Волны

Вокруг меня матовая тишина, такая глухая и светлая, что сперва мои барабанные перепонки звенят немым писком. Я протягиваю вперёд свои фарфорово-голубые руки. Я это помню. Я помню пенящиеся гребни волн, звучащие как пианино. Я помню себя, стоящего босиком посреди аморфного мира, чёрного и глубокого, пологого, как лабиринты под мостами рёбер, будто я укрываюсь под высокими гнутыми арками. Греческие руины. Когда-то здесь стояло что-то величественное. Белоснежные колонны. Золотые ветви. А потом подул беспощадный тайфун. Но я точно помню, что упал на свой диван перед телевизором в туфлях.. Кажется, я проснулся только теперь. Только теперь, когда стоящий передо мной начальник дважды требовательно похлопал по столу. - Простите? - О чём я только что говорил? Мои заспанные веки целуются ресницами, и единственное, на что я сейчас могу тратить силы - на то, чтобы они окончательно не утонули друг в друге. Он вздыхает и поднимает зрачки к потолку. Давай, скажи, чтобы я сходил опрокинул ещё пару стаканчиков кофе. Давай, как в школе - «способный, но ленивый». Способный, но не смыкающий ночами глаз. Перед тем, как монотонными отскоками в зубах повторить всё заново, работодатель вздыхает так, словно я самый бестолковый болван, которого он когда либо видел. Я настойчиво делаю вид, что мне не хватило мозгов это не понять. Смотрит на меня свысока. Мои мышцы лица бесятся от вида его очередного нового галстука, напрягая надбровные дуги и сковывая губы. (Посмотрел бы я на его высокомерную морду, если бы он был привязан к стулу, а в моих руках была бейсбольная бита..) - Что с тобой? За секунду пролетев сквозь толщу горючего раздражения в фазу непристойно глупого непонимания, я беспомощно вскидываю голову к его словам, совсем потерявшись. Начальник поглядел на меня ещё несколько минут, как на сумасшедшего, и пропал. И правда, что со мной? Трясу чертами лица, как собака, силясь прийти в себя и ощущая движение каждого волоска на голове. Сегодня надо будет лечь пораньше.. Мне больше нравится ночью. Ночью меня прячет плотная ткань темнеющего неба, накрытая скатертью редких сверкающих резных бусин. Слово я ребёнок, притаившийся за занавеской за игрой в прятки. Только меня некому искать. Ночь нравилась бы мне ещё больше, если бы я мог засыпать дольше, чем на полтора часа. Опускаюсь во владения после рабочего времени, окутанный прохладой. Погруженный в глубины узлов собственных мыслей, я внезапно ощутил неправильный ветер, коснувшийся моих ноздрей. Не тот. Не тот, что всегда. Мокрый и солёный, как холодное течение. Я прежде ни разу не останавливался на этом месте по пути домой, а теперь застыл высеченным каменным изваянием в свете тьмы. Взгляд обратился за горизонт, туда, где я никогда не был. В ушах почудился совсем живой шум воды. Бурлящий, нарастающий, стремительный, приближающийся. Как удары кулаков. Прошедший мимо силуэт развеял наваждение, окончательно заставив меня почувствовать себя последним идиотом. Последним не выспавшимся идиотом. Водоворот синего мрака, не пропускающий в изгибы своей раковины ни капли лишнего звука. Только неизменные невидимые волны гладят клавиши берега. Под моими ногами берег, на моей спине ощущение чьего-то взгляда. Я вспомнил. Здесь, сзади меня, всегда кто-то есть. И это сводит меня с ума. Резко оборачиваюсь, словно это поможет моим глазам поймать в нити своего напряжённого взора недоброжелателя, но сзади снова только море. Шлёпая босыми ступнями по влажной песчаной крупе, позволяю пенной воде обнимать мои ноги, заходя всё дальше и дальше, с поднимающимися на загривке волосами всматриваясь в чьи-то очертания впереди. Или мне кажется? Я прибавляю хода, но фигура только мрачнеет и скользит за горизонт, совсем не двигаясь. Чем