Олимпиада 22

— Иди ко мне, — Медведева протягивает вперёд свои тёплые ладони. Рвано вздыхающая в дверном проёме отельного номера Тутберидзе, проглотив комок скопившихся внутри солёных капель, делает навстречу шаг и тут же оказывается в круге любимых рук. Тонкие пальцы мгновенно ныряют в блондинистые волны, а молодое девичье тело со всепоглощающей лаской принимает подрагивающего от слёз тренера в свои объятия. Женщина даёт волю эмоциям, так упорно и мучительно зревшим в её душе на протяжении последних двух недель. Из горла вырывается что-то похожее на разочарованный стон, а уставшие глаза успевают намочить хлопковую рубашку бывшей подопечной горячими слезами. Заботливые руки Жени поглаживают прильнувшую к груди голову Тутберидзе, а губы оставляют на светлой макушке влажные поцелуи. — Ну всё, всё, тише. — Я… — Устала, — заканчивает Медведева, плавно раскачиваясь с прижатой к себе женщиной из стороны в сторону. Получив в ответ тяжёлый смиренный выход, оставивший на мягком плече шлейф родного тепла, девушка лишь сильнее обнимает дрожащее тело, стараясь передать через этот контакт как можно больше хранящейся в сердце нежности. — Я уже… — Больше не можешь, — вновь продолжает то, что пытается донести до неё тренер. Встречается с парой заплаканных глаз, в которых находит остатки немой благодарности за понимание, ещё слабо теплящейся в уставшем взгляде. — Я знаю. — Прости. Девушка вновь возвращает острые плечи в тепло своих рук, запечатывая полный заботы поцелуй на пульсирующем виске. Проводит ладонью по тощей спине, спускаясь ниже по складным позвонкам. Родные пальцы принимаются массажировать напряжённые мышцы в надежде избавить Тутберидзе хотя бы от физического дискомфорта. Нежные нажатия в районе поясницы заставляют женщину ощутить пробегающие по телу мурашки и немного расслабиться. Спокойствие, в котором она сейчас нуждается как никто другой, пока не побеждает, но усердно сражается с поглотившей сознание неясной тревогой. — Я вскипячу чайник, пойдём. Быстро кивая в попытке выразить согласие, Этери успешно продвигается в глубь номера под руку с девушкой. Обеспокоенная состоянием тренера, Медведева старается создать вокруг располагающую к такому необходимому разговору по душам атмосферу. Она помогает женщине удобно устроиться на гостиничном диване, а сама отправляется на кухню исполнить обещанное и заварить им обеим горячий чай. В этот раз выбор падает на улун, предлагающий почитателям этого сорта ощутить лёгкий цветочный привкус с терпкими молочными нотками. Пока электрический прибор не оповестил хозяйку о готовности кипятка к употреблению, фигуристка внимательно изучает сидящую напротив разбитую обстоятельствами и замученную мыслями Тутберидзе. Прикрыв вспухшие и покрасневшие от слёз глаза, Этери опустила голову на ладонь согнутой в локте руки. Белые кудри упали на похудевшее от стресса прекрасное лицо, заставляя Медведеву судорожно вздыхать при виде такой уютной и родной женщины. Всё заполняющее ее душу тепло вынуждает сорваться с места и приблизиться к столь желанному телу. Ощутив знакомые прикосновения в области колен, Тутберидзе мгновенно опускает холодные пальцы на поглаживающую её ногу девчачью ладонь. Сжимает. Выражает в этом жесте все скопившиеся за время разлуки чувства к ней, награждая слабой, но внушающей доверие улыбкой. Женя улыбается в ответ, продолжая поглаживать большим пальцем тыльную сторону женской ладони. Они купаются в минутах этой нежности до тех пор, пока чайник не издаёт характерный щелчок, означающий, что пришло время садиться за стол переговоров. В полной тишине тренер и бывшая спортсменка проходят на маленькую, супер компактную для такого, казалось бы, просторного номера кухню, где каждая на мгновение погружается в собственные мысли перед предстоящим диалогом. Молчание, на удивление, первой прерывает Этери, уже сидя напротив брюнетки с кружкой обжигающего напитка в руках. — Звонили из Федерации. Медведева поднимает встревоженный взгляд на женщину, пытаясь воссоздать в своих мыслях самые пугающие исходы произнесённой ею фразы. — Я не взяла трубку. — Правильно. Незачем выслушивать то, что они и так, очевидно, тебе скажут. Ты же понимаешь, что там никто ничего не