What is love

И дался ему этот Фил. Спортсмен, фигурист-парник, рост — золотое Тохино сечение, ровно ему по кончик носа. Губастый и голубоглазый, задница — орех, красивый, ухоженный, в меру смазливый и без отбоя от девчонок, а на этой почве, видать, и распальцованный, как Лилька фыркала, когда Тоха ей Филовские ролики из ТикТока подсовывал и, слюнями пол заливая, просил разделить восторг. Видосы с его прокатами Тоха готов был смотреть бесконечно. А за черный спандексный костюм для выступлений с узорами из серебристых блесток и с полупрозрачными вставками прощал абсолютно все, даже косой взгляд, как на убогого, на лестничной клетке, когда Фил к себе поднимался, а Тоха чапал вниз в труханах и отцовской алкоголичке мусор выбрасывать. («Ну ты теперь только в шубе норковой выноси, — ехидно посоветовала Лилька, выслушав от Тохи, какой он обрыган и урод на фоне фигурных принцев. — В трусы заправить не забудь».) Как же на Филе охуенно сидели его костюмы! Тоху этот видок закручивал в воронке тестостеронового смерча, пуская фантазию дальше радуги. Он же словил самую настоящую гиперфиксу (гипершизу, по мнению Лильки) на настоящем, мать его, фигуристе. Фил жил на три этажа выше и с тех пор, как в их девятиэтажку переехал, не давал Тохе покоя своей осанкой, задницей-орехом, походкой, которая на каждом шагу грозила дорасти до эффектного «от бедра», губешками пухлыми и пышной каштановой шевелюрой. Не попадись Фил Тохе на глаза раз, другой, не угляди Тоха коньки в чехле и не вздумай полезть в соцсети в поисках ближайшего ледового дворца, не наткнулся бы на пресловутый Филов ТикТок, и нервы Лильки были бы куда крепче. Фил же, о его душевных терзаниях не догадываясь, недавно начал катать в паре с модной блогершей. («У нее тридцать тыщ подписчиков, ты прикинь!» — взвыл Тоха на позапрошлой неделе. «Я, — сказала загробным голосом Лилька, посмотрев на него поверх учебника по силовой электронике, — не смогу тебе столько накрутить. Есть три фейка. Поможет?») Затею тягаться с блогершей на поприще социальных сетей Тоха сразу отмел. Во-первых, при его создании грузовик с эльфийской красотой проехал мимо на красный, вдарив по газам, а на месте выгрузки рабочего материала зачем-то парканулись две левые фуры, и обе — с набором для лепки огромных быдловатых орков. Во-вторых, Тоха откровенно мало разбирался в том, что не касалось баскетбола, классных губастых парней из интересного ему раздела сайта для взрослых и электроэнергетики. («Последний пункт — спорное утверждение!» — непременно вставила бы свои пять копеек Лилька, потрясая его засранной тройбанами зачеткой.) Теперь вот Тоха в ТикТоке обитал, заменив им состав освежителя воздуха во время заседаний на толчке. Но сомнения брали, что заполненная фигурным катанием лента делала его экспертом в мире льда и лезвий. Как с Филом говорить? Тоха же рта не мог на лестничной клетке, когда сталкивались, открыть, только улыбался, что, судя по скорости, с которой Фил топил вверх по лестнице, со стороны напоминало не попытку быть дружелюбным, а неприкрытую угрозу. Но главное — о чем с Филом говорить? О том, что выучил названия трех ходовых элементов в фигурном катании? Или что тоже им увлекается?.. Тоже умеет? «О боже…» — только и изрекла Лилька, когда Тоха уронил на скамью в аудитории чехол с бэушными коньками на сорок пятую лапу, выторгованными по скидке. «Ты чо, в меня не веришь?» — возмутился Тоха. Свой план он считал гениальным. Судя по данным разведки в виде постоянной съемки Филом своей жизни, сливаемой в социальные сети, во вторник и четверг он выходил за пределы ледового дворца, чтобы потусоваться с простыми смертными на открытом катке в парке. Понтов порезать, ролик новый записать — что это, как не единственный Тохин шанс «случайно» с Филом столкнуться и, признав в нем соседа, завести разговор длиннее односложного мычания вслед его спине на лестничной клетке? Проблема вырисовывалась только одна. Тоха не умел на коньках. Вот вообще никак. Казалось, все его метр девяносто два бунтовали против того, чтобы поднять голову еще хотя бы на несколько сантиметров над землей, а уж тем более надо льдом, который зловеще под Тохой поблескивал, так и приглашая поставить ему на правую бровь еще один шрам. В комплект к первому, которым Тоха обзавелся, летом неудачно сиганув с откоса в речку и зацепив по пути коварную ивовую ветку. Тохе не улыбалось хранить на лице свидетельства того, что его дважды отпиздила вода. Но это же Фил! Ради него можно было пойти на риск. «Ты его даже не знаешь! — взвыла Лилька, специально вскочив на скамью в аудитории, чтобы вцепиться в жесткие черные патлы и от души потрясти Тохиной головой, будто в надежде, что мозг в ней встанет на место. — Ну куда ты… Ну как… А-а-а!» Тоха от этого аргумента беспечно отмахнулся. Не знаком с Филом близко он пока что, но это легко исправить, если эффектно подрезать его на коньках. Осталось лишь научиться. Чтобы раньше времени на Фила не наткнуться и не опозориться, Тоха нашел открытый каток подальше от их дома, благо к середине ноября залили в городе все, что ровно лежало. И в самом начале недели после универа Тоха, вооружившись лезвиями, прискакал на центральную аллею выбранного парка. У стенда с правилами в крытой раздевалке, натянув коньки, проковыляв к стене и по пути распугав группку школьников, Тоха остановился, чтобы все основательно изучить. Пункт «Бережно относитесь к помощникам фигуриста, которых взяли напрокат» Тоху сбил с толку — про такое он в первый раз слышал! На городском открытом катке имелись свои тренеры? Следующий за этим пункт «После окончания проката не забывайте сдать помощника фигуриста сотруднику в зоне выдачи» вообще пробил Тоху на ржач. Он в красках представил, как берет пацана-фигуриста под мышку и чапает с ним до автобусной остановки, а там едет до конечной и только у дома спохватывается, что кое о чем забыл. Щедрое предложение парка Тоху нехило заинтриговало. Уж наверняка с поддержкой опытного специалиста он за неделю научится стоять на коньках ровно, а может, даже изобразит парочку элементов. Недолго думая, Тоха, шатаясь, дошел до стойки администратора, оплатил себе помощника на три часа и приготовился постигать азы неведомого искусства. — У нас остались только медведи и пингвины, вам кого? — спросила администратор, бойко вынырнув из-за стойки. Тоха растерялся и немножко в своем пуховике вспотнул. Это что, ему еще и типаж предлагали выбрать? Про медведей он знал — вернее, пролистывал их в поисках твинков, а вот пингвины поставили его воображение в тупик. — Медведя! — ляпнул Тоха наугад, надеясь, что не помрет смертью храбрых в лапах матерого фигуриста с рамой в два раза шире Тохиной. — Отличный выбор! — девушка-администратор еще и заулыбалась как-то очень понимающе. Она выманила Тоху за дверь проката, заставив встать на лед и вцепиться в стенку, а сама прошуровала за поворот… и когда вернулась через минуту, Тоха не знал, ржать ему или плакать. «Помощник фигуриста» оказался невысокой фигурой белого медведя с ручками, опираясь на которые, наверное, и предполагалось учиться. Отказываться от помощника Тохе жало — во-первых, он его оплатил на целых три часа, во-вторых, неудобно было разворачивать девушку-администратора, уж