я ближе к ней, тем она дальше от меня. Мои ноги останавливаются, запуская шестеренки отдышки и взмокших ладоней, оседающих на моих коленях. Мои лопатки целует странная прохлада. Я ведусь на неё, и стоит мне только оглянуться, как меня тут же пожирает пышный леденяще-чёрный бутон пустоты. Я открываю глаза, чувствуя на своей шее чьи-то умело душащие руки, и захлёбываюсь. А дальше как в кино - стремительно заполняющаяся водой гортань и размякшие пальцы, царапающие скользкий кафель прокручиваются в моём сознании быстрой оборванной фотоплёнкой. Я почти утонул в собственной ванной. Это утверждение заполнило меня целиком до капли кружащим голову отторжением и скользкий тревогой, свернувшейся внутри в кучерявый проволочный клубок, улёгшийся под лёгкими. Будто водоросли, выплюнутые морем на белоснежный берег. Я не спускал нездорового взора с того места, что могло стать моей могилой минуту назад. Меня не покидало ощущение, будто я всё ещё не проснулся. В комнатах всегда было тихо, но так оглушающе тихо - только в моих снах. Так глупо могло выйти… но что еще глупее, я просто знаю, что за мной бы никто не пришёл. Водная спираль завертелась, прилегая к крохотным отверстиям слива на дне ванной. Меня затошнило от одного только взгляда на эту воронку. Вода сводит меня с ума. Сонно глажу кнопку включения на процессоре компьютера. Сегодня туманно. Словно я живу у моря. Мой желудок ненавязчиво душит мысль о том, что я никогда не жил у моря.. Запускаю руку в кейс на своих коленях, путая пальцы в ленивых поисках бумаг по работе. - Надеюсь, там объяснительная? - Там что? - заторможенно вскидываю голову к источнику слов, даже не пытаясь терзать себя предположениями о том, кому так хочется со мной поговорить. - Или в устной форме расскажешь, почему отсутствовал вчера? - начальник накрывает край моего крохотного пространства стола своей ладонью, и со скрипом переносит на неё весь вес. Я знаю этот жест. И ненавижу его больше всех остальных. (Что, думаешь, я так не могу? Думаешь, я не умею буравить взглядом людей, требуя всё, что захочу? Если я сижу ниже тебя, это не значит, что ты не сядешь, если я встану.) - Вчера? Я же был вчера.. - старательно туша огоньки нагревающегося пороха раздражения непонимающе моргаю я, даже до конца не прокатив по ленте мыслительного процесса сказанные мне буквы. Многозадачность - это не про меня. - Неужели? Я недоверчиво отвожу голову назад, словно хамелеон, боком глядя на возмутительно невозмутимое лицо начальника. Наши зрачки втрескиваются друг в дружку, его - с грузным обвинением, мои - с настойчивой, даже чересчур, невиновностью. Экран компьютера прерывает эти молчаливые войны, заполняясь голубым светом. Я, неохотно отдирая от неприятно обвиняющего лица взгляд, направляю его на дату и время в углу монитора. 14-тое марта. 14-ТОЕ ЧТО? Мои глаза набрасываются на глазные яблоки работодателя, но они по прежнему только грызут, холодно требуя ответа на вопрос. Он совершенно не удивлён. Нет, нет, я точно помню, что вчера было 12-тое, вчера, когда я заснул в ванной на 2 часа и чуть не захлебнулся, вчера, когда молчание кондоминиума резало мои барабанные перепонки, вчера, когда мои наручные часы остановились, будто я умер. Мои любимые часы.. - Нет, нет, это…. Это не смешно.. Этого про не може- - А я что, смеюсь по твоему? Я мотаю головой, приложив подушечки пальцев к виску и медленно отъезжая на стуле назад. - Нет-нет-нет-нет-нет… - слабо начинает мой голос, постепенно выжимая досуха из себя волнующийся тон. - Нет. - твёрдо заявляю я, опуская надбровные дуги и не собираясь ещё хоть секунду это терпеть. Я ему не верю. Я рывком поднимаюсь с места и под настороженным взглядом работодателя вылезаю из своего рабочего закоулка. - С меня довольно, - поднимаю я руку с протянутым указательным пальцем - я больше не намерен в это играть. Разворачиваясь, заглядываю в комбинации цифр первого попавшегося чужого голубого монитора. 