может знать о всех ужасах свалившихся на нас трудностей? — Меня на куски разорвут, Жень. — Тишину, образовавшуюся в результате озвученного Тутберидзе обстоятельства, заполняли только противный скрежет ложки о дно каждой из чашек и редкое шмыганье носом. Что ответить — фигуристка не знала, как продолжить — тренер не догадывался. Правда и её вес были очевидны здесь каждому, однако мало кто за пределами спортивной индустрии мог быть в курсе всех нюансов произошедшего. Да что там «за», даже внутри коллектива в эти дни мучительного ожидания судьбоносных решений многие не выдерживали и выдавали что-то в роде: «Может, хватит притворяться? Скажи, как всё есть на самом деле. Нам всем нужна правда, Этери». Больнее всего подобные обвинения было слышать от близких людей, о чьём предательстве и недоверии ты никак не мог предполагать. Собравшись с силами, женщина всё-таки вынесла себе роковой приговор. — Уже разорвали. Ты видела, что обо мне пишут в твиттере? — С каких пор ты читаешь, что постят в твиттере? — С тех самых, как меня там дружно ненавидит весь мир. — Её голос, суровый и крепкий, натренированный за годы работы кричать без остановки и так громко, чтобы его твердость и настойчивость можно было ощутить на противоположном конце ледового дворца, сейчас дрогнул, казалось, впервые за долгое время. В нём доводилось заметить те самые пакостные нотки, которые Снежная Королева усердно прятала в глубинках своей души и не позволяла слышать никому, кроме одного единственного человека. Девушки, сидящей напротив. Невзирая на уровень душевной близости, выстроенной между этими двумя, даже Женя Медведева не часто являлась приглашённым гостем крупных истерик и нервных срывов Тутберидзе. А то, что на данный момент получалось прослушать в голосе и просмотреть во взгляде женщины, более всего походило на начало чего-нибудь похуже и посерьёзнее обычного выплеска скопившихся эмоций. — Этери, сколько раз на дню ты объясняешь своим фигуристкам, что не следует читать комментарии в интернете? — похолодевшая от заполнившего комнату напряжения ладонь девушки точно вцепилась в дрожащую, так и не согревшуюся с момента прихода Этери руку. Стараясь совладать с рвущимися наружу эмоциями от переживаний за женщину, Медведева всё же пыталась здраво рассуждать, а не идти на поводу у страха и нервов. — Тебе ли не знать, что диванные критики даже малейшего представления не имеют о внутренней кухне спортивной жизни? Какие выводы они могут делать, основываясь лишь на собственном опыте, ничего общего не имеющем с работой тренера по фигурному катанию и карьерой завоевательниц наивысших титулов всевозможных соревнований? Подумай, — Женя сильнее сжала тонкие пальцы тренера, давно разорвавшего с ней зрительный контакт и безуспешно пытавшегося найти на дне кружки хоть что-то, способное дать ответы на волнующие разум вопросы, — кто делает эти твиты и распространяет по сети ложную информацию с кричащими заголовками? Жёлтая пресса и… — И ещё десять тысяч человек, обвиняющих меня в положительном допинг-тесте Камилы Валиевой, проигрыше Трусовой, анорексии Липницкой, Твоём серебре. И ещё в тысяче поломанных мною рук, ног, спин, судеб. — Этот тон, пугающий гораздо сильнее любого, даже самого громкого и противного крика, обезоружил фигуристку своей искренней разочарованностью. Немое смирение, поселившееся внутри женщины ещё до прихода к Медведевой, теперь обрело свой голос. Голос правды. — Я вижу и знаю всё, что обо мне думают уже многие годы, но сейчас — это удар под дых. Это последний поворот ножа в спине, после которого обычно больше не слышно вдоха. — Не говори так, — видеть Тутберидзе настолько разбитой, читать в её пустом стеклянном взгляде не просьбу — мольбу о конце того ужаса, который поглотил всю российскую сборную на Олимпиаде в Пекине, было невыносимо больно. Слышать надрыв в голосе, видеть надлом всегда отличавшегося стойкостью духа, не иметь возможности остановить поток дерьма, льющегося из социальных сетей от не привыкшего к рациональному мышлению населения своей же страны, — вот что значит чувствовать себя по-настоящему беспомощной и бесполезной. Не способной уберечь свою самую большую любовь от страшного, невыносимого кошмара, в