His problem

      Казалось бы, людей объединяют многие вещи, однако и много что отличает, ведь ни одно существо на свете не имеет одинаковой цепочки ДНК, одинакового отпечатка пальца или одинакового мышления. Так все люди могут совершать одно действие в разное время, с разной скоростью, используя различные методы и средства, и что самое интересное, они могут прийти, как к одному результату, так и к совершенно другому, не предусмотренному изначально.       И Осаму Дадзай всегда понимал мотивы и цели людей, мог предугадать конечный исход их действий, но никогда Осаму Дадзай не понимал себя. Он ненавидит свой гениальный ум, потому что в нём слишком много знаний, слишком много воспоминаний, слишком много информации и что говорить о большом количестве зарождающихся мыслей, этого всего просто слишком. Не сказать, что это чересчур плохо, но с таким большим объёмом информации приходится очень много думать, а мысли лезут самые-самые разные, из-за чего желание жить почти никогда не будет в его списке желаний. Парень вливал в себя большое количество алкоголя в надежде забыться, однако это не спасало, ведь обещанного отключения от реальности не происходило: организм был устойчив к спиртным напиткам, какое-то время пытался курить траву, и это были абсолютно безрезультатные попытки. Тогда он решил больше читать, чтобы избавиться от мыслей-паразитов, пожиравших сознание. Самое удивительное, что это в какой-то мере помогало убежать от насущного мира, проблем и планов, но до того момента, пока Осаму не отложит книгу.       Дадзай читал правда много, это знали многие в Портовой мафии, так как чаще всего его можно было застать за прочтением какой-нибудь книги, манги или дневника. Мори, естественно, знал обо всём. Безусловно, пару раз он видел приступы своего подопечного. Осаму никогда не просил помощи, никогда не говорил об этом так, словно это что-то важное, и всё же то, что увидел босс мафии, навсегда останется его кошмаром. Огай и не подумал бы, что паранойя может принимать форму сумасшествия такой степени, что парню было проще выдрать себе волосы, исцарапать кожу в мясо, вытащить все органы, нежели испытывать поглощающую тревогу, безысходность и слышать чьи-то голоса в своей голове. После того случая Мори перевёл Дадзая на другие таблетки, внимательно следил за его питанием, пытался наладить отношения, и всё равно Осаму проживал свои приступы один. Огай никому и никогда не расскажет, но увидеть поступающий звонок от Осаму Дадзая в выходные дни парнишки, когда тот должен прийти в себя после приступов и количества своих мыслей, не менее страшно, чем предательство. Список страхов состоит из нескольких пунктов: 1) Забыть купить Элис сладкое; 2) Предательство, после которого следует убийство босса портовой мафии; 3) Звонок от Дадзая, когда тот законно отлынивает.       Казалось бы, смешной список страхов для босса самой Портовой мафии, однако Мори Огай тоже человек, способный уставать и переживать за своих подопечных.       С каждым годом периоды припадков не становились короче, частота не сменялась, это была почти стабильность. Та стабильность, от которой Дадзай хотел бежать. Он так стремился убежать, что случайно наткнулся на Оду Сакуноскэ. Этот мужчина не ожидал встретить этого парнишку в баре «Люпин», который посещал после долгого и тяжёлого дня. А этот малец сидел со стаканом виски и смотрел в одну точку, явно пытаясь что-то выбросить из своей головы. Ода никогда не видел приступы, но видел их последствия, из-за чего голос Сакуноскэ, сообщавший адрес Осаму, куда следует срочно выехать, тоже являлся своеобразным неприятным сюрпризом для Мори. Так получилось, что обычная шестёрка и «Демонический вундеркинд» не говорили о своих проблемах или переживаниях, но каждый знал об этом и понимал состояние другого. Дадзай, к своему удивлению, поздно понял, каким образом номер Оды забит в быстром наборе. Ещё удивительнее было замечать за собой желание успеть позвонить другу. Прежде чем отключиться от потери крови или чего-то другого, о чём после пробуждения вспоминать не захочется. А номер Дадзая был последним в строке недавних вызовов у Сакуноскэ. Мужчину это не удивляло, даже немного радовало.       