"Папочка"

      Во мраке комнаты дымными линиями рисуется истинная натура одинокого по-странному любящего человека. Пепел с тихим шипением, подобно первым невесомым снежинкам, падает в дорогую пепельницу, выполненную искуссным мастером на заказ. Она вся переливается очаровательным чёрным, искажаясь порой рыжим цветом из-за подносимого к ней огонька сигареты.       Арсений выдыхает. Расслабляется в кресле. Стряхивает резким движением указательного пальца образовавшийся пепел, медленно затягивается и, прогоняя дым через лёгкие, затем длинно выдыхая, чтобы вся погрязшая в ночь атмосфера вокруг него посветлела от нежной серости, листает объявления.       Экран телефона светит неярко, чтобы не резать уставшие с работы глаза.       «Нижняя. Ориентация не важна. Интересуют семейные пары»       «Ищу женщину/трансика или женственного кросса с фут-фетишем»       «Ищу раба который будет полностью слушатся свою госпажу»       «В поисках постоянной рабыни. Обязательное условие переезд. Забота и уход гарантируются»       — Как я тебя понимаю, мужик. А. Ты баба. Ещё лучше, — полухриплым приглушённым голосом говорит Арсений, втирая окурок в пепельницу. Стряхнув с пальцев лишнее, он удобнее устраивается в кресле и продолжает листать.       «Высокомерная сука, нуждающаяся в воспитании»       — Как жаль, что ты в другом городе, «лисёнок».       «Семейная пара примет помощь заботливого М, писать в тг: ****.»       «Хочу жесть, мне нужна верхняя, любящая жесткую Тему: дисциплина, жесткие телесные наказания, дрессура, СМ»       — Удачи тебе, малышка.       «Нужен мужик, который временами нуждается в Госпоже»       — И как ты ещё не занята?       «Никого не ищу»       — Очаровательно. А зачем оставляешь тогда объявление? Господи, как же я устал. В пизду.       Переворачивая телефон, глазами он случайно пробегается по очередному объявлению, начинающегося со слов: «мамочка ищет…», от чего у него затягивает мышца в грудной клетке. Скорее отбросив от себя эту пакость подальше, Арсений устало массажирует себе глаза, поправляет засаленные волосы, вздыхает и плетётся в душ.       Проблем с поиском нижнего он давно не испытывал. Лет десять назад, когда он только входил в тему БДСМ и изучал для себя разные её аспекты и направления, желающих попрактиковаться с ним было достаточно. Он даже находил несколько финдом-отношений, которые помогали ему выжить в сложные студенческие годы. В одно время жил у одной мадам старше его лет на десять, ублажая все её похотливые желания. Она полностью содержала его и выполняла все требования по первому слову. Внешностью рабыня была недурна, но характер имела своеобразный, могла и ссору, и истерику закатить, потом вообще решила запретить ему работать. Это своему-то доминанту. За что сразу же была послана на хуй — уже метафорический, а не физический.       Какое-то время дальше Арсений жил без отношений, как обычных, так и БДСМных, потом стал вступать в одноразовые, набивал себе руку, то в переносном, то в прямом смысле слова. И в итоге к своим тридцати шести годам пришёл к чёткому пониманию того, что он хочет от этой культуры. К чему больше всего лежит его девиантная душа. Не к латексу, хлыстам и тотальному унижению партнёра, не к избиению нижнего до сильных ссадин на теле и запиранию его в клетке. Не нравится ему что-то жёсткое. Синяки портят красивое человеческое тело, он не видит в них нужную долю эстетики. Максимум допустимого — красные щёчки от слёз и заалевшие коленки от продолжительного на них стояния. Мучиться часами с верёвками тоже утомительно, хотя за свой более чем десятилетний опыт в Теме узлы вязать Арсений научился.       Нет, ничего из этого. Он хочет нежного ДС. Чтобы не доминант и сабмиссив, а топ и боттом, верхний и нижний, папочка и… ну, в целом, пол не особо важен. Можно девочка, можно мальчик. Главное, чтобы человек слушался, немного озорничал, любил принимать ухаживания и заботу, и был достаточно сексуально раскрепощённым для разнообразного или даже однотипного секса.       Вытирая чёрные волосы полотенцем, чувствуя, как оставшиеся на теле капли медленно скользят по коже вниз, холодя её и порой даже щекоча, забираются в скудную растительность на груди или ровненькую в паховой области, Арсений залезает одной рукой обратно в то сообщество. Как бы ни было сильно его раздражение, всё равно тянет больше. Свет экрана озаряет его скрытое мраком лицо и тело. Арсений бросает внимательный взгляд в прихожное зеркало. Волосы приемлимой длины, немного закрывают уши, редко соскальзывают на ледяные глаза, но совсем не мешают обзору. Щетина плюс-минус равномерная, не особо густая, не особо жидкая, аккуратно подчёркивает челюсть и начало крепкой, каплю утончённой, шеи. Грудь и плечи в хорошей форме, не перетянуты тренировками, но и убивают всякое сравнение его с дохликом. Такое любят. Стройное натуральное тело нежного оттенка и приятные глазу черты лица.       Значит, ещё в форме, не так уж и постарел. В молодости он обожал делать селфи, и сейчас не может пройти мимо такого кадра. Делает его через зеркало. Рамка закрывает начало самого интересного, виднеется только сексуальная дорожка от пупка, ведущая к паховой области, и тазовые кости отлично очерчиваются в слабом свете включенной на одну дальнюю лампу из семи люстры. Новая фотография сразу устанавливается им на профиль сайта.       Дальше Арсений бредёт до расположенной в просторной спальне кровати, по пути и уже на месте листая личку.       «Вау, какой ты хорошенький. Хочешь плохую девочку на воспитание?»       «Хуею с того, какой вы красивый. Приручишь меня, папочка?»       «Ты прям полностью согласен содержать своего нижнего? Без наёба?»       «К Вашим услугам. Я ищу постоянного хозяина, буду лучшей сучкой для Вас. Нравятся мои фоточки?»       Арсений лениво пролистывает каждый профиль написавших.       «Плохую девочку» старше себя он игнорирует.       Второй человек неизвестного пола, потому что гендер не указан и нет ни одной фотографии, — только страпон на аватарке, — имеет столько табуированных вещей, что сразу нет. Там из зелёного только «пояс верности» и «бондаж», это совсем скучная картина. И в чём, спрашивается, приручение, когда та же самая дрессура стоит в табу, а не в фетишах?       Третий написавший — чёрная лошадка. У него в описании профиля стоит: «0.0 любопытный» и не выделено ни одной красной или зелёной зоны. Пообщаться перед сном можно — хоть как-то время убьёт. А так ни на что серьёзное лучше не расчитывать.       Четвёртая миледи явно перепутала его с другим видом доминантов. Это молодая хорошо слаженная девушка, на всех фотографиях выглядящая очень униженно и сексуально. Член от неё приятно подёргивается, но в целом это не то, что ищет Арсений, поэтому и её он игнорирует.       Что ж, один вариант остался.       «Здравствуй. Для начала, обращаться к верхнему нужно уважительно, на «Вы». Да, у меня хватает средств на содержание нижнего, но он должен подходить под мои критерии»       Арсений уже думает переходить в новостную ленту или на порно сайт, чтобы хотя бы оргазмом скрасить скучный вечер после работы, но его сообщение оказывается практически сразу прочитанным. Он даёт собеседнику буквально полминуты на ответ. И ответ приходит.       «А. Извините. Я просто не совсем в курсе. Прям всегда на Вы? А вы ко мне на ты будете, получается?»       «Да, на «ты», но целом оговаривается. Я ищу себе не рабыную или раба, а скорее ребёнка. Не в смысле педофилии. Требую от нижнего переезд ко мне и возможность контролировать его личную жизнь».       «И обеспечивать»       Арсений закатывает глаза. Он явно понимает в какую сторону клонит этот человек. Видимо, у того сейчас финансовые проблемы, и в его планах подзаработать немного денег на Теме. Таких встречается достаточно, вообще в кругах БДСМ содержание явление не редкое, финдомы цветут и пахнут, и каждый третий человек в личку вместе с предложением себя присылает денежные значки.       Тратить энные суммы на своё увлечение Арсению несложно. Наоборот, ему нравится понимать, что, например, этот чёрный красивый ошейник с подвеской на тонкой шейке нижнего подарил именно он. Нравится, как блестят глазки и расцветают улыбки на лицах этих на всё согласных за деньги и просто из-за своих желаний созданий. Очень нравится привязывать к себе кого-нибудь в материальном плане.       Пару раз он пытался, но зачастую это были девочки настолько пустые в плане духовного воспитания, что секс-кукла на их фоне казалась разумной женщиной. Один раз попалась дама с характером и мозгами, но у таких тоже есть особенность — они зачастую любят партнёрские равноправные отношения, — нет, разумеется, с передачей власти верхнему, иначе какой это БДСМ, но в общем и целом они очень ровные, как будто даже есть возможность в свитч, а это то, что Арсений по отношении себя допускать не желает.       