***
Казутора сидит в своей комнате в наушниках и делает уроки за компьютерным столом. На подростке легкая серая кофта, растянутая в плечах, и свободные шорты до колен черного цвета. Вместо привычного мягкого «офисного» кресла он сидит на обычном кухонном стуле — удобное кресло не так давно было сломано и выброшено, потому что Казутора не услышал с первого раза, как отец позвал его по какому-то вопросу. Почему-то под раздачу попала и мебель тоже. Ссутулившись над тетрадью, Тора старательно выводит иероглифы, стараясь дважды не обводить одну и ту же линию, чтобы не создавать грязь — отец сильно кричит, если видит исправления в «чистовике». Казутора пытается не вспоминать, с какой силой однажды Тецуя ударил его за то, что он задумался и случайно черканул линию на полях. Больше всего обидно было не за избиение: мама услышала грохот и прибежала в комнату, но замерла в пороге со страхом в глазах. Она не вмешалась даже когда услышала мольбы сына. Казутора так ненавидит её и эту ебаную жизнь, наполненную болью. Вдруг на тетрадь упала красная капля. Ханемия в ужасе отпрянул от стола, зажимая нос руками. Тело затряслось от страха — если он не успеет что-то придумать, ему конец. Одной рукой зажав нос, другой, более чистой, парень схватил сухую салфетку и начал аккуратно промакивать кляксу на листке. К сожалению, кровь успела впитаться в тетрадь. Казутора свернул эту же салфетку в трубочку и засунул в нос — не дай Бог снова что-то испачкает. Прислушиваясь к звукам из коридора, Тора принялся тихо вырывать испорченные листы, стараясь сделать это максимально незаметно. Когда-то он, будучи младше, вырвал лист, чтобы сделать бумажного журавлика, которого научился делать в школе. Но вместо ожидаемой похвалы получил лишь боль. На следующий день классная руководительница спросила учеников, понравились ли их родителям журавлики. Многие закричали радостное «да», а Казутора со слезами на глазах держался за ноющую руку — отец безжалостно вывернул ему запястье и назвал неблагодарным. Испорченные листы вырваны и скрыты в глубине рюкзака, в одном из учебников. Тогда Казутора спокойно выдохнул и сел на кровать, осторожно вытаскивая из ноздри окровавленную салфетку. Он не помнит, значит это, что у него повышенное или наоборот — пониженное давление, но понимает, что не сможет сказать о недомогании родителям. Однажды Ханемия уже пожаловался на головную боль во время простуды, но вместо необходимой таблетки он получил сильную пощёчину и комментарий: — Вот это — боль. Так что не выдумывай хуйню и съебись в комнату. Слёзы обиды той же ночью впитала в себя подушка. Чихару внезапно вошла в комнату, скрывая трясущиеся от раздражения и страха руки за спиной. О, Казутора знает, зачем она здесь. Он знает, что мама тоже ненавидит, что не может противостоять Тецуе. Потому что если отец начнёт её избивать ещё сильнее, придётся куда-то бежать, но ей некуда — родители Чихару тоже не подарок и давно сказали дочери не возвращаться, если муженек в очередной раз её отпиздит. Поэтому она терпит и подвергает себя и ребёнка опасности. Казутора думает, что им всем надо, нахуй, лечиться, и проблем будет меньше. — Опять ему всё не так. Неправильно кран закрыла, представляешь? Говорит, надо было прокрутить его в левую сторону, потом только закрывать, а я сделала наоборот. Опять замахиваться начал, идиот блять, — женщина тяжело вздохнула и опустилась на кровать рядом с сыном. Она посмотрела на кровавую салфетку в руках Торы, но никак увиденное не прокомментировала. Казутора выбросил в мусорное ведро салфетку и сел на стул напротив матери. Женщина уставилась на него в ожидании реакции на свои жалобы. Казутора поборол ненужное желание расплакаться, сделал жалостливое лицо и принялся успокаивать