пока есть ты

      Всё точно так же, как было вчера, позавчера и позапозавчера. Завтра и послезавтра обещают тоже быть неизменными. И только воскресенье, возможно, будет скрашено двадцатичасовым сном, который прервётся исключительно ради выполнения домашнего задания.       Сколько времени? Сону не знает, да его это и не волнует. Для него нет никакой разницы в часах и минутах, днях и неделях. Время уже давно тянется слишком мучительно, и как назло становится медленнее с каждым вздохом. Интересно, если перестать дышать, оно ускорит ход или останется прежним?       Наверное, около пяти часов. На улице уже давно стемнело. Путь от школы зимой выглядит довольно зловеще, особенно во дворах: Сону боялся замерших стай голодных собак, компаний обозленных детей с петардами, скрытых под снегом ледяных полос; не уверен, что найдёт в себе моральные силы, чтобы, поскользнувшись, подняться и дойти до дома. Откровенно говоря, иногда, лёжа на холодном льду с онемевшими пальцами и стянутыми от мороза щеками, уже ничего не хочется, кроме как остаться.       Дворники ещё не успели почистить тротуары, но вот снова идёт снег. Парень, оглядевшись по сторонам, торопится в сторону ближайшего магазина. «Самое главное, чтобы они не пошли за мной…»       Сону выходит из магазина уже с булкой в шерстяных варежках. Самой простой и дешёвой — даже не посмотрел, что за начинка. Варежки специально не снимает, зная, что руки покраснеют за несколько минут.       По-хорошему, нужно было поесть в школе. Парень и сам это понимает, и есть-то очень любит, но проблема в том, что заходить в школьную столовую — некое табу для него. Лучше не давать лишний повод школьным обидчикам, которым, почему-то, все, что его касается, приносит только смех.        Сону пожимает сам себе плечами и открывает упаковку прямо на улице. Ему, вообще-то, очень даже нравилось вот так идти вечером, после школы, смотреть на крупные снежинки в свете фонарей и есть булку. Маме потом скажет, что эти деньги потратил на обед. Была в этом своя романтика.       Вот только ни с того ни с сего у самого в уголках глаз щиплет. По холодным щекам текут горячие слезы, скатываясь в тёплый вязаный шарф. В горле словно появляется ком, но юноша упорно проглатывает его, давясь хлебом.       Минутная слабость. Сону уже заходит во двор, до дома осталось немного. Фантик летит в мусорку, и юноша, успокоившись, вдыхает морозный воздух. Просто устал и не ел ничего целый день.       И все-таки, что-то не так. Парень ёжится, ни то от мороза, ни то от страха, и нервно оглядывается — никого. В окнах пятиэтажки кое-где горит свет, тускло светят фонари, но на улице пусто. Сону всё же ускоряет шаг. Тревожность ли, или интуиция — один толк; пока ты не дома, ты не в безопасности. — Эй, Сону!       И самый страшный кошмар — вот он, наяву, повторяется в который раз. Парень начинает бежать, даже не оглядываясь, уже зная, кто позади него. Все словно по сценарию самого ненавистного ужастика. — Сону, подожди нас!       Парень не слышит: в ушах только стук собственного сердца, заходящегося от быстрого бега. Даже если бы услышал, ни за что не остановился бы.       Одноклассники находили забавным преследовать его после школы. Сначала просто ходили следом и громким шёпотом обсуждали что-то неприятное и кричали странные слова, потом гнались за ним, а зимой придумали кидать ему в спину снежки. И вроде ничем жестоким это не оборачивалось, лишь обзываниями и неприятным улюлюканьем, но юноша чувствовал себя загнанным конем, и каждый раз эти несколько минут были для него настоящей пыткой.       Пару минут назад было холодно — сейчас уже не особо. Ноги почти разъезжаются на льду, но Сону упорно бежит, зная, что дом совсем близко. Из глаз, теперь совсем не стыдясь, падают слезы, и парень в немой истерике совсем ничего не видит: все закрыла пелена влаги. В голове крутится один вопрос: «за что мне все это», а за спиной, словно из толщи воды, звучат очередные беспочвенные обзывательства. В целом, все так же, как и в школе. Сону благодарен своим одноклассникам хотя бы за то, что они не применяли к нему никакого прямого физического насилия — никогда. Хотя, наверное, залечить раны с ушибами было бы легче, чем разбитое сердце и болящую душу.       