Лучшее время в жизни (с)

      В какой-то момент демоны заметили, что их коридорный пленник стал дольше спать.              Но никаких распоряжений по этому поводу им получать не доводилось. Да и это казалось логичным — он, в самом деле, был живым. Не душой из петли.       Они тоже спали. Спал их король. Значит, должен был спать и его изгнанный близнец.       Поэтому они просто послушно выполняли то, что было однажды приказано. Не пытали Дэниэла — развлекали его, как могли. Не трогали Майкла — лишь охраняли и осторожно умолкали, едва заворачивали в коридор, где он работал.              Но вот двадцать часов работы в их условный адский день превратились в восемнадцать. Потом в пятнадцать. В десять. В пять.       И вот, наконец, ангел не удержал в руках свою щётку дольше часа.              Демоны выждали ещё немного. И лишь потом осмелились подойти.       Майкл лежал на боку прямо на полу. Сжавшийся, тощий — даже не просто худой, а именно тощий. Металлический ошейник явно был ему очень велик. Своей тяжестью он давил на ослабевшее, уже давно не издающее никаких звуков горло.       Но ангел не пытался его стянуть. Только с усилием дышал, глядя куда-то перед собой.       Демоны тогда переглянулись. Никто не говорил об этом вслух; но все всё прекрасно знали. Все видели, как их пленник худел; и буквально каждый из присутствующих хоть раз, но пытался его подкормить. Тайком, крадучись, постоянно озираясь и прячась от остальных, демоны выносили из петель еду для него. Потому что заводить Майкла в петли было запрещено.       Вот только вне камер еда быстро превращалась в ничто. И пусть ангел ел, сдавшись после первых сотен лет голода, оставшиеся тысячелетия эта пища его не насыщала.       Но демоны помнили и то, как лгали, обращаясь не к самому Майклу, а в пространство — чтобы не нарушить запрета короля. Говорили, будто еду принесли его родичи, что она с Небес или Земли — что кто-то из ангелов и вправду спускался в Ад, вот только не навестил его.       Сначала они делали это, чтобы помучить его. Потом — чтобы убедить, что он должен поесть, потому что им уже становилось его жаль.       И теперь демоны пребывали в растерянности. Потому что, судя по всему, их единственный живой узник вот-вот должен был стать не таким уж живым. Но до этого, может быть, оставались ещё тысячи — если не миллионы, — лет. Он же всё-таки ангел. Он же не мог просто умереть от истощения. То есть, им надо будет дождаться, пока у него заживо высохнут все внутренности; они должны будут смотреть, как он будет бороться с этой болью, и… не сметь даже поговорить с ним, потому что это запрещено.       Демоны вновь переглянулись, когда увидели, как серо-бумажные губы их пленника беззвучно сложили какое-то слово. Чьё-то имя. Майкл медленно перевёл взгляд чуть выше, на чёрное «небо» — многие из них никогда другого и не знали, — и стало ясно, что это было за слово.       «Габриэль».       Тишина стала ещё более удручающей и болезненной. Стало ясно: Майкл думал, что сестра всё это время приходила к нему. Приносила пищу. Лишь не показывалась из страха быть наказанной Люцифером. И сейчас он не понимал, почему так ослабел — пытался объяснить сам себе и не мог. Неужели, и сестра его предала? Иначе — почему?.. Мог ли страх перед братом-владыкой заставить её предать его?       Эти размышления не нужно было озвучивать — они были написаны на лице у ангела. Оно казалось безразличным, но по глазам можно было понять даже чуть больше, чем нужно. И самое главное — объясняя самому себе всё это, Майкл действительно понимал.       