Чихару: — У него сегодня было хорошее настроение, просто постараемся не попадаться ему на глаза и его злость пройдёт. Не думаю, что он ударит тебя. Женщина поджала губы и опустила глаза, будто действительно поверила в правдивость слов сына. Какая глупая. Ничего уже не изменится, а вместо жалоб лучше бы попыталась найти работу и съебаться от гребанного тирана. — Но всё равно из-за такой ерунды орать на меня… Я ещё вчера говорила с ним насчёт того, что надо в магазин сходить, уже продукты заканчиваются. Он орать начал, что всё есть. «Радуйся, дура, что не избил, и не поднимай больше тему денег. Знаешь же, какой он жадный — на всём экономит.» — Я хочу перчатки купить, уже осень, на улице холодает, а он вообще ни о чем не думает! Как я хочу уже уехать отсюда куда-нибудь подальше. Вот бы выиграть в лотерею миллион и уехать. В глазах подростка защипало от подступающих слёз. Чтобы их скрыть, Казутора опустил голову. Он пробормотал: — Не выиграешь, мам. Глупо надеяться на лёгкие деньги. Они с неба не падают. Лучше бы работу так искала, как лотерейные билеты скупаешь… Женщина вскочила с кровати: её лицо перекосило от гнева. Подросток невольно напрягся, хотя знает, что она не сможет его ударить. — Если такой умный, пошёл бы и сам нашёл работу! Тебе уже четырнадцать, многие в твоём возрасте работают, родителям помогают, а ты не делаешь ничего! Только сидишь у нас на шее и жизни меня учишь! Если Чихару раскричалась, значит Тецуя вышел из дома — в его присутствии она никогда не повышает голоса, чтобы не быть лишний раз замеченной. Именно это Тора и решил ей напомнить: — Что-то при папе ты так не орёшь, а только он ушёл, пришла жаловаться на него. Ты постоянно так делаешь, но что я могу нового сказать тебе?! Он никогда не изменится, когда-нибудь убьёт нас обоих и всё! Меня не берут на работу, потому что я несовершеннолетний, и опыта работы у меня нет, ты думаешь я не пытался? Ты постоянно только мечтаешь о хорошей жизни, но ничего не делаешь, чтобы что-то изменить! «Как и я. Становлюсь похожим на тебя. Такой же трусливый и жалкий.» — Он тебя вообще почти не трогает! Разнылся тут! Это я постоянно за тебя пизды получаю! Казутора замер и стеклянными от слез глазами уставился на Чихару. От того, как она парой реплик обесценила его проблемы, хочется орать. Чтобы быть хоть раз услышанным. Чувство, будто во всей вселенной он один. Или он единственный нормальный в цирке уродов. Изгой среди изгоев — так Казутора себя чувствует в собственной семье. — Днями гуляешь со своими друзьями, с Сано, и никто ни слова тебе не говорит! Думаешь, живёшь плохо? Мне намного хуже — ни вздохнуть, ни слова лишнего сказать, как уже летит, блять, с кулаками и ебалом перекошенным. Женщина не стала дожидаться реакции от сына и ушла, обиженная на весь мир. Услышала от Казу не то, что хотела, поэтому начала психовать. Где-то глубоко внутри она понимает, что действительно ничего не делает для своего спасения, но выйти из позиции жертвы сложно. Казутора размазал слёзы по щекам, вмыгнул носом и продолжил делать уроки — через час отец придёт проверять, всё должно быть идеально к его приходу.***
На очередную встречу с друзьями Казутора пришёл с разбитыми губами и синяками на руках. Все стали расспрашивать, что произошло, но Тора списал эти травмы на недавнюю драку с одним из членов вражеской банды. Это самый правдоподобный ответ, который Ханемия смог придумать, но отчего-то Майки весь вечер не сводил с него пристального взгляда. Будто таким образом хотел проникнуть в голову Казуторы и узнать, что произошло на самом деле. А произошла глупая ситуация. Когда Тецуя проверял уроки сына, Казутора случайно уронил стоящий на краю стола рюкзак — за это его наградили взбешенным взглядом и почти