14 марта. Бью ладонью по столу прямо перед носом такого же, как я сам, 30-летнего мальчишки, и бросаю глаза на следующий. 14 марта. По моей гортани ползёт рык, сквозь одежду кожу царапают тупые концы незнакомых взглядов. Я быстрым шагом петляю по подобным моей, картонным коробкам с людьми на стульях с колёсиками и холодными экранами, но везде грёбаное 14 марта. Календари. Я толкаю чьи-то ноги, пока считаю сердцебиение собственных. На стене. Печатаные цифры, узкие прозрачные строчки с чёрной рамкой. 14 марта. Широкие листы с хлёстким свистом отрываются и летят на пол. 14 марта. 14 марта. 14…… Я не верю им всем. Весь офис смотрит на меня, как на сумасшедшего. Я хлопаю дверью мужского туалета и обессиленного ложусь вспотевшим лбом на стену. Какого чёрта.. Скрип двери за углом, и всего в несколько шагов рядом с моим вспотевшим лбом оказывается очередной взгляд. Я вожу нижним полумесяцем зубов по верхнему, должно быть, правда выгляжу как невменяемый. Предельно короткие волосы, дальше только налысо, потёртые возрастом тёмно-синие радужки, светящаяся отсутствием складок рубашка. И ногти моего кулака. Я понял, почему я перестал носить галстук. Потому что в него очень удобно впутываться одной ладонью, пока другой твою щёку прикладывают к полу. А дальше только безумие. Чистое, залитое кровью, пульсирующее живыми тканями и нервами, пожирающее мой организм неосязаемой вуалью, путающей свои лапы-крылья у моих вен смертельным паразитом. Крохотные бритвы, невидимые острые зубки, пиявками присасывающиеся к головным извилинам. Мои костяшки режут воздух и плоть, я будто играю музыку на ключицах и локтях, водя смычком сжатых пальцев по грудине и рёбрам. Пишу бессмертное полотно, составляя силуэты из бордовых капель на рубашке. Смазывая пласты глины лица, леплю всё новые и новые выражения, всё экспрессивнее и убийственней от своей живости. Голова поворачивается к зеркалам над умывальниками. С моих щёк и кончика носа улыбаются алые крапины, а глаза смотрят так, как я никогда не смотрел. Тело оседает у стенки, демонстрируя своё разукрашенное лицо в профиль. Я, бессознательным взмахом руки включив воду в раковине, выбегаю из туалета, подняв за собой шуршащий бумажный фейерверк из незадачливого портфеля не менее незадачливого владельца. Завтра я на работу не пошёл. И послезавтра.. И… На костяшках моих пальцев шоссе ссадин. Кость о кость, резко, словно игла сквозь мышцы. Я не знаю, что с ним после этого стало. Но я нагло бы соврал, заявив, что мне не интересно. Зелёный четырёхугольник, залитый белым искусственным солнцем. На моих плечах рубашка, под моими ногами стул, перед коленями стол - перегородка между мной и начальником. - Что с тобой твориться? Поднимаю плечи и брови, глядя на работодателя из-под ножен век. Я не знаю, какой ответ он хочет от меня услышать. Начальник укрывает свои накатившие, как пена волн, брови парусом ладони. - Либо ты перестаёшь выкидывать такие фокусы, либо мы начинаем решать этот вопрос по другому. Я с усилием отрываю глаза от пузырьков воды, поднимающихся в кулере. - Я с кем говорю? И вижу вытянутые пальцы перед своими ресницами. Как машут маленькие дети и безмозглые идиоты, пытающиеся обратить на себя внимание. Как дворники машины. (Интересно, сломаются ли его руки так же легко, как они?) - Со мной. - Смотрю куда-то сквозь линии его жизни и складки на коже. - Ты его избил? Эти слова мачтой рассекают мою голову надвое, врезаясь в самую серединку мозга. Я поднимаю острые раковины глаз в его лицо, внимая каждому движению мышц. (Ну