***
Вечер пятницы. Один из самых нелюбимых дней Мастера Дилюка, пусть и являющийся самым прибыльным. В этот вечер все жители Города свободы, любившие выпить, приходили в таверну и, рассаживаясь за столики со своими друзьями, проводили громкие беседы, которые часто переходили в пение. Это мешало отдыхать другим людям, пришедшим сюда отдохнуть за кружечкой яблочного сидра. Дилюк хоть и являлся владельцем таверны, но он не имел никакого права выгонять людей, что просто отдыхали, пусть и громко. Пьяницы и их песни были только ветками красиво зацветающего дерева, ведь с закатом приходила головная боль — Капитан Кэйа, который появлялся лишь по пятницам и в исключительных случаях среди недели. Прекрасно зная это, Дилюк предпочитал не выходить на смены в конце недели, чтобы лишний раз не сталкиваться с синим взглядом, в котором сиял зрачок в виде остроконечной звёздочки, что каждый раз напоминала, кем на самом деле является Капитан кавалерии; чтобы лишний раз не сталкиваться с этой заученной и неискренней улыбкой, которая будто пришита к смуглому лицу. Но сегодня не получилось избежать столкновения с названным братом, ведь Чарльз заболел. И как бы он не убеждал, что сможет выйти на смену, Дилюк не смог взять на себя такую ответственность и велел тому отлёживаться дома. Протирая очередной бокал до блеска, до ушей доносится открытие большой дубовой двери. Виноделу даже не надо поднимать взгляд, чтобы понять, кто удостоил «Долю Ангелов» своим визитом. Со всех концов таверны послышались радостные вскрики и голоса, призывающие удостоить их круг вниманием уважаемого во всём Мондштате Капитана кавалерии. Кэйа со своей уже заученной улыбкой проходит в таверну. Он уже хотел подойти к знакомым рыцарям, чтобы составить тем компанию, но единственный видящий глаз зацепился за красную макушку. В этот день Кэйа как всегда пришёл в таверну с желанием отдохнуть от морально тяжёлого дня и расслабиться. Может, поговорить с Чарльзом — аккуратно спросить о том, как поживает хозяин таверны. После же, убедившись, что у того всё хорошо, пропустить пару бокальчиков «Полуденной смерти» и отправиться в пустую холодную квартиру. Домом он никак не мог назвать место, в котором сейчас проживал. Дом — родное место, куда всегда хочется вернуться. Проживать свои самые лучшие и счастливые моменты своей жизни. От дома должно исходить теплом и уютом. А Кэйа ничего не ощущал от того места. Это просто была крыша над головой, которая помогала пережить непогоду — весь функционал. Альберих ощущал лишь холод от комнаты, где он проживал свои серые дни. У него когда-то был дом, и парень любил то место и людей, что проживали там. Он считал их семьёй, но всё это прекратилось в один момент. И сейчас когда-то один из самых близких людей стоял прямо перед ним. Кэйа натянул одну из своих самых фирменных улыбок и, скрывая свой накатывающийся страх, прошёл к барной стойке. — Мастер Дилюк, — промурлыкал Капитан, пока синий глаз бегал по чужому суровому лицу, — Какая встреча! Большая редкость увидеть Вас тут в вечер пятницы. — Зато Вы не изменяете традициям и не пропускаете ни одной пятницы, Сэр Кэйа, — сухо и холодно отчеканил Дилюк, начиная протирать очередной бокал. Таким образом он старался отвлечься от ненужных мыслей, которые начинали проникать в голову. — Какой ты грубый, братец. Я же к тебе со всей любовью, а ты? — поджав нижнюю губу, проговорил Альберих с обиженным взглядом. Дилюк не собирается отвечать, на что Капитан лишь тяжело вздохнул и ударил по деревянной стойке, — Ладно, видимо, ты не в духе. В принципе, ничего нового... Пусть Кэйа и улыбался, но маска дала трещину — в чужих глазах винодел увидел боль и грусть. Даже такое обращение к нему не отзывалось ненавистью, от чего стало тошно, но Дилюк продолжал молчать, провожая взглядом Альбериха. Шли минуты, часы. От столика, за которым расположился Капитан кавалерии, разносился смех и радостные голоса. Синеволосый мужчина был окружён компанией рыцарей, и каждый пытался удостоиться хоть капельки внимания от такого красивого, по их мнению, человека. Дилюк с ними согласен: Кэйа красив. Возможно слегка самовлюблённый, разодетый и слишком навязчивый, но красивый. Капитан