больно растроганное у нее сделалось лицо. «Ты вынесешь это, Антон, просто потерпи», — подумал Тоха кисло и, забрав горе-помощника, отпустил девушку обратно в теплый прокатный центр. Через полчаса Тоха по достоинству оценил белого медведя. Он проехал дай бог половину не самой длинной аллеи, толкая помощника перед собой и прижимаясь к бортику, но отчетливо понимал, что без устойчивой опоры через пять метров расхреначился бы на льду силами летающей на сверхзвуковых скоростях мелюзги, а еще через минуту его бы порезало на слайсы их коньками. Законно ли выпускать на каток тех, кто уже умеет кататься?! Это же тупо опасно для жизни. Хотя пацан, который исполнял у противоположного бортика бешеный тектоник, цеплялся зубьями фигурных коньков о лед и летел на него чаще, чем Тоха под тихое «Ух, бля» толкал своего медведя вперед, тоже выглядел не шибко безопасным. И ведь пацан, эта шпала с Тоху ростом, разве что не такая широкая в плечах, упрямо поднимался, агрессивно шмыгая носом, и повторял бестолковые попытки. В Тохе пацан пробуждал проблески легкого самодовольства — вот оно, неоспоримое преимущество медведя, и похуй, что Тоху, согнувшегося в три погибели, в позе раком толкающего помощника по льду, оборжала вся местная школота, десятки раз проехав мимо. Зато ни разу не упал, в отличие от менее удачливого собрата по несчастью. Они так и ехали ноздря в ноздрю, каждый у своего бортика. Пацан делал пару слишком уверенных для уровня его мастерства шагов, барахтался, падал, матерился, пиздил лед кулаком («А в правилах, — мысленно ехидничал Тоха, — сказано было лед не пиздить!») Поднимался рывком, хмуро сдвигал к переносице жидкие рыжие бровки под низко надвинутой черной шапкой, морщил конопатый нос и снова пер напролом, как будто ему обещали миллион на выходе с катка. Тоха ехал себе параллельно черепашьим — вернее, медвежьим — темпом и радовался хотя бы целости коленей. Следующие десять минут они пребывали в гармонии обоюдной дистанционной кривоногости. А потом на горизонте замаячил поворот. — Отъебись! — рычаще взмолился рыжий, которого Тоха случайно, не справившись с управлением, прижал к бортику и, зацепив ручкой медведя за карман куртки, потащил за собой. — Да я пытаюсь! — не менее ласковым тоном возмутился Тоха, силясь одновременно рулить медведем и сбросить рыжего с хвоста. Медведь был неумолим и рвался от Тохи из-за его неуклюжей возни на всех парах. Бам! И — они втроем смачно вписались в бортик. Рыжий оказался верхом на голове медведя, неожиданно ловко, но ожидаемо для человека, которому чуть было не прищемило бубенцы, раздвинув длинные тощие ноги. Тоха врезался в рыжего, вцепившись в него, чтобы не потерять равновесие на внезапно ушедшем из-под лезвий льду. Тоха о такой ситуации мечтал. Но уже умея кататься, эффектно отъехать назад с виноватой улыбкой — и в компании Фила, а не какого-то левого дерганого додика, от количества веснушек на лице которого рябило в глазах. — Офонарел?! — спросил раздраженно рыжий, сбросив с себя Тохину тушу. Кое-как слез с медведя, поправил сползшую на глаза шапку и, цепляясь за бортик, зашагал, высекая изо льда искры, на подкашивающихся коленках прочь по повороту, выплюнув через плечо: — Катай от меня подальше, чудила! Тоха презрительно фыркнул ему в спину. Подумал злорадно, что в другой раз у него уж точно не возникнет вопросов по поводу типажа пингвина, и, пыхтя, откатил медведя от бортика, чтобы продолжить путь самурая в гордом одиночестве. Три часа оплаченного проката тянулись подобно аду. Тоха сначала вспотел в пуховике и шарфе, заботливо выданном Лилькой, потом, когда проехал несколько кругов, приноровился к медведю и перестал прикладывать столько усилий, нещадно замерз. У него уже зуб на зуб не попадал, ноги онемели и просились в родные зимние кроссовки. Тоха чувствовал, что вот-вот найдет в себе смелость отпустить медведя и проехаться два метра самому, но его жаба душила сливать оплаченный час. Тем более рыжий, который за это время осилил один круг и все еще падал на лед так, будто мечтал превратиться в отбивную, навевал подозрения, что смелый Тоха только на пару с медведем, а как откажется от него, упадет рядом с рыжим — и не факт, что так же упрямо поднимется. В раздевалку Тоха ехал как на праздник. Отдал медведя в прокат, психанул, решив, что на каток больше не попрется — такими темпами к весне научится, и придется менять планы по сведению Фила с ума уже на роликовых коньках. Права, наверное, была Лилька. План — дерьмо. Тоха плюхнулся на скамейку. Начал расшнуровывать коньки, и тут над ухом его раздался отчетливый смешок. Тоха резко повернул голову и увидел рыжего, который развалился рядом, красный, мокрый и в дурацкой надвинутой по самые брови черной шапке. В Тоху вперились полные неприкрытой насмешки серые глаза. — У тя шнуровка неправильная, чудила, — сказал рыжий, отлип от стенки, по которой растекся, и обулся в поставленные рядом кроссовки. У Тохи вена на виске запульсировала — да последнюю пару ровно таких же, на сорок пятую лапу, с черными, бирюзовыми и красными вставками и ядрено-фиолетовыми липучками, у него кто-то увел из-под носа у с трудом найденного перекупа, на которого Тоха надеялся в начале осени. — Так покажи как надо, — огрызнулся Тоха. Еще и учить его вздумал. Щаз! На своей хваленой шнуровке спотыкался как припадочный. Вот только ноющие ноги, которые Тоха запаковывал в кроссы, подсказывали, что шнуровка у него и правда не очень. Тоха не удержался, хотя рыжий, собрав манатки, уже поднялся и хотел уходить вслед за веселой компанией девиц, вернувшихся на сдачу коньков: — Ты, блин, откуда знаешь? Рыжий достал телефон из кармана куртки. Разблокировал, что-то потыкал, а потом сунул экран Тохе под нос, сказав: — Во! Этот шарит точно. Тоху как кипятком ошпарило. Щеки налились кровью, он узнал видос по стопкадру — хотя, конечно, по особым конькам Фила. — Ты в курсе, че это за перец? — вскинулся Тоха ревниво. — А че? — подначил рыжий с гаденькой усмешкой. — А че завелся-то? — Он сверкнул штангой в длинном языке, скорчив Тохе рожу, убрал телефон обратно в карман и, ни слова больше не сказав, улетел за девицами через дверь на улицу. — Бывай, чудила! Тоха много бы чего в спину рыжему сказал, но спина скрылась, как ее не бывало. А когда Тоха через секунд двадцать, собравшись, выскочил на улицу, то врезался в шумную толпу людей, потянувшихся на вечерний каток, красиво подсвеченный гирляндами, и потерял всякие надежды отловить рыжего взглядом. Ночь Тоха проворочался без сна. А вдруг рыжий тоже на Фила подсел и надеялся свести с ним близкое знакомство? Да не, бред какой-то. Но если нет, то чего отморозился от дальнейших расспросов? Что его с Филом связывало?.. — Мне напомнить, сколько у Фила подписчиков? — угрожающе спросила Лилька, когда Тоха на первой утренней лекции вывалил на нее свои переживания. Лилька с Тохой дружила с началки, а знала о его предпочтениях, наверное, еще со старшей школы. Не далее как три месяца назад она закрутила роман с тихим и кротким Тимуром с юридического, а потому Тоха без зазрений совести мучил Лильку своими метаниями. Тимур в их шушуканье не лез, наученный горьким опытом просмотра всех тиктоков Фила от древности до наших