звериным оскалом. Когда Казутора стал быстро собирать выпавшие учебники, из одного выпали те самые вырванные листочки, пропитавшиеся кровью, которые он спрятал несколько дней назад. Реакция отца не заставила себя ждать — рука с неконтролируемой силой ударила по лицу и попала прямо в губы: кровь моментально хлынула в горло и по подбородку, настолько много её было. Казутора успел сосчитать языком зубы, — вроде все целы, — когда Тецуя вцепился в руки Торы и насильно заставил подняться. Оттуда и синяки на запястьях. За что именно он получил, Казутора так до конца и не понял: то ли за то, что нашлись вырванные тетрадные листы, то ли потому что в домашнем задании обнаружилась ошибка. В любом случае половину стола залило кровью, поэтому уроки опять пришлось переписывать. Ближе к полуночи все стали разъезжаться по домам. Баджи в шутку сказал, что его могут наказать, если он опоздает, но все знают, что его действительно посадят под домашний арест. Поэтому Кейске уехал самый первый, не забыв попрощаться с друзьями. Затем все остальные, пока не остались лишь Манджиро и Казутора. — Подвезти тебя до дома? Твой мопед ведь в ремонте, — глаза Майки внимательно смотрят на друга, выискивая что-то. Казутора сцепил руки за спиной, неловко покачиваясь с пяток на носки. — Да, с ним всё… Сложно. Думаю, какое-то время мне придётся просить ребят возить меня. — Меня проси. Я когда-то подводил тебя? Казутора промолчал, задумавшись. — Нет. Никогда. Однако, раньше я считал тебя больше лидером, чем другом. Я общался только с Баджи и не мог найти с вами общий язык. Особенно с тобой, ты казался таким совершенным… — Теперь в твоих глазах я простак? — Майки с улыбкой похлопал по заднему сидению мопеда, приглашая друга присесть, — Давай, прокатимся немного по городу. Мы давно не гуляли наедине. Казутора послушно сел и схватился за куртку Майки с вышитым манифестом банды. Конечной точкой их поездки стал Храм Мусаши. Всю дорогу парни молчали, а когда мопед остановился, Майки пошёл к Храму и сел на верхнюю ступеньку. Тора присел на пару ступеней ниже и как-то застенчиво сложил руки на коленях. Манджиро прищёлкнул языком и сел ближе, прикасаясь бедром к бедру. — Ты же знаешь, что можешь нам, — мне, — доверять? Эти странные побои, взявшиеся из неоткуда… — Я же сказал, это… — сердце на секунду сжалось, а после быстрее забилось в груди. Казутора попытался убедить Майки в своей правоте, укоренить свою ложь, выдав её за истину. — Чушь собачья, вот что это. Ни за что не поверю, что кто-то осмелился подойти к тебе, зная, в какой банде ты состоишь и на что способен сам лично. Казутора прикрыл глаза, опуская голову. На что способен лично? Ни на что. При реально опасности, как в случае с отцом, выяснилось, что он не способен дать отпор. Значит нет у него никаких заслуг, и всё это бессмысленно: когда-то Тецуя убьёт его, и тогда вообще всё его существование потеряет смысл. Мысли прервал неожиданный толчек сбоку. Майки убедился, что смог привлечь внимание, и обнял Казутору за плечи так, чтобы прижать его к своей груди. Подросток замер. — Всё должно быть не так, — строгий голос Сано раздался возле уха Казуторы, — Ты мой, Тора. Это значит, что твои печаль, страдания и боль, тоже мои. Друзья разделяют не только радость друг с другом, но и несчастье. Иначе какая это дружба. Я прав? Казутора кивнул, прижался к телу Манджиро и обнял его за плечи. Сано вздохнул и показал головой, раздосадованный своими мыслями: — Если тебя что-то тревожит — ты рассказываешь мне. Если кто-то обижает — рассказываешь мне. Ты понял? Похуй, как это будет выглядеть. Если если ты напридумывал себе, что не хочешь навязываться, или ещё какая-то хуйня созреет в твоей голове. Всё это бред и имеет смысл только то, что я и