Холодная вода в жаркий день

День был жарким, дорога перед Тоттой — белой и пыльной, она пролегала среди тянущихся полосами полей, пастбищ и ухоженных зарослей орешника. И все это выглядело слишком тихим и пустынным. На полях должен был бы пастись скот, в лесах — довольно хрюкать свиньи, женщины с прялками могли бы прясть у домов, пока вокруг них играют дети. Он бросил взгляд на поднимавшиеся позади — слишком близко — столбы черного дыма и ускорил шаг. Вот почему женщины ушли, стада отогнали в безопасное место и даже свиней не было видно нигде. Крестьяне этих земель бежали в страхе от Морских волков, которые убили их лорда Беорхтнота и его дружину вместе с ним. Сейчас, под ярким солнцем среди золотых ячменных полей, казалось странным, что по пятам его следует Тьма в человеческом облике: безжалостные воины, что будут убивать, жечь и рушить ради того, чтобы нагнать страх на богобоязненных людей. Будут убивать не ради пищи, земли или даже Бога, но в надежде на добычу. Старые истории о героях Севера, что прогнали некогда прочь рабов-валлийцев и заняли их землю для себя, были хороши, когда слушаешь о них песни в таверне или у очага. Они казались тогда не слишком настоящими. Тотта никогда прежде не видел битв: он только слышал, как о них поют. Первое, что он увидел на поле боя в глубокой ночной тьме, были тела павших, и он искал среди них своего лорда. Они довезли тело Беорхтнота, сына Беорхтхельма, до аббатства Эли, чтобы монахи его погребли. Если Эли еще существует, конечно. Возможно, да. Аббатство находилось севернее Мэлдона и поля боя. Может быть, волки еще не добрались туда. Если только новые корабли не пришли за добычей с востока... Он, конечно, видел смерть раньше. Но тел на поле было слишком много. И лежали они так неподвижно... Горло у него пересохло. И ров вдоль дороги, и каменистое русло, по которому всегда бежал через луг ручеек, были теперь желтыми и сухими от летнего зноя. Он хорошо знал эту дорогу. Раньше она вела к дому, но теперь дом разграбили и сожгли. Лучше бы он ушел из Эли вместе с Тидой. Но Тида решил, что враги движутся к Ипсвичу, поэтому Тотта отправился к своей семье... Тида ошибся. К счастью, некоторые жители деревень бежали и встретят его там, впереди, — если он сможет прийти с войском короля, что стоит в королевском городе на реке Темзе... На небольшой ферме к востоку от дороги должен быть колодец с холодной водой, но с востока могли скорее всего появится и Морские волки. Не стоило тратить время на отдых. Лучше продолжать путь. Дорога впереди делала крюк, огибая низкую болотистую луговину, полную зимой непроходимой грязи но сейчас земля была сухой, и среди пожелтевших камышей и зарослей ив тянулась узкая тропка. Возможно, там, за ивами — пруд. Тотта сошел с дороги и побрел по сухой тропе в тени ивняка. Идти здесь было прохладнее, в зарослях купыря гудели пчелы и мошкара. Вскоре тропинка раздвоилась. Один путь шел вниз и действительно вел к воде, но здесь недавно прогнали спасенный скот. Воду в пруду замутили, со дна поднялась грязная взвесь, весь берег был испещрен следами копыт. Велика должна быть жажда, чтобы пожелать здесь напиться. Пока спустишься к пруду, сам будешь в поту и в грязи, а у Тотты осталась при себе только та одежда, что на нем. Тотта вздохнул и решил, что он еще не настолько хочет пить. Он выбрал другую тропинку: ту, что вела вверх, петляя среди остатков древних разрушенных стен, густо заросших в тени деревьев папоротником. В другое время он бы насторожился. Такие места по ночам становятся прибежищем для троллей и выходцев из ада. Но сейчас солнце стояло высоко. Опасней было повернуть назад и наткнуться на язычников с топорами, чем продолжать путь. По крайней мере, судя по солнцу, шел он в правильном направлении: на юго-восток, к большой реке и королевскому городу на ней. В воздухе витал необычный запах: как будто была весна и распустились колокольчики. Странно, сейчас середина засушливого августа, и колокольчики давно отцвели. Вдалеке он услышал что-то похожее на песню под звуки арфы. Впереди виднелось нечто — не камень и не скала, — и, подойдя ближе, он понял, что это шатер. Довольно