который её втянули кому-то явно играющие на руку обстоятельства. Но Женя умела любить. Жизнь научила девушку быть рядом с теми, кто нуждается в её непосредственном присутствии, и только это сейчас могло вытащить Этери с глубокого, склизкого эмоционального дна, пробитого уже, казалось бы, насквозь. — Ты знаешь, что это не так. Я знаю. И ещё каждый, кто хотя бы немного разбирается в правилах «боев без правил» на ринге международных, мировых соревнований. Кто понимает, что борьба не на жизнь, а на смерть заставляет людей переходить к отчаянным действиям, способным обеспечить им внутреннее спокойствие и уверенность в своём мнимом, но гарантированном успехе. К сожалению, большая часть любителей какого бы то ни было спорта хоть и является безбашенными фанатиками, но разбираться в причинах и сутях, докапываться до истины или хотя бы не делать поспешных выводов желания не имеет. Ты слышишь меня, Тери? — полные испуга, несмотря на твёрдую веру в истинность произносимого, и томительного ожидания глаза Медведевой увеличились, казалось, до невероятных размеров. По-прежнему сжимающая пальцы тренера рука нервно подрагивала, норовя выдать волнение снаружи уверенной в себе девушки. Получив удручающий, но, вроде как, постепенно смиряющийся с выслушанным и услышанным вздох, фигуристка позволила себе слабую улыбку. — Поцелую? — Прости меня, прости, я не должна была, я… — Ну тише, перестань. — отзвуки прерывистого женского дыхания распространялись, видимо, не только по площади гостиничного номера Олимпийского отеля, но и по всей территории безутешно рвущегося наружу сердца фигуристки. Переживать за кого-то, кроме себя, всегда казалось девушке более сложным и эмоционально подавляющим. Однако она даже представить не могла, насколько невыносимо может болеть душа за самого близкого и дорогого человека. Обойдя вокруг стола и приблизившись к любимому телу, Медведева медленно, будто в очередной раз спрашивая разрешения, опустилась на колени к женщине. Рассчитывавшая на долгожданную встречу с манящими губами девушка немного удивилась, когда голова Тутберидзе вновь опустилась на её тяжело вздымающуюся от волнения грудь. С пониманием встретив такой осторожный жест и расценив его как ежесекундную потребность в поддержке и ласке, Женя со всепоглощающим трепетом прижала к себе женщину. Подарив ей пару поцелуев в белокурую макушку, фигуристка всё же дотронулась до подбородка Этери и вернула её растерянный взгляд в своё поле зрения. — Всё в порядке, слышишь меня? Я тут, я с тобой, успокаивайся. — Я люблю тебя. — прошептала Тутберидзе практически в самые губы брюнетке и, не сдержавшись, всё-таки оставила свой мокрый след на девичьей раскрасневшейся коже. — Что-то это какое-то подобие поцелуев, а не поцелуи, — обиженно пробубнила Медведева, удостоенная лишь мимолётного касания желанными губами тренера своей щеки. — Я, в конце концов, твоя женщина или где?! — Или где?! — сладко улыбнулась Этери, удивлённая такой постановкой вопроса. Всё ещё холодные пальцы пробираются куда-то под неплотную рубашку девушки, встречаясь с горящей от возбуждения молочной кожей. Нежно касаясь оголённых участков спины, тренер заманчиво опускается поцелуем на молодые спортивные плечи. Язык вырисовывает на мягкой, бархатистой поверхности что-то, напоминающее им обеим слово «любовь», затем спускается чуть ниже до уровня заметно выступающих острых ключиц, оставляя после себя мокрые, будоражащие приятными мурашками тело следы. — Так лучше? — Верни мне свои сладкие губы, Тери. — затуманенный от наслаждения взгляд фигуристки встречается с по-прежнему немного влажными, почти чёрными от возбуждения глазами. Не дожидаясь ответа, Медведева тут же врывается вымученным и вожделенным поцелуем в дрожащие губы, заставляя их поддаться настойчивой ласке, не приемлющей никаких возражений. — Всё обязательно будет хорошо, пока мы.. — Рядом. — закончила на этот раз Тутберидзе. А Женя согласно кивнула, вновь утопая в поцелуе с теперь уже по-настоящему согласившейся с правилами игры женщиной. Руки ласково блуждали по таявшей под прикосновениями коже, с каждым движением спускаясь всё ниже. — Ты моё самое заветное желание, знаешь? — Знаю. В эту ночь они ушли вместе.