Ещё два подъезда осталось, и… — он все же падает вперёд, приземлившись на локти и проехав так несколько сантиметров. Синяки останутся точно. Сону срывается на плач, громкий и измученный, выстраданный молчанием. И уже плевать, что взади за ним бегут его обидчики.       Юноша, взяв в себя руки, все же затихает и прислушивается. Получилось оторваться, или же тем просто наскучило. Сону собирается в кучку, в прямом и переносном смысле, боясь представить, как жалко выглядит со стороны. Хотя сейчас уже нет никакого дела. Подходит к двери домофона и открывает ключами. Теперь есть два пролёта, чтобы привести себя в порядок и успокоиться, ведь, согласно главному установленному самому правилу, нельзя, чтобы мама что-то узнала или поняла. Возможно пронесёт, и она не будет пристально вглядываться в его лицо. А папы нет. Наверное, именно поэтому и приходилось бегать от хулиганов. В любом случае, нет смысла жалеть о том, чего у тебя никогда не было.       Уже возле двери Сону понимает, что это бесполезно. Глаза красные, и на мороз не смахнешь — все лицо влажное, на куртке в районе локтя грязное пятно, да и сам он весь потрепанный после напряженной пробежки. Сдерживать внутреннюю истерику с каждой секундой все тяжелее.       Парня встречает пустая и холодная квартира. Кажется, мама работает в ночную смену. Сону успевает закрыть дверь и снять верхнюю одежду, прежде чем вновь разразиться в слезах — беззвучных, сдержанных, но таких необходимых. И нет никаких сил даже на то, чтобы поставить чайник, согреться.       Горло уже хрипит от всхлипываний, а запас слез словно иссяк, но успокоиться никак не выходит. Где-то в кармане куртки гудит телефон.       Сону яростно бьёт рукой по полу, раздражаясь ещё больше — больно. Левая рука обессиленно заползает в карман и достает замерзший смартфон. На экране отображается знакомый контакт, и парень облегчённо выдыхает. Имя контакта — «Ники».       Если бы это был кто угодно, он бы не взял. Но младший — исключение.       Парень схватил дрожащей рукой телефон и тут же принял вызов; не торопился так даже тогда, когда убегал от обидчиков.       На той линии слышится спокойной и глубокий голос друга, звучащий слегка обиженно; представить, как у парня надувается нижняя губа, очень просто. — Эй, Сону, ты чего уже сутки не отв… — Ники… — юноша из-за всех сил пытается говорить ровно, но голос предательски дрожит, — прийди ко мне домой сейчас, пожалуйста…       Звонок обрывается, и Сону валится пластом на пол прямо в школьной форме. Знает, что Ники придёт. Не знает, что делал бы без него.       Парень слышит шумный топот уже через пару минут, и тихо фыркает. Ники всегда топал как слон, несмотря на относительную худобу. Надо открыть ему дверь.       Друг тут же появляется на пороге, взволнованно глядя на Сону. Тот, в свою очередь, моментально подмечает отсутствие шапки на голове младшего. — Идиот! Минус тридцать на улице! — верещит старший все ещё немного истерично. — Ой, да ладно тебе, тут идти пять сек, — а Ники беззаботно отмахивается, перешагивая через порог и закрывая за собой дверь. Сону обессиленно отступает и смотрит на младшего уставшим взглядом. Истерика отступила, уступая место апатии. — А мама твоя…? — На работе, — выдыхает Ким и плетётся на кухню, чтобы поставить чайник. Где-то завалялись сухари. — О, пон, — Ники в два счета сбрасывает куртку и осенние кроссовки и прошныривает на кухню за старшим.— Ну, рассказывай, что стряслось, — вздыхает он, опускаясь привычно на кухонную табуретку. Не в первый раз в гостях у Сону, но в первый раз при таких обстоятельствах.       У парня не получается и спичку зажечь, и с мыслями собраться, так что он просто кусает губу и сдерживает слезы, чтобы позорно не разреветься перед младшим.       Ники, в долю секунды раскусивший настроение старшего, сажает его за стол и сам зажигает конфорку. — Снова они обижали тебя, да, хён?       У Сону не хватает духа признаться, поэтому он просто кивает. Младший снова шумно вздыхает и облокачивается на подоконник, стоя за спиной у друга. — Я бы им давно всем шеи свернул, Сону… — Не начинай, — парень морщится, больнюче улыбаясь. Ники всегда отвечал так. Вот только учатся они в разных школах, и Сону ни за что не допустит, чтобы младший вмешивался в его проблемы, ни за что не хочет доставлять ему неприятности. — Вот говоришь, что я упертый как баран, а сам не лучше, — обиженно бубнит Ники, уже гремя бокалами.       