Поэтому, на самом деле, демоны и сгрудились тут, в коридоре. Опять же — никто об этом не говорил, но все прекрасно знали: они давно начали уважать его. Потому что этот ангел понимал страх, как никто другой. С таким королём, может быть, Ад стал бы чем-то иным — действительно местом перевоспитания, а не бесконечным зацикленным чувством вины. Это, вообще-то, надоедало. В вине и жалости к себе люди были готовы вариться вечность; да и что за глупость — сделать так, чтоб они даже не понимали, что имеют возможность что-то исправить, пока им об этом не скажешь? Вот страх всегда подталкивал их бежать или пытаться изменить ситуацию. Оттого-то, наверное, прежний король так редко его использовал.       А Майкл принимал свою страшную кару молча и смиренно. Он никогда не спрашивал, где его родичи. Не пытался заговорить первым. Не выяснял, почему к нему никто не приходит. Замолчал, едва ему был зачитан приговор — и не стал спорить.       Это их и объединяло сейчас здесь, в выскобленном зубной щёткой коридоре — уважение к необычному узнику.              И вот один из них решился. Чувствуя, видимо, что другие не предадут, если кто-то спросит — потому что каждому, на самом деле, хотелось сделать то же самое.       Демон подошёл совсем близко к ослабленному ангелу. Присел перед ним на корточки. Коснулся его худого костлявого плеча. Майкл даже не посмотрел на него — должно быть, подумал, что это тоже часть пытки. Но демон огляделся вновь, ища поддержки во взглядах сородичей, потом наклонился ближе и негромко сказал:       — Их здесь никогда не было, — помолчал, понимая, что ангел, получается, был не так уж и неправ насчёт него. — Они сюда никогда не приходили.       Майкл наконец посмотрел на него. Сначала в его взгляде ничего не поменялось — в нём и без того были боль и непонимание. Но вот прошло мгновение, ещё одно — и глаза ангела слегка увлажнились. Будто бы загорелись изнутри жизнью, когда он вдруг осознал, что с ним всё же заговорили.       Одними губами — потому что, как пользоваться голосом, он давно забыл, — ангел беззвучно сложил:       — Спасибо.       Просто за то, что ему сказали эту болезненную правду. Не заставили гадать и оправдывать — напрямую, в лоб сообщили, что бросили его, на самом деле, не сейчас. Что это произошло в самом начале.       И, самое главное — за то, что с ним заговорили. Потому что он прекрасно понимал, как страшно было это сделать.       Когда демон выпрямился и неловко отступил назад, чтобы слиться с толпой, Майкл отвёл от него взгляд. Немного опустил веки, медленно моргнул, не шевелясь — всё так же глядя в одну точку. С усилием сделал вдох, и демон замер на месте, оглядывая его. Ангел был настолько слаб, что у него не хватало сил даже приподняться, чтобы подышать или попытаться стянуть с горла тяжёлый металл. Это прикончит его гораздо быстрее, чем голод — но отчего-то никому из них этого не хотелось.       Рядом опустилась миловидная «медсестра» из соседней петли. Сунула руку в карман старомодной униформы и протянула собрату камень. Спрашивать, откуда он у неё, смысла не было — похоже, она задумала сделать это сама ещё до того, как они все собрались тут. Но из одного им понятного чувства солидарности, сестра уступала ему своё собственное решение, преподносила свою идею в качестве дара — за то, наверное, что он первым решился подойти к ангелу.       Демон взял камень. Майкл вновь скользнул по нему взглядом; заметив тяжёлое первобытное оружие, даже не вздрогнул. Может, и на то не хватило сил. Но когда камень над ним занесли, резко замахнувшись, он всё же закрыл глаза — должно быть, подумал, что из демонического милосердия его решили добить.       Но вот раздался звон — и разбитый ошейник упал на пол, освобождая шею бессильного ангела.       Майкл сделал короткий вдох, будто на пробу. Очевидно, дышать ему стало легче. Тогда он приподнял веки и встретился взглядом с демоном.       