Осаму ненавидел, когда кто-то знал о его слабостях, а тем более видел это дерьмо, мог легко понять, когда случится новый приступ. Но самыми неприятными были приступы, когда Дадзай был не один, из-за чего приходилось скрывать свои истинные мысли и состояние, чтобы не пугать ещё больше запуганных сотрудников, ну и чтобы не терять авторитет. Потом это всё выливалось в почти вырезанные вены. Но за эти два года работы Чуя ни разу не застал его в этом хреновом состоянии. И всё же Осаму понимал, что Накахара не глупый и сам по себе очень чуткий, и явно замечал то состояние, когда его явно стоило оставить одного. Более того за эти два года он ни разу не спросил, куда Осаму пропадает, что разочаровывало самого Осаму (и всё же это не так, он отрицает это всё, ему очень-очень плевать на чиби и его мнение), но он мог спокойно выдохнуть, так как последнее, чего хотел Дадзай – придумывать очередную ложь и пытаться шутить свои дерьмовые шутки.       И на протяжении двух лет их партнёрства у них сложились некоторые традиции, нарушаемые редко из-за командировок или плохого самочувствия напарника. Совершенно странно для обоих было осознавать, что их спарринг по вторникам и четвергам, очень редко по субботам, в зале мафии на нижних этажах, походы к игровым автоматам после тяжёлого дня, редкие посиделки на кухне у кого-то из них двоих за бокалом чего-то спиртного или за кружкой чая и обсуждением очередной миссии, стакан кофе на столе Осаму после его «выходных» и свежая выпечка на столе Чуи после его бессонных ночей в кабинете в конце месяца являются чем-то обыденным, чем-то долгим и самым любимым. Но они об этом никому не скажут, даже самим себе не признаются.       И вот очередной вторничный спарринг. Дадзай с самого утра чувствует себя хуже желе, не способным выполнять даже базовые функции, а мысли беснуют так, что хотелось бы проваляться в своей кровати и желательно умереть там, однако желание выпустить мысли хотя бы через физическую нагрузку и возможность в очередной раз коснуться мягкой и гладкой кожи Чуи подогревали встать с кровати и идти на работу, чтобы дожить до конца этого грёбаного дня.       С их прихода в зал прошло не меньше часа. И по меньшей мере их бой длился в рукопашную минут 30. Оба были в синяках, оба потные и почти не могли стоять на ногах, но они не могли принести победу партнёру так просто. Каждый был сосредоточен, Чуя пару раз пытался схитрить и применить способность, но Осаму сразу забраковал эти «фокусы для маленьких и тупеньких». Накахара цыкнул и лишь продолжил наступление. Было немного обидно, что его обломали, и всё же Дадзай был прав, так намного интереснее.       Руки обоих перебинтованы, у одного разбита губа, а у второго разбита бровь, но глаза парней горят огнём, хоть на них и стекают капли пота, каждый хочет своей победы. Осаму каждый раз пытается посмотреть Чуе в глаза. Сам по себе Накахара очень живой, очень человечный, а в моменты соперничества его глаза становятся самым настоящим пламенем, жаждущим победы. На этом моменте Дадзай допустил большую ошибку, он провалился вновь в свои мысли, из-за чего Чуя смог его подсечь, навалиться сверху и хмыкнуть. Вот только Осаму никак не реагировал, он лишь спокойно лежал и смотрел в одну точку. Словно стена его примагнитила, отключила какой-то отдел мозга, отвечающий за способность двигаться. Это заставило Накахару напрячься и аккуратно слезть с напарника. — Дадзай, ты в порядке? Я задел какие-то шрамы? Или с тобой что-то случилось?       Вот только сам Дадзай молчал. Он не пошевелился. Он не мог расслышать даже слов Чуи, у него было впечатление, что в уши засунули беруши, а к голове подключили какую-то радиоволну, на которой диктор писклявый голосом говорит: — Ну же, твоё время пришло. Твоё существование бесполезно, ты не сможешь продвинуться дальше, потому что ты слишком картонный и ненастоящий. Фальшивка. А эти шрамы, что они показывают или доказывают? Одасаку явно переживает. Стоило бы ему назначить сегодня встречу, даже не предупредил его о своём состоянии. И Анго явно испортишь вечер тем, что он не постоит вместе с Одой. Было бы неплохо оказаться сейчас где-то далеко, но не здесь. Но где? Где ты вообще находишься? Кем являешься?       