Нижний — снизу. Верхний — сверху. Возможно, такому его научила его первая постоянная нижняя, но в любом случае взаимосвязь БДСМ с личной жизнью построилась, и теперь Арсению натурально плохо от одиночества и от того, как мало людей может удовлетворить его нехитрые в целом-то желания.       «Да. Я буду обеспечивать тебя, если ты мне подойдёшь. Но для начала мне нужно хотя бы понимать, с кем я имею дело. Твой возраст, пол, гендер, фетиши, желательно фото. У тебя совершенно пустая страничка. Я понимаю, если ты боишься рассказывать сразу, но мне нужны твои максимально честные ответы, тогда у нас дело может дойти даже до первой встречи»       «Ладно. Я парень. Гендер? Парень. Мне 20 скоро. В конце месяца».       «Фетиши не знаю. Я ну это. Ничего не пробовал ещё»       «А можно пока без фото?»       Арсений зачёсывает назад мокрую прядь волос и вздыхает. С такими молодыми зелёными ребятами он пару раз, — буквально пару раз за всю практику, — сталкивался. Но те хотя бы имели какие-нибудь адекватные потребности. Некоторые в Теме хотели быть униженным, кто-то избитым, бывали и те, кто радовался ссать по приказу и умолять Господина о порке. В общем, ребята встречались разные, но хотя бы базовые фетиши, как раз то, что привело их в БДСМ-культуру, у них прослеживались всегда.       «Одно дело пробовать, другое дело хотеть. Хотеть тебе никто не запрещает. Что ты хочешь из Темы?»       «А ты ведь себе ищешь не раба, ты сам так написал»       «Я тебе разрешал на «ты» переходить?»       «Блять простите»       «Я не нарочно»       «Я ищу не раба, ты прав. Но ищу послушного нижнего, который согласится на мои условия. То есть будет меня слушаться, без СМ, даже в бытовых вещах. Например, есть то, что я скажу, и в то время, которое я укажу. Ходить в какие-то места только по моему разрешению и общаться только с теми, с кем я разрешу»       «А не жойско?»       «Что, прости?»       «Да ничего, извините. Это я так. Я не пробовал такое»       «Но хочешь?»       «Это звучит странно»       — Ты в Теме, малыш, — закатывает глаза Арсений. — Это ты ещё настоящих странностей не встречал. Ладно, содержанка, тебе нужны только мои деньги, я понял. Нерабочий варик, надо отшивать.       «Значит, нам с тобой не по пути. Всего доброго.»       «Подожди!»       «Это, Граф, или как Вас правильно называть?»       «Ты опять переходишь в общении с верхним на «ты». Совсем не поддаёшься воспитанию, да?»       «А может я верхний!»       Арсений вздыхает, нечитаемо глядя в экран. Пожалуй, надо реально закругляться и ложиться спать, но, несмотря на усталость в теле, ко сну его не тянет. Поэтому он продолжает мучить себя общением с этим странным индивидом, по какой-то дикой случайности залезшего на сайт для девиантов.       «В таком случае наши дорого точно не по пути. Я с другими домами не общаюсь»       «Ладно нижний. Подождите, пожалуйста. Я Вас совсем заебал уже?»       «Пришли хотя бы обрезанную фотографию с кучей фильтров, чтобы я понимал, стоит ли вообще игра свеч.»       На некоторое время собеседник пропадает. Индикатор присутствия на сайте то гаснет, то вновь загорается. Новых сообщений в этот момент не приходит. Арсений не то, чтобы надеется на что-нибудь грандиозное, но теперь уже точно ожидает получить от этого недо-нижнего хоть что-то, из-за интереса он теперь точно не сможет уснуть в ближайшее время. Чтобы разбавить ожидание, листает ленту. Лайкает подборку обнажённых связанных девушек, и тогда наконец раздаётся звук уведомления.       Приходит не текст, а фотография. На ней изображён под тупым углом парень, явно молодой и даже худой, в лёгкой ветровке. Он сильно улыбается, жмурится, закрывает лицо рукой с тонкой сигаретой между длинных пальцев, и вообще на фотографию наложен фильтр, делающий её чёрно-белой и немного размытой.       Но на ней определённо молодой парень не вырвиглазной внешности.       «Норм?», приходит от него следом.       «Сойдёт. Анальный секс, минет, возможно и какие-то более Тематические игры, например, с сосками, поясом верности, пробками и т.д приемлешь?»       «Я не знаю. Я не пробовал»       Как же тяжко. Арсений трёт ладонью лоб, матеря себя за то, что вообще связывается с зеленью, но какая-то внутренняя чуйка шепчет на ухо, что молодняк очень даже хорошо. Во-первых, финансово зависимый, во-вторых, ещё не зачерствевший, готовый к новым эмоциями и ощущениями, в-третьих, привлекательный внешне. Это не полудохлые мужики под сорок, у которого кожа на жопе сморщенная, смотреть тошно. И не окабаневшие рабы. Это полевой цветочек, который можно аккуратненько посадить к себе на участок и любоваться, как он будет расти дальше. Загнётся — можно выкинуть. Приживётся и расплодится? Хороший выбор.       Арсений любит действовать, а не думать. Решительные действия всегда толкали его жизнь вперёд, поэтому и теперь, не мешкая, он отвечает:       «Если готов попробовать и встретиться, могу скинуть адрес.»       «Твоей квартиры?!»       «Могу и квартиры, но, думаю, тебе будет легче встретиться сначала на более нейтральной территории. Например, в нескольких метрах от моего дома. Либо пойдём ко мне обсуждать условия, либо в кафе, либо ты отправишься обратно домой.»       «А ты не боишься? Ну, что я псих какой-то?»       «Пока что я только боюсь, как бы не придушить тебя при встрече. Ты как обрачаешься к Господину?»       — Чёрт, к верхнему, — шипит сам на себя Арсений, морщась. — Ебучая привычка. Ладно, похуй.       «Значит, всё-таки господин?»       «Извините, Господин, не могу никак привыкнуть»       «Можно по имени. Арсений. В дальнейшем приветствуется обращение «папа» и все его производные. Самое частое: «папочка». Но до того момента, как мы всё обсудим, обращаешься ко мне уважительно по имени. Тебе понятно?»       «Да, Арсений. Можете, пожалуйста, отправить место и время?»       — А, может, и не безнадёжен…       

¡‼•‼¡

      Просит Арсений не так много, как может показаться, но и не так мало, как хотелось бы этому пареньку напротив. Неловко переминаясь с ноги на ногу и часто пугливо оглядываясь, словно за ним охотятся бандиты и через минуту другую его скрутит парочка шкафов и затянет в чёрную машину без номеров, вчерашний собеседник по переписке выглядит уже не так бойко, каким казался в тексте. Он очень высокий, достигает почти, если не целых, двух метров, но настолько худой и так сильно горбится, что небольшая разница в росте перестаёт казаться хоть сколь-нибудь существенной.       — Меня Антон зовут, — говорит он низким басистым голосом, протягивая руку. И по глазам видно, насколько сам этого пугается. Прочищает горло, уточняет: — А ты… Вы Арсений, верно?       Арсений кивает, в очередной раз оценивающе оглядывая его с головы до ног. Во время второй фразы голос дрогнул настолько, что стал почти женским. Да и после рукопожатия парень очень быстро убрал ладонь в карман тонкой синей курточки.       Волосы у него обычные, довольно короткие; выделяются торчащие уши, по-лошадиному вытянутое лицо, печальные собачьи глаза тускло зелёного цвета и неровные, пухлые в центре, тонкие по краям губы. Это беспокойное существо в глазах Арсения принимает эпитет разве что «миловидный», но никак не «симпатичный», «очаровательный», «красивый» или тем более «сексуальный». Сексуального в этом вчерашнем школьном сорванце, если и не ноль, и не минус, то не больше пяти процентов. И то, Арсений выдаёт это за рот, потому что представляет, насколько хорошо он будет обхватывать его член губами и до какой глубины сможет пропустить в глотку даже с первого раза. Никаких других эстетичных мест на Антоне не наблюдается. Шея не лебединая, запястья тонкие, конечно, но это меркнет на общем фоне его худобы, к тому же скрывается ветровкой; пальцы достаточно длинные, почти музыкальные, но не хватает им какой-нибудь изюменки.       Не плохо, да, но это создание Арсения не цепляет. И всё же он не уходит, даёт ему шанс. Потому что и из гадкого утёнка можно вылепить чудесного лебедя, главное иметь на то желание, средства и время. Всё это в его запасе имеется в достаточном количестве, нашёлся бы только утёнок.       — Антон, не волнуйся. Я не съем тебя. Не укушу, не изнасилую, не наброшусь на тебя без твоего на то согласия и не буду обзывать без договорённостей. И вообще, я искал себе не раба, а мальчика. То есть в моих интересах обходиться с тобой очень почтительно, как со своим дорогим ребёнком. С привилегиями, разумеется. Выглядишь ты очень молодо. Покажи, пожалуйста, паспорт.       — Да есть мне восемнадцать, — куксится моментально Антон, но всё же лезет во внутренний карман куртки и достаёт из него паспорт без обложки.       