был постоянно окружён компанией людей, у которых явно на него есть какие-то планы. Казалось, это видели все, кроме самого Кэйи. Рагнвиндр начал замечать популярность Альбериха ещё с юношества, когда те подросли, возмужали и стали привлекать к себе внимание. Рядом с Кэйей постоянно ошивались девицы и даже были самоотверженные парни. Дилюк не понимал, почему тот отталкивал их, и не понимает его по сей день. Протирая бокал тридцатый, обладатель пиро стихии старался как можно реже смотреть в сторону стола с Капитаном, но те, будто назло, расположились почти под самым носом. Каждый раз, когда алый взгляд сталкивался с синей бездной, Дилюк тут же отворачивался и делал вид, что переставляет бутылки, хотя на деле просто боялся смотреть в глаза. Ведь только стоит заглянуть в синеву глаза, как в голове тут же всплывают воспоминания из юношества, счастливые моменты, забытые чувства, которые Дилюк топил: что тогда, когда они ещё были близки с братом, а после когда прервал все отношения с ним из-за ненависти; что сейчас, когда обида поутихла и казалось, что всё могло снова наладиться. Из мыслей его вытянул звонкий голос одного из рыцарей, который откуда-то достал гитару. Мужчина уже приготовился к худшему, но всё же навострил уши, и услышанное заставило слегка удивиться. Кэйа всё это время сидел в компании своих подчинённых, которые забыли о его статусе и полностью расслабились, позволяя себе некультурные и даже грязные комплименты в его сторону, а также "случайные" касания к ногам в узких штанах. Но Капитан никак на это не реагировал, а лишь улыбался, попивая уже далеко не первый бокал изысканного вина, в то время пока взгляд то и дело цеплялся за бармена, который был явно напряжён. — Сэр Кэйа, — начал рыцарь Хаффман, держащий в руке гитару, — Вы умеете играть? Кэйа с любопытством оглядел инструмент в руках подчиненного и с усмешкой на лице выхватил из рук рыцаря гитару. Быстро настроив её, Альберих сыграл несколько аккордов, тем самым привлекая внимание всех посетителей. — Мой дорогой Хаффман, ваш Капитан умеет всё. Тут же послышались радостные вскрики и просьбы посетителей сыграть что-то интересное, а некоторые даже выкрикивали названия популярных баллад, но у Кэйи на этот момент были другие планы, и исполнение очередной датской баллады не входило в его планы. — Так, друзья, я исполню песню своего собственного сочинения. После этих слов все голоса тут же притихли, а Дилюк сильнее сжал бокал в руках. Он помнил, что Альберих ещё с детства проявлял интерес к музыке и к сочинению различных стихов с глубоким смыслом. Если в нём ничего не поменялось, то и в песне должно быть хоть что-то. Пока Рагнвиндр плавал в раздумьях, по таверне начала разноситься красивая и спокойная мелодия, а после послышался красивый и низкий голос, который полностью завораживал.Ирония поглотила весь город и стала символом интеллекта Я говорю: «Иди домой дорогой, я мёртвого тела искренности инспектор» Аккуратно работаю с ножевыми и сквозным «огнестрелом» Мне так трудно доставать эти ярко-чёрные когти из его тела Сильные с дьявольским криком сверху поливают меня водой Тебе меня не поймать, да и не будешь за мной гнаться Максимум пару раз крикнешь: «Предатель, стой!»
Дилюк вслушивался в каждый вдох и в каждое слово Кэйи. Сам парень с нежностью и улыбкой на лице пел явно про то, что с болью отзывается в его теле. Длинные смуглые пальцы бегали по грифу гитары, зажимая струны. Изысканный профиль красиво выглядел слегка в приглушённом свете таверны. Строгие черты лица. Низкий бархатистый голос. Треск... Хрупкий бокал не выдержал давления сильных рук. Кусок стекла впился в руку, однако крови не было видно благодаря надетым чёрным перчаткам. Осколок глубоко проник в кожу точно также, как и слова Капитана. Кэйа всё с той же улыбкой на лице продолжал петь; в тексте песни было описание моментов той ночи...Подходит знакомая фальши Целует красавицу зависть Не говори мне, что было дальше Я и так знаю, что было дальше У короля новый форпост Солдаты поправляют манжеты У короля новый пост У короля новая мета А мальчик лежит на асфальте За страшную свою оплошность Хочешь знать, какую, нате Его приговор — ложь.