Осаму даже и почувствовать не мог, как его начинает трясти, а Чуя всё больше и больше начинал переживать. Он не выдержал и ударил Дадзая по щекам пару раз, чтобы тот смог наконец вернуться в реальность. Чтобы хотя бы посмотрел на Накахару и перестал трястись. Это возымело должны эффект, ведь Осаму сначала резко дернулся и почти сразу перевёл туманный взгляд карих глаз на своего напарника. Чуя пощёлкал перед лицом Дадзая, и тот наконец встряхнул головой и прикрыл глаза. Это было больно, что свидетельствовало о том, что от мира его отключило не на минуточку. Он аккуратно перекатился на спину так, что голова оказалась около коленей Накахары. — А? Да, извини. Похоже, что ты выиграл, Чуя. Поздравляю тебя, верная собачка смогла побороть своего хозяина. Стоит ли мне переживать, что эта собачка перегрызёт в будущем горло своему хозяину? — сухой голос Осаму отразился от белых стен зала. — Я не думаю, что это можно считать победой, — Чуя всматривался в глаза Дадзая, но не мог там разглядеть ничего. Абсолютная пустота. — Может лучше спишемся этот бой на ничью? Думаю, тебе стоит отдохнуть. — Да, ты прав, — Осаму выдохнул и открыл глаза. — Стоит закончить этот день.       Дадзай тяжело встал и пошёл в раздевалку. Накахара остался сидеть на матах. Он заметил, что на Осаму были свежие бинты, ведь перед их «тренировкой» Чуя видел, как Дадзай перевязывал их. Ещё он заметил, как его напарник их менял в обед, и более чем уверен, что утром перед работой он обмотался в новые бинты. Конечно, Осаму очень бережно относился к бинтам и ненавидел их пачкать, но даже такая брезгливость насторожила. Поэтому Чуя ждал того момента, когда Осаму зайдёт в душевую и начнёт мыться, чтобы самому зайти в раздевалку и пойти смывать с себя пот в соседней кабинке. Такое поведение парень замечал не в первый раз, и чаще всего после этого Осаму и уходил на пару дней в «мини-отпуск». Но всё же такое прямое столкновение с проблемой выбило Чую из обычного состояния. Он даже не смог ответить что-то на подкол, который чувствовался слишком сухим и фальшивым. Словно это было сказано на автомате.       Когда Накахара вышел из кабинки с полотенцем на поясе, то увидел Дадзая, сидящего на скамейке, вновь смотрящего в пустоту и сжимающего очень сильно влажные волосы. Чуя нахмурился ещё больше, подошёл к своему горе-напарнику и сел перед ним на корточки. — Хей, Дадзай, мне кажется сегодняшний день был сложным. Как тебе идея посидеть на крыше здания мафии и выпить чего-то крепкого? Не думай, что это вопрос, скорее это заманчивое предложение, от которого ты не можешь отказаться. Как будешь готов, поднимайся на вертолётную площадку, виски я захвачу. С тебя потребуется только добраться до этого места. В случае чего мой номер у тебя есть.       Осаму слышал, что говорил Накахара. Он несколько раз покрутил эту речь у себя в голове и после этого очень запоздало кивнул. Похоже Накахаре требовалось именно этого, потому что он, дождавшись кивка, кивнул сам будто самому себе и начал одеваться. Дадзай понимал, что это плохая идея, ведь ему становится всё хуже и хуже, однако с Чуей становилось немного легче. Самую малость, но можно было дышать. Поэтому он смог выдохнуть только тогда, когда виновник его чересчур быстрого сердцебиения вышел, чтобы собрать нужные вещи для этого спонтанного пикника с употреблением алкоголя. Осаму выдохнул и отпустил голову.       Осаму просидел так не долго, буквально пару минут он собирался с силами и заставил себя одеваться. Он ненавидел обматывать себя бинтами, но этот ритуал был частью самого Дадзая, как и бинты стали второй кожей. Чтобы обмотать изуродованное тело, понадобилось не меньше десяти минут, а на переодевание ушло минут пять. Осаму посмотрел на себя в зеркало и вздохнул.