Арсений забирает его и внимательно изучает. Фотография совсем юного четырнадцатилетнего мальчишки может вызвать умиление разве что у девочек его возраста или ровестниц его матери и у неё самой. Особенно забавно, как он, имея такие детские мальчишеские черты, пытается строить из себя злого дядю. Даже редкую щетинку оставил на щеках, совсем ему не идущую. По году рождения Арсений вычисляет, что в возрасте пацан не соврал: ему, и правда, через пару недель исполняется двадцать лет. Он неместный, родился в другом городе и паспорт получал там же. Перебрался оттуда, вероятно, недавно, окончив школу. Прописан по месту рождения, здешней регистрации нет.       — А меня точно не в армию забирают?       Не служил. Арсений задумчиво мычит, стараясь сделать это всё же отрицательно, а сам перебирает в голове полученную информацию. Перед ним стоит парнишка, желающий денег, это и по переписке было видно, с родственниками в другом городе — вероятнее всего, но не точно. Возможно, учащийся. Одет нормально, не в обноски, хотя вкус в одежде не прослеживается. Либо денег нет на это, либо мотивации и в целом надобности.       Плюс-минус подходит под желаемое. Неидеально, но всё же Арсений решает попробовать, поэтому немного смягчается. Отдаёт настороженному Антону обратно его документ.       — На самом деле, Антош, всё просто. Я хочу понимать, с кем общаюсь и планирую вступить в связь. Возможно, слишком цепляюсь к деталям, не без этого, но лишним это никогда не было. Как понимаю, ты не служил. Почему? По болезни или по учёбе?       — По учёбе, — насупившись, отвечает он, сразу выдавая свою больную точку.       — Вылетел?       Поджимает губы, сильно хмурится, взгляд отводит — точное попадание. Арсений вновь задумчиво мычит, перекидывает ему через плечо руку и начинает уводить его в сторону своего подъезда. Достаточно они на холодной весенней улице постояли, решает он, теперь нужно в тёплой домашней обстановке обсудить дальнейшее взаимодействие.       — Я не вылетел. Ещё. Пока что, — запоздало всё-таки признаётся Антон, так ярко при этом издавая некоторые звуки и смотря, как птичка, которая не хотела гадить на машину, но организм сам велел ей это сделать, что Арсений закрывает этот разговор, всё для себя понимая.       Проблемы с учёбой, боязнь армии, а, возможно, и домой вернуться, понравившаяся жизнь в большом городе — всё одной чёткой линией, словно позвоночные кости, проходят сквозь весь образ этого пацана. Пока что в нём не различается только желание подчиняться и быть любимым, но оно и логично: они такие темы пока не поднимали.       На проходе в квартиру Антон застревает. Нормально ступить на территорию прихожей ему будто не хватает смелости, или маячащие всё это время переживания где-то в глубине его сознания решают в этот самый момент вынырнуть наружу. Испуганного лица он не строит, хотя оглядывается отчасти затравленно.       Подобно хозяину нового питомца, предположим, щенка, Арсений терпеливо ожидает, когда животинка освоится, осмотрится, обнюхает всё, её интересующее, и поборит возникшее оцепенение от нового места или убежит под любую выглядящую на первый взгляд надёжно защитную поверхность, будь ею стол или кровать, не важно. В данном же случае вместо предметов мебели больше подходит подъезд или вообще улица. Но идёт время, а Антон продолжает стоять на месте, нервно дёргая себя за молнию куртки: и спеша её снять, и тормозя себя. Арсений решает захлопнуть клетку, немного оттесняет пацана от двери и закрывает замок на три оборота.       Игра в папочку и sugar daddy подразумевает в том числе и заботу в мелких мелочах. Заботливая мама своего ребёнка одевает и раздевает самостоятельно, вот и Арсений поправляет синюю ветровку, хватается за язычок молнии и тянет её вниз, слушая «зжжзж» и неотрывно наблюдая за растерянным, чуть порозовевшим личиком своего визави. Никаких ярких возражений не следует.       — Да я бы сам, — только и мямлит это существо, когда куртка медленно покидает его напряжённые плечи.       Арсений хмыкает, вешает её на крючок и присаживается перед ним на одно колено.       — Ты мне уже предложение делаешь? — неловко шутит Антон, испуганно вылупляя глаза.       Довольно логичная защитная реакция неопытного, всего боящегося человека. Самую малость это раздражает, но Арсений решает продолжить показывать желаемую им роль и демонстрировать, каким в целом будет их дальнейшее взаимодействие. Он приближается к тонкой ноге Антона, проводит по икре ладонью, чуть сжимая. Чувствует крепкие мышцы — ходил и бегал мальчишка часто, возможно, даже спортом беговым занимался. Медленно, почти интимно, спускается ниже, к щиколотке, приподнимает за неё ногу и, лёгким движением развязывая кроссовок, аккуратно его снимает.       Балансируя на весу, Антон опирается о стену вытянутой рукой. В щеках, ушах и шее он безмерно краснеет, а свой пугливый взгляд уставляет куда-то наискосок, мимо чёрных волос, в пол.       — Ты так не переживай, Антош. Я не сделаю тебе больно. И это не предложение, а небольшая забота, чтобы ты лучше понимал, на что соглашаешься. Давай вторую ножку.       Медленно опуская ступню в тонком насочке на пол, Арсений нарочно задевает пальцами его голую кожу и немного её поглаживает. Парень вздагивает от такого нехитрого действия. Кажется, по его телу рассыпаются мурашки, но с нижнего ракурса видно плохо и не факт, что верно. Он встаёт более ровно и осторожно приподнимает вторую ногу, так и не находя в этом особого удовольствия, лишь разочаровывающую неловкость.       — Если не расслабишься, у нас точно ничего не выйдет.       — Ты меня… — говорит и затыкается, поджимая губы.       Арсений со вздохом удаляет второй кроссовок с него, аккуратно ставит их на полочку и поднимается. Теперь они стоят очень близко. Парень немного выше, но ведёт себя настолько мягко и неопределённо, что доминирующая роль переходит Арсению без каких-либо возражений и только укрепляется от того, как сильно Антон тупит глаза от укоризненого взгляда в свою сторону.       — Сколько раз тебе нужно ошибиться, чтобы наконец начать называть меня правильно? Концепция наказания в отношениях, которые я планирую с тобой осуществить, тоже присутсвует и имеет ярко выраженную роль. Это не больно даже, скорее унизительно. Тебя ремнём пороли? Если нет, могу устроить, чтобы ты точно усвоил правила поведения.       — Меня нет… но это же больно?       Арсений чуть склоняет к плечу голову и медленно, нарочно растягивая время, тянет к его лицу ладонь, в той же манере скользит большим пальцем по мягкой нежной щеке. С кожей проблем у парнишки нет, она в хорошем состоянии, без шероховатостей, ранок, щетины и прыщиков. По крайней мере на внешних участках, не скрытых одеждой, картина наблюдается именно такая.       — На самом деле необязательно. Могу и ладонью. Это не СМ, то есть садо-мазо, а ДМ — доминирование-подчинение. Наказание за неправильное поведение. Например, когда тебя ругают, нужно извиняться. В целом, есть такие человеческие манеры, не слышал? Если ты где-то накосячил, стоит принести извинения и пообещать, что такое больше не повторится. А если вдруг повторится, то ты готов понести соотвествующее наказание.       — Извините. Я не хочу наказание.       — Это далеко не первый раз, но опять тебя прощаю. Не злоупотребляй тем, что ты ещё зелёный. К тому же мы ещё ни о чём не договорились. Пойдём, попьём чая, поедим торт, и обсудим договорённости. Если захочешь уйти, скажи об этом прямо, а не придумывай нелепые отмазки. Ясно?       — Да. Арсений, — запозадло добавляет последнее слово и глядит при этом, как ученик попытавшийся решить сложное задание и теперь с нетерпением ожидающий вердикта учителя.       Арсений коротко ему улыбается, кивает: хвалить верное поведение тоже часть воспитания. Он простирает руку в сторону ванной комнаты.       — Помой руки пока. Поставлю чайник. Тебе какой? Чёрный, зелёный, белый, ягодный, травяной, мятный?       — Вот это у т… Вас набор, — говорит Антон сперва восхищённо, потом, вновь спотыкаясь об обращение, исправляется на более виноватый тон.       Арсений кивает.       — У меня и кофе есть много разного. Надеюсь, тебе у меня понравится, и я устрою все твои хотелки, а ты исполнишь все мои. Давай, иди уже.       Антон спешно удаляется по коридору в сторону двух белых дверей. Одна из них ведёт в ванную, другая в туалет. Сначала он открывает ненужную комнату, затем ошибается с выключателем, и до ушей всё это время с интересом глядящего на него Арсения долетает тихое матерное выражние, неразличимое, но определённо недовольное. Когда дверь захлопывается, он вздыхает, сам ополаскивает руки в раковине и принимается накрывать на стол, привычно легко орудуя на кухне.       — Ты так и не ответил, какой тебе.       — А? А. Зелёный. Не, а можно мятный?       — Можно, — кротко отвечает Арсений. Чайник как раз начинает закипать.       Антон совершенно не изящно плюхается на свободное место за столом и начинает негромко, но заметно тарабанить пальцами по столешнице.       — Успокойся, — ставя перед ним горячую кружку и торт, говорит Арсений. — Лишние звуки не нужно издавать, я привык к тишине. Ты такое ешь? Нет ни на что аллергии? Это шоколад, вишня и немного орехов. Грецких, если мне не изменяет память.       — Ем, — голодно отзывается Антон, от нетерпения выпрямляясь. — У меня аллергия только на рис.       — Умг… Понятно. Сладкоежка?       — Не то чтобы, но сладкое люблю.       Арсения пробивает на смешок. Мальчишка в своём непосредственном состоянии покрывается флёром очаровательности, чем нивелирует остальные свои изъяны. Зелёные глаза теперь кажутся более тёмными, яркими и живыми. Жаль только, что весь его голод направлен на сладость, а не на своего верхнего, но раз он в целом сам пришёл сюда, то готов отдаться в постели, иначе о чём этот ребёнок вообще думает.       Привыкнув к самостоятельности, он тянется к ножу и ложке, но Арсений ловко их перехватывает и коротко качает головой, так и говоря: это моя обязанность, твоя инициатива здесь не приветствуется. Антон немного дует губы, но слушается этого взгляда, убирает руки.       Торт Арсений нарочно разрезает лишь на один небольшой кусок. Не дать попробовать, он уже видит по глазам, что такое дорогое угощение парнише понравится, а заставить того просить отрезать добавки. А если он полезет сам, не спросив разрешения, вновь его отругать.       На самом деле такого строгого контроля за нижним Арсений не хочет, но это начало их отношений, и ему нужно в деталях показать, как будет дальше, чтобы уже на берегу решить, насколько для Антона это приемлимо, и распрощаться с ним при необходимости. Дальше он планирует всё же больше исполнять роль папика и страстного любовника, а не Господина или хозяина. Пробивается прошлый опыт, куда ж от него деться.       Видимо, заразившись манерами, Антон не набрасывается сразу на поставленную перед ним тарелочку с кусочком торта, а дожидается, когда Арсений займёт своё место с чашкой кофе.       — А… Вы есть не будете?       — Нет, я приобрёл его для тебя. Нечасто ем сладкое, я контролирую свой рацион.       — Вот почему Вы так охрененно выглядите, — с неподдельной искренностью говорит Антон с тортом за щекой. — А, если не секрет, сколько Вам лет?       — Тридцать шесть.       — Охереть. Вам идёт.       Арсений вновь не сдерживает смешка, задорно смотрит на него, лукаво уточняя:       — Что мне идёт, Антош?       — Ну этот, возраст. Не знаю, каким Вы были в молодости, но сейчас прям… ну мужчина. Сексуальный такой вот, в общем.       — Понятно. Спасибо за комплимент, Антош. Как торт? Нравится? — ласково спрашивает Арсений, в ответ получает быстрые кивки. Не спешит говорить что-либо ещё, потому что положенного им кусочка на тарелке уже нет.       Отхлёбывая горячего чая, Антон довольно облизывается и бросает вожделеющий взгляд на оставшийся торт. Научный эксперимент начинается. Арсений ничего не предлагает, ожидает, закрываясь кружкой кофе. Много времени не проходит, прежде чем, подобно настоящему ребёнку, Антон пытается незаметно отковырнуть немножко добавки ложечкой.       — Если хочешь ещё, просто попроси, — ровно говорит Арсений.       Антон становится карикатурой на мем с пойманным воришкой. Резко выпрямляется, роняет ложку на тарелку, и перепуганными глазами смотрит в ответ, не переставая кивать головой, как не кивает даже игрушечный болванчик на неровной просёлочной дороге.       — Что нужно сказать?       — А… Это, а можно ещё? Пожалуйста? Арсений.       — Формулировки у тебя, конечно, замечательные, — мягко, с наигранно усталыми интонациями говорит Арсений, поднимаясь и отрезая ему ровно такой же небольшой кусок. Он приверженец выражения: повторение — мать учения. Садится обратно, отпивает кофе и начинает интересующий его разговор: — Смотри, Антош, в Теме я довольно давно, больше десяти лет. Потребности нижних понимаю хорошо, умею их удовлетворять. Но я немного устал от этого, мне хочется чего-то другого, полегче и совмещённого с ванилью. Мне вообще нравится совмещать Тему и ваниль. В разумных пределах, разумеется. Раньше у меня были обычные отношения, которые на какие-то определённые дни или немного по вечерам превращались в тематические. Сейчас же я пришёл к неутешительной потребности полностью объединить одно с другим. В плане фетишей всё обсуждается, но, скажу сразу, меня не привлекает жёсткий БДСМ; не особо люблю ролевые; игры в переодевание мне приелись; походил я в этих латексных костюмах, всё тело от них потеет, вид прикольный, профита маловато. Но и такое было, и такое могу, при желании, повторить. Из того, что я прям хочу в тебе видеть: открытость, верность и зависимость от меня в финансовом плане. Хочу тебя полностью содержать. Ты в свою очередь подпускаешь меня к своему телу, в том числе разрешаешь оральный и анальный секс, давить я не буду, игрушками пытать тоже, хотя это тоже обсуждаемо. Коллекция у меня набралась достаточная. По поводу послушания — не требую идеального рабского, но ты должен понимать, если ты будешь мальчиком непослушным, могу отшлёпать, наказать. Если будешь хорошим, то будешь получать поощрения, подарочки. Какие захочешь. В постели, словесные, финансовые в том числе. Я работаю в крупной компании на руководящей должности, получаю достаточно.       — А какой период этих отношений?       — Какого-то договора с тобой заключать я не планирую. К ним я прибегал только в тех случаях, когда нижние просили жесть. Ну знаешь, избиение до настоящих глубоких ссадин, связывание чуть ли не до онемения всех конечностей и тому подобное.       — Такое тоже бывает?       — Я в лесу голую бабу сорока лет за волосы и поводок таскал, у неё всё тело было в синяках и порезах, она лежала у меня в ногах и умоляла ударить её и нассать ей на лицо. Да, малыш, БДСМ бывает разный. Девиантное поведение у каждого проявляется по-своему, и если у верхнего и нижнего случается много пересечений, то отношения получаются долгими и хорошими, иначе хватает одного взаимодействия. Как понимаю, ты в Теме совсем недавно. Насколько?       — Ну совсем. Я вообще про это узнал… не, узнал-то из роликов. Ну, порно. Мне порой встречались видео, где связанные девушки на каких-то чёрных установках, и их бьют, и прищепки цепляют, а потом резко снимают, и секс-машиной ебут, вот такое видел. Но не знал, что есть прям какое-то сообщество. Тем более у нас. Те видео, они все зарубежные. Там на инглише говорили. Вот. А месяц назад одногруппница в чат прикол кинула по поводу БДСМ, и там разгон начался, типа, зайдите на форумы и почитайте что-то. Я не помню, что. Но я полез, вот, и на сайт наткнулся.       — Зачем полез? Что именно тебя заинтересовало?       — Да я даже не знаю, просто интересно стало. Я по приколу вообще зарегался. У меня и анального секса не было. И вообще с мужчинами.       Арсений задумчиво помыкивает, лежа подбородком на своей ладони, губами упираясь в согнутые пальцы. Он прикидывает, насколько фатальной может оказаться связь с новичком, совсем не разбирающимся в тематике БДСМ, но с другой стороны он себя осаждает, потому что планирует вводить мальчишку в довольно лайтовую её версию, сохраняющую помимо трёх главных прицнипов всего-то две буквы из названия БДДССМ, то есть две из шести возможных — одна треть. А именно внутренние: ДС, когда один отдаёт контроль, а второй его забирает.       Понятно, что Антону страшно и неловко пока ещё, слишком он не погружённый, ни в реальный ход вещей, ни в свои фантазии, ведь, как сам признался, регистрировался по приколу. Но раз он сейчас здесь, допускает возможность подчиняться. Определил себя сразу к нижнему и решился на личную встречу.       Это интересно, из этого всё же может что-то получиться.       — Но тебе нравится мужская красота или ты больше предпочитаешь женскую?       — Наверное, нравится. Не дрочил на это, но… но… есть в этом что-то.       — Понятно. Роль верхнего ты для себя не рассматривал?       — У вас как-то заёбов много, — охотно жалуется Антон, немного хмурясь. — Это всё странно и кринжово.       — Что конкретно?       — Ну это. Мне какой-то доминант написал. Так он начал диалог со слов: «Привет. Вставай на колени, я покажу тебе настоящего доминанта». Я охуел тогда.       — А… НКСС, да, встречается. Но ты же понимаешь, что не все верхние такие? Это отдельный вид долбоёбиков, которые с первых слов или действий нарушают чужие личные границы, даже ни о чём не договорившись. Вменяемые нижние от взаимодействия с такими индивидами отказываются, и правильно делают. Значит, роль верхнего тебя не особо привлекает, но на нижнюю позицию ты согласен? Я понимаю, что тебе нужны от меня деньги, не настолько кретин, и я готов их тебе давать, если мы друг друга устроим в постели. Если не уверен, пойдём, покажу тебе немного на практике. Ты всегда можешь меня остановить. Например, светофором, или просто сказав: «стоп», идёт?       — А что ты конкретно хочешь со мной сделать? — опасливо интересуется Антон, неохотно поднимаясь.       