высокий, из дорогой красной ткани. Такой мог принадлежать элдормену, но вокруг не было заметно стражи — странное решение. Тем более странно для элдормена было встать лагерем на этом пустынном скалистом склоне, среди давно покинутых и заросших руин. Владелец подобного шатра был конечно не тем, кого Тотта стал бы тревожить, но где-то рядом должны найтись стражи и слуги, — кто-нибудь подаст чашу воды или кубок пива одному из верных людей элдормена Беорхтнота... Кто-то вышел из шатра, и внезапно Тотта с ужасом понял, что он один среди этих древних руин, которые без сомнения построили некогда великаны. Стоящий перед ним был выше любого из виденных им людей, на нем была одежда странного покроя, украшенная драгоценными камнями по воротнику и запястьям, а его глаза... В них горело адское пламя. Тотта в ужасе развернулся, чтобы бежать, запнулся о куст папоротника и растянулся во весь рост. Дыхание перехватило. — Добрый день, — сказал незнакомец. — Ты ушибся? На поясе у него был непривычного вида меч — но главное, что не в его руке! Тотта с трудом вдохнул. — Я... в порядке, слава святой Осгите! — ответил он, что дало ему хороший повод перекреститься. К его удивлению, при звуке святого имени незнакомец не растаял в воздухе и не пустился наутек. — Я не думал, что кого-нибудь тут встречу. — Ты и не встретил бы, если бы я не захотел, — ответил он, протягивая тонкопалую руку. — Ну, вставай. Я хочу узнать, что происходит в этих землях. Ты расскажешь мне, что знаешь, и в знак дружбы разделишь с нами трапезу. Тотта смотрел на него. В некоторых историях говорилось, что принимать пищу и питье от эльфов нельзя никогда, что они приносят болезни и вообще немногим лучше демонов. Но в других историях сказано также, что совет эльфов приносит удачу, дары же их и расположение не стоит отвергать. А это был, несомненно, эльф. Дело не только в сиянии глаз, — такого красивого лица Тотта еще не видел, и притом оно не было ни молодым, ни старым. Темные шелковистые волосы падали на грудь, а на сильных запястьях были браслеты с каменьями и странными узорами, каких Тотте прежде видеть не доводилось. — Я не причиню тебе вреда, — продолжил эльф, не дождавшись ответа. — Клянусь в этом твоей святой Осгитой. Что ж, это определенно не демон, и он предлагает честный обмен: вода и пища за новости. Мысль о воде была наиболее соблазнительной. Тотта приподнялся, взялся за протянутую руку и с ее помощью встал на ноги. * * * Круглое лицо, перепачканное пылью и слезами, с красными отметинами, показывающими, что он более не мальчик. Никакого меча, лишь короткий нож на поясе. Язык изменился с тех пор, как Феанор последний раз слышал его, но не до неузнаваемости. Новую версию из разума юноши усвоить оказалось довольно легко. Любопытно будет оценить перемены, произошедшие с того времени, как Феанор последний раз разговаривал с людьми здесь же, на западных берегах. Неуклюжий, в потрепанной куртке. Кудрявые волосы мышиного цвета. Общее чувство тревоги. И все же было в этом человеке что-то особенное, какой-то след песен и историй вокруг него. — Морские волки идут, — произнес юноша, как будто только что вспомнил об этом, и оглянулся через плечо. — Не сюда, — уверенно сказал Феанор. — Здесь, среди зарослей папоротника они пройдут мимо, даже если будут на шаг от тропы. Но я хотел бы услышать о Морских волках. Мое имя Феанаро. Как называть тебя? Люди порой неохотно сообщали свои имена. Говорили, что с ними можно сотворить какое-то колдовство, хотя Феанор так и не удосужился выяснить, какое именно и как оно работает. — Тортхельм, — ответил юноша, а затем испугался — видимо, оттого, что забыл, как имена людей могут быть использованы против них. — Меня называют Тотта, — добавил поспешно. — Тотта. Рад встрече с тобой. Нерданель, — позвал он. — У нас гость! Нерданель появилась из шатра с альбомом для набросков в руке. — Вижу, — сказала она. — Хорошо. Сейчас как раз время обеда. Найди что-нибудь из еды, Феанаро, а я принесу напитки. От вина Тотта отказался, но, с благодарностью усевшись среди папоротников, жадно выпил чашу холодной воды, а затем еще одну. Нерданель принесла ему кувшин и налила вина