дней, хотя Лилька нередко делала ему глаза в духе «Приревнуй! Спаси меня!». (Тимур загадочно молчал и прикидывался великим слепым.) Лилька всплеснула руками и объявила: — Да его половина города смотрит! Это же не твое стыдное голое детское фото на горшке! Ясен красен, он — медийный, его знают. Тоха обиженно засопел и промолчал, но о рыжем думать не перестал. Подозрительный поц, и интерес к Филовскому ТикТоку у него подозрительный. А ну как рыжий научится кататься на уровне, а Тоха прозевает уникальный шанс тупо потому, что у него не получилось с первого раза и он зассал позориться дальше? Мысли о неизвестных коварных планах, зреющих под черной шапкой, так Тоху напрягли, что под конец учебного дня он решил продолжить обучение фигурному катанию — а заодно и наблюдение за рыжим. Людей на катке оказалось в два раза меньше вчерашнего. Тоха выдохнул, настроился, зашнуровал коньки по туториалу из Ютубчика, стоически отказался от медведя и вышел на лед. Ну как вышел — вылетел, проехался… и смачно грохнулся, зацепившись зубьями, в сугроб, заботливо собранный у бортика машиной для очистки катка. Тоха только морду высунул из снега и охуевше разлепил глаза, как над ним раздался оглушительный ржач. — Ха! Опять ты, чудила? Тоха резко повернул голову. Рыжий, в своей черной шапчонке, надвинутой на брови, ехал мимо, гордо выпрямив спину и вздернув острый подбородок. Красиво так, плавно ехал, оттолкнувшись ото льда, чтобы вдруг зацепиться правым зубцом о лед, выпучить серые глазищи, замахать руками и с отборными матами бахнуться рядом в Тохин сугроб. — Здорово чемпионам, — ехидно прокомментировал Тоха, развернувшись и сев на задницу. Вытер защипавшее лицо от снега и указал в сторону проката. — Там вон медведей выдают, надо? — Да иди ты… — пробухтел рыжий, на четвереньках выполз на лед и кое-как поднялся. Тоху обуял непривычный порыв общего человеколюбия: глядя на то, как затряслись тощие коленки, ему захотелось податься вперед и дернуть рыжего за шлевку джинсов под короткой курткой — в сугроб-то ему вернуться будет явно безопаснее. Но рыжий уже ковылял, как пьяная модель по подиуму, вперед, изображая руками такие волны в поисках баланса, что две девушки, проехавшие мимо, от него шарахнулись в разные стороны. — Смотри и учись! — крикнул рыжий, вернув шапку с глаз обратно на брови, и браво вдарил по газам. Шлепнулся он метров через десять — прогресс наблюдался внушительный. Тоха, чтобы не отставать, с пыхтением вылез из сугроба и поехал его догонять. Через час, распугав добрую половину катка своими номерами, Тоха и рыжий, в мыле, красные, как раки из кипятка, плюхнулись на скамейку под большой проволочной моделью кита. — Зовут-то тебя как? — спросил, отдышавшись, Тоха и вытянул перед собой онемевшие от непривычной нагрузки ноги. В баскет Тоха гонял часами, что за уши из зала или с коробки во дворе не вытащишь, но лед удивительно быстро высасывал из него последние соки. — Владислав, — выдохнул рыжий вместе с чахлым облачком пара, закинув локоток на спинку скамейки и лениво наблюдая из-под сизых ресниц за проезжающими мимо компаниями. — «Бейби, донт хёрт ми»? — развеселился Тоха такому официозу. — «Донт хёрт ми — ноу мор»! — огрызнулся Владик, как его тут же окрестил про себя Тоха, злобно зыркнув из-под шапки. — Этот прикол старше моей бабки! — Владик поинтересовался, качнув подбородком: — А тебя как? — Тоха. — Ясно. — Владик заулыбался. Небось зарифмовал полное имя и мысленно ему отомстил. Тоха собрался с духом и спросил в лоб, пока представился шанс: — Так откуда ты Фила знаешь? Владика при упоминании Фила перекорежило. Он скорчил недовольную рожу и, как и вчера, светанул штангой, показав язык. Тоху начало это напрягать в каком-то сложно определимом смысле. Владик категорически не попадал в рамки Тохиного вкуса, но украшение в его языке выглядело одновременно уместно, дерзко и даже немного… пикантно. — Да я типа втюрился в человечка, — наконец сдался Владик, приняв его долгое залипание за ожидание ответа. — А втюрились не в меня… — Владик вставил ворчливо, снова превратно истолковав загрузку на лице Тохи: — Ага, сам не понимаю, как такое возможно… — и, набрав воздуха в легкие, выплюнул, как страшное оскорбление: — А в этого… фигуриста! По роликам в ТикТоке! Я в ахуе. — О-о… — глубокомысленно изрек Тоха, сочувственно покачав головой. Все, на что хватило его красноречия. Впрочем, учитывая, какой камень свалился с его души при осознании, что Владик на Фила видов не имеет, грешно было бы выдвигать к Тохиной риторике высокие требования. Владик вдруг прищурился и просканировал Тоху подозрительным взглядом, в котором нет-нет да разгорелся огонек неподдельного любопытства. — А ты? — спросил Владик, растянув губы в ухмылке. Он поиграл рыжими бровишками под низко надвинутой шапкой. — Чо заводишься-то опять? — Не завожусь, — процедил Тоха сквозь зубы, неприятно передернув плечами. Неловко стало. Он-то в Фила, как и Владикова неразделенная любовь, тоже, выходит, за одну только картинку в сети… за пару сотен роликов, конечно, если быть точным. — Запал что ли? — предположил Владик проницательно. — Хочешь научиться кататься — чтобы что? — инстинктивно напал в ответ Тоха, но на лице Владика при очевидном намеке на подражательство Филу ни один мускул не дрогнул — где не надо, вспыхивал быстрее газовой конфорки, а где надо, как назло, оказался непрошибаемым! — С темы съезжаешь? — протянул Владик насмешливо, пропустив выпад мимо ушей. — Ага-а… — Все, я кататься! — рыкнул Тоха, разозлившись. Он вскочил со скамейки, пошатнувшись на первом шаге, но практика давала свои плоды — ехал он, как орк, пытающийся исполнять балетные па, но все же по прямой и ровно туда, куда наметил. Владик, не дав Тохе как следует психануть в себя, догнал его у бортика. Затормозил, естественно, о Тоху, выдавив из него своими костлявыми телесами, больно бьющими даже сквозь мягкую дутую куртку, отборные маты. — Девчонку он у тебя увел? Или сам запал? — пристал Владик, вытаптывая лезвиями по льду туда-сюда вокруг Тохи, уперев руки в бока, как птица из мема «Так, блэт!» У Тохи аж нижнее веко задергалось. Нет, он че, бессмертный, что ли? — Скажешь кому-то… — произнес Тоха угрожающе, прекрасно зная, как этот тон работал на окружающих при его-то не феечной внешности. Драться Тоха никогда не умел, но природный джекпот в виде выразительного ебала криминальной наружности, как правило, избавлял его от такой необходимости. Соперники сливались моментально, — урою! — Блин, а я твое интервью собирался в ТикТок залить, облом, — фыркнул Владик, отмахнувшись от угрозы, как от легонькой шутехи. Тоха еще не встречал индивида, который бы при подобной пугалке не накладывал в штанишки. Реально бессмертный. Владик невозмутимо развел руками. — Запал и запал, чего бухтеть-то? Он оттолкнулся от бортика и проехался, разводя и сводя обратно ноги «фонариками», освоенными за последний час, на середину большого пятачка перед съездом на залитую аллею. Все же растяжка у Владика явно профессиональная — еще чуть-чуть, и изобразил бы, не пискнув, полушпагат. Он обернулся на подвисшего Тоху, не знающего, как реагировать на его пофигизм, и спросил с раздражением: — Че встал? Учиться собираешься или как?

