, — напоминает Ран, звуча несколько раздражённо. — Это так. Но с ней этим всё и ограничивается, — возражает Ён, изо всех сил стараясь уменьшить эту пропасть между ними. — Тогда как с тобой… — Что? — грубо уточняет Ран, хотя из его глаз исчезает привычное неверие, когда Ён не находит слов, чтобы выразить мысль. — Я пытался перестать приходить сюда, — признаётся Ён. — Но у меня ничего не вышло. Я не открывал ту дверь из жалости или вины. И это не было случайным совпадением, Ран-а. Если бы мне снова пришлось выбирать между тобой и ней, это был бы ты. Однажды это была она, но теперь я осознал, что… — Их взгляды встречаются, и в глазах Рана Ён видит поощрение, знак того, что старший не зря сюда пришёл. — Это всегда будешь ты, Ран-а. — Спасибо, что пришёл, — говорит Ран, и голос его полон непривычной мягкости. — Потому что, если ты уйдёшь… — И опять эта мольба во взгляде, которую он обращал к Ёну сотни лет назад. — Моё сердце будет снова разбито, хён. — Извини, — шепчет старший лис. И Ран сменяет гнев на милость. Для Ёна это становится ясным, как божий день, стоит только взглянуть в глаза младшего брата. В них и признание, и принятие ёновских извинений, и благодарность за то, что Ён вошёл в ту дверь и спас его жизнь. И это беззастенчивое восхищение, бывшее свойственным молодому Рану в отношении его хёна. И вековая тоска с невыплаканными слезами, что Ран держал в себе, молча тоскуя о любви, которой был лишён. Да, в этих глазах — безбрежный океан любви к его хёну. Дерзкой и искренней. Не принуждающей. И больше не желающей оставаться сокрытой. — Я больше тебя не оставлю, — клянётся Ён, обещая исцелить это сердце, однажды им же самим и разбитое. — Прости, что был резок с тобой, — отвечает Ран. — Я никак не мог отделаться от мысли, что ты это делаешь из-за вины, и я… — Это ты прости меня, — возражает Ён. — Но я понимаю, что никаких извинений не будет достаточно, чтобы искупить содеянное. И… — Его сердце трепещет, готовое выскочить из груди в этот миг. — Есть кое-что ещё, что я должен тебе сказать… — Я люблю тебя, хён, — опережает его Ран. Утопая в глазах младшего, Ён подходит ближе: — Я тоже люблю тебя, Ран-а. А потом он делает то, чего так давно желал. Он целует Рана.