Часть 1
7 декабря 2023 г. в 21:18
Ему было странно видеть её такой. Непривычно. Но он легко адаптировался, меняя маски, как... нет, перчатки он так часто не менял, золото рукавицы привлекало внимание, и его руки, точно магические огни, влекли к себе заблудших.
Но эта женщина заблудшей ему казалась едва ли. Потерявшей память, потерявшей то, чем она была раньше? Несомненно. Но не заблудшей. Её спутники инстинктивно внимали каждому её движению, и эта аура силы, исходившая от неё, практически пульсировавшая, никуда не делась. Казалось, её компаньоны выступят перед ней живым щитом прежде чем она сложит пальцами первые магические знаки, и, о, как хорошо он знал это чувство. Власть, которую не нужно декларировать словами. В его груди сворачивался горячий давящий узел, стоило ему вспомнить отдельные моменты их, как он сам выразился, богатой истории.
Что может быть более пьянящим, чем держать в своих когтях пламя, ревущее и бушующее, но не способное обжечь тебя? Что могло быть красивее власти на грани поражения, когда губы этой женщины изгибались на первых словах заклинаний, как судорожно она выдыхала, когда из её ладоней вырывался огонь, когда Плетение подчинялось ей, извиваясь под её прихотями? Только то, как сжимались его пальцы на её горле. Только то, как широки были его собственные глаза, когда по его коже растекалось пламя, окутывающее и удушающее.
Отродье Баала. Горташ был бы последним, кто побоялся такого риска, связаться с такой женщиной. И он был всем — стратегическим гением, строгим хозяином, сила и власть читались в каждом его движении, и кто, как не чудовище — его чудовище — пожелало бы этого?
Его память услужливо напоминала ему об их последней слабости; от него пахло вином и он был опьянен успехом, от неё, как и всегда, железом и дымом, и всё же он не мог надышаться ей — она источала силу и жажду; и Горташ помнил, как его забавляло её недовольное лицо, когда золотые когти впивались в её талию под бордовой чародейской робой; они были почти победителями и они были предвестниками, и Горташ мог сказать ей, что они будут править и они будут богами, но вместо этого смеялся каждый раз, когда она оступалась в спонтанном танце в его кабинете, на который одни только дьяволы могли бы объяснить почему она согласилась. Он никогда не давал ей поблажек — и она никогда не позволяла ему такой милости. Никакой пощады, — сказал он возле её виска, и с её языка сорвалось шипение гадюки... задыхающейся гадюки.
И всё же теперь она была иной — взгляд, не знающий милости, руки, не имеющие представления о ласке, рефлексы чудовища, нет, этого не было, её глаза были глазами человека, измученного кошмарами, но привыкшего справляться с чужими раньше, чем со своими собственными; её движения были вдумчивыми, словно она холодно оценивала каждый свой шаг, а её пальцы постукивали по посоху в почти нервной манере, она опиралась на него так, словно бы привыкла немного прихрамывать.
Горташ с трудом справлялся с странным чувством того, что он одновременно знал эту женщину с ног до головы, знал всё, что её определяло и составляло, и в то же время — во имя Девяти Преисподних — впервые её видел.
— Твоё сердце смягчилось, как я заметил, но я могу это понять. И всё же выслушай меня, — он слегка склонил голову, но его голос не дрогнул; она легко поддавалась, если начинать с настойчивой просьбы. Её всегда было легко подкупить осторожным словом и кажущейся логикой. Вот он, прямо перед тобой, не прячется, сверкает, как и всегда — пожалуйста, выпусти своё пламя, только зачем идти сложной дорогой, кончающейся несомненно бездной, если можно принять знакомую — пусть даже подсознательно — руку, и позволить незаметно себя повести к нужной цели? Выгода. Расчёт. Его взгляд не смягчился, когда она покачала головой, и всё же он почувствовал щемящее чувство узнавания, когда её рыжие волосы скользнули по открытой шее. — Наконец-то ты вернулась ко мне. Мы можем снова быть... союзниками.
Он, конечно, сделал такую паузу и чтобы смутить её, и чтобы сбить с толку тех, кто позади неё. Разделяй и властвуй. Заставь её поверить в то, что пытаться уничтожить того, кто был тебе дорог, плохая идея, особенно, если это и впрямь было так. Заставь их поверить, что они её совсем не знают — но он знает, о, естественно.
Её пламя обжигало его лишь столько раз, сколько он этого хотел, и он почти без опаски сделал шаг на встречу. Золото его рук сверкнуло в солнечных лучах, пробившихся через высокие окна, и он наконец-то поймал её взгляд на своих пальцах.
"Попалась", подумал Горташ, когда она наконец заговорила. Тысяча вопросов, и на каждый у него есть ответ, легкая помощь, подталкивающая рука — кулак из золота со стальной хваткой, готовый стиснуть в любой момент.
— Поднимись в мой кабинет, когда что-нибудь узнаешь, — наконец покровительственно заметил Горташ, когда его тихие слова могла услышать только она. Его плечо задело её, и когда она посмотрела в его глаза, и Горташ уже знал, что как только за ней закроется дверь в его комнаты, кулак можно будет сжать.