На этот раз начало и конец слова прозвучали шелестящим шёпотом:       — Спасибо, — и он даже не стал противиться тому, что камень вложили ему в ладонь. Потому что понял — это лишь на тот случай, если сюда спустится король. Которого они, несмотря ни на что, боялись. Все помнили, что случилось с Дромосом…       Ангел устало вздохнул. Похоже, его вновь потянуло в мучительный сон, не придающий сил. Вот теперь демоны, тихонько поднявшись, отступили в свою спасительную толпу.       Что ж, им было, что обсудить…       Например, то, что следует делать дальше. Связаться с Небесами было невозможно. Вселиться в мёртвое тело и достать еды? Но заберут ли они её с собой? Самым логичным казалось, что кто-то крылатый должен физически принести пищу сюда — или же забрать ангела, откормить его и снова отправить обратно. Да, хотя бы так — потому что в кои-то веки демоны сошлись в едином мнении.       А оно было довольно простым: никто из них больше видел, что им пытать. Каждое мгновение существования этого ангела уже было пыткой.              Тогда демоны удалились — не желая, чтобы Майкл слушал, к какому решению они придут.       Впрочем, вряд ли он хоть как-то выразил бы своё мнение. Кроме двух этих запрещённых — и оттого сокровенных, — слов, никто больше ничего от него не слышал. Никогда.       И, видимо, так и должно было продолжаться…       

***

      И так продолжалось. Пока могло.       Ангел неизменно приходил в себя после каждого тяжёлого сна. Его тело продолжало иссыхать; мышцы слабели и отказывали.       С его бёдер даже упала одежда. Демоны принесли ему новую.       Его стало морозить. И однажды его кто-то укрыл — воровато оглядываясь, принёс старое одеяло из покоев их короля. Всегда можно было свалить вину на другого — а то и на самого ангела, ведь не всегда же он был таким слабым, встал, да забрал… разбил ведь ошейник, Ваше Величество…              Вот только однажды они снова, почти не переговариваясь — лишь переглядываясь, — пришли к выводу: больше так продолжаться не может.       И им было жутко страшно — но Владыка не появлялся уже целую вечность. Захочет ли он навестить своего пленника, если однажды вообще решит спуститься в Ад? Отчего-то они сомневались.       Поэтому однажды само собой получилось так, что кто-то притащил большое покрывало. Что демоны бережно переложили на него хрупкое бессильное тело ангела.       И — разумеется, вместе с недавно украденным у короля одеялом, а то мало ли, — перенесли его в прежние покои Люцифера.              В ту минуту, когда искуснейшие мучители Ада осторожно укладывали его в мягкую постель, Майкл впервые позволил им увидеть его слёзы. Наверняка демоны подумали — от боли.       Не от того ведь, что о нём никогда так не заботились. Даже на Небесах.       И не от того, что он чувствовал, что не заслуживает этого.       Какая-то из демониц легонько провела ладонью по его щеке, вытирая влажные дорожки. Потом прижала палец к губам. Мол — не плачь. Пожалуйста. Тебе нужна эта влага. Не теряй её впустую.       Майкл судорожно сглотнул, всеми силами стараясь выполнить эту немую просьбу. Но это было сложно — потому что, похоже, началась новая пытка. Раньше лучше него всегда оказывался идеальный близнец. А теперь?..       Теперь, похоже — бездушные демоны. Способные, почему-то, его жалеть.       Способные отважиться, вопреки приказу своего владыки, прыгнуть в мёртвое тело и попытаться принести ему немного воды. Когда хилый, зашуганный даже по меркам демонов Громос неловко подошёл к изголовью кровати и поднёс к его губам бутылку с драгоценной настоящей жидкостью, Майкл думал, что это ему снится. Но, оказывается, нет — не снилось. Демоны и вправду о нём заботились.       Правда, больше ничего пронести не удалось. Громос так и не сумел повторить собственного фокуса и долго клялся своим собратьям за дверью бывших покоев Люцифера, что не знает, как у него это получилось в прошлый раз.       Эта забота была настоящей. Рискованной и самоотверженной.       