Арсений его опережает, и когда он полностью поднимается, оказывается у него за спиной. Гладит по лопаткам, давит на плечи, одновременно удерживая за них, не требуя сесть обратно или на пол перед собой на колени, а просто массажирует. Стоит при этом близко, в некоторых точках пересекаясь с ним одеждой или телом, размеренно дышит недалеко от его уха.       — Я хочу тебе показать, что тебя ждёт, сладкий. Быстрый курс введения в отношения. Немного ласки, немного порки, много удовольствия и для тебя, и для меня. Говори, нравится?       — Это приятно, — тягуче, практически постанывая, отвечает Антон, расслабляясь под приятными движениями рук.       Арсений спускается по спине ниже, уже не массирует, просто ведёт вдоль позвоночника, останавливаясь на пояснице, перед началом ягодиц.       — Всё ещё приятно?       — Это… странно…       Парень поджимает губы, вновь напрягаясь, но не дёргается, не останавливает, никак не показывает своей заинтересованности. Выбивать из нижнего желание силой и грубым подчинением Арсений не любит, ему импонирует, когда тот сам понимает свои желания и охотно демонстрирует их, надеясь получить от доминанта их качественное исполнение. Но и это дело практики. Решая проверить более честную реакцию, Арсений ведёт левой ладонью с пояса по животу дугой к сердцу, и накрывает его в конце. Оно бьётся громко. Вибрации проходят по руке, служа достаточно красноречивым ответом на вопрос: «нравится ли мальчишке такие ласки». Либо определённо да, либо он слишком боится, но ведь не есть его собираются. Второй вариант отпадает.       Следующим Арсений гладит его тощий зад, на нём и ухватиться не за что и бить ладонью не особо удобно, хотя однажды на его практике попадалась девочка и потоньше, её можно было выставлять на уроках биологии вместо модели скелета, никто бы и не заметил разницы. А здесь худоба плюс-минус здоровая, но всё равно крайне высокая для человека такого роста. Как ни иронично.       — Хочешь ко мне на член? — шепчет Арсений на ухо.       Сначала само действие вызывает мурашки, затем смысл слов окрашивает щёки и мочку уха в насыщенный красный. Антон издаёт дёрганный звук «а», словно выплюнутый заевшей пластинкой, и, явно пытаясь отстраниться, делает рефлекторный шаг назад, ещё ближе прижимаясь спиной к груди Арсения, а задницей ему плюс-минус в паховую область, но немного выше, и сразу оказывается пойманным в объятия.       Вырываться мальчишка не старается, ни одной попытки не принимает, наоборот, хоть и сжимается в плечах, всё равно отворачивает в сторону голову, давая более удобный подход к шее, по которой Арсений уже ведёт суховатыми губами, оставляя невесомые поцелуи.       — Ты всё же отзывчивый мальчик, — шепчет он туда же, в шею, после поцелуя, и целует ещё раз, несильно затем прикусывая кожу, сразу же её отпуская. — Давай поиграем, малыш. Скажи, хочешь к папочке на член? — водя носом у Антона под ухом, спрашивает и оставляет на линии челюсти короткий поцелуй.       Тело в его руках дрожит, опять покрывается мурашками. Антон рвано выдыхает, поджимает в смятении губы, но всё же негромко отвечает:       — Хочу попробовать.       — На вкус? Или в себе? — нарочно опаляет горячим дыханием ушную раковину. Антона вновь всего передёргивает, он ёжится в его руках, плавится, льнёт ближе, стараясь всё же сохранить дистанцию. Такой большой, тонкий и неуверенный мальчик, явно получающий удовольствие от своего стыда, покрасившего его кожу в натуральный рубиновый цвет и распалившего её до горячности.       — Я не знаю…       — Ты можешь попробовать меня и так, и так. Папочка добрый, и разрешает это. Пойдём в кроватку.       Антон не дёргается, но дышит загнанно, приоткрытым ртом. Это тот самый финальный момент, после которого точно решается согласен ли он на такое или нет. Либо да, и они идут в спальню, либо нет, и он идёт в прихожую, одевается, уезжает домой.       В этот момент, чтобы избежать неприятных последствий, лучше не влезать, вот и Арсений не давит, не отстраняется, всё ещё стоит рядом, обнимает, размеренно дышит в сторону, не лапая, не массируя, не отпуская, не прижимая, не отталкивая. Даёт возможность принять верное решение.       И Антон всё же дёргается. Переставляет ногу, кивает, смотрит в сторону спальни. Поддаётся каким-то внутренним ощущениям, заставляющим его отдавать контроль другому человеку, быть нижним, открытым, страстным мальчишкой.       Арсений коротко лижет его по шее, прежде чем отпустить. Он следует за ним, идёт ровно за спиной, придерживая одной рукой за плечо, не боясь, что он не найдёт спальню или сбежит в самый ответственный момент, а показывая свой за ним контроль даже в такой мелочи.       Нижним нравится быть ведомыми.       И Антону в такой форме взаимодействия приятно находиться. В глазах и движениях не читается ни одного несогласного признака, только присущие неопытной пуританской натуре страх с неловкостью. В обычных обстоятельствах, точнее в ванильных отношениях, Арсений бы потратил кучу времени на то, чтобы успокоить партнёра и убедить его в безопасности и своей внимательности, а также не забегал на половой акт так скоро, но в БДСМ многими девиантами очень даже ценятся эти два чувства: страх и стыд. Нижний должен бояться верхнего и стесняться перед ним, такие вещи частенько распаляют, и у некоторых активно используются. Другие же, на самом деле, тоже любят в своей практике переплетать попеременно или вместе то стыд, то страх, а порой и вместе, просто не искажая их до абсурдности.       Так что эта помесь эмоций, застывшая в зелёных глазах, очень верная и отлично подходит для их секса. Даже не сессии, а именно секса. Арсений хочет сначала сделать ему хорошо, а потом уже осторожно знакомить с «плохо», оборвав первую часть где-то на серединке.       Контроль оргазма, куда же без него?       Упав на кровать, Антон боязливо отползает на локтях к изголовью, смотрит практчиески исподлобья, немного хмурясь и пробуя на вкус собственные губы. Арсений не смягчает настрой, наоборот, раскаляет его резким действием: начинает раздевать мальчишку, притом начинает снизу, со штанов. Носочки оставляет. Белые, короткие, чистенькие, не так сильно запотевшие, почти то, что надо для фут-фетиша.       Когда напряжение достигает высокой, но и не наивысшей точки — передавливать в таких вещах нежелательно, — Арсений неожиданно становится ласковым, ложится в ногах Антона на живот, располагая их так, чтобы они его обнимали, и водит носом по недавно побритой паховой области. От кожи практически не чувствуется запах геля для душа, но языком она ощущается очень чистой, за исключением нескольких вспотевших мест и потёкшего предэякулятом члена.       — Учимся просить, — говорит Арсений, щекой прислоняясь к бедру порозовевшего Антона. — Говори, малыш, что ты хочешь?       — Я не знаю… чего-нибудь…       — Так не пойдёт. Давай, сквозь стыд говори, какие грязные желания рождаются в твоей милой головушке. Я не осужу. Будь раскрепощённее.       — Но я, правда, не знаю, — практически скулит паренёк, сильно хмурясь.       Арсений облизывает губы, бодается носом ему о мошонку и, двумя пальцами беря член Антона за основание и выравнивая его для своего удобства, широко мажет по нему языком. Эрекция укрепляется с каждым пройденным сантиметром гладкого скользкого языка по бархатной, немного темноватой венчатой коже. Оставляя долгий поцелуй на головке, Арсений отстраняется, обратно приваливаясь к бедру щекой.       — Тебе понравилось?       — Да, — растерянно отвечает Антон.       Арсений старается не улыбаться, но губы против воли это делают, как бы он ни старался их сжимать.       — Хочешь ведь повторения. А лучше, чтобы я нормально взял твой хуй в рот, да? Тебе девочка когда-нибудь отсасывала? — Антон вертит головой. — Значит, это будет твой первый минет. Гарантирую, первый и хороший минет. Но при одном условии. Ты должен меня об этом попросить.       — Пожалуйста?       — Я из тебя каждое слово вытягивать не намерен. Включай фантазию, малыш, или я передумаю насчёт жёсткого БДСМ и будешь у меня с пробкой под потолком летать, — Арсений переходит на более серьёзный, грозный тон, ведь старается запугать, но сразу меняет его на ласково-подбадривающий, договаривая: — Давай, порадуй своего папочку, а папочка порадует тебя.       — Блять, — Антон закрывает лицо ладонями, но даже так видно, насколько ему тяжело и какое смущение он испытывает. Его выдают не столько щёки, сколько шея и краснющая грудная клетка, даже торчащие уши сливаются цветом с румяным яблоком.       Арсений в ожидании мечтательно водит пальцем по стоящему члену, размазывает по уретре выделения, пробует их, коротко слизывая со своего большого пальца, и показательно водит языком по рту изнутри, как бы показывая весь процесс дегустации.       — Вставляет, да, Антош? — скучающе тянет, в той же манере перебрасывая его член с одной стороны на другую. Дразняще дёргает за яички. — Тебе определённо идёт роль нижнего. С твоей эмоциональностью — это самое то. Но вот бы тебе чуть-чуть побороть свою стеснительность. Давай будем учиться говорить ротиком? О чём ты хочешь меня попросить? И лучше тебе попросить, иначе потом придётся умолять или быть наказанным. В последний раз повторяю, что ты хочешь.       — Хочу… оказаться… чтобы ты… блин, возьми… извините… возьмите в рот его, пожалуйста. И… ну это, языком.       — Я разрешаю тебе сейчас обращаться ко мне на ты, но только если ты будешь звать меня правильно, как мы с тобой уже обсуждали. И быть ещё более открытым в своих желаниях. Давай, я верю в твою фантазию. Пару постов ты должен был прочитать. Понимаешь ведь, как надо. Что хочет мой мальчик? Что папочке нужно сделать?       — Папочке нужно взять мой член в рот.       — Как палочку?       — Нет.       — А как, солнышко? — Арсений кротко смотрит на него, гладит уже по ноге и немного животу, раз целует в коленку.       — Как… как… леденец.       — Очень милое сравнение, — и очень банальное, о чём Арсений с лукавством умалчивает (впрочем, другого и не ожидалось), наклоняясь к члену Антона и облизывая его у основания, прежде чем, выровняв рукой, ртом опуститься на него до половины. Крепко удерживая мальчишку за поясницу, он принимается по-обычному сосать, не показывая чудеса глубокой глотки, но сразу же настраиваясь на тягуче-эффективный лад. Порой он выпускает член изо рта, облизывает губы и широко, мокро, пачкаясь в слюне ещё больше, мажет по стволу языком. Одной рукой он пробирается к мошонке и сжимает её, но не так, как сжимал бы сабу-мазохисту, скорее добавляя небольшой пикантности.       Либо навык минета настолько хорош, либо юношеский организм бьёт во все щели, но в итоге Арсений доводит его до предоргазменного состояния меньше, чем за пять минут. Разумеется, кончать так быстро не даёт, пережимает член у основания, с громким пошлым чмоком освобождая свой рот.       Разминая немного затёкшую челюсть, осматривает Антона. Если раньше казалось, что его тело исчерпало лимит по красному цвету, то теперь становится понятным, что то не было пределом. Краснота у него такая яркая, что ей можно освещать дорогу в темноте. Кожа при прикосновении горит огнём так, будто он тяжело больной гриппом или коронавирусом человек.       — Почему… — говорит Антон, но обрывает себя на полуслове.       Арсений кивает, разрешая говорить. Действует это не сразу, но всё же Антон спрашивает:       — Почему папочка остановился?       Вот. Вот оно, самое вкусное и сладкое. Арсений облизывает губы уже более плотоядно, чувствуя, как к собственному члену резко стала приливать кровь. Именно такого от нижнего он и ожидает: чтобы он вошёл в образ, чтобы стеснялся, балдел, вожделел, немного даже наглел, но так, чтобы это было вкусно, чтобы пульсировали клыки, тянуло в паху и не то щекоткой, не то судорогой сводило в пальцах.       Раньше от прикосновения к бедру Антон немного вздрагивал, напрягаясь, теперь же, когда Арсений лижет, сильно надавливая языком, а затем прикусывает кожу и опять её вылизывает, он дёргается более откровенно, интуитивно разводя и сводя ноги, и запрокидывая голову повыше или вообще отводя её в сторону с приоткрытыми пересушенными губами.       — Хороший мой, помнишь, что тебя нужно немножко наказать?       — За что?       — Плохо себя вёл, — с преувеличенным трагизмом говорит Арсений, не спеша от него отстраниться. Бодается лбом и щекой об коленку, гладит по ногам руками, слегка надавливая пальцами, но так, чтобы не стало больно. Тело Антона отзывается очень охотно, как и он сам, становится податливым, более пластичным и будто бы мягким.       — Из-за обращения?       — Конечно. Это несложное правило, а ты его нарушал. Не так ведь сложно следить за своим язычком, верно?       — Но…       — Антош, виноват — получай. Я не буду сильно тебя ругать. Так, предостерегающе. Чтобы ты понял, как вести себя не нужно.       «Или нужно», про себя договаривает Арсений, кротко ему улыбаясь. Опять же концепция их отношений не подразумевает под собой идеальное послушание. Наоборот, в чём есть прелесть быть не хозяином, а просто папочкой — он может себе позволить куда больше. Своего раба постоянного надо дрессировать и, сколько бы он не игрался нарочно, наказывать его нужно серьёзно. А здесь можно пальчиком пригрозить, ограничиться вздохом или, за большой проступок, по-настоящему разозлиться и круто всечь. Обычно нижние сами провоцируют верхнего на небольшую взбучку, им нравится быть наказанными, «плохими», «непослушными» и «виноватыми», хотя за душой, разумеется, ни грамма вины за свои шалости они не испытывали.       Неопытность заставляет, несмотря на мягкий тон, Антона напрячься. Он немного отползает, эрегированный член продолжает лежать у него на животе, подтекая предсеменной жидкостью.       Опять же, пугать мальчишку по-настоящему или более серьёзно в планы Арсения не входит. Он садится на край кровати, несильно разведёнными ногами крепко упирается в пол и хлопает себя по бедру.       — Ложись животиком. Не буду делать тебе очень больно, обещаю.       Антон шумно дышит, прежняя краснота сохраняется за ним на том же уровне, возможно, упёрлась в потолок. Он аккуратно подходит на четвереньках, едва волоча по кровати длинные тонкие ножки, поджимает спрятанные в белые носочки ступни и медленно ложится животом Арсению на колени. Ожидает худшего — видно по тому, как сильно напрягаются ягодицы. Арсений тепло улыбается, картина перед глазами знакомая и приятная, возбуждающая. Прежде чем шлёпнуть, он гладит, присматривается, так сказать.       Первый шлепок получается громким, но совершенно неболезненным. Антон едва дёргается, и то скорее от страшного звука, чем от самих ощущений. Он много елозит, никак не может успокоить ноги и удобно лечь. Арсений придерживает его одной рукой за поясницу, ладонью второй ударяет. И опять шума больше, чем боли. Однако в течении пяти секунд на месте удара начинает проявляться красный полупрозрачный цвет. Если ударить со всего размаху, можно и отпечаток всей ладони с пальцами оставить, но так Арсений бить не собирается.       — Больно?       — Нет, — тихо отвечает Антон.       — А знаешь почему?       — Почему?       — Потому что ты у меня хороший мальчик, конечно.       Антон вновь елозит, но уже более настойчиво, беспардонно потираясь влажным от смазки членом, то ему о ноги, то о кровать, молчит какое-то время, но всё же говорит:       — Если папочка доволен, я могу кончить?       В словах явно сквозит неуверенностью. Всё ещё сложновато Антону даётся роль нижнего мальчика, но Арсений готов поддерживать столько, сколько нужно. Он ласково ведёт ладонью по его волосам и снимает с себя, усаживая перед собой на постели на колени.       — Какой ты у папочки мальчик эгоистичный, оказывается. Но не могу отказать твоей милой мордашке. Ложись.       Лицо Антона коротит победной улыбкой, на этот раз он не медлит, а сразу падает на спину, расставляя в стороны руки, копошится немного, стараясь поудобнее устроить голову, но в целом представляет из себя картину с припиской: «удовлетворять и не ругать» — понравился минет, явно. В прошлых тематических отношениях нижнему прилетело бы уже штук тридцать штрафных какой-нибудь двухвостой плетью со всего размаха или он бы уже стоял коленями на горохе со связанными за спиной до посинения руками. Потому что такое наглое поведение в присутствии своего Господина недопустимо.       Но новая роль идти на поводу у нижнего Арсению отчего-то сильно нравится и возбуждает не меньше прошлой, если даже не больше. Он ложится грудью на кровать между ног Антона, опять оплетает ими своё тело, притягивает за таз его к себе поближе и начинает с отдалённого: лижет по всей длине лежащего члена. Антон как бы глаза держит закрытыми, но сам подглядывает, прикусывает нижнюю губу, не особо сильно, но с его пухлыми губами заметить такое изменение несложно, и дышит очень шумно.       — Возьми его, — капризно говорит он.       Арсений коротко усмехается в мошонку и, прекрасно понимая смысл сказанного, нарочно играется, беря член ладонью за основание.       — Так, малыш? Дальше командовать папочкой будешь?       — А можно?       — Можно сказать, что ты хочешь. А я уже посмотрю, исполнять это или нет.       — Папочка злой, — бурчит Антон.       Арсений не может сдержать очередной смешок, только успевает потушить его в мягком, но тоже тоненьком бёдрышке своего мальчика.       — Неправда, малыш. Папочка очень хочет, чтобы его мальчику всё понравилось. Главное, чтобы мальчик сильно не зазнавался. Да, Антош? Так, я взял твой член. Хорошо в ладони лежит, — он крепче сжимает его, от чего Антон рвано выдыхает, не сдерживая тихий короткий стон. — Что ты дальше от меня хочешь?       — Хочу, чтобы твой язык опять творил эти классные штуки. И чувствовать папин ротик очень хочу.       Арсений широко улыбается. Бойтесь своих желаний, а точнее формулируйте их правильно. Явно не ожидая подвоха, Антон продолжает показательно дуться, беспокойно лежать и сражаться с собой в борьбе: «подглядеть или не надо», а Арсений тем временем приподнимается на кровати, легко переносит тяжесь на руки, опираясь теперь под плечами развалившегося Антона, и, наклоняясь к его личику, целует в губы. Сначала легко, дразня, насмехаясь, затем, когда перестаёт чувствовать удивлённо замеревшее дыхание и непонятливо приоткрывшиеся чужие губы, усиливает напор, углубляя поцелуй. По коже проходят едва ощутимые вибрации от протяжного стона.       Оказывается, мальчишке нравится целоваться. Арсений целует его долго, мокро, глубоко, запрещая забирать инициативу и прососвывать язык себе в рот хотя бы на секунду, и Антон сдаётся полностью, расслабляется телом, но всё равно старается ответить и даже руки тянет, чтобы приобнять за плечи и закопаться в чёрный затылок пальчиками. Постепенно Арсений сползает влажными поцелуями с губ на шею, вылизывает её, прикусывает, чуть сжимает в зубах дёргающийся кадык. Антон дышит громко, тяжело, рвано, секунду назад мокрые губы становятся сухими, грудная клетка высоко и часто поднимается, взгляд у него поплывший, рассредоточенный, и на щеках красуются прежние, так подходящие нежному личику румяна.       Чем дольше времени проводишь с нижним, тем больше он тебе нравится. И недавно непривлекательные черты магическим образом становятся притягательными. Арсения так даже к дамам в возрасте, не особо хорошо слаженным, начинало тянуть, а уж к такому молодому, разгорячённому и отзывчивому пареньку — вообще без вопросов.       Он оставляет хаотичные поцелуи на теле своего мальчика, спускаясь ниже, и ниже, и в итоге оказывается в изначальном положении, у него между ног, обцеловывая область вокруг члена, иногда его задевая.       — Арсений, пожалуйста… возьми его в рот. Сделай хорошо… своему мальчику.       Второе триггерное слово, от которого у Арсения резко тянет в паху и приятные разряды молнии ударяют в разные части тела. И на самого Антона, лежащего как будто в полнейшем беспамятстве, собственные слова производят потрясающий эффект. Член у него дёргается, и сам он, вслед за ним, дёргает тазом, плотно сжимая губы и отворачивая в сторону сумасшедший взгляд.       Арсений не мучает его, исполняет просьбу, особо не играясь прежде, чем накрыть губами член и пропустить его немного больше, чем до половины. Он быстро возвращает свой любимый темп и устраивается так, чтобы одной рукой можно было ласково перебирать яички. Антона накрывает предоргазменной волной, он скулит, постанывает, толкается тазом, сжимает в кулаки простынь, откидывая голову и напрягая до эстетичных линий шею.       — Да, папочка, пожалуйста, не останавливайся. Я… я… а…       Хоть чёткого предупреждения об оргазме не следует, Арсений и так по величине и крепкости пениса у себя во рту понимает, что вот сейчас стрельнет. Поэтому переходит сосать в основном на головку, в основании помогая себе рукой. Антон выгибается несильно, но по тихой комнате разносится отчётливый хруст его позвоночника и протяжный стон удовольствия.       — Блять, папочка… ты… такой охуенный.       Арсений вытирает пальцем нижнюю губу. Смотрит на прозрачно-белую жидкость: собственную слюну, смешанную со спермой своего мальчика. Вздыхает и слизывает её. Сам вкус ему не нравится, выплюнул бы скорее, глотать тем более ему не хочется. Вкус, подобно ментоловой жвачке, горит в корне языке и будто бы во всей ротовой полости, что-то своеобразное, резкое, не особо солёное, не горькое… одним словом — сперма. Слизывал он показательно, для Антона, а тот и поплыл ещё больше, краем глаза это увидев, застонал, теперь лежит, смотрит в потолок. Арсений разрешает себе не глотать, решает вылизать его живот, незаметно избавившись от непроглоченных остатков семени. Остальное с члена выдавливает в общую кучу. Всё равно в душ обоим идти. Там и смоет.       — Не знал, что минет — так охуенно, — честно признаётся Антон, выглядя совсем растерянно, юно, как проснувшийся от странного шума котёнок.       — Когда его делает твой папочка, по-другому и быть не может, зайчик, — усмехается. — А вообще от человека зависит. Некоторые не особо любят сосать чужие хуи, минусов там объективно больше, чем плюсов. Поэтому делают это очень посредственно, толком не желая учиться. К сожалению, даже среди нижних встречал не особо старательных. Им больше нравилось, когда их ебали в рот, не давая дышать, глотать и двигаться.       — Меня так штырит, что ты такой прошаренный, — восхищённо говорит Антон, перебираясь по кровати на подушку.       Арсений считает это хорошим знаком, потому не может сдержать улыбку с коротким смешком.       — Скажи честно, без стеснения. Насколько тебя на самом деле интересует БДСМ и эти отношения, которые я тебе предлагаю.       — Бля, ну… а мож, в душ?       — Ответишь, и сразу пойдём в душ. Я тебе спинку мочалкой потру. Ещё мурчать от удовольствия будешь.       — В папиных ручках — разумеется, — подмигивает Антон.       — Смекаешь, Антош. Мне нравится, как ты подстраиваешься. Давай, не тяни себя за яйца, не твоя прерогатива.       — Ладно. На самом деле вот сам БДСМ меня не особо цепляет. Он очень жёсткий. Всё такое страшное, чёрное. Все эти орудия пыток, избиения до синяков. Я своё тело люблю и боли вообще-то боюсь. Нет, я, конечно, падал со скейта, один раз из машины выпадал даже, но это всё равно не то. Я нарочно не хочу себя такому подвергать. Но и другим причинять такого не хочу. Это просто прикольно. Интересно со стороны понаблюдать, но не более. Я вот… сайт изучал этот, где мы переписывались. А там без регистрации толком ничего нельзя. А регистрация забавная, там столько пунктов надо указать, а ещё он уточняет мой гендер! Как прогрессивно! В общем, листал, листал, листал, фотки смотрел, там такой ужас зачастую, не понимаю, как людям это может нравиться. Наткнулся на твоё объявление и удивился, что кто-то вот просто так предлагает обеспечивать взамен на «бытовое послушание без сильных СМ наклонностей». Мне просто интересно стало.       — Мгм. Удовлетворил своё любопытство? Как тебе вариант?       — А это вот так всегда будет?       — Ебать я тебя тоже планирую, Тош. Не обольщайся. Твоя тощая задница своей девственности точно лишится. Но прям драть не буду. Говорю, сейчас я хочу по лайту.       — А если потом перехочешь?       — Я не заставляю находиться со мной в отношениях. Во-первых, есть полиамория или разделение Темы и ванили, во-вторых, всегда можно разойтись. В этой жизни надо быть решительным, тогда у тебя всё начнёт получаться. И быть честным с самим собой, прислушиваться к собственным желаниям. А ещё помни, что ты никому ничего не должен.       — Ты так перетягиваешь на свою сторону? — понуро уточняет Антон, начинает гладить себя по пальцам, будто бы на них есть кольца, которые можно покрутить.       В этот момент Арсений во всех деталях представляет на нём украшения. Серебрянные перстни, обхватывающие пальчик за пальчиком, в каком-то камень, другой просто пластинкой, одному можно сделать гравировку буквой «s», от слова «submission», разумеется. И придумать сотню трактовок для чужих людей, да и для близких. Оставить это их маленьким общим секретом. Ему пойдёт.       Признаться честно, Арсений уже как-то поплыл от ощущения, что мальчишка принадлежит ему. Раньше он быстро договаривался с нижними по поводу сессий и постоянных тематических отношений, так что это чувство научилось появляться заблаговременно. Теперь же оно мешает, ведь интуитивно заставляет невесомо надавливать на ещё зелёного парня в свою пользу, толком за это не слыша угрызений совести в черепной коробке. Потому что совести тоже понравилось раскладывать мальчика на кроватке, и она ещё не наигралась, как минимум не проникла в это разгорячённое трепещущее тело, не почувствовала тесноту, не оглохла от рвущихся в уши стонов. Или это всё же не совесть говорит, а всё ещё не прошедшее упорно игнорируемое возбуждение.       — Каюсь, действую в угоду своих интересов. Но, мальчик мой, совет всё-таки верный, я бы его и ребёнку дал и здесь без какого-либо подтекста. Жизнь твоя, и ты сам в ней художник. Так используй все краски, которые нравятся. Главное, чужие картины по пути не порть, и всё будет порядком.       — Мгммм… А как вообще между нами, ну, будет проходить это… взаимодействие? Мне тебя голым на коленях ждать или что?       