Сону хихикает, вовремя замаскировав это под хлюпанье носом, но младший точно это понял. Вот так всегда, стоит ему придти и начать ворчать или шутить, и старший словно отвлекается и забывает все на свете. — А кофе нет что-ли? — Не-а. — Ну и ладно… — Ники напевает себе какую-то песенку, разливая кипяток по бокалам, и Сону сразу же становится спокойнее. — Ладно, раз уж ты не хочешь говорить про этих долбае… — Ники! — Все-все, молчу! Если не хочешь это обсуждать, давай в доту поиграем или фильмец какой-нибудь глянем. — Идёт! — Сону согласно кивает и помогает отнести чай в гостиную, избегая внимательный взгляд младшего. Соглашается не обсуждать — да, но Ким знает, что он теперь весь вечер будет следить за его состоянием.       В окно неприятно бьёт тусклый свет уличных фонарей, поэтому парень зашторивает окна и включает единственную в комнате тоненькую гирлянду. — Уютненько, — одобрительно кивает Ники, уже развалившийся на диване. — Я сейчас переоденусь и вернусь. А ты пока включи какой-нибудь фильм на ноутбуке…       Старший прячется в ванной, чтобы смыть следы недавней истерики и привести себя в порядок. Глаза немного опухли и красные, кожа бледная, но в целом все в порядке. На локтях и коленях уже начинают набухать гематомы. Ким смиренно поджимает губы и достает из ящика заживляющую мазь. — Ну ты где застрял? — Минутку!       Сону тут же выскакивает из ванны, по дороге нанося средство на локти и опускаясь на диван рядом с другом. Синяки куда больше, чем он предполагал. А одна гематома оказалась на задней части голени. Сону неловко вывернулся, пытаясь увидеть её и помазать.       Ники смеётся и отбирает мазь. Сону возмущённо поворачивается к нему, но младший вдруг тянет за лодыжку и размазывает мазь самостоятельно, специально надавливая сильнее необходимого. — А то ты себе ещё шею бы свернул или задницу… — И что ж ты так переживаешь за мою «задницу»? — наигранно возмущается старший. — А кому за ней ухаживать придётся, а? — ухмыляется, наблюдая за сконфуженным Сону. Он резче нужного выхватывает у него из руки мазь и откидывает куда-то на столик, сам устраиваясь головой на ногах младшего. Ники на его выходку смиренно поджимает губы и осторожно кладёт руку на затылок старшего.       Ники никогда не умел выбирать хорошие фильмы, и Сону это знал как никто. Но сейчас он готов признаться, что это именно то, что нужно: лежать на коленке младшего, чувствуя, как его узловатые пальцы массируют кожу головы, смотреть бессмысленно на экран и ни о чем ни думать — просто существовать в таком приятном моменте. Полное расслабление — как физически, так и ментально. — Не засыпаешь? — шепчет Ники. — Дурацкий фильм. — Знаю, — лыбится младший, и Сону эту улыбку уже по голосу распознает. Он выключает ноутбук, утомленный, и поворачивается к другу, — Давай спать.       Ники согласно кивает и валится на подушку, хлопает по плечу, молча приглашая старшего присоединиться. Сону радостно пристраивается, чувствуя наконец тепло и полное умиротворение. — Как ты пойдёшь завтра в школу? — А пофигу, завтра к третьему.       Сону косится на профиль Ники, находящийся чуть выше по диагонали, и фыркает от смеха. Младший тоже смеётся тихо и низко, рукой свободной шуточно поглаживая старшему живот — знает, что тот это ненавидит и бесится. Но сейчас Сону ценен даже этот безобидный знак внимания. — А как я пойду завтра в школу…?       Ники успокаивается и тихо выдыхает. — Останься дома завтра. Тебе нужно отдохнуть, дурачок. По-моему, у тебя вообще температура, — кладёт руку на чужой лоб и, в подтверждение своих слов, рьяно кивает.       У сону нет никаких сил на пререкания, да и сам он никуда идти не хочет. Оставаться бы всегда тут, с Ники, в тепле и спокойствии. — Спокойной ночи. — Спокойной, хён.       И парень расслабленно закрывает глаза, терзаемый многими мыслями, но слишком уставший, чтобы о них думать. И все же одну оставить неозвученной не получается. — Спасибо, Ники… — За что спасибо-то?       Сону пожимает плечами и улыбается с закрытыми глазами, а Ники хихикает. — В следующий раз, Сону, попробуй дать им отпор, — тихо начинает он, — как это у нормальных людей… Поговорить попробуй…       Старший фыркает, забавляясь самоиронией младшего. — …А если не получится, я сам этих придурков встречу в следующий раз и стрелку им забью. — Ну хватит!       И пока у него есть кто-то, как Ники, завтра и послезавтра обязательно будут, и будут они гораздо легче и радостнее прошедших дней.