себе и Феанору, который в это время отправился за лепешками, копченой олениной, сладким луком с приправами и сушеными фруктами. Вообще-то говоря, Нерданель была королевой нолдор и имела таким образом право печь лембас для путешествий. На практике она пекла его только три раза, чтобы доказать, что умеет, а затем объявила, что выпечка — это не то искусство, которое ей нравится, и в любом случае она выходила замуж за Феанора, а не за его корону. Феанор после этого несколько раз делал лембас для себя, но обнаружил, что выпечка вызывает у него чувство вины. Лембас в королевском доме традиционно считался женским делом, и, хотя не было никакой реальной причины, почему его не может сделать любой, кто умеет приложить правильные навыки к процессу выпечки, он не мог избавиться от легкого ощущения тревоги. Мать — казалось ему, — это бы не одобрила. В конце концов Нерданель твердо заявила, что они могут замечательно обойтись без лембаса. Им не требовалось есть так же много, как в юности, их тела так или иначе потихоньку истаивали, превращаясь в воспоминание. Память тела все еще могла ощущать радость, любить, испытывать любопытство, и потому после стольких лет они все еще возвращались время от времени в Средиземье, чтобы побродить немного по Круглому Миру, в землях, что изменились до неузнаваемости с тех пор, как они знали эти земли. Чтобы поговорить с людьми и услышать языки Вторых детей, унаследовавших их край. Временами Феанор по-прежнему удивлялся, что же задумал Эру, отдавая этот мир людям в наследие. Кажется, они навели в нем замечательный беспорядок. Он положил еду на деревянное блюдо и вернулся с ним к шатру, чтобы не пропустить новости от их гостя, сидевшего на древней замшелой стене. Тотта, соблюдая приличия, вскочил на ноги при приближении Феанора и поклонился ему. Нерданели удалось убедить Тотту, что о положении страны им неизвестно ничего, и он охотно поведал свою историю. — Морские волки пришли из-за моря, из Дании, — рассказывал он, неопределенно взмахнув рукой в направлении скорее севера, чем востока. Другой рукой он крепко сжимал лепешку с олениной и луком. Кажется, их гость сегодня еще не ел. — Они пришли, чтобы ограбить землю и увезти богатства Британии на своих длинных кораблях. — Но зачем? — спросила Нерданель. — Что они надеются добыть? — Золото, каменья и любые богатства, какие найдут, леди, — ответил Тотта, казалось, несколько озадаченный ее вопросом. — Они грабители и язычники, они крадут даже святые реликвии только ради золота ковчегов — из любого места, которое не защитят надежно. — И поэтому ваш народ решил надежно защититься? — уточнил Феанор. — Мой лорд Беорхтнот — решил. Он был элдорменом Эссекса, — гордо добавил Тотта. — Судя по всем рассказам, грабители предложили мир в обмен на дань. Но мой лорд Беорхтнот на это не согласился. Он выступил, чтобы встретить их, и все силы Эссекса вместе с ним. Но увы, он пал в бою, и дружина его рядом. Это было четыре дня назад. — Мне грустно слышать это, — произнес Феанор. — Земли теперь беззащитны перед Морскими волками? — Есть еще король, — пояснил Тотта. Феанор посмотрел на него вопросительно. — Король Этельред, то есть король Уэссекса. Говорят, он в Королевском городе на реке и готов защитить свой народ. Но Беорхтнот был именно нашим правителем, в восточных землях. Главой он был превыше увенчанных короной Шеломов вражьих, был тверже духом И сердцем чище, чем точеные мечи Испытанные в битвах, был он дороже злата. Вождь безупречный В войне и мире, праведный судья, податель щедрый, подобный государям златых времен, он этот мир покинул. Любимый Беорхтнот, взыскуя Божьей славы, Ушел от нас… — Ты ведь написал это сам, правда? — вежливо спросила Нерданель. — Я это сложил. — В голосе Тотты звучала гордость. Затем он припомнил что-то и покраснел в смущении. — Я думал... казалось, все было кончено, когда он умер, и потому была нужда в песнях. Но Морские волки все еще здесь. Они грабят земли и тащат все, что только найдут. Они разоряют церкви, они сожгли деревню, где жила моя семья. Вот почему я шел здесь один: я встретил их там и... и ничего не мог уже сделать. Их было слишком