***

— Ну жопу-то, жопу можно не втягивать?! — возмущался Владик, гоняя его вокруг установленной по центру катка елки. — Да что ты к моей жопе прицепился? — рыкнул Тоха на повороте, на лету попытавшись схватить Владикову шапку и натянуть ему до подбородка, но промахнулся. Владик ловко отпрыгнул, будто лед под ним спружинил. За полторы недели ежедневной практики он заметно Тоху превзошел. Уже умел бегать и не падать, скакать на месте, откатываться назад и вбок, а еще, чему Тоха завидовал несказанно, медленно ездить кривой, и все же «ласточкой». Не без падений в случае выкрутасов — но Владик совершенствовался. — И че ваще значит «втягивать»? — ворчливо спросил Тоха на очередном круге, проехав мимо. Ему легко говорить! Владик, как выяснилось, танцор — отсюда и растяжка хорошая, и легкость, с которой он, приспособившись к зубастым лезвиям, запорхал на льду за неделю с небольшим практически как родной. — Да ты булки сжимаешь… — произнес Владик на очередном Тохином прокате, чтобы продолжить на следующем: — как на всратом свадебном конкурсе… — Владик терпеливо ждал, когда Тоха покажется из-за елки, довольно улыбаясь своему сравнению, — где пытаешься карандашом на веревочке… — Тоха притормозил, саданув зубьями по льду: башка уже кружилась. А Владик подытожил: — …попасть в бутылку. А скорость — найс. Могёшь! Взыгравшее полыхание усмирил прозвучавший под невинную улыбочку комплимент. Иногда складывалось отчетливое впечатление, что Владик прочухал, что Тохе… приятно и, как оказалось, важно, когда его хвалят, и под каждую гадость заранее выбирал и сладость, которой моментально тушил горение Тохиного пукана. Беспроигрышная тактика. — Пойдем жрать? — взмолился Тоха. На катке уже зажегся первый ряд гирлянд, пустив по льду серебристые искры света и четче выделив на лице Владика его веснушки. Тоха ковырнул лед зубцом левого конька. — Я голодный как сволочь. С утра ничего не ел. — Я сегодня на нуле, — уклончиво отозвался Владик, мотнув башкой. Шапка наползла ему на глаза, но поправлять ее Владик не спешил. От него прямо-таки перло стыдом за то, что бабки на каток — последние до подработки. Тоха уже знал, что без корочки его, первокурсника, брали в школы танцев лишь на замены болеющих или временно отсутствующих преподавателей, и непостоянство сильно давило на Владиков кошелек. — Я угощаю, — настоял Тоха. — Потом отдашь. Владик, не став ломаться, согласился. Тохин бюджет все равно бы не сильно прохудился от банкета в скромном фастфуде. Недавняя батина шабашка по ремонту двушки в центре города, в которой Тоха принимал непосредственное участие, обеспечила ему денежную подушку безопасности. Отец обещал, что возьмет его тянуть проводку и мутить черновые работы ближе к концу следующей недели, что значило: Владику он еще и суши как-нибудь притащит. («Ты бы хоть раз, — наседала на него Лилька, — в универе свои практические знания показал, а? Ты же с электрикой на “ты” с пеленок! Почему “три” опять?» Ответ следовал всегда один: «Руки-то делают, а рот на экзе объяснить не может!» Правда, за такие ответы Лилька пиздила его учебником по плечам что есть мочи.) Переобувшись, пошли осваивать новую закусочную поблизости от парка. Взяли по чизбургеру, картошку фри и литр сладкой газировки на двоих и сели у окна под огромную мигающую проволочную звезду на стекле. Крупный, хлопьями поваливший за окном снег в ее свете вспыхивал серебром, навевая мысли о приближении Нового года. Но куда более Тоху занимал сидящий напротив Владик без головного убора. Другой будто человек становился. Рыжие, спадающие мягкими волнами волосы в поделенной надвое длинной челке, которые Владик обычно забирал назад и прятал под шапкой, сглаживали остроту его скул и подходили к россыпи конопушек на носу и щеках. На макушке Владик затягивал короткий хвостик, одна прядь в котором взвивалась вверх и смешно подпрыгивала на каждом повороте головы. Голова у Владика вообще не останавливалась, как у болванчика на пружинке. Окно, соседний стол, Тохин бургер, Тохина картошка, телик на стене закусочной, собственные кроссовки — Владика интересовало абсолютно все, и он крутился по сторонам как ненормальный, гипнотизируя Тоху и ни на секунду его взгляда от себя не отпуская. — Как, — спросил Тоха, потому что болтовни про фигурное катание им давно стало мало, — ваша реклама? Владик и его коллеги по школе танцев записывали серию рекламных роликов к Новому году. Там и контемп, и брейк, и бальные спортивные, и куча других направлений, о существовании которых до видосов Владика Тоха не подозревал. Что-то команда снимала с праздничным юморком, надевая одинаковые свитера с оленями, что-то — просто для демонстрации умений, которые готовы были нести в массы обучающихся. Владик даже пилон анонсировал, и Тоху бы новость не шибко зацепила, не скажи Владик между делом, что команда собиралась поставить именно его на стрипы и отправить крутиться на шесте. («Чо, прям голого?» — с благоговейным ужасом и зачатками необъяснимого восторга спросил Тоха шепотом. «Пф, да нас бы забанили! — снисходительно поржал Владик. — Конечно одетого! Прибереги свою фантазию для Фи-и-ила, извращенец… Это же пластика, танец, а не банальная стрипуха. Сила нужна. Я пока тренируюсь».) — Сегодня пилон записываем, — пробубнил Владик с полным ртом. — Надеюсь, не грохнусь… Эксперимент же! Тоха глубокомысленно покивал, Владика еще раз взглядом просканировав. Под курткой на нем был темно-синий свитер в облипку, да Тоха и на неделе заценил, что Владик не столько тощий, сколько по-спортивному жилистый. На недостаток силы он явно наговаривал. — Все у тебя получится, — уверенно заявил Тоха и, поймав удивление в серых глазах, добавил смущенно, чтобы перевести порыв внезапной поддержки от чистого сердца в разряд шутехи: — Ты там жопу не втягивай только. — А как я за шест держаться буду, руками что ли? — захихикал Владик, швырнув в него скомканной салфеткой, которой только что вытер морду от соуса. — Давай доедай, мне на автобус пора скоро… Прошвырнемся в одну сторону? Поздно вечером, заметив от Владика видео в мессенджере, Тоха, зевавший последние полчаса и собиравшийся отчалить в кровать подальше от домашки, мигом забыл про сон. Он посмотрел ролик три раза, прилипнув к экрану телефона. Как же Владик, эта не в меру резкая и дерганая пуля на катке, гибко, плавно, будто тягучий сироп, который переливали из сосуда в сосуд, нереально двигался! Хватаясь руками за шест, вскидывал ноги, будто по воздуху тек, а не поднимал себя сам. Линию за линией чертил без единой осечки длинными ногами, да еще и обутыми в высоченные каблы. Как Владику блядски шли слитный черный костюм в облипку, тугая шнуровка черных стрипов и распущенные, яркие, как костер, рыжие волосы. Тоха все перематывал и перематывал на момент, где Владик, обвив шест ногами, повисал вниз головой, раскидывая руки. И в груди от страха екало — и страшно красиво было смотреть, как он вновь за шест ладонью цеплялся и легко соскакивал на пол, чтобы уйти в глубокий, ненавязчиво сексуальный присед, медленно разводя колени, спиной и затылком отираясь о шест. Несмотря на приписку «Без звука смотри, потом музыку наложим поверх», Тоха прибавил громкость