Стук... Дилюк слышал только стук собственного сердца и низкий голос, который начинал слегка дрожать, но, видимо, это уловил только он. Казалось, что сейчас вокруг никого нет: только он и Кэйа, что посвятил песню ему и их пережитому. Осколок стекла продолжал с каждой секундой входить вглубь кожи, но винодел этого не чувствовал. Он не чувствовал ничего, кроме вины, которая, как огромный груз, наконец-то проломила толстый мост безразличия и выдуманной ненависти. Кэйа же до сих пор пел, с каждым словом вводя стеклянную занозу всё глубже в "руку" Дилюка.А я смотрю в твои алые глаза Нервно касаюсь кудрей из пламени Мне, к сожалению, нельзя теперь так сказать Но сердце моё тобою измотано Я смотрю в твои алые глаза Они и вправду горящие, как птица "Рассвета" Мне правда нельзя теперь так сказать Но я говорю, говорю это сам Я смотрю в твои алые глаза Во мне правда огонь, и он правда горит Я больше никогда не смогу так сказать
Взгляд синих глаз устремлён только на него и только для него. В этих глазах так много нежности и любви, что Рагнвиндр старался так отчаянно не замечать. Боль в руке казалась пустяком, хотя там наверняка останется очередной шрам. Боль в сердце — вот что было самым важным. Хотелось подбежать и обнять измотанного мужчину, который сдерживал слёзы в тот момент, пока дрожащий голос допевал песню. Сейчас двое израненных мужчин не видели ничего вокруг, кроме друг друга... Кэйа закончил петь, и всё перестало казаться таким волшебным. Боль до ужаса пронзила тело, напоминая об осколке, который глубоко засел в руку Дилюка. С ног до головы окатило ознобом, и он выбрался в реальный мир из печальной, но такой красивой сказки, которую хотелось переписать. — Чёрт, — сквозь зубы процедил Дилюк и аккуратно извлёк кусок стекла из ладони, придерживая её, чтобы не замарать деревянный пол. После успешного удаления инородного тела парень быстрым шагом направился на второй этаж, чтобы избежать удивлённых взглядов посетителей. Получив заслуженные овации за песню, Кэйа вернул гитару её законному владельцу, а после подошёл к барной стойке, где по неизвестной ему причине не было видно мужчины с огненными волосами. Альберих испытывал двоякое чувство: с одной стороны, он радовался, что не видит алых глаз, в которых каждый раз сгорает, с другой — расстроен, ведь хотел увидеть хотя бы какую-то эмоцию на лице молодого винодела после такого "признания". — Думаю, он не будет против, если я одолжу бутылочку вина, — пробубнил себе под нос Кэйа и быстро зашёл за барную стойку. Бегая глазами по бару, он пытался найти вино получше, но в нос ударил резкий запах крови. Кровь... На полу, на столешнице — она была повсюду внутри бара, и там же лежал окровавленный осколок вместе с разбитым бокалом.***
Дилюк забежал в небольшой кабинет, который обустроил себе на втором этаже таверны. Быстро избавившись от мешающегося сюртука, Рагнвиндр остался лишь в одной белой рубашке с небольшим жилетом. Белоснежные рукава пропитались кровью, от чего стало противно. Он снял перчатки — крови стало только больше. Она с неимоверной скоростью окрашивала в бордовый цвет большую площадь бледной кожи. Оглядевшись в поисках какой-нибудь тряпки, чтобы перевязать рану, взгляд ни за что не уцепился. — Аделинда, прости меня, — пробубнил Дилюк и принялся дрожащими руками стягивать с себя жилет, а затем растягивать пуговицы на уже не такой белоснежной рубашке, оставаясь в одних брюках. Лучи заходящего солнца наполняли небольшое пространство жёлто-оранжевым цветом и игрались на оголённом теле мужчины с многочисленными шрамами. Красные волосы переливались в свете, от чего создавалось впечатление, что они "горят". Собираясь рвать чистый участок одежды, до ушей доносится звук открытия двери. Сердце замерло, страх окутал тело. Не было сил даже повернуться и, возможно, даже дышать, ведь воздуха начинало катастрофически не хватать. Но Дилюк продолжал стоять, как статуя, ведь знал, кто за его спиной. Такой знакомый запах лёгкого, но приятного одеколона вперемешку с алкоголем и прохлада, что преследует Капитана, куда бы он не пошёл. — Дилюк, — подал голос Альберих, проходя в помещение и