Хоть ангел и ощущал волны страха, проходящие по немому морю демонов. Не мог не ощущать. Должно быть, потому к нему и прониклись симпатией — из-за того, что ему удавалось понимать их, как не мог никто другой.               И Майклу хотелось сделать что-нибудь в ответ. Отблагодарить, насколько это возможно в его положении — а возможным для него представлялось совсем немногое.       Тогда-то он и начал заново учиться говорить, пытаясь вернуть жизнь ослабевшим горлу и языку. Поначалу получалось плохо — в нём самом жизнь едва теплилась, чего уж тут можно ожидать. Но Майкл, очевидно, нравился демонам не только тем, что понимал концепцию страха. Он нравился им ещё и своим упорством, благодаря которому ему удавалось сносить собственный страх. И ангел продолжал стараться, продолжал свои попытки вернуть то, что у него успели отнять.       Впрочем, он сам это отдал. За ненадобностью. Когда смирился с карой и осознал, что она будет вечной — только ещё не подозревал, чем всё кончится.       Теперь Майкл каждый раз встречал своих тюремщиков — или теперь уже сиделок? — едва слышным «спасибо». Они ему не отвечали — вслух, по крайней мере, хотя по глазам можно было прочесть гораздо больше, чем удалось бы сказать словами.       Впрочем, ангел не обольщался. Не пытался вывести демонов на разговор; лишь, когда наконец сумел говорить больше нескольких слов за день, тихонько благодарил. За всё: за очередную попытку принести воды или пищи, за попытку подобрать петлю с едой поближе к покоям Люцифера, за рассуждения — получится ли у них отнести его туда, чтобы подпитать его силы и дать ему немного лишнего времени. За радикальные идеи, что зрели в толпе демонов, чьи имена Майклу приходилось улавливать из отрывков их бесед между собой: кто-то предлагал попытаться вытащить его на Землю, вылечить, а потом — вернуть в Ад и сделать новым королём.       — Лучшего варианта быть не может, — слышался убеждённый шёпот. — Лорд Денница никогда сюда не вернётся. Он нас ненавидит.       — Мы свои-то тела вытащить наружу не способны, — возражал кто-то другой. — А ты думаешь — вытащим ангела? Да он помрёт, едва его сдвинешь!       — Есть портал, — робко предлагал третий голос.       — Да, попробуй, доберись до него без крыльев, — саркастично отвечал второй. — Даже если мы выстроим лестницу и вскарабкаемся, уйдут миллионы лет. Он всё равно уже помрёт.       — Может, мы сможем просто вытащить его душу и сунуть обратно в тело, — отважно предлагал инициатор идеи. — Мы не пробовали делать это, у нас никогда тут никто не умирал!       — Ага. А потом Лорд Денница узнает об этом, создаст тебе душу, вытащит её и сунет обратно. Через задницу, — отрезал второй собеседник. — Нет. Единственный вариант — найти петлю с едой и протащить ангела туда. Иначе никак. Лорд никогда не голодал, когда питался тем, что находил в петлях.       — Ты забываешь, что он выбирался на Землю и набирал запасы там, — снова возражал кто-то. — А ближайшая петля с пищей слишком далеко, чтобы тащить туда ангела. Двое суток уйдёт; думаешь, он переживёт два дня тряски в его-то состоянии? Раньше надо было! Пока ещё мог…       — Может, выбраться и попытаться поговорить с Лордом? Или его братом? Или… Мэйз? — робко предлагал кто-то ещё. Тут разговор каждый раз обрывался. Не нужно было видеть демонов, чтобы представить себе, как они качают головами в ответ на это предложение: да их прикончат раньше, чем он успеют что-то сказать. А стоит попросить за опального ангела — и их не просто прикончат, а ещё и сотрут из самого Мироздания.       Будь это иначе — ангелы бы всё же появлялись, чтобы проведать своего брата.       Майкл засыпал под эти беседы за стеной. Просыпался под них. Демоны боялись его трогать, и он, в общем-то, понимал их. Силы постепенно его покидали; драгоценного дара от Громоса хватило совсем ненадолго.       Но, в общем-то, это его не тревожило. Даже наоборот — однажды ему в голову пришла мысль, которая показалась почти доброй вестью.       — Я бы хотел поскорее умереть, — поделился он своей идеей с демонами, когда те навестили его в очередной раз. — Чтобы мы могли… разговаривать, — к губам его поднесли очередную чашу с водой. Майкл понятия не имел, настоящая ли она, или вновь торопливая попытка принести что-то из петли в надежде на то, что в покоях его близнеца это «что-то» так «чем-то» и останется. Не превратится в ничто. — Я всё равно умру, — тихо сказал он, когда демоница дала ему передохнуть, отняв чашу спустя минуту. — Через пару веков… или пару десятков веков. И мы встретимся в моей петле, — ангел с трудом приподнял уголки губ. — Вы наконец сможете говорить. Пусть и там. Но без страха, что мой брат… вас за это накажет. И я не буду больше вас подставлять… — перерыв был окончен — демон вновь подсунула ему чашу. Майкл скользнул по ней взглядом, надеясь, что его идея хоть немного её воодушевила — но «медсестра» молчала, как-то виновато потупив взгляд. Потом, мягкой тканью промокнув его губы, отошла в сторону.       Ангел заметил взгляды, которыми она обменялась с парой других демонов. Едва слышно вздохнул. Что ж, он понял.       Они не говорили ему; но были уверены, что знают, какой будет его пытка.       Вечное повторение того одиночества, тех тысяч лет, что он провёл на коленях со щёткой в пустом коридоре — и никакой возможности общаться.              Тогда ему в голову пришла другая мысль. Что ж, получается, всё это было временно. Демоны чувствовали к нему странную необъяснимую жалость, подкреплённую не менее странным, но более объяснимым уважением. Но из страха — что было ему понятно, — никто не собирался навещать его в петле. Сейчас, пока Майкл иссыхал заживо, у них ещё была надежда что-то изменить; но, когда всё кончится…       Что ж. Значит, ему нужно сделать для них хоть что-то, пока он ещё жив. Не только пугать своим вечным «спасибо» и запретными попытками поговорить. Нет, что-то более важное, весомое — в конце концов, ему нужно отплатить им за заботу. За желание сделать его королём — пусть и невыполнимое из-за его состояния.       И Майкл приступил к выполнению своего плана — идеи, возникшей сразу же, едва он задумался, что может подарить демонам в ответ на их доброту.       Он увеличил продолжительность своих «тренировок». Прибавил к ним ещё и попытки начать двигаться — ослабевшее тело почти не подчинялось ему, и встать он не смог бы, но на это ангел и не рассчитывал. Пока рядом никого не было, Майкл упорно тратил силы на восстановление своего голоса — не позорного шёпота, а настоящего, живого. Порой от перенапряжения ему приходилось терять сознание — приходя в себя, Майкл замечал тревожные взгляды демонов, что пришли к нему, пока он был в отключке. Уж они-то могли отличить спящее существо от бессознательного; но спрашивать, что с ним, никто не осмеливался.       Только шёпот за дверью становился всё тревожнее и тревожнее.       Он знал, что приближает свою смерть — и, как следствие, своё вечное, на этот раз, одиночество. Но, честно говоря, ему было плевать. Майкл чувствовал, что так будет правильно: ответить особой благодарностью на то, что для него сделали демоны.       Он был, должно быть, самым недостойным из живых существ — и они пытались облегчить его муки. Значит, как никто другой заслуживали того, чтобы и он им помог.       Пусть даже после этого никто так и не заглянет к нему в петлю. И пусть, может быть, ему просто эгоистично хочется вновь почувствовать себя прежним — сильным ангелом, а не жалким больным куском мяса.              Наконец, Майкл ощутил — наступил подходящий момент. Он не подбирал этого дня специально; просто однажды проснулся — или очнулся? — и осознал: пора.       