Асфальт, неон и лунный свет

Тихий шорох покрышек тревожно прокатился по краю сознания Ёсана, чудовищно уставшего, больше размышляющего над тем, как бы поскорее улизнуть к себе наверх, чем над алгоритмами проекта. Он остался в полном одиночестве, и ждал контрольную итерацию, чтобы сохраниться и уже наконец уйти спать — в ожидании сорок восьмого рассвета. Основную часть своей работы он давно уже выполнил и, по сути, приводил в порядок то, что делал Уён, то ли в рамках эксперимента, то ли из врожденной экспрессии. В области сердца тупая и ноющая боль сменилась тянущей усталостью. От всего: от ожидания и от опасений, от постоянного напряжения, от странной легкости при осознании того, насколько все происходящее казалось нереальным — и безрадостный рассвет не смог бы принести облегчения. Эта лунная ночь отчего-то ощущалась… особенной, несмотря на то, что они так и не узнали о результатах сделки, Юнхо лишь коротко сообщил, что нужно немного времени, пока не закрутятся все нужные винтики и не будут задействованы все необходимые рычаги. Но Юнхо вернулся — в целости и сохранности, как и Чонхо к своему внедорожнику. Значит, какая-то часть могла пройти успешно. И теперь вот этот шум… Уён, ошивавшийся сейчас, насколько Ёсан успел понять, где-то в окрестностях Сана и центрального офиса, подозрительно молчал. Непорядок. Чем мог быть занят Уён? Хотя если речь идет о Сане, то однозначный ответ так и вертелся на языке — а в процессе особо за безопасностью не последишь, так, вполглаза, да и то… Как бы ни устал Ёсан, как бы ни выдохся, но ситуация здесь, внизу, куда не только посторонним, но и большинству своих-то вход был заказан, вполне могла оказаться внештатной. Он выглянул в длинный проезд между боксами, который совесть не позволяла назвать коридором, — по ширине он был размером с хорошую двухполосную улицу. Опасения оказались верными — в тусклом свете настенных светильников прямо к импровизированному «кабинету», где они посменно с Уёном работали над чертежами, катил автомобиль. Если бы не некоторая выучка и благоприобретенная со всеми этими шпионскими штучками осторожность, Ёсан бы не удержался от удивленного возгласа — прямо к нему безупречно тихо и мягко двигалась «Принцесса» собственной персоной. Здравый смысл говорил Ёсану, что причин для появления здесь этой машины могло быть несколько десятков, если не сотня, от банальной поломки до… до… И за рулем мог быть кто угодно, с какими угодно намерениями… Но здравый смысл почему-то начал давать сбои по мере того, как автомобиль все приближался и приближался, замедляя ход. И отказал окончательно, когда машина остановилась, сверкнув черно-розовыми боками, выпуская наружу Минги — для задумавшего недоброе или явившегося с плохими новостями слишком воодушевленного. Слишком… радостного. Ноги, конечно, не удержали на месте и, прежде чем, как там говорил Юнхо, крепко подумать и здраво оценить свои возможности, Ёсан шагнул навстречу ночному гостю. — Эй! — предостерегающе воскликнул он, немедленно оказавшись стиснутым в нетерпеливом объятии. Просто объятии — убедиться, что жив, что здесь, что из плоти и крови. — Ну эй же! Не отпустил. Ожидаемо — потому что и руки самого Ёсана, сомкнувшиеся на спине Минги, как-то помимо воли отказывались разжиматься. Только шумное и горячее дыхание — в основание шеи, быстрый невесомый поцелуй, пришедшийся в загривок, когда Ёсан наконец решил сдать назад и начал выворачиваться из загребущих лап Минги. Он и сам отступил, сначала прислонившись ногами, а после и вовсе присев на капот «Принцессы». Ёсан же, пробуя отвлечься, выскользнуть из этого безумия, грозящего спонтанным сексом прямо здесь и сейчас, внимательнее всмотрелся в расцветку машины. — Что ты с ней сделал?.. Глянцевая поверхность «Принцессы» теперь была равномерно расписана