остальные члены Тосвы хотят помочь тебе. Мы не тупые, всё понимаем, просто не настаиваем на расспросах. — А ты, видимо, не удержался? — усмехнулся Казутора на последние слова Майки, слегка отстраняясь, чтобы посмотреть в глаза друга. — Я не мог просто забить на то, что кто-то использует тебя, как грушу для битья. Майки замолчал, но обнимать друга не прекратил. Наоборот стал легонько пограживать лопатки, как будто призывая поделиться неприятностью. Казутора вздохнул, снова спрятав лицо в плече Манджиро. Долго молчать он не смог: — Это всё отец. Он всегда смотрит на людей свысока. Человек со странной установкой в голове и странной страстью к садизму. Многое из детства я даже не помню, но то, что запомнилось, вызывает только боль. Я так устал терпеть это, Майки. Мне почему-то так тяжело… Но ведь раньше я справлялся, значит и сейчас смогу… Просто поводы для избиения стали настолько обсурдными, что я… Не знаю… — Ты не должен терпеть это, Тора. Если обратиться к нужным людям, тебе помогут. Уверен, ребята, я в том числе, готовы поддержать тебя. — Но… — мысли в голове спутались, — Я боюсь. Неизвестно, что будет дальше. И куда я потом, в приют? Я не хочу в детдом, там ничем не лучше. Или вдруг всё пройдёт плохо и никто ничего не сможет сделать, тогда папа убьёт меня… Тора не заметил, в какой момент слёзы стали впитываться в куртку Майки, но когда заметил, попытался отстранить и быстро вытереть мокрые дорожки. В голове пробежала мысль голосом отца: «Прекращай ныть, тварь, если хочешь нормальное отношение к себе». Майки не позволил отстраниться: поднял ногу Казуторы, чтобы положить на свое бёдра и таким образом повернуть друга к себе лицом. Манджиро ладонями обнял покрасневшее лицо с опухшими глазами и искусанными губами. Самостоятельно вытер слезы большими пальцами, но вслух приговаривал: — Проявлять слабость — это нормально. Слёзы являются частью тебя, они — твои чувства, которые ты прячешь. Этого делать не стоит. Тебя готовы выслушать и поддержать, не бойся делиться с нами. Однако, бояться — тоже нормально. Ты не предашь наше доверие, если только сейчас решишь рассказать всё. Никто не обидится, что ты скрывал это — разве что Баджи, но мы ему по тыкве настучим, чтобы учился тактичности. Но он не со зла, переживает просто, знаешь же. Казутора засмеялся сквозь слёзы, мокрыми глазами уставившись на друга. Руки положил поверх ладоней Майки и слегка сжал — оказывается, так приятно иметь с кем-то физически контакт. В их семье не принято обниматься или как-то касаться друг друга, только если причинить боль. А просить об объятиях своих друзей крайне неловко, небось засмеют и отвергнут его. Майки прижался губами к виску Торы. Убирать руки с лица Ханемии не хотелось, но Майки мог сделать что-то неосторожное и спугнуть Казутору. Тогда подросток точно не станет ему доверять. — Будешь шоколадку? — Манджиро вынул из кармана сладость. — Да. Казутора взял угощение и стал снимать обертку, а Майки посмотрел на лицо друга и завис: красные глаза практически высохли от недавних слёз, а губы слегка припухли из-за постоянных укусов. На бледном лице особенно сильно стала заметна родинка под правым глазом. До этого Майки не предавал ей значения, но сейчас считает красивым дополнением к красивой внешности друга. — Давай, доедай и поедем отпрашивать тебя ко мне на ночёвку. Если у меня не получится, я подключу Шина, он точно уболтает твоего батю. Ханемия удивленно распахнул глаза и засунул остатки шоколада в рот, отчего щеки наполнились и Казутора стал похож на бурундука. Майки, посмеиваясь, отвернулся к мопеду.***