в динамиках. И капитально забалдел от стука каблов об пол, легкой мелодии на фоне. Да в жизни бы он не подумал, что та рыжая шпала, в которую он вписался в первый день на катке, окажется такой талантливой заразой! Тоха к часу ночи только смог себя уложить, и ночь напролет смотрел во сне, как Владик выписывает круги вокруг пилона, задирает длинную ногу и тянет на себя, бледными тонкими пальцами скользя вверх по напряженному бедру. Как голову запрокидывает, цепляясь за шест одними ногами. Утром Тоха, прискакав в универ, подсел к Лильке и сунул ей телефон под нос. — На. Смотри. Зацени. Круто, да? — протараторил он на одном дыхании, приперев Лильку на ее стуле к стенке, чтобы не сбежала. — Опя-а-ать? — заныла Лилька, скорбно воззрившись на экран. Отвела взгляд, через секунду — повернула голову обратно, выпучила глаза и больше не отвлекалась. Спросила под конец ролика: — Это кто? Это не Фил? — Это Владик! — задыхаясь от гордости, объявил Тоха. И снова уточнил с пристрастием: — Круто, да? — Круто, круто… — Лилька посмотрела на него странно сквозь здоровые круглые очки. — А кто такой Владик?.. — Ну, поц, с которым мы на катке тренируемся, — объяснил Тоха, раздраженный тем, что Лилька оказалась на комплименты к выступлению чрезвычайно скупа. — Не заценила? — Да заценила я! Двигается улетно, — смилостивилась Лилька, продолжая прожигать в нем сквозную дыру. — Я в шоке, что такое можно сделать… — Тоха поискал нужное слово на облупленном потолке аудитории. — Мужественно типа? По-пацански, но грациозно! Десять из десяти! — Вот это пассажи… Ты где это видео надыбал? — спросила Лилька с подозрением. — Он сам прислал вечером. Я хотел посмотреть, — отчитался Тоха. — О боже. — Лилька улыбнулась, и выглядело это зловеще. — А как же Фил? — А че Фил? — Тоха уже подумывал крепко на нее обидеться. Лилька с утра никак не настраивалась на волну искусства. — Лиль, я тут тебе… красивое показываю, а ты… кремень просто! — Антон, — произнесла Лилька вкрадчиво. — Ты мне впервые за три месяца подсунул кого-то другого на видео. Еще и… светишься, как гирлянда новогодняя. Догадываешься, что это значить может? — Да, — ответил Тоха на автомате. Спустя пять секунд игры в гляделки, так и не додумавшись, Тоха спросил: — А ты о чем? — А-а-а! — Лилька напала на него с учебником, поколотила и отсела за другую парту, когда зашел преподаватель. Тоха предпочел не забивать себе голову дурацкими вопросами. Он дождался, сгорая от нетерпения, конца пары, чтобы выскочить в коридор, позвонить Владику и выплеснуть на него свой восторг. — Чума! — заявил Тоха в трубку, услышав тихое и хриплое «Привет». — А ты говорил, не получится! — Нормуль вышло? — спросил Владик тем же страшно заспанным голосом. — Я старался. — Вышло невъебенно! — честно признался Тоха. Он хотел добавить «секси», но что-то остановило от опрометчивого комментария. Может, непонимание, как Владик отреагирует. И примет ли это за что-то приятное, учитывая, что настаивал, что стрип-пластика в первую очередь про красоту движения, а не про пляски вокруг чужого возбуждения. Блин, если Владик подумает, что Тоха завелся, глядя на его видео, Тоха точно со стыда помрет! Не завелся же! Просто… любовался. Тоха спросил сконфуженно после паузы: — А ты че, спишь до сих пор? — Угу… Ты меня разбудил. — Владик, судя по шорохам, глубже замотался в одеяло. — Устал вчера как скотина. Ноги в мясо после стрипов… Прогуляю пары. И на каток сегодня, наверное, не попрусь. Тоха поник, шаркая подошвой кроссовки о линолеум и глядя сквозь компанию старшекурсников, столпившуюся у расписания в другом конце универского коридора. Одному на каток идти не хотелось. У Тохи вечером маячил товарищеский матч по баскету между двумя факультетами, и если бы Владик собирался на пару часов на лед, вписался бы и Тоха, а теперь затея мотаться через весь город в одинокого казалась бессмысленной. — Ну отсыпайся тогда, хули, — сказал Тоха, постаравшись подавить унылые ноты в голосе. — Сладких снов. — Сладких, как моя задница на пилоне? — ехидно уточнил Владик заплетающимся языком. — Перебор, — поразительно быстро нашелся Тоха. — Слипнется. Владик заржал, и у Тохи в груди погорячело. Приятно становилось, когда удавалось Владика рассмешить. — А вечером, если хочешь, подваливай к нам в корпус, — внезапно предложил Тоха, не успев затрусить, уместно ли это приглашение. — Если ходить будешь в состоянии. У нас матч с «Гостиничным делом». — Блин… — Владик завис. — Ладно, похер. Не могу придумать шутку про гостиничное дело. — Он обещал после непродолжительной паузы: — Я подумаю. — Скину адрес. Скажешь, что на матч, тебя пропустят. Вход свободный. — Угу… Скидывай. Тоха сбросил звонок, отправил Владику адрес. Судя по тому, что сообщение осталось непрочитанным, он заснул сразу же, как Тоха положил трубку. Но сообщение висело без двух синих галочек до самого вечера, и Тоха… нет, не то чтобы он расстраивался, а от присутствия Владика на обычной игре что-то зависело, но уж очень хотелось в ответ познакомить его и со своими интересами. Слегка понтануться, быть может. Вечером, переодевшись в форму и поточив лясы с сокомандниками в раздевалке, Тоха отошел коридором к дверям спортивного зала и заглянул внутрь, пробежавшись взглядом по трибунам. Нашел среди пришедших поболеть студентов, родителей и друзей Лильку и Тимура, помахав им рукой из тени, но рыжую шевелюру Владика так и не приметил. Тоха достал из кармана шортов телефон и проверил, прочитано ли сообщение. Скрывать нечего, Тохе присутствие Владика оказалось, видимо, важным, раз его накрыло густое разочарование при виде серых галочек. — Фу-у-ух, не начали еще? — вдруг раздался встревоженный вопрос за спиной. Тоха обернулся, губы моментально растянулись в улыбке. Владик, запыхавшийся, стиснув шапку в кулаке, прихромал к нему от лестницы и встряхнул головой, сбросив рыжую челку с веснушчатого лба. Он адрес просто нагуглил? Спрашивать Тоха не стал — какая разница, если Владик нашел в себе силы прийти, даже несмотря на убитые стрипами ноги? — Минут через пять разминка, — сказал обрадованно Тоха и показал на второй ряд трибун. — Вон там Лиля, в очках которая. Моя подруга. И парень ее — Тимур. Сядешь туда? — Ух, ебать. — Владик, заглянув в зал, впечатлился и вжал голову в плечи. — Прям из первых рядов? — Будет жарко, — пообещал Тоха. И, будь неладен, зарделся, почувствовав, что кровь прилила к лицу. Откуда у него в голове вообще брались такие двусмысленные фразы? Тоха открыл и закрыл рот. Не сумел сформулировать, что имел в виду крутых игроков с факультета гостишки и реванш, который хотел взять вместе с пацанами за сентябрьское поражение. — Не сомневаюсь, — с тихим смешком сказал Владик, скользнув быстрым взглядом по форменной майке Тохи, подмигнул и, светанув штангой в языке, протиснулся мимо него в зал, направившись к трибунам. Спустя час с небольшим Тоха не мог сказать наверняка, что его воодушевило больше. Победа в товарищеском матче, потная куча, в которую они слетелись с пацанами посреди площадки, шумно радуясь разгромному счету, или Владик, который, вскочив на ноги вместе с Лилькой, оглушительно засвистел на весь зал, показав поднятые вверх большие пальцы.