ярко-розовыми сердечками превосходной краской, порекомендованной самим Ким Хонджуном. — Это искусство! — оскорбленно приподнял бровь новообращенный художник. Ёсан бессовестно расхохотался, за что схлопотал еще один оскорбленный взгляд. Впрочем, спустя мгновение — потеплевший. Минги рассматривал Ёсана так, словно все еще не мог поверить, что он рядом. — Как сделка? — выговорил Ёсан, совершенно чужим голосом и не очень-то подчиняющимися губами. Интуиция подсказывала, что победа осталась за ними, но Ёсан затыкал это дурацкое ощущение, столько раз обманывавшее его. Нет на этом свете ничего горше разочарований. Похлопав себя по карманам, Минги с невыразимо довольным видом вытащил сверток с новым айди и еще какими-то документами. — Ты чист, счета оплачены, нас ждут на побережье — по протекции Турбобелки-нима нам дадут отличную комнату с видом на море. Под условие, что мы не будем ее красить в розовый. Он сиял и переливался всеми цветами радуги — и Ёсан готов был поклясться, что никогда в жизни не видел такого счастливого человека. Рой бабочек, тщательно убиваемых на протяжении каждого из сорока семи рассветов, несмотря на все усилия, взмыл вверх, по какой-то чистой случайности не утащив самого Ёсана. — Ты намекаешь, что мы на ней и поедем? Минги с сожалением погладил еще теплый после езды капот. — Увы. Моя «Принцесса» останется здесь — в оплату наших долгов перед мастером Юнхо. Он найдет, что с ней сделать и как выручить за нее приличные деньги. Да и машинка слишком приметная — не находишь? Чонхо отдает мне свой внедорожник — говорит, он удобный, в нем сидения раскладываются… Несмотря на то, как храбро Минги был готов попрощаться со своей ласточкой, брови все равно делали забавный печальный домик, и Ёсан неосмотрительно приблизился на полшага — тут же вновь оказавшись в объятии, пусть уже и не таком крепком. — Э-эй! — со смехом отвернулся он, чувствуя, как краснеет от ощущения больших и теплых ладоней на боках, и от сводящего с ума запаха знакомого парфюма. — Я скучал по тебе, — честно и безапелляционно заявил Минги, пройдясь по свежим шрамам, по пыльце с крыльев этих вот идиотских бабочек, по всему тому, о чем Ёсан предпочитал не думать, о чем все еще было больно, нестерпимо больно вспоминать. — А ты? — А сам как думаешь? — едва слышно, без паузы, так, словно само собой разумелось. Безнадежно утопая в этом взгляде — снизу вверх, в руках, в мягких до одури губах, Ёсан подчинился и позволил втянуть себя в крайне предосудительный поцелуй. Или не только в поцелуй. — Ч-что ты делаешь?.. — на всякий случай решил уточнить он после того, как Минги, перекатившись через него, оказался сверху, для надежности — чтобы не ускользнул, поскольку у Ёсана это слишком-то хорошо получалось, — фиксируя коленом его бедро. — А… Не очевидно? — все так же честно удивился Минги. — Прямо здесь?.. — Некоторым мечтам полагается сбываться, — прошептал Минги в самую шею рассмеявшегося от непрошенных мурашек Ёсана. Однако кое-какое подозрение колко задело и затаилось в глубине души. — Ё-на! — огласил окрестности Ёсан непривычно громким для него голосом. — Чон Уён! Под занимательную паузу Минги все еще пробовал сообразить, почему Ёсан решил призвать своего друга третьим и готов ли он сам к такому повороту событий. — Ё-на, блядь! — Ну это ж не каждый раз… — забубнила наждаком по металлу ближайшая переговорная станция. — Чего тебе надо, Кан Ёсан? — Камеры выключи! Минги согнулся пополам от смеха, зажав рот рукой, громко стукаясь лбом о звонко отозвавшийся капот «Принцессы». Переговорное устройство возмущенно крякнуло, каркнуло и вроде как ответило утвердительно. — Думаешь, выключил?.. — спросил на всякий случай отсмеявшийся Минги, теперь потиравший лоб ладонью. — Нет, конечно, я что, Уёна не знаю… Иди ко мне. Я, знаешь ли, тоже скучал…