Виноградные лозы

Когда Шэнь Цинцю, Лю Цинге и Шан Цинхуа отправлялись на задание вместе, дела никогда не шли гладко. Исторически сложилось так, что, когда их троих отправляли в качестве учеников, дела всегда шли плохо, а время не позволяло им слаженно работать вместе. Чем больше времени проходило, тем более неуравновешенными становились Лю Цинге и Шэнь Цинцю, и тем страшнее Шан Цинхуа было находиться рядом с этими двумя мужчинами. Когда они стали лордами пиков его отношения с ними так же не улучшились, но, по крайней мере, их не отправляли на совместные задания; ведь отправлять на задание трёх пиковых лордов в большинстве случаев было бы излишним. Нужно быть глупцом, чтобы отправить на задание второго по силе лорда пика, лучшего стратега и единственного человека, который может управлять финансами секты. Юэ Цинъюань — не идиот (возможно), но он очень хочет, чтобы его излюбленный Сяо Цзю подружился с ним, так что в каком-то смысле он может быть немного глуп. Ведь Юэ Цинъюань отправил трёх пиковых лордов на сбор трав… то, с чем ученики Цянь Цао обычно справляются сами, без сопровождения. Правда, травы находятся в пещере, где, по некоторым данным, присутствует демоническая энергия, так что возможны стычки, но это не должно быть чем-то таким, что нельзя было бы решить, прихватив с собой несколько учеников Бай Чжань. Не то, что требует трёх лордов (не говоря уже о трёх лордах с базовыми или минимальными знаниями о лекарственных травах), и всё же, они здесь. — Та-а-ак, согласно карте, пещера, которую мы ищем, должна быть здесь… — Шан Цинхуа почувствовал холодный пот на шее, когда указал на место, где должен был быть вход в пещеру, а вместо него обнаружил беспорядочное нагромождение камней на склоне горы. — Или нет. Здесь недавно был оползень?.. — Местные жители сообщали о сильном землетрясении несколько недель назад. Возможно, оно и принесло обвал, — с досадой вздыхает Шэнь Цинцю. — Ну что ж. Хорошо, что мы взяли с собой Лю-шиди. Давай, расчищай путь, пусть эти грубые мускулы поработают. — Невозможно, чтобы кто-то расчистил этот вход, ты что, с ума сошёл?! — Лю Цинге, как всегда, поднимается на ноги, а Шэнь Цинцю хмыкает и раскрывает веер, закатывая глаза. Лю Цинге от этого только ещё больше злится, а Шан Цинхуа морщится. — Ну же, пожалуйста, давайте не будем ссориться. Мы можем просто вернуться и сказать чжанмэнь-шисюну, что вход в пещеру обрушился, — Шан Цинхуа не сказал, что не хочет разочаровывать Юэ Цинъюаня. В его жизни было много разочарований (множество!), и мягкосердечный лидер секты легко может стать ещё одним номером в этом списке. Он легко это переживёт. — Нет, — Лю Цинге и Шэнь Цинцю отвечают сразу, ужасающе синхронно, и Шан Цинхуа замирает. Конечно, они сказали бы «нет»: Лю Цинге никогда не отступит, а Шэнь Цинцю, вероятно, не захочет лично докладывать о том, что в пещеру нельзя войти, потому что так тщательно избегает находиться в одном помещении с Юэ Цинъюанем, будто это его вторая работа. — Но… но вход завалило и мы не можем попасть внутрь? — отвечает Шан Цинхуа, а Шэнь Цинцю громко выдыхает, и это похоже на фырканье, или, по крайней мере, на что-то очень близкое к тому, что может произнести такой возвышенный и элегантный бессмертный, как он. — Предполагается, что это большая пещерная система. Если мы осмотримся, наверняка найдем отверстия поменьше, — говорит он так, словно это самая очевидная вещь в мире. Лю Цинге раздраженно хмыкает, но не возражает. Так они ищут второй вход — и находят его, когда Шан Цинхуа упирается в то, что он принял за заросший виноградом склон горы, а на самом деле это отверстие, прикрытое растением. Шэнь Цинцю и