После спонтанной, но хорошей ночёвки, счастливый Казутора вернулся домой. Его встретила полнейшая тишина, но не из-за отсутствия родителей, а потому что они стали странно себя вести, будто игнорировали сына. Для Ханемии это не было чем-то ужасным, он наоборот обрадовался, что к нему не оказывают повышенное внимание. Но, конечно, за этим не могло крыться что-то хорошее. На обед был приготовлен суп с грибами и лукоп-пореем, и жареные овощи, среди которых так же были грибы. Родители знают, что Казутора не переносит грибы. Если пытается их есть, его пробирает до рвоты — настолько организм не принимает этот продукт. Когда пришло время трапезы, Казутора старался незаметно откладывать грибы в сторону. Вскоре Тецуя забрал его тарелку. Тора обиженно взглянул на отца. — Если что-то не нравится, то где спал, там и жри. Или Сано не кормили тебя? Пришёл тут, блять, и колупается в собственной тарелке, как в говне. Не голодный, значит иди в комнату.***
Семья Сано сидела перед телевизором, когда в дверь постучали. Мансаку похлопал Шиничиро по плечу, намекая, что в этот раз открывать дверь придётся ему. Майки, лежа на животе и играя в какую-то игру на кнопочном телефоне, даже не отреагировал на стук. Шиничиро вздохнул и скрылся в коридоре. Любопытная Эмма обняла уродливого зайца без лапы и выглянула в коридор, но быстро вернулась обратно со страхом в глазах. Мансаку вопросительно поднял бровь. — Там К-казутора, он… Его лицо… Майки, услышав имя друга, выбежал в коридор. Они уже погуляли сегодня и несколько часов назад разошлись по домам, Казутора никогда в жизни просто так не пришёл бы — настолько боится потревожить чужой семейный покой. Манджиро вышел в коридор в тот момент, когда Шиничиро повёл Ханемию в сторону кухни. Усадив подростка на стул, Сано пошёл за аптечкой, а Майки присел перед другом на корточки. — Тора, что стряслось? Казутора вжал голову в плечи, словно хочет спрятаться ото всех. От этого действия у Майки затряслись руки от злости: они вместе столько времени и сил потратили, чтобы открыться друг другу, а какой-то упырь в один момент посмел разрушить все их старания. После того разговора у Храма Мусаши прошел месяц — всего ничего, но парни сдружились так, будто знакомы с пелёнок. Частые ночёвки в доме Сано стали чем-то обычным. Дедушка перестал настороженно смотреть на подростков, ожидая какой-то проказы, а вот Шиничиро, наоборот, стал прятать все важные инструменты, потому что подростки почти поселились в его гараже. Эмма, ранее знакомая лишь с Баджи и Дракеном, сначала стеснительно выглядывала из-за угла, но уже через пару часов с интересом разглядывала какую-то «лишнюю» деталь из байка Шиничиро. По шее потом получили втроём, но деталь оказалась не лишней — хорошо, что не решили выкинуть, а то искали бы в мусоре. Было хорошо: Казутора смеялся, в шутку мог подраться с Шином, нарочно выводил Эмму тем, что пытался накормить с ложечки, ведь она: «Совсем маленькая». Таких открытых эмоций Майки никогда не видел у друга, поэтому не мог оторвать взгляда от растянутых в улыбке губ и озорных глаз. Но потом что-то изменилось, Казутора перестал приходить по вечерам, на собраниях Тосвы старался избегать со всеми прямого контакта: не смотрел в глаза, не позволял себя обнять или потрепать по волосам, как раньше. Это, конечно, не могло не тревожить. — Так, Манджиро, свалил в комнату, — распорядился вошедший на кухню Шиничиро. Следом в пороге появился Мансаку, нахмуренные брови выдали его задумчивость. — Никуда я не уйду. — Успеешь разобраться. Отойди пока, — Шиничиро подтолкнул брата и занял его место. Сняв с неподвижного Казуторы капюшон, Шин поджал губы и взял хлоргексидин. Майки не удержался и подошёл ближе. Лицо Ханемии покрыто кровью: из рассечнной брови до сих пор течёт, правый глаз практически заплыл, с такой силой ударили. Нижняя губа опухшая, а кровь размазалась по всему подбородку и шее. На щеке отчётливо