Может, на самом деле это и не была та самая минута, когда ему стоило это сделать. Но, открыв глаза, ангел увидел возле себя почти всех, кто был ему нужен для того, чтобы выполнить задуманное. Если то не был знак свыше — или откуда-нибудь ещё, — тогда что же?..       Майкл глубоко вдохнул. Демоны, что перешёптывались между собой, разом умолкли.       В полный голос, совсем как раньше, в те времена, что наверняка стоило бы назвать «лучшими» — не будь это абсолютной ложью, — ангел Страха спросил:       — Чего вы боитесь?       И это было его ответным даром. Эти несколько минут, что длилась их первая беседа. Эти сокровенные и честные слова; хоть таких лжецов, наверняка думал Люцифер, нужно было ещё поискать. Вот только друг другу лгать им смысла не было — не сейчас, по крайней мере.       Майкл слушал молча. Копил силы, чтобы запомнить и раскрыть страх каждого — неторопливо, спокойно, совершенно не так, как это было раньше. Должно быть, для этого Отец дал ему такие силы; вот только он никогда раньше не использовал их в таком ключе. Лишь запугивал, чтобы быстро от кого-то избавиться или чего-то добиться.       Но в этот раз всё и должно было быть иначе. Должно было быть правильно. Он не мог их подвести. Потому что…       — Вы прекрасны, — хрипло сказал Майкл, и одна из демониц шагнула вперёд с неизменной чашей, где плескалась вода. Неизвестно, настоящая ли; может, то была единственная ложь, которую оставалось возможным допустить между ними. Демон бы склонилась, чтобы напоить своего ангела, но Майкл поймал её за руку и удержал. Она замерла. Никто не видел, сколько он вкладывал в свои тренировки. — Вы сильны, — продолжил Майкл. — Я благодарен вам всем… своим сердцем, — давным-давно работающим с перебоями. — Если бы не вы, я бы никогда не узнал, что это такое… — демоница медленно поставила чашу с водой у изголовья кровати, — когда о тебе заботятся. Потому что я никогда столько не значил, — едва заметная улыбка, — ни для кого. Никто никогда не посмел нарушить запрета моего брата, чтобы попытаться меня спасти.       Громос зарделся, когда другие демоны посмотрели на него. До чего же они были бесподобными, эти создания Лилит. До чего же, в самом деле, простыми и искренними. Способные на страх и уважение, они оказались способны на привязанность и доброту — гораздо более сильные и чистые в своей простоте. И как только ангелы не поняли это раньше? Почему демонизировали тех, кто был, похоже, даже лучше них?       — Вы герои, — сглотнув сухой комок в горле, сказал Майкл. — Вы прекрасны. Вы — сильные и благородные. Каждый из вас. Потому что никто бы больше не смог проявить сострадание к тому, кто заслуживал этого… меньше всех. И если кто-то здесь и должен был родиться ангелом, — уголки губ задрожали, словно от неимоверного напряжения, а по впалым щекам покатились слёзы. Смочили висок, подушку. — То это вы.       Другая демоница вздрогнула, тоже шагая вперёд. Приоткрыла рот, похоже, желая попросить его перестать — не тратить бесценную жидкость, не выматывать себя так, тратя силы.       Но Майкл покачал головой, и демон замерла. Что-то почувствовала — но ещё не поняла. Иначе, ему казалось, непременно остановила бы его.       — Я больше не хочу вас подставлять, — сказал он. — Я… сделаю так, чтобы страх вас больше не мучил. Потому что вы этого не заслужили.       Майкл глубоко вздохнул. Собрал всю свою волю в кулак. Заставил себя пошевелиться.       Ослабевшее истощённое тело всё ещё было на это способно — он знал это. И в последнее время столь же упорно заставлял себя возродить двигательные способности и других мышц — не только лишь своего длинного, как наверняка сказал бы брат, языка. Его, разумеется, тоже — но одни только попытки «разговориться» не доводили бы Майкла до обмороков.       Нет, он учился двигаться. Не обращая внимания на то, что не выдерживает этого. Только надеялся, что демоны ничего не заметят — и не догадаются примотать его цепями к кровати, чтобы не шевелился. В самом деле, много ему не нужно — он развивал лишь те мышцы, которые были необходимы для того, что он задумал.       