Чуя точно не будет против, если я опоздаю. Точно не в этот раз, верно?

      Дадзай выключил свет в зале и в раздевалке, закрыл их на ключ, и направился к лифту. Путь из «подземелья» до самого верха занял пару минут. Возможно, для кого-то это долго, однако эти минуты являлись возможностью выдохнуть и вдохнуть, попытаться успокоить рвущиеся наружу мысли и отговорить себя ехать. Но вот открываются двери лифта, и Осаму видит лежащий плед, пару подушек из кабинета Чуи, бутылку виски и бутылку вина. Накахара стоял у края крыши и разговаривал с кем-то по телефону, поэтому Дадзай просто прошёл до этого места и уселся на плед. Так как солнце давно скрылось за горизонтом, а время подходило к десяти вечера, то на небе начали появляться первые редкие звезды. К сожалению, луны ещё не было видно, но даже так звезды в тёмном небе завораживали. Осаму разлил напитки, взял свой виски и немного отпил. Он не почувствовал ничего. — Уже выпиваешь? Не ожидал, что всё настолько плохо, — Чуя подошёл и сел рядом. Он не брал бокал, лишь запрокинул голову и прикрыл глаза. — Слушай, скажи честно, а твою голову забивают хоть какие-то мысли, кроме способа самовыпилиться? — А что, Чуя, хочешь поймать меня на похабных мыслишках? — Дадзай лишь хмыкнул. Он поставил свой напиток и тоже запрокинул голову к небу. Ему на глаза попалась маленькая звезда, что светила очень ярко. — На самом деле, ты бы удивился, узнав, чем забита моя голова. Но так уж и быть, я упраздню твою любопытство. Чаще всего я думаю об этом мире, о его красоте. Ты замечал, насколько природа красива и неповторима? Сколько всего она может создавать, сколько она может убивать и сколько изменять. Чего стоят одни звёзды. Например, мне звёзды напоминают людей. Я тоже далёк от них, как и они от меня. Ещё все звезды неповторимы, как и люди. Вот только звёзды нам более непонятны и неизвестны, так как наши познания о тех местах слишком ограничены. И ведь ты также ограничен в познания о собеседнике, так как ты видишь его внешнюю оболочку. Как человечество пока не способно ответить на вопрос, что находится внутри звезды, так и ты не узнаешь, что внутри духовного мира твоего собеседника, если тот не соизволит сам рассказать. Но небесные тела настолько завораживающие, что оторвать взгляд невозможно. Хочется всегда на них смотреть. А ты? Как считаешь ты, Чуя? Какие мысли по этому поводу есть в твоей головушке? — Думаю, в звёздном небе я отдаю предпочтение луне. Всегда на небе она появляется неожиданно, прям как ты, Дадзай. Она не забирает всё внимание на себя, скорее просто акцентирует внимание. Луна похожа на девушку, а звезды являются её кошками. Ну или другими домашними животными. Уж слишком много звёзд на небе. И у них своя связь, это действительно прекрасно, — Чуя лёг, наклонил голову и прикрыл глаза. — Если честно, я всегда мечтал, сколько себя помню, о каком-то домашнем животном. В идеале я бы хотел щеночка, чтобы вырастить из него достойную и терпеливую собаку. Наверное, хотел бы всё же щенка добермана. Многие считают эту породу страшной, порой бешеной, однако при должном воспитании это будет