Лю Цинге даже не обращают внимания на то, что их спутник сильно ударился головой о землю, а просто идут следом и велят ему догонять их. Он так и делает, слегка шатаясь, пока группа идёт дальше в пещеру. Предполагалось, что они будут искать ростки Тенистого Хвоща и мох Тысячелистника; последний встречается довольно часто, а первый найти довольно сложно, поскольку он растёт в пещерах, где в воздухе витает демоническая энергия. К счастью, пещера, которую они нашли, кажется, правильная: вокруг царит гнусная демоническая энергия. — Это то самое растение, которое мы должны принести? — спрашивает Лю Цинге, замахиваясь мечом на нависающие виноградные лианы и срубая их, будто он использует для садоводства мачете, а не бесценный духовный меч Чэн Луань. — Лю-шиди, может, у тебя проблемы с памятью? Мы здесь собираем мох и лиственное растение, которое прорастает из грязи. А где, собственно, лианы в этих описаниях? — замечает Шэнь Цинцю, и Шан Цинхуа снова морщится. Если быть честным, то он согласен с Лю Цинге, эти лианы действительно выглядят странно. Они не похожи на обычные виноградные лозы — у них странные голубые светящиеся пятна, разбросанные по всему растению, почти освещая пещеру мягким, угрюмым светом. В местах среза из них течёт молочный сок, пахнущий довольно сладко… похоже, это важное растение. И тут Шан Цинхуа застывает на месте. Светящиеся ростки? Молочный сок? Лозы в пещере? — Шисюн? Шиди? Я не думаю, что нам стоит здесь оставаться. Думаю, нам лучше уйти, — говорит Шан Цинхуа и проклинает себя за то, как он нервничает. Если бы он сказал: «эта пещера кишит Аквамариновыми Тысячеразветвлёнными Нитями Вожделения», то его боевые братья наверняка ответили бы: «какие, к чёрту, Аквамариновые Тысячеразветвлённые Нити Вожделения», — и это был бы справедливый ответ, поскольку, по его словам, это растение встречается крайне редко, но… — Ерунда. Если мы не добудем эти проклятые растения, чжанмэнь-шисюн не станет молчать и снова отправит нас в путь, — скрипит зубами Шэнь Цинцю. — Если Шан-шиди уже устал, ему стоит ещё немного поработать над своей выносливостью, и-ШИДИ? — Что за-ШАН-ШИСЮН?! — Лю Цинге поворачивает голову, видя, как Шэнь Цинцю задыхается, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как Шан Цинхуа сбивают с ног и поднимает в воздух виноградная лоза, и он кричит. — Помогите! Не дайте им схватить вас, они… ох, блять… — Шан Цинхуа понимает, что проиграл, когда чувствует укол в руку и видит, как тонкая лоза уносится прочь. — Некоторые из них могут ужалить и заблокировать ци. И тут же лианы начинают вытягиваться и пытаться схватить Лю Цинге и Шэнь Цинцю. Если бы Шан Цинхуа пришлось гадать, почему они начали это делать, он бы обвинил Лю Цинге в том, что тот отрубил одну из них: может, растение почувствовало угрозу? Или шиди его разбудил? В любом случае, ему остаётся только корчиться в своих узах и молиться высшим силам (почему он не написал богов в этом мире?! Что за хороший роман сянься без богов?! Боги, которых придумала Система, чтобы восполнить недостаток тех, что он написал, чертовски скучны! Если бы он знал, что всё будет именно так, он бы сжёг фимиам любому богу, дарующему удачу!), что его боевым братьям удастся победить растение и освободить его, прежде чем всё станет… липким. И грязным. И жарким. Но проклятое растение не зря называется Тысячеразветвлённым: стоит Шэнь Цинцю и Лю Цинге срубить одну лозу, как из закоулков пещеры вырывается ещё десять. В конце концов, оба бессмертных мастера оказываются пойманными — их обвивают лианы, как и Шан Цинхуа. По какой-то причине лозы не так агрессивны по отношению к ним, как к нему, что обычно комