Костяшки

— У тебя опять костяшки побиты. Очередной раз, когда Нико перевязывает Юдаю руки. Да так плотно и многослойно, чтобы даже в таком состоянии его парень был беспомощен. — А... Не так же сильно затягивай. — Избивать самого себя ему не больно, а как бинты - то больно! Имамуре стыдно. Икки так переживает, а он продолжает. Когда-нибудь он избавится от этой вредной привычки. Когда-нибудь... Ради любимого. — Ты специально это делаешь — Что?! Нет конечно! Юдай смотрит прямо в зелёные глаза, на которые ему открыла вид съехавшая набок челка. Берёт чужие ладони в свои. Всё равно болит. — Я... Я обещаю, что больше так не буду... — Сколько раз ты уже это говорил? Много. Очень много. Нико убирает свои руки, будто от чего-то мерзкого. Поправляет волосы и отворачивается. — Двадцать семь. Икки дёргается, удивлённо подняв брови и похлопал глазами. Жаль, что этого не было видно. Сколько? Он считал? Хотя, чему тут удивляться? Удивительно - это когда Имамура не знает. — Двадцать семь пустых обещаний. Нико не смеет его судить. Может, журналист вправду очень нервная работа? Почему «может», что за вопросы? Это непостоянный график и неизвестные места репортажей, где на каждом шагу тебя ждёт смерть. — Милый, слушай... Тяжело дышать. Блять, не могут же они из-за одной «ссоры» просто напросто разорвать отношения? Юдай не успевает привести дыхание в норму, как в его груди прилипает Нико. Прижимается всё сильнее, словно хочет слиться в одно целое или чтобы его не бросали. — Не делай так больше. «Обещаю» будет мало.