дружелюбный, верный и хороший друг. — Что же останавливает тебя от покупки щенка? Мне кажется, ты бы был прекрасным и любящим хозяином. — Который обязательно будет баловать, - завершил мысль за Дадзаем Накахара. Было необычно вот так говорить о таких простых вещах, причём так спокойно с этим Дадзаем. И всё же затуманенный взгляд напарника прояснялся. Конечно, муть в его мыслях присутствовала, однако глаза смотрели более осмысленно на Накахару. — Я бы обязательно купил щенка, наверное даже два, но мафия. Мафия как тебя принимает, так и отбирает всё самое ценное.       И тут Чуя замолчал. Словно он задумался о чем-то другом. Дадзай не хотел нарушать эту приятную тишину прохладного спокойного вечера, когда они смогли просто поговорить. Это что-то не свойственное для них, что-то входящее за рамки. Здесь точно сидят Накахара Чуя и Дадзай Осаму? — Осаму, я хочу с тобой поговорить прямо и без увиливаний. В последнее время ты сам не свой, я это замечаю не в первый раз, но это заставляет переживать. Ты же помнишь, что мы с тобой напарники? Если в тебе есть какая-нибудь боль, то она не только твоя, но и моя. Мы с тобой связаны. Возможно, для тебя это может не играть большого значения, но твоё состояние важно для меня. Пойми, Осаму, ты важен для меня, как и важно твоё самочувствие. Я не могу, как ты, уйти в себя, чтобы переждать все невзгоды. Не знаю, согласен ли ты со мной, но мне так кажется. Иногда мне становилось очень завидно, и - может быть, поэтому - я ещё сильнее сбиваю тебя с толку сейчас. Осаму не мог выговорить и слова. Голова резко опустела. — Чуя, всё не так просто, — Дадзай вздохнул и сел прямо. — Если бы это было так, то всё было бы в разы проще и легче, но я – неполноценный человек. В моей голове порой бывает слишком много мыслей. Слишком много мыслительных процессов происходит в этой голове, — он тыкнула себе в лоб. — К сожалению, сейчас я не способен тебе объяснить всё полностью. Однако мыслей порой бывает так много, что мне становится слишком плохо. Поэтому чаще я несу какой-то бред, говорю бессвязно. Честно говоря, я не хочу, чтобы ты меня ненавидел. Если ты будешь меня презирать, я совсем пропаду. Однако и рассказать всё прямо сейчас не могу. — Тогда просто постарайся не вредить себе ещё больше, скумбрия.       Накахара слегка ударил напарника по плечу, взял свой бокал и отпил вино. Он вновь сидел и смотрел на ночное небо Йокогамы, а Осаму смотрел на Чую и не понимал ничего. Возможно, это было слишком неожиданно, ещё более вероятно, что Дадзай ничего не понимает и ему это просто снится. И всё же Накахара сидит рядом, смотрит на него, полностью уверенный, что сможет выслушать весь бред, который он скажет, лишь бы помочь. Дадзай тоже перевёл взгляд на небо и смог наконец выдохнуть. Сегодня не тот день, когда он готов раскрыть себя, вскрыть свои шрамы вновь, чтобы просто рассказать обо всём, что происходит в его жизни. Однако он уверен, что когда-то они будут готовы поговорить. Всё-таки пока им хватает их молчаливого взаимопонимания.       Впервые за этот день он смог почувствовать мизерное облегчение и свободу.