закрывая за собой дверь, пока глаз разглядывал красивую спину, которая "блестела" в лучах заходящего солнца. Сейчас винодел выглядел как запретный плод, к которому хотелось прикоснуться, испробовать, но он не мог — любое прикосновение чревато последствиями. Подходя всё ближе, Кэйа видел, как спина становится более напряжённой, а дыхание учащается. Жар начинает наполнять комнату, от чего становится тяжело дышать. — Дилюк, — снова проговорил Кэйа, словно пробуя на вкус имя человека стоящего напротив, но тот продолжал молчать. Альбериху потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы подойти почти вплотную и коснуться рукой оголённого горячего плеча, после чего аккуратно развернуть Рагнвиндра к себе. Волосы были растрёпанны, взгляд слегка затуманен, и лишь лёгкое вздымание груди давало понять, что мужчина жив, и это не слишком красивая и реалистичная статуя. Взгляд синего глаза опустился вниз, и от увиденного Кэйа захотел выколоть единственный видящий глаз. Капитан множество раз видел кровь как на себе так и на рыцарях, которые из-за своей неосторожности попадали прямо под "огонь". Однако при виде до сих пор не останавливающейся крови на красивых руках сердце болезненно сжалось. — Как самый сильный и ловкий мужчина всего Мондштата умудрился так серьёзно пораниться от обычного бокала? — с привычной ухмылкой на лице спросил Капитан. Кэйа знал, что сейчас не до ехидства, но в голову больше ничего не лезло, а оставаться в давящей атмосфере не хотелось. Поэтому приходится ходить по тонкому льду, который в любой момент может треснуть и поглотить Капитана кавалерии глубоко под лёд, не позволяя выбраться. Ведь от Дилюка можно ожидать много чего — один раз он это узнал и чуть не расплатился собственной жизнью, так что теперь был готов ко всему. Ну, или почти ко всему. Холодное тело Кэйи окатило жаром, сердце забилось сильнее, а смуглая кожа покрылась мурашками. Сильные горячие руки обнимали парня, пачкая кровью белоснежную рубашку, и прижимали обескураженного Альбериха всё ближе. — Кэйа, — так тихо пролепетал Дилюк. Сначала мужчина решил, что ему послышалось, но затем собственное имя слетело с чужих губ ещё раз, и ещё; оно стало безостановочно витать где-то в воздухе, пока красная спутанная копна волос утыкалась в смуглое плечо. — Люк, с тобой всё хорошо? — в этот момент Альберих не на шутку перепугался, ведь такого открытого Рагнвиндра уже не видел очень давно. Было до безумия интересно, что же на него так повлияло. Но тот продолжал молчать и лишь сильнее прижиматься к холодному телу, полностью пачкая спину Капитана кавалерии кровью. Кэйа понял, что не дождётся ответов, поэтому приложил достаточно усилий и вырвался из крепких тёплых объятий. Он облокотил обмякшее тело на подоконник, а после своим синим глазом забегал по руке Дилюка, которая продолжала истекать кровью и пачкать всё вокруг. Недолго думая, Кэйа лёгким движением порвал рукав своей шёлковой рубашки, после чего длинные и умелые пальцы принялись перетягивать рану, чтобы остановить кровь. Всё это время за ним пристально наблюдал взгляд алых глаз, от чего сердце билось с каждым движением быстрее, а руки еле заметно подрагивали. — Спасибо, — еле слышно прошептал винодел, заглядывая в синий омут, который всё же начал его поглощать. Синий глаз прекрасен. Его темнота и загадочность заставляли тонуть в пучине чувств и эмоций, которые сейчас испытывал Рагнвиндр. Зрачок в форме звезды, напоминавший о предательстве, сейчас был чем-то необычным и до боли красивым. Он указывал путь к свету сквозь тьму. На лице Дилюка за долгое время появилась искренняя улыбка и посвящена она была не абы кому, а Кэйе Альбериху. — У тебя очень красивый голос, — услышанное заставило кончики ушей покраснеть, а губы скривились в лёгкой улыбке. — Прости меня, — тихо заговорил Альберих. Сейчас хотелось извиниться абсолютно за всё. За все ошибки, которые когда-то принесли Дилюку слишком много боли, — Прости... Я так виноват перед тобой. Слишком много причинял тебе боли. Да и сегодня не стоило устраивать этот концерт у всех на глазах, — Кэйа улыбался, но был на грани: казалось, одно слово или