Арсений усмехается, вспоминая сценку из нашумевшего БДСМ-фильма, прекрасно понимая, откуда растут корни такого примера. Он медленно шкрябает пальцами свою щетину на шее, задумчивым глубоким, мелодичным голосом отвечая:       — Очень заманчиво звучит, конечно, но такое я бы требовал от своего раба. И даже требовал. Но это было в дни сессий. Саб сидел, ждал меня в прихожей, сложив на коленях руки, уже готовый, растянутый, если мальчик, да и девочка пальчиками игралась. Иногда с пробкой ждали. По-разному. Но опять же, это не будни, Антош, это сессия. И за этим обычно следовало то, что тебе, крольчонку такому, не нравится. Чего ты боишься, а не вожделеешь. Я не требую от тебя ничего. Просто радуй меня своим видом. Мне очень нравится мысль, что я прихожу домой, а ты такой хорошенький, ухоженный, откладываешь в сторону свой телефончик, лезешь ко мне с поцелуем в щёку и немного по-сучьи говоришь, что твой папочка пришёл.       — Ёбнутые немножко фантазии.       — Что есть, то есть, но на то я и искал себе нижнего не на сайтах знакомств, а в среде девиантов. Наши вкусы весьма специфичны…       — Это я помню.       — А я не про фильм, малыш, а в целом про сообщество и о себе в частности. У меня встаёт на то, что я содержу хорошего мальчика и ругаю его, если он ведёт себя непослушно. Взрослого мальчика.       — Пытаешься оправдать педофилию?       — Меня дети не привлекают. Мне нравятся взрослые тела, к тому же зрелое сознание, когда человек понимает свои желания, но нарочно ведёт себя по-детски, потому что ему так нравится. Разница между ребёнком и взрослым. Первый это делает бессознательно, второй сознательно. И от второго штырит. Сам посуди, можешь строить какого угодно из себя мачо, выёбываться перед друзьями, как ты классно, не знаю, играешь в футбол, как по тебе текут девочки, а потом приходить домой и залезать своему папочке на коленки и кончать от его хуя в своей узенькой дырочке.       — Это ты меня так видишь?       — Это я тебя так хочу видеть, — кивает Арсений, решая наконец подняться. — И в твоих возможностях это реализовать. Что касается каких-нибудь бытовых вещей… ммм, готовить не надо, доставка есть. Убираться… ну можно, но если что есть клиннинг, и я раз или два в месяц себе уборку устраиваю. Детей ты мне чисто биологически не заделаешь. Деньги приносить тебе не надо, я бы даже поправил себя и сказал: нельзя. За собой только следить надо. Зубки чистить, кожа, чтобы чистая, гладкая была. Формы тебе бы пошли, так что, если согласишься на отношения, посажу тебя на диету — вес набрать. В зал с личным трениром походишь. Не надо так мордочку кривить. Не качаться и пресс себе делать, а скорее привести тело в тонус, связки разработать. Я тебя, конечно, подвешивать в верёвках не собираюсь, но всё равно привык иметь дело с пластичными особами. Бриться, мыться, не знаю ещё, что сказать. Остальные мелочи по ходу дела обсуждаются. Пойдём в душ.       Антон кивает, вскакивает с кровати и идёт за ним следом, не пристыженно, а немного задумчиво с наклоном в позитивную сторону. От одного косого взгляда на него Арсению хочется улыбаться, настолько тот светится даже будучи погружённым в мысли. Возможно, тому так идёт молодость, настолько бурной проявляется. Или сам по себе характер у него такой лучезарный, подстраивающийся под других и достаточно смело принимающий всё новое.       Про «смело» Арсений готов поклясться, потому что будучи обнажённым в ванне Антон не то, что стесняется, а очень даже настырно лезет, подставляет голову и спину под крепкие поглаживания, на некоторые откровенно постанывает. Краснота на его коже проявляется не из-за смущения, а потому что находится под горячими массажными струями воды.       Вменяемые мысли ложатся на дно или сливаются вместе с водой в канализацию. Арсений стоит и чувствует всем телом сексуальное напряжение, и только-только опустившийся член уже окреп как прежде, истекая предъякулятом. Антон этого всего не видит, только беззастенчиво вертит тощей задницей, подставляясь под душевую лейку и касания к себе.        Следующий поступок Арсений квалифицирует как неправильный, но не собирается за него извиняться. Он приобнимает Антона, носом и губами утыкаясь во влажное плечо с запахом и привкусом недавно смытого геля, прижимает за тазовую косточку и бедро его к себе, членом упираясь в одну из ягодиц, пачкая её выделившейся белёсной жидкостью. Пальцами второй руки он находит сфинктер, немного заросший волосами, потирается о него, но не входит.       — А-ар… — чувствуя это касание, запинаясь, произносит Антон. По голосу слышно, как он хмурится, не понимая, как реагировать на это, но буквально за секунд двадцать принимает решение и упирается вытянутыми руками в стену под душевой лейкой. Голову опускает вниз, чтобы вода не попадала в глаза. Слабым, нарочно или нет не различить, голосом говорит: — Папочка, а куда ты… лезешь? Мы же моемся.       Арсению в тот же момент хочется его жёстко трахнуть, забыв напрочь про подготовку и травмоопасность секса в душе. Он, рыча, царапает ему шею зубами, крепче сжимая мягкое распаренное бедро, скользит языком, пальцем потирается увереннее, но не входит.       — Такой ты у меня мелкий провокатор… Так и хочется обладать твоим телом, хороший мой мальчик. Очень хороший, — шепчет под ухо, оставляя там короткие поцелуи. — Как с тобой можно сдерживаться, негодник?       — Я ничего такого не делал. И вообще голодный.       По правде говоря, Арсений подвисает на добрые полминуты над трактовкой этого заявления. Обычный вменяемый человек утверждает, что эти слова были сказаны без подтекста и значат исключительно физиологический голод, и худоба мальчишки, и явное бедственное финансовое положение этому становятся подтверждениями. Однако вторая натура, уже девиантная, привыкла окрашивать слово «голодный» либо в желание нижнего отсосать и насытиться спермой своего Господина-хозяина, либо в абстрактное «излишне страстный», то есть «изголодавшийся по сексу». Первое значение слова тормозит половой акт, второе подгоняет.       Вот вроде ничего и не произошло такого, а у Арсения натурально ломаются мозги. Он устало вздыхает, обнимая Антона уже за живот, притягивая его к себе поближе. Антон удивлённо кладёт свои ладони поверх чужих, вертит головой, немного напрягаясь в плечах. Вода продолжает шуметь фоном и мочить их, в основном светлые короткие волосы и худую грудную клетку мальчишки.       — Ты чего? — сливается тихое растерянное с бьющимися о дно ванны каплями.       — Всё хорошо, малыш. Давай, правда, покормим тебя и наконец придём к конкретному ответу. Подай, пожалуйста, шампунь.       Антон кивает, больше ни о чём не спрашивает. Они домываются в молчании, без прошлого сексуального напряжения, а, как в начале, один омывает второго. Точнее Арсений мальчишку, а затем, когда тот выходит из душа, быстро заканчивает с собой. Из еды решают заказать доставку готового на дом, притом выбирают из ближайших мест и недолгие в приготовления блюда. Пока ожидают, решают посмотреть фильм, устроившись на кровати с ноутбуком. Сначала лежат порознь. Антон устраивается на полюбившейся подушке, размещая ноутбук на коленях, листает названия, некоторые проговаривая вслух. Арсений ложится рядом с ним, но только после запуска определённого фильма подбирается совсем близко и перекладывает его голову к себе на плечо, заодно приобнимая одной рукой.       В голове Антона происходит очередное взвешивание «за» и «против», занимает оно столько же времени, сколько и прошлые разы. И, подобно им, перевес происходит в сторону «за».       — У тебя сердце такое спокойное, — тихо говорит он, медленно поглаживая обнажённую грудь Арсения.       — А оно должно заходиться в приступе из-за того, что ты со мной? — усмехается в свою очередь Арсений с нотками мягкости, ставя фильм на паузу. — Не подумай, что ты мне не нравишься, но любовь не так работает. Да я и не ищу любви.       — Совсем?       — Ты, верно, ищешь, — звучит с грустной теплотой ответ. — Молодость очаровательна в своей невинности. Скажи на милость, можно ли найти настоящую любовь за деньги? Без задней мысли сливая часть заработанного на другого человека, чтобы он был с тобой, в жизни, быту, постели? Я ищу скорее покоя, комфорта, уюта. Страсти в моей жизни было достаточно. И держать возле себя человека на финансовом поводке, можно сказать так, очень… легко. Это не требует дополнительных действий, убирает страхи, нервозность. Всю проблематику равных отношений, когда нужно подстраиваться под партнёра и прорабатывать с ним некоторые особенности взаимодействия, когда одному что-то нравится, а другому нет… и это всё как снежный ком, все эти мелкие склоки, претензии, либо копятся, либо сразу извергаются и треплют нервы.       — Очень знающе говоришь, но не всегда же так.       — У меня именно такой жизненный опыт, Антош. Я устал уже от всех этих обычных отношений и мне пресытились сессии. Пробую найти золотую середину.       — Думаешь, если станешь sugar daddy, попадёшь в эту самую середину?       — В любом случае я попробую. Не попробуешь — не попробуешь, знаешь ли.       — Звучит тупо, но ладно. Я согласен.