Майкл давно чувствовал, что его сердце плохо переносит даже его собственные тяжёлые мысли. Болезненные размышления и эмоции. И он знал, что, похоже, гнить и иссыхать изнутри ему необязательно. Больное сердце беспомощного ангела могло остановиться само по себе в любой момент — даже просто от слишком большой благодарности к демонам.       Так что он приподнялся, заставив их всех замереть на месте, глядя на него. Они пока не понимали. Может, хотели поверить в чудо — что он собирается встать и пойти с ними в дальнюю петлю с пищей, которая не становилась бы пустым местом.       Но Майкл лишь улыбнулся дрожащими губами. Шёпотом сказал:       — Спасибо, — и у кого-то что-то мелькнуло в глазах — кто-то уже догадался. — Спасибо за лучшее время в моей жизни, — прежде, чем самые сообразительные попытались хоть что-то сделать, ангел успел скользнуть по всем присутствующим взглядом; посмотреть в глаза каждому. Потом — наверх, в чёрный потолок. Должно быть, чтобы попрощаться с небом, которого отсюда не видел — а теперь и никогда не увидит.       А после этого Майкл с силой подался назад, падая на спину.       И пусть кровать была мягкой — иначе в королевских покоях и быть не могло, — демоны всегда старались держать его на боку или на животе. Для того, чтобы он мог дышать; чтобы с его израненной не заживающей ни на каплю спиной ничто не соприкасалось.       Демоны одновременно вздрогнули, когда поняли, что только что произошло. По ним, словно по водной глади, прошла короткая волна, общая дрожь, когда из груди ангела вырвался мучительный звук. Когда он начал хватать ртом воздух, когда инстинктивно изогнулся, пытаясь избавиться от боли — оторвать спину от ткани. Избавить её от своего веса — пусть и совсем незначительного.       Когда он прижал руку к груди, к сердцу, которое не могло перенести такой дикой вспышки боли.       Когда они увидели его глаза, полные муки — и поняли, что он смотрит в потолок, такой же чёрный, как и всё остальное здесь.              И они не выдержали. Сорвались со своих мест. Окружили его постель.       Сжали его руки, слыша и чувствуя, как ангел сдаётся — ради них. Слыша и чувствуя, как замедляется стук его надрывающегося сердца.       Зная и видя, как ему больно — и какой он, несмотря на это, счастливый.       Демоны переглянулись. Их ангел был счастлив в свои последние секунды — просто потому, что они его не оставили, как это сделала многие тысячи лет назад его настоящая семья.       И что им оставалось теперь делать?..              Они знали это. Обсуждали много раз.       Спрятать следы его пребывания в покоях короля.       Бросить тело в том месте, где он должен был отбывать своё наказание.       Надеть обратно разбитый пару веков назад ошейник. Сунуть в руки камень и щётку.       Чтобы, если Владыка внезапно вернётся, он просто подумал, что его брат умер от истощения на том же месте. И что они никогда не нарушали его запретов.       Вот только… могли ли они так поступить?       Если у них всё ещё оставалась пара совершенно безумных идей, как помочь своему… пленнику? Королю? Другу?              — Да пошло всё нахрен! — воскликнул тщедушный Громос. Его тонким голосом это прозвучало особенно решительно и внушительно. — Тащите его в петлю, пока не откинулся! А я — к Лорду Деннице! А ты, — и он склонился к самому лицу дрожащего ангела, размазывая по собственному бесценные горячие слёзы, — не смей тут помереть, пока не вернусь!..       И демон исчез, решительно прыгнув в первого же лос-анджелесского грешника — тёпленького, буквально ещё даже не успевшего остыть.       Возможно, застреленного самой Хлоей Декер во время очередных божественных разборок.       Возможно, даже где-то на Десятой и Суонсон…