что, гад, получил, что хотел?) - Кого? ( -Начнём издалека.) - Ты знаешь, о ком я говорю. - Тело работодателя подаётся вперёд, разговор накрывается плёнкой штормового напряжения. Я сжимаю линии губ челюстями, заводя голову немного вбок. - Ты сломал ему нос, ты это знал? Фаланги ровным строем прикусывают середину ладони, большой палец обнимает их за плечи сверху. - Я знаю, куда я бью. Тугая струя воздуха скользит сквозь крылья носа начальника. - Ты наркоман? Мои плечи выпрямляются, раскрываясь, как мои глаза. - А ты? И кулак свистит ровно по центру. Переносица, точно в цель. Чёрные ножки стула подкашиваются, для надёжности добавляю локтем в бровь. Перемахиваю через край стола так легко, будто это вид спорта, которым я занимался всю свою жизнь. - Сволочь! Какого- Работодатель впивается в мою рубашку, очевидно, собираясь поднять меня за грудки, но зубы полости моей ладони говорят сами за себя. Надоедливой пружиной выкручиваюсь из его хватки, барабаня по пучкам нервной системы. - Ты безумный ублюдок! - Выцарапывает хрип из его горла. ( - В тихо омуте черти водятся.) Отбиваюсь от извивающихся, словно угрей, рук, настойчивым хитросплетением пазлов коленей и пальцев стараясь уложить начальника на пол. Скрип шагов. На ковре. И изогнутые неожиданностью брови. Мои локти натягиваются, как струна лука. (Стучать не учили?) Первого под рёбра. Свидетеля головой в грудь. Подошвами туфлей по застеклённой лестнице. Потом двери. И вперёд по шумной дороге. Я бегу сквозь лабиринт, ожившую схему, дышащий тесный чертёж из машин и стен дыма, оставляя позади свой прерванный стих правосудия. Чёрные окна. Страшные лица. Мне осталось немного. Я снова слышу их. Скалистые холодные волны, складывающиеся непреклонными, вечно движущимися каменными платформами, наяву играющие на песчаном рояле пальцами брызгов. И я бегу на зов. Под ногами исчезает полосатый асфальт моста, переходящий в каменную тропу, с каждым метром всё больше упирающуюся лбом в песок. Слышу барабанную дробь своего сердца в мочках ушей и где-то глубоко в шее. Ноги останавливаются на молочном в свете звёзд песчаном берегу, захрустевшим под моими подошвами. Порывы влажного ветра, того самого, протяжного и прохладного, заглядывают под рубашку и теребят штаны. Я стою в собственном сне. И я точно знаю, зачем сюда пришёл. Серый пиджак, без меня внутри выглядящий по-жалкому пустым, оседает на песке. Как зачарованный, будто в сонном бреду, я бреду в воду прямо в ботинках, слушая шипящий, подобно пене, гул в моей голове, складывающийся в слова, и не спуская взгляда с одной-единственной точки. (Я возьму тебя в руки) Ветер рассекает короткие волосы на пряди, скользя по вздымающимся водным верхушкам, пока мои ногти уверенно разнимают пуговицы и отверстия на белой рубашке. Я не свожу глаз с силуэта, неясно теряющегося впереди. (Подниму тебя вверх) Накатывающие мокрые холмы стучат о него, накрывая капюшоном рассыпающихся по небу капель с головой. Я движусь вперёд сквозь толщу непреклонных глыб волн, облизывающих меня уже по талию. Мой неотрывный взор ловит мучительно медленное движение неспешного поворота головы незнакомца, и я уже не чувствую ногами дна. (Я покажу тебе тайну) Костяшки моих ладоней разбивают подступающие мокрые ленты, по локоть погружаясь в шумящие волнующееся просторы. Я могу разглядеть торжественно развевающуюся, как флаг, рубашку с коротким рукавом, стоящие ёжиным торчком мокрые, по-упрямому острые волосы, широкую линию челюсти и кончик вздёрнутого носа. Он не идёт ко мне, по прежнему стоит. В самом эпицентре. Он хочет, чтобы я сам его достиг. (Научу тебя видеть) Его взгляд блестит, как крупный жемчуг, и выжигает дотла, как ледяные лапы волн, смыкающиеся на моих дыхательных путях. (Волны.)