действие — и его прорвёт, как плотину. Он слишком долго хранил все эти чувства в своей душе. Лёгкое касание губ к собственным. Ощущался их жар и металлический вкус крови, ибо чужие губы искусаны. Пусть поцелуй был быстрым, но он сказал гораздо больше, чем способен выразить человек словами. Дилюк, стоящий напротив, вложил в это лёгкое касание все свои эмоции и чувства, которые испытывает к Кэйе. — Мне тоже стоит извиниться, потому что я не лучше: ты из-за меня также настрадался. Я не должен был тогда так поступать, говорить всех тех слов. Прости, ты единственный близкий человек, что у меня остался, и я хочу, чтобы ты был рядом. Хочу, чтобы твои прекрасные песни несли только свет, и при их пении ты не чувствовал боль и не терзал свою душу. Хочу, чтобы ты был счастлив, — последние слова Дилюк уже говорил с улыбкой, смотря прямо в синий глаз Капитана, который перестал сдерживать слёзы. Пусть на лице того сияла улыбка, но на щеке показалась прозрачная солёная дорожка. Приложив здоровую руку к холодной щеке, Рагнвиндр большим пальцем аккуратно вытер слёзы из под чужого глаза и уже собирался убрать руку, но его вдруг остановили: поверх его горячей бледной руки легла чужая, холодная, обрамлённая в чёрную ткань перчаток и лишь открытые кончики пальцев касались нежной кожи. А лицо Кэйи стало ласкаться, как котёнок, требующий ласки. Дилюк не смог удержать умиления на своём лице, и губы растянулись в доброй улыбке, смотря на такого счастливого Капитана кавалерии. Приблизившись, носы соприкоснулись, а жар дыханий обжигал кожу. Двое мужчин смотрели друг на друга, не в силах ни поддаться вперед, ни отстраниться: они всматривались в глаза, словно играя в игру. Кэйа проиграл, и в порыве давно таящихся чувств примкнул к горячим губам, тут же углубляя поцелуй и проталкиваясь языком как можно глубже. Альберих, спустя долгие годы терпения, наконец-то обрёл то, чего так сильно желал. Поцелуй нежный и полон любви, которой так не хватало двум мужчинам. Прижавшись ближе, Кэйа провёл руками по горячему обнажённому торсу и укутал его в своих объятьях. После того, как он разместил руки на красивой мужественной талии, кончики пальцев начинали вырисовывать причудливые узоры. В это время чужие ладони прорвались в синие локоны и начали перебирать пальцами их, слегка оттягивая. Разрывать такой сладкий поцелуй не хотелось, да этого и не требовалось. Двое мужчин наконец-то обрели своё счастье и ничто сейчас не мешало насладиться им: ни заходящее солнце, что обжигало спину; ни шум, доносящийся с первого этажа таверны, где Дилюка и Сэра Кэйю наверняка уже потеряли; ни раненная рука, что слегка ныла от боли, но продолжала играть с чужими волосами.***
Солнце уже давно зашло за горизонт, и ночь вступила в свои законные права. Лёгкий ветерок обдувал два влюблённых лица, путаясь в локонах красных и синих волос. Две пары глаз смотрели друг на друга, их зрительный контакт разрывался лишь на время сладких поцелуев. Капитан Кавалерии и владелец винокурни «Рассвет» сидели под большим деревом в Долине ветров, держась за руки и не боясь, что их кто-то услышит или увидит. — Кэйа, — неуверенно заговорил Рагнвиндр, будто боялся попросить то, что так сильно хочется. — Что такое, Люк? Бледная кожа Дилюка залилась красным румянцем, как у маленького ребёнка, который стеснялся что-либо попросить у родителей из-за страха получения отказа. Но заглянув в синие глаза, он увидел в них столько любви и заботы — Дилюк понял, что ему никогда больше не откажут. — Спой ещё раз для меня. Услышанное заставило Кэйю слегка удивиться, но на лице появилась довольная улыбка. Он поудобнее устроился на уютном плече и, крепче сжимая руку, начал напевать уже знакомую мелодию с небольшими изменениями в тексте.А я смотрю в твои алые глаза С любовью касаюсь кудрей из пламени Мне теперь можно так сказать Сердце моё тебе отдано Я смотрю в твои алые глаза Они и вправду горящие, как птица "Рассвета" Мне правда теперь так можно сказать И я говорю, говорю это сам Я смотрю в твои алые глаза Во мне правда огонь, и он правда горит Я больше никогда не смогу отвести взгляда...
Пока королевский патруль бдит.