много, этих волков. А у меня не было меча. — Нет никакой пользы в том, чтобы пасть в бою с превосходящим врагом. Сохрани свои силы для битвы, где у тебя будет надежда победить, — ответил ему Феанор, а Нерданель на мгновение обняла его за плечи. — Этот совет — от сердца, — сказала она юноше. — Этого же хотел бы от тебя твой лорд Беорхтнот, ведь правда? Вдруг Тотта встревожился и неопределенно взмахнул рукой . — Я не знаю, — пробормотал он. — В Эли говорили, что это из-за его офермода... Феанор нахмурил брови. — С этим словом я, кажется, незнаком. Ему не удавалось до конца понять значение из образов, проносившихся в разуме Тотты, когда тот произносил слово. Наконец Тотта пояснил: — Это значит... гордый, как Сатана. Тот, кто пожертвует всем ради гордыни и совсем не позаботится о последствиях. Обреченный гордостью, вот как можно сказать. Феанор задумчиво взглянул на Нерданель. — Я ничего не говорила, — отозвалась она. — Во всяком случае, теперь я не думаю, что ты таким был. Или был, но не до конца. Феанор поднял бровь, озадаченный, а Тотта в это время продолжил, сосредоточенно хмурясь: — Это потому, что он позволил им пройти через брод. Морские волки приплыли по реке Блэкуотер и не могли высадиться из-за топких берегов. Вместо этого они высадились на острове, который соединялся с берегом бродом. Узким, скользким и грязным перешейком, я видел тот в лунном свете, когда мы позже отправились искать его тело... Так что люди из Эссекса стояли на берегу, а Морские волки на острове, и мой лорд позволил им перейти на берег, чтобы битва была честной. И потому они говорят про его офермод и что он со своими людьми погиб из-за этого. — Хорошо, теперь я поняла, — кивнула Нерданель. — Это действительно не выглядит очень мудрым поступком. Феанор возразил: — Думаю, все зависит от обстоятельств. Ты говоришь, что Морские волки прибыли на корабле и высадились на остров? Что тогда мешало им вновь отплыть на корабле? — У реки на всем протяжении топкие берега, оба, — ответил Тотта. — Они не смогли бы вплавь добраться туда, где встали люди из Эссекса: они бы застряли в грязи и стали легкой добычей для стрел. — Ты не понял меня, — возразил Феанор, и Тотта опустил тревожно расширившиеся глаза. Феанор постарался говорить спокойно: — Вот моя мысль: почему они вообще решили приплыть именно к Беорхтноту и его людям? Вся эта земля окружена морем и на ней много рек, гаваней и заливов, так ведь? Что мешало им снова отправиться в море и затем напасть на какую-нибудь незащищенную деревню дальше по берегу? — Ничего, — с озадаченным видом ответил Тотта. — Хорошо. Давай предположим, что твой лорд мыслил здраво. Он мог немного задержать на острове своих врагов, но не был в силах помешать им отплыть и ударить еще где-то, там, где люди более уязвимы. Перейди он сам этот брод, он поставил бы своих людей в очень невыгодное положение. Итак, мне не кажется слишком глупым или слишком гордым позволить врагам пройти по броду до места, где будет честная битва. — И все же он погиб, — заметила Нерданель. — Ты осуждаешь его за это? Нет ничего постыдного в том, чтобы пасть в битве с более сильным врагом, — Феанор улыбнулся ей, показывая зубы. Она сощурилась от удовольствия и улыбнулась в ответ. — Если нанести ему сильный урон, враг по крайней мере ослабнет и сможет в дальнейшем причинить меньше вреда. Но ты не сможешь поразить врага, если стоишь на безопасном расстоянии и отказываешься принять бой, или если тебя нет в нужном месте, чтобы встретиться с ним. — Ты не сможешь поразить его также и если ты твои воины мертвы, — практично заключила Нерданель. — В самом деле, ставки высоки. Но я думаю, стоило хотя бы рискнуть. Несомненно лучше, чтобы эти Морские волки встретили опытного вождя и его воинов, готовых к битве, чем пришли, готовые к войне, в какое-нибудь мирное селение и напали внезапно. — Судьбу пытал он и смерть принял, — грустно произнес Тотта. — И все же Морские волки пришли, как когда-то давно его пращуры, саксонские лорды, которые отплыли из Ангельна на востоке и разбили валлийцев, завоевав земли и основав королевства. Нерданель недовольно наморщила нос. — Я помню. Помню, когда