***

Чем ближе двигалось к новогодним, тем увереннее гирлянды захватывали город: оплетали фонарные столбы и перемигивались лампочками с каждой витрины, прятались до вечера в лапах искусственных елок на площадях и в парках, чтобы с наступлением темноты воскресить в горожанах предчувствие волшебства, недолгих, но нужных как воздух каникул, подогреть мандраж с покупкой подарков. Одна короткая старенькая гирлянда протянулась даже по занавеске в комнате Владика, который на предновогоднюю шумиху скептически фыркал, типа, он солидарен с Гринчем. («Ха! А это что?» — торжествующе спросил Тоха, когда впервые оказался в однушке Владика, доставшейся ему от деда, и увидел скромно украшенное окно. «Это так, для настроения…» — уклончиво отозвался Владик, разгребая Тохе место на диване, заваленном костюмами, шмотками для занятий и десятью парами стрипов всех цветов и мастей, которые ему дали погонять в школе танцев. В последние две недели Владик серьезно увлекся пилоном и решил прокачаться до препода. «Для какого такого настроения?» — надавил Тоха с невинной лыбой, добиваясь признания. «Для новогоднего, заебал!» — зарычал Владик, сдавшись.) Тоху эта гирлянда веселила. В хате у Владика полный творческий ахтунг из свалок штучек для танцев на одной половине граничил со спартанско-пацанской обстановкой на другой: там находились без складки заправленная кровать, пустой письменный стол, наглухо затворенный шкаф, ровно разложенные на полке учебники по истории, один дезик, один флакон духов, кейс со сменными лезвиями для бритвы — и все. И посередине, на занавеске времен динозавров на окне, болталась эта несчастная гирлянда. Как будто в пещере Бэтмена где-то в уголке поставили маленькую сувенирную елку. — Че на Новый год хочешь? — спросил Тоха не в первый раз, развалившись у Владика на диване. Вопрос, можно сказать, стоял ребром — недавно на катке, куда они гоняли пару раз в неделю, начали выставлять стенд с количеством оставшихся до тридцать первого дней, и Тоха наседал на Владика неумолимо, пропуская проклятия мимо ушей. Лилька уже давно сдалась, заказав ему десять пар желтых носков, батек капитулировал еще в сентябре, заранее освободив себя от бремени выбора и поручив Тохе копить на новую дрель. — Твое молчание, — отозвался Владик, высунув язык и штангой так эротично проскальзывая в сосредоточенной задумчивости по нижней губе, что у Тохи при виде этого зрелища тугой узел внизу живота закрутился, и он малодушно отвел глаза. Владик вряд ли подозревал, как выглядел со стороны, увлеченно зашивая дырень на заднице Тохиных джинсов. («Ебаный шпагат!» — взвыл Тоха полчаса назад, не ожидав, что джинсы треснут на пикантном месте. «Да кто ж тебя просил в шпагат пытаться сесть?! — замахал на него руками Владик. — Сказал же, просто крутись на фоне! Блин! Снимай давай, зашивать буду». В общем, ролик для второго профиля в ТикТоке, ориентированного на подписанных на Владика американцев, в котором Владик хотел записать незамысловатый танец дуэтом, окончился полным фиаско.) — Слишком дорого, — отклонил Тоха, наблюдая теперь за иголкой в руке Владика, которая не очень-то уверенно оставляла на джинсах кривые стежки. — Я не отъебусь. — Я уж понял, — фыркнул Владик, не отвлекаясь от занятия. — Придется на свой вкус взять, — проговорил Тоха, надеясь, что Владика это испугает, но тот возопил, сложив руки с зажатыми в них джинсами Тохи в молитвенном жесте и обращаясь к потолку: — Аллилуйя! Я дожил до этого момента! Тоха не обиделся, но сделал вид. Вообще-то, ему неловко было. Развалился в одних семейниках у Владика на диване, пока тот ему джинсы штопал, запорол ролик. Время отнимал. А ведь Владик упоминал, что у него на вечер назначена встреча с важным человеком. Признаться, это мероприятие будоражило любопытство Тохи и зарождало в нем сложный коктейль противоречивых чувств — одновременно восхищение Владиком, которому хватало энергии за день столько дел переделывать и бить концы города на автобусе, и какую-то… ревность, что ли, к важности неизвестного человека. — Че там твоя любовь-то? — спросил Тоха, промучившись обоюдным молчанием, как ему казалось, издалека, чтобы выяснить, не на свиданку ли Владик коньки наточил, но получилось прямо в лоб. Тоха, не дождавшись от Владика ни звука, прокашлявшись, добавил: — Все еще сохнет по Филу? Хотя об этой «любви» за месяц почти их знакомства Тоха услышал один раз. — Я не в курсах, — ответил Владик лаконично. У Тохи екнуло в груди. Вроде Владик не хотел тему развивать и явно с разговора сливался, а вроде… если был «не в курсах», значит, уже тем человечком не интересовался? — А че там у Фила? — спросил Владик небрежно после минуты затишья, затянув узелок на нитке и рассматривая плоды своих стараний. Выглядело устрашающе — тупо дойти до дома и переодеться в треники. — Миллион уже стукнул? Владик глаз не поднимал и тихим голосом ничего не показывал, хотя Тохе почему-то смертельно хотелось бы узнать, равнодушен он — или правда ждет ответа? — Я не в курсах, — глухо откликнулся Тоха. В прошлый вторник как-то так вышло, что их привычный каток закрыли на техническое обслуживание, и они с Владиком погнали на тот, что ближе к ледовому дворцу. Фил там тоже был. Снимал ролик, поставив телефон на длинный штатив, с одиночным разминочным прокатом. Тоха уже умел и задом ездить, и передом, и бегать, и не помнил, когда в последний раз падал. Владик, Фила заметив в пустой части катка, Тоху костлявым локтем под бок пихнул и округлил серые глаза — мол, вот он, давай, класс ему покажи. Но Тохе впадлу стало. Ехать, сцены со случайным столкновением разыгрывать, знакомиться… Мало интереса. Тем более Владик собирался свой ролик записать для американского ТикТока, и Тоха планировал помочь снять его «фонарики» на камеру. У Владика, конечно, не миллион подписчиков был, и штатив он взять не подумал, но видосы его действительно баловали разнообразием. То веселая бесяка под музончик на хате, то серьезные танцы из школы, то случайный танцевальный флэшмоб с покупателями в магазине мягких игрушек, после которого на Владика подписалось две сотни. Тоха мог часами разговаривать про видосы Владика и его идеи для будущих («О боже», — сказала Лилька, услышав первый монолог), а что Филу-то сказать про его творчество, если разговор случится? «Красиво», — что тогда, что сейчас мог бы прокомментировать Тоха. Но у Владика красивее, пизже — и наполнения больше, чем в однотипных, слившихся в опостылевшую картинку роликах Фила. В общем, Тоха так к нему и не подъехал в тот день. — А че это? — спросил Владик, выдернув Тоху из размышлений, и наградил странным долгим взглядом из-под челки. — Не смотрел? — Да не заметил, сколько… — Тоха нервно подорвался с дивана. Не говорить же, что тупо перестал проверять профиль Фила. Неловко вдвойне стало от русла, в которое свернул диалог. Тоха подошел к Владику, отобрал у него джинсы, надел, перемялся с ноги на ногу. — Спасибо. — Тоха повернул в прихожую. И так Владика задержал. — Я пойду… Удачной встречи. — Угу… Владик вышел его проводить. Пожав его ладонь на прощание, Тоха подумал, занервничав, сам он случайно руку задержал в его пальцах, или Владик стиснул, не отпуская. Уже поздно вечером, когда Тоха тупил с отцом перед теликом на кухне, давясь кислым компотом и ощущая такую же кислятину на душе при мысли, насколько веселый вечер у Влада, тот скинул фотографию с рыжей женщиной из ресторана. И подписал, пустив Тохино сердце вскачь: «С мамкой ужинаем! Завтра — весь твой».

