чувствовать

ещё с детства он был нелюдимым, мало общительным и довольно холодным парнем. поучал скорлупу кулаками, когда другие старшие жалели, лез в драку первым, не заботясь о том, что он один против толпы и с трудом просил помощи у других, а если и приходил как псина побитый, то только к нему. всё изменилось, когда в его жизни появился валера. он был полной противоположностью зимы, такой искренне радующийся каждому мгновению жизни, с кошачьей улыбкой и тёплыми руками. вахит не понимал почему именно этот парень стал его домом, но ему было достаточно того, что рядом с валерой кровь начинала бежать по жилам, сердце биться чаще, а глаза приобретали едва заметный блеск. рядом с валерой он оживал, снова начинал чувствовать себя человеком, а не льдинкой, жалко существующей в городе без любви. только турбо было позволено видеть его слёзы, только ему можно было залечивать раны зимы, заботливо перебинтовывая очередные ссадины, клеить пластырь с дурацкими, по мнению вахита, рисунками и как мама в детстве шутливо приговаривать «у кошечки боли, у собачки боли, а у зимушки не боли» после этого, конечно, получая подзатыльник. потому что он, зима, взрослый парень и телячьих нежностей не просит. а в глубине души что-то ёкает и старательно затихает, ведь не по-пацански это всё. зима отдал бы что угодно, лишь бы это странное чувство тоски по валеркиным рукам, его теплым улыбкам и редким объятиям ушло. сердце щемит при мысли о том, что с ними что-то не так, сжимает так по болезненому и не отпускает даже во сне. ему снятся слишком неправильные сны. не должно быть так, чтобы он, парень, тихо постанывал сквозь дрёму, при виде раздевающегося валеры, нежно целующего его в шею, постепенно спускаясь ниже. не по понятиям это, ведь, проснувшись, дрочить на влажные сны с участием лучшего друга — это не правильно. думать об этом вовсе не хочется, но голова гудит, а мысли непрошенные сами появляются. думать все же приходится. мучительно долго и тяжело, но доходить до определенного вывода. зиме больше не противно от себя, от осознания, что с ним всё не так. со временем ко всему привыкаешь, вот и он свыкся, что к валере у него чувства давно уже не дружеские. а турбо готов на стену лезть от отчаяния, что как бы он не старался намекнуть другу о своих чувствах тот, будто и не замечает. валера ночами не спит, стоит возле окна и пытается прийти в себя, прохладный воздух не спасает, сигареты стремительно кончаются и выкуривая последнюю он думает о нём. решает, что больше он молчать не будет и никакие трудно читаемые намёки подавать тоже не станет. заебало. отдаляется от зимы, надеясь, что все пройдёт, пытается стать «нормальным», общаться с девушками, но всё это не то, они не он. нет с ними любви, только давящее чувство отвращения к самому себе и миру, который их с зимой неправильную любовь не примет. страдает до последнего, сильным хочет казаться. не выдерживает больше жизни без цепких карих глаз, без колких подъебов. он не может без него. турбо сдается, признает поражение и бежит к нему. зима открывает и валера бы не признал его осунувшегося, сгорбленного и потухшего, если бы он не был для него тем самым. молча обнимает и жмётся ближе, восполняет те непозволительно долгие дни разлуки, и наплевав на всё, целует горячо, как в последний раз, толкается языком в чужой рот, и вахит не противится, только тянет за собой внутрь квартиры и дышит тяжело в распухшие на морозе губы, шепчет тихое «люблю» и смущенно добавляет «тебя». валера лыбится в поцелуй и мечтает, чтобы этот день никогда не кончался. он не назвал бы зиму любовью всей жизни, единственным светом в сером мире, нет, это все пустое для турбо. вахит — его семья, родная душа, и похуй валере, кто и что про них скажет, каждому лично лицо по асфальту размажет, а потом придет к зиме и будет тихонько шипеть, пока тот ему скулу рассеченную перекисью заливать старательно будет и говорить, какой же он, его, валерка дурак. позлится и перестанет, потом подойдёт и со спины приобнимет, быстро в щеку поцелует и скажет, что любит его, придурка такого. валере большего для счастья и не нужно, только зиму в объятия сгрести и долго-долго лежать так, чувствовать его мерное дыхание на своей шее, чувствовать как бьётся чужое сердце. чувствовать. быть вдвоём в прокуренной квартире, на скрипящей кровати выбивать стоны друг из друга и любить, любить бесконечно до самой старости.