завоевателями с востока был саксы, и времена до того помню тоже. Тотта посмотрел на нее с внезапным удивлением. — Мы очень стары, — мягко ответила она на незаданный вопрос. — Старше, чем ты можешь представить. Мы приходим сюда время от времени, и все, что было ранее, нам известно. — И все же, — обратился к ней Феанор, — хотя во всех них перемешаны тьма и свет, еще существует честь и имя, что не раз помянут в песнях. Нерданель встретилась с ним взглядом. — До конца Арды? — спросила она. — Возможно, — ответил он, улыбнувшись ей. — О нем будут помнить из-за его офермода, Тотта, но я скажу тебе, что лучше сражаться против тьмы, чем слишком беспокоиться о том, что после станут говорить те, кого там не было. Тотта кивнул. — Я думаю, мой лорд сказал бы: «Лучше остаться в песне, чем вовсе забытым». — Что ты будешь делать теперь? — спросила юношу Нерданель. — Кажется, ты говорил, что идешь к королю? — Больше мне некуда идти. Морские волки сейчас повсюду в Эссексе, а Беорхтнота нет боле. Когда я туда доберусь... не знаю. Думаю, постараюсь найти себе службу у нового лорда. Новый лорд будет похуже прежнего, но в Эссексе осталось мало героев, подобных Беорхтноту. Вянут песни, мир захирел. — Финроду он бы понравился, — сказала Нерданель на квенья. — Его сердце полно песен. — Он смертный человек, каким бы ни было его сердце. Его место среди людей, — ответил Феанор, хотя у него мелкнула та же мысль, и Нерданель об этом знала. — А твое место было в Чертогах Мандоса до конца мира, — сказала она с улыбкой. — Но я рада, что ты не там. Он привык следовать за лордом, которого другие считают безрассудным. Тотта недоуменно смотрел на них. — Моя супруга советует мне сделать тебе предложение: присоединиться к нам, — обратился Феанор к нему на языке этих земель. — Не об этом ли ты мечтаешь? Мы скоро уйдем отсюда, отправимся в наши собственные земли и не вернемся еще много людских жизней подряд. Ты можешь уйти с нами, если пожелаешь, и сочинять свои стихи для эльфов; нам нравятся такие вещи, и мы можем научить тебя большему. Я — король Мудрых Эльфов, и я предлагаю тебе вступить на службу. Но если ты пойдешь с нами, то уже не увидишь свой народ вновь. Тотта посмотрел на него, затем на Нерданель, глаза распахнулись широко и беспокойно. — Отправиться в землю эльфов... Но ведь это означает — погубить мою бессмертную душу. — Нет, — ответил Феанор. — Никто не может забрать Дар Людей, и мы не смогли бы лишить тебя его помимо твоего желания, даже если б захотели. Ты можешь отправиться с нами, если пожелаешь, но твой дух и твоя смерть останутся твоими собственными. Тотта задумался. Он обернулся, взглянув на восток, откуда пришли разорители с яростью и огнем, потом покосился в сторону Эли, где монахи осуждали безрассудство Беорхтнота. Снова взглянул на эльфов: свет в их глазах, золото на запястьях, — и решил, что такая возможность выпадает лишь раз в жизни. — Да, — сказал он, — я с радостью пойду за тобой, король Феанаро. *** Был в теплый августовский день, и в деревне Эльведен в воздухе разливался запах лаванды и сосен; перед кирпичными домами красовались горшки с геранями. С A11 невдалеке долетал неумолчный гул машин, а в вышине звенела песня жаворонка. — Он пришел часа в три дня, — рассказывала молодому полисмену хозяйка эльведенской гостиницы. — Было заметно, что ему нехорошо. Шел, опираясь на палку, да и возраст… Лет девяносто, наверное. Нет, раньше я его не встречала. Наверное, кто-то его высадил. Мы проверили машины... Сел вон там у окна, я спросила, что ему нужно. Не хотелось, чтобы он ошивался тут у бара и падал, понимаете? Он попросил только стакан воды, почему нет, мы не были особо заняты, вторник же. Потом... может быть, часа через два, я заметила, что он все еще там, и что... в общем, он уже мертвый. Как будто просто сидит под окном на солнышке. Он очень вежливо попросил у меня воды. Немного с акцентом. Я думаю, он, может, из Дании. Ну и одежда. Необычная такая. Все эти вышитые звезды. Очень приличная, я имею в виду. — Не худший способ умереть, — сказал юный бобби, и хозяйка гостиницы закивала. — Наверняка у него где-то здесь есть семья. Мы наведем справки.