видно след от руки, будто кто-то несколько раз ударил пощёчину в одно и то же место. Майки встретился глазами с Казуторой и поджал губы, но упрямо не отводил взгляда. Шиничиро вытер всю кровь с лица, самый сильные раны заклеил пластырем, а мелкие ссадины оставил так — быстрее засохнут и заживут. — Кто это сделал? — дедушка опустился на соседний стул и строго посмотрел на подростка. Тора вдруг напрягся и сжал трясущиеся пальцы в кулаки. Мансаку растерялся и слегка отодвинулся — показал, что не собирается приближаться и причинять ребёнку боль. — Отец. Пришлось рассказать всё, что произошло накануне. Казутору вернулся домой с прогулки и сразу принялся делать уроки. Родители что-то смотрели в гостиной по телевизору, иногда переговариваясь. Время пролетело незаметно, Тора уже доделывал последний предмет, когда услышал звуки ударов. По коже пробежал холодок — эти звуки невозможно спутать с чем-то другим: он сам неоднократно дрался с ровесниками, и отец частенько распускал руки дома, поэтому такие звуки ударов кулака об тело легко узнать. Сначала подросток замер — может, сделать вид, будто он ничего не слышит? Не высунется — не огребёт. Но потом вспомнил, как сам неоднократно просил о помощи у матери и хотел, чтобы она сделала хоть что-то. Конечно, Чихару никогда не вмешивалась из-за страха, но ведь Казутора не такой. Он может помочь хоть как-то. Ханемия прибежал в гостиную. Тецуя, как делал обычно, навалился на жену всем весом и одной рукой бил по телу. Женщина задыхалась в подушку и едва слышно просила остановиться. Казутора огляделся и заметил стоящий на подоконнике горшок с цветком. Схватив его, подросток приблизился и со всех сил ударил по спине отца — по голове побоялся, ведь так можно убить. Но зря испугался, это Казутора понял, когда Тецуя быстро пришёл в себя и кинулся с жестокими ударами на сына. Подросток отбивался со всех сил: пытался блокировать удары руками, отталкивал чужое тело ногами, даже один раз получилось врезать головой отцу по носу, когда тот оказался слишком близко к лицу. Жестокое избиение прекратилось, когда на мужчину обрушился тяжёлый телевизор, ударив по затылку. Тецуя размяк. Казутора вылез из-под тяжёлого тела и посмотрел на мать — та со слезами на глазах тряслась от страха, ужасные синяки было видно даже на руках. Она ударила мужа телевизором. — Пойдём отсюда. Забери всё нужное. У меня есть знакомая, её отец, Масато Тачибана, работает в полиции — отец туда не сунется, иначе его сразу повяжут. Уверен, они не оставят тебя на улице, а завтра ты сможешь написать заявление и снять побои. Быстрее, что ты стоишь? Женщина всхлипнула: — Вдруг я его убила? — Хорошо бы, — проворчал Казутора и проверил пульс на шее отца. Всё в норме, — Он живой. Собирайся уже! — А как же ты? — Я пойду к Майки, его семья занимается боевыми искусствами, так что туда отец тоже не пойдёт. Быстрее, мам, он скоро очухается. Вещей вышло не так много, Казутора собрал только все свои деньги, школьные принадлежности, документы и немного сменных вещей — всё поместилось в школьный рюкзак среднего размера. Казутора проводил мать до дома Хинаты, а сам пошёл к Майки. Принимать участие во всей этой полицейской суете он не хочет. Точно не сейчас. Он так устал. Шиничиро с силой потёр лицо руками, поглядывая в сторону деда. Мансаку задумчиво смотрел в стену, но потом поднялся из-за стола, и, позвав с собой Шиничиро, вышел из кухни. Казутора проводил их взглядом и опустил голову на руки. — Пойдем ко мне в комнату. Казутора послушно поднялся, но схватился за живот во время ходьбы. Майки перекинул его руку через свое плечо и слегка приобнял за пояс. В комнате подростки вместе опустились на кровать. Манджиро уложил Тору на подушку и немного прикрыл нижнюю часть