***

Это вышло совершенно случайно — как снег, заботливо сдвинутый с крыши лопатой дворника, на голову. И вышло из-за того, что Тоха не смог потерпеть две недели с подарком. Как и грозился, он взял львиную долю получки за шабашку с долгим многоэтапным ремонтом, выбрал Владику «на свой вкус» то, что ему реально бы пригодилось, и оформил доставку. Нельзя сказать, что к покупке Тоха не подготовился. Он все параметры изучил, неделю Владику вкидывал ненавязчивые вопросы про любимые из арендованных у школы танцев стрипы, про удобную высоту каблука. Ему ж показалось замечательной затеей Владику, который словил фиксу на пол дэнсе, подарить его личную пару специальной обуви! Но когда доставка пришла, Тоха жестко запаниковал. Ему померещилось, что подъем у стрипов какой-то не такой, что слишком узкие они для Владиковых ног. А уж когда он представил, как Владику презентует туфли на Новый год, тот их надевает, а они не налезают… у Тохи в башке забили куранты ужаса испорченного впечатления от подарка. Ну и он не вытерпел. Сначала по старинке выел весь мозг Лильке. «Клянусь, — произнесла она угрожающе, — если тебя, паникера, не задушит твой ангельски терпеливый парень, это сделаю я! Хорош трястись! Иди и подари раньше срока, значит, небо от такого на землю не падает!» Тоха отмахнулся: с его внешностью парень у него будет в воображении. Его можно вообще любым придумать. Даже рыжим и на стрипах. Но к предложению Лильки Тоха прислушался и, предварительно велев Владику не покидать пределы квартиры, взял коробку, перетянутую алой лентой, решительно выдохнул и поехал устраивать ему примерку. Владик его встретил в необычном виде: будто бы при параде. Хотя у Тохи не повернулся бы язык назвать нарядом черную майку в облипку и ультракороткие черные шорты, но то, как самая простая одежка подчеркивала все достоинства Владиковой фигуры и его длиннющие стройные и тренированные ноги, не оценить не сумел бы. И когда тот рыжие волосы распускал, а они красивыми волнами обрамляли узкое лицо, у Тохи невольно дыхание перехватывало в районе горла. Владик ему картину напоминал какую-то. Совсем из головы вылетало, что запакованный в дутую куртку и шапку, надвинутую на брови, Владик превращался в четкого пацанчика с района, а не в знакомую бестию, которая умеет на стрипах так, что жарко становится — и сердце бьется, как из-за двойного эспрессо. — Это че? Улыбка, которой Владик встретил его на пороге, резко потухла, едва он увидел обмотанную лентой коробку. — Иди садись, — велел Тоха, скинул кроссы на коврике и, перехватывая коробку то одной, то другой рукой, выпутался из рукавов куртки. — Давай-давай, шуруй, это важно. Владик отступил в комнату. Тоха завернул в ванную, помыл руки, лицо водой сполоснул: щеки горели маковым цветом в ожидании момента икс. Вынес коробку Владику, который сидел на диване, ноги расставив и сложив руки на груди. — Примерь, плиз. Вдруг… ну короче примерь… — сопроводив презентацию скомканной просьбой, Тоха развязал ленту, откинул крышку и протянул Владу коробку. Хмурая тень стремительно слетела с лица Владика. Он уставился на черные бархатные стрипы, будто не знал, для чего нужна такая обувь. Медленно перевел взгляд вверх, на Тоху, замершего истуканом в ожидании вердикта, и Тоха поймал блеск в серых глазах. Владик не спросил «Это что, мне?» и не сказал «Ой, я не могу дорогое принять, ты чего» — он вообще подобной херней не страдал, что в нем Тоха особенно уважал. Владик достал стрипы из коробки, нашарил в свалке на диване пару капроновых высоких носков, надел их и стрипы — (Тоха выдохнул с облегчением: отменно сели.) — и неторопливо, вдумчиво занялся шнуровкой. Потом поднялся на высоченных каблах, продефилировал «от бедра» на середину комнаты и обернулся через плечо, задорно подмигнув. Десять секунд плавного, грациозного, волоски на руках Тохи дыбом поставившего танца, последовавшего за цепляющей все внимание проходкой, разбили Тохину выдержку в пух и прах. Какая выдержка? Владик коротко, но так душевно, азартно исполнил, неприкрыто радуясь стрипам, что Тоха загорелся быстрее спички. Не в первый раз, но сейчас отчетливо, совсем нестерпимо, рванув в Тохе откуда-то изнутри, потянуло на спонтанность, предопределенную случайность. Захотелось прикоснуться, поймать трепет его дрожи руками, в объятия заграбастать… его захотелось. Владик поднялся, медленно проведя ладонью по бедру и дерзко вздернув подбородок. Поймал Тохин поплывший взгляд, обо всем наверняка догадавшись. Сделал шаг навстречу, другой. И это случилось. Владик толкнул его в плечи, опрокинув в свалку костюмов на диване, оказался у него на коленях, дрожащий, буквально горящий, как и Тоха, всем, что так и не оформилось в слова и ошпарило их губы, едва Владик подался ближе и его поцеловал. Тоха замычал, почувствовав, как штанга в языке Владика скользнула по кончику его языка. Мурашки побежали по коже головы, в висках жестко задубасило, и Тохины руки как-то сами собой оказались на бедрах Владика и ревностным рывком притянули его ближе. Тоха дурел с каждой секундой, гладил его, трогал, будто в ответ на робкое «Можно?» ему сказали «Нужно». Владик своей штангой откровенно дразнил, катая ею во рту Тохи, тянул его патлы на затылке, склоняя голову удобнее, целуя глубже, жарче, пока дыхание обоих, сбившись, не стало слишком частым, сыграв на слухе невъебенно пошлой мелодией нетерпения. — Они лучшие… — пробормотал Владик тихо, неузнаваемым мягким голосом ему в губы. Будто не разговаривал с ним, а ласкал этим голосом, от которого Тоха сорвался и поцеловал Владика еще, и еще пару раз. — Ты, вообще-то, лучший… Тоху расплавило от произнесенного на грани слуха признания. После такого он пошел бы за Владиком, и слова не вставив, к краю бездны — башкой вперед прыгать. Но, к счастью, Владик повел его, с коленей Тохи соскользнув и потянув за руку, к кровати. Владик рухнул на спину, а Тоха уселся между его разведенных ног, до боли в горле натужно сглотнув набежавшую в рот слюну. — Хочу в них, — промурлыкал Владик, когда Тоха взял его за правый стрип и провел пальцами по тугой шнуровке. Владик посмотрел на него из-под ресниц. Все в его виде, открытой позе, слегка приподнятых навстречу бедрах и нижней губе, по