тела одеялом. — Я рад, что ты решил прийти к нам. Казутора слегка кивнул: — Я тоже. — Шин с дедулей куда-то ушли. Я, по-моему, догадываюсь, куда именно. Есть хочешь? — Да, пожевал бы что-нибудь. Сано улыбнулся. Легонько погладил Ханемию по волосам и ушёл. Сразу после его ухода кто-то зашёл и потопал к кровати. Тора поднялся на локти, улыбаясь Эмме. Девочка со слезами обняла парня за руку. — Тебя хулиганы побили? — Можно и так сказать. Но я победил. Эмма робко протянула Казуторе своего зайца: — Он всегда помогает, когда мне страшно. Парень принял игрушку в положил рядом собой. Эта семья любит его больше, чем родители. Вернулся Манджиро и вывел сестру из комнаты, даже включил ей мультики, чтобы снова не вернулась. В тарелках парень принёс какой-то суп и мясо с рисом. Тора поблагодарил и принялся за еду. Было немного неудобно есть одной рукой, — вторая снова легла на живот, будто поддерживая органы от падения, — поэтому Майки помогал — подносил еду ко рту и иногда вытирать губы от остатков еды салфеткой. Казуторе стало неловко из-за этой заботы. — Спасибо. Было вкусно. — Дед с Эммой готовили. Тора удивлённо моргнул. — О, ей всего десять. Она молодец, что учится. Майки унёс посуду на кухню и вернулся обратно. Выключил свет, — все-таки уже вечер, — и залез под одеяло рядом с Казуторой. Ханемия неловко поерзал и одной рукой обнял Майки поперёк груди. Стало тепло. Манджиро повернулся на бок, подложив руку под голову, а второй погладил Казутору по щеке. Аккуратно, чтобы не потревожить раны. — Я не смог сразу… Обезвредить отца. Если бы я сразу ударил по голове… Почему так? — Казутора прикрыл глаза, уткнувшись в одеяло лицом. — Потому что ты добрый, Тора. Не ебаный зверь, как твой папаша. Хорошо, что ты не убил его — пусть разбирается полиция. Не хватало ещё из-за такого говна отсидеть срок. Казутора слегка улыбнулся. Лицо заболело от травм, но он не смог прекратить улыбаться. Ханемия прижался к шее Майки, слегка касаясь губами кожи. Этого хватило, чтобы вызвать у Сано мурашки. — Тора, я… — Майки вздохнул, закрывая рукой глаза, — Я хочу совершить ошибку, надеюсь ты простишь меня. Парень приблизился к лицу друга, но остановился около губ, стараясь опознать эмоции Казуторы. Тот очень удивлён, но не пытается отвернуться, поэтому Майки позволил себе прижаться к его губам. — Прости. — Не верю, что тебе жаль, — перебил Казутора, снова прижимаясь к мягким губам в лёгком поцелуе. На следующий день Казутора узнал что его отца очень избитого, но живого, забрали в отделение полиции. Тора не помнит, чтобы на Тецуе было много травм. В ответ Шиничиро пожал плечами и скрылся в коридоре.***
Казутора не такой, каким его хотят видеть окружающие: он не любит свою мать, ненавидит отца — хотя ему неоднократно говорили взрослые, что он просто ничего не понимает, родители строгостью проявляют любовь. Нет, нихуя. Один — ебучий садист, которому нравится всех подчинять, вторая — жалкая трусиха в позиции жертвы, которая сначала показала, что готова подчиняться, а потом погрязла в этом, подвергая себя и ребёнка опасности. «Родителей не выбирают» — это так, но разве он обязан любить плохих людей, даже если они его кровные родственники? Казутора, возможно, влюблен в своего друга. И также знает, что это взаимно. Может, для кого-то это не нормально, но Казутора устал следовать заведённому шаблону: он всю жизнь жил по чужим правилам и постоянно подвергался критике, даже когда делал всё правильно. Теперь же Казутора хочет порвать выведенный в голове шаблон в клочья и придумать себе другой путь и жизненную установку. И пусть будет сложно, чужие слова будут преследовать и ранить, но Казутора знает, что друзья всегда рядом и готовы помочь. Лучше он будет счастливым, чем «правильным».