которой он вновь соблазнительно провел штангой, неприлично громко кричало о его желании. Тоха даже не представлял до наступившего момента и долгого, в душу, взгляда потемневших серых глаз, что его можно так хотеть. — А ты?.. Тоха отмер. Владик уперся платформой стрипа в его грудь, наблюдая, как Тоха суетливо спускает замок молнии на джинсах, как снимает их, расстегивает рубашку, в которую влез по особому случаю. Владика он раздевал куда бережнее, чем скидывал с себя шмотки на пол. Аккуратно, подцепив резинку его шортов и, недолго ломавшись под откровенно поторапливающим взглядом, трусов, прокатил по бедрам, с восторгом сорванного дыхания увидев привставший Владиков член, стянул через стрипы и бросил не глядя с кровати. Владик развратно раскинул перед ним ноги и кокетливо задрал майку. Блядство. Его твердые от возбуждения соски, показавшиеся под стянутой до ключиц майкой — они оказались проколоты. Тохины трусы натянул стояк. От возбуждения, захлестнувшего его при виде нереально красивого обнаженного Владика в новеньких стрипах, который с корнями пророс ему в душу за последние недели, который так заводился, глядя на Тохину реакцию, было чуть ли не больно. Владик подсказал ему взглядом и поворотом головы. Тоха отодвинулся к изголовью кровати, как в бреду нащупал ручку выдвижного ящика стола. Достал смазку и упаковку с резинкой… похоже, Владик по-своему расценил Тохино «Кое-что важное будет, жди» по телефону. Черт, и какими же классными оказались его ожидания! Владик проникновенными, почти недовольными стонами встретил смазку и пальцы, которыми Тоха, склонившись над ним и уперевшись локтем по левую сторону от его головы, тянул его под себя. Тоха чувствовал, что Владик готовился, что он, с его азартом и легким возгоранием, не про долгие прелюдии, видел во взгляде серых глаз укор и мольбу, наклоняясь за поцелуями, глубже вводя в него уже четыре. Яйца ныли от желания бросить затею на полпути, тем более что Владик, обхватив его ногами за талию, настойчиво тянул Тоху ближе и выговаривал в паузах между попытками языком со штангой трахнуть его рот: «Ну же… Антон, пожалуйста… Ну давай». В глазах помутнело. Тоха хотел его до одури прямо сейчас, но продолжал двигать в нем пальцами, бредил этой отсрочкой, хотел для Владика долгих, утомительных ухаживаний, поцелуев на грани, хотел, чтобы он посмотрел на него вот так — с неприкрытой радостью, предвкушающе выдохнув, когда Тоха наконец вынул из него пальцы и, надорвав упаковку, раскатал по члену резинку. — М-м-мвх… — протянул Владик сквозь зубы, вздрогнув под ним и невольно сжавшись, когда Тоха подтолкнул головку пальцами к смазанной дырке и попытался войти. — Больно? — спросил Тоха хрипло, погладив скользкими пальцами чувствительные, судя по дрожи, охватившей Владика, края. — Влад… — Нет… — Владик посмотрел из-под ресниц, улыбнувшись. — Я пиздец заждался… когда до тебя дойдет… кто теперь мой человечек. — Он дернул подбородком капризно. — Ну… давай, не томи… Тоха вошел в него медленно, когда Владик расслабился и позволил, до самых яиц, и так же медленно вытащил до головки. Вернулся в жаркую, узкую дырку, которая так охуенно принимала его, будто была предназначена под Тохин член. — Бля-а-адь… — протянул Тоха, наклонившись и коснувшись губами его шеи, завитков мягких теплых волос, края губ. Выпив немного его горячего дыхания, встретив его застланный похотью взгляд. — Еще какая… — шепотом произнес Владик и вскинул под ним бедра, заставив войти глубже и задержаться внутри. Его каблы царапнули Тохе задницу. Острота этой странно приятной боли, впрочем, тотчас потонула в других ощущениях — все в Тохе пульсировало жаждой ускориться. — Трахни меня… — пригласил Владик мурчаще, взяв ладонь Тохи и положив себе на грудь, заставив щипнуть проколотый сосок. Владика аж выгнуло от удовольствия — гибко, страстно, ему навстречу. Он провел штангой в языке по приоткрытым губам Тохи и велел ему: — Ну же, трахни… Тоха устроил ладони на его бедрах, сдвинув ближе по пледу, и, откликнувшись на откровенный зов, сорвался на быстрый, жесткий темп, от которого горячо приспустил в резинку. Владик не целовался — кусал его губы, мычал и постанывал, не стесняясь показывать, как ему нравится Тохин напор, его жадность, впившиеся в худые бедра Владика пальцы. Его член, двигающийся внутри, дарящий ощущения, подстегивающие Владика подмахивать ему, слизывать пот с Тохиной шеи. Румянец на его веснушчатых щеках. Блестящие серые глаза, любующиеся Тохой с таким, мать его, чувством, будто он — произведение искусства. Сильные руки Владика, гладящие, собственнически обнимающие за плечи. Его отзывчивость в ответ на каждое Тохино движение. Его стоны, сливающиеся с Тохиными. Все это растерзало в клочья. Заставило Тоху брать его, трахать, любить до одури сильно, наслаждаться предвкушением его пика, буквально осязаемого, яркого. — Антон… — выдохнул Владик уязвимо, кончая, и забрызгал Тохе живот тугими теплыми каплями. Сжал его в себе, не позволив вытащить, прикусил губу и расслабился, игриво качнув бедрами, чтобы добрать наслаждение, пережить его, походу, еще раз, глядя на то, как Тоха доводит себя выматывающе долгими движениями навстречу и наконец спускает в резинку до капли. Тоха тела своего не ощущал столь отчетливо, как его сперму у себя на животе. Владик разрешил ему вытащить и лечь рядом, лишь вдоволь нацеловав его губы. Сбитый плед, на который Тоха рухнул спиной, показался ледяным по сравнению с пожарищем под кожей. В горле пересохло, сердце дубасило как проклятое в груди. Дыхание Тоха выравнивал еще долго, обняв Владика, прижавшегося к нему боком и закинувшего на него ногу в стрипе. — Тебе, — сказал Владик, водя пальцем вокруг его соска, невинно, — тоже надо будет кое-что примерить. Тоха вопросительно приподнял брови. Сил осталось только улыбаться, как последний придурок, просто на звук его сорванного стонами голоса. — Ты хотел такие же кроссы, как у меня. — Владик наклонился и нежно укусил его за сосок. — Я достал того перекупа — они у тебя будут. По земле будем ходить, окей? Нахуй лед. — Спасибо ему за человечка, — со смешком пробормотал Тоха Владику в губы, мечтая о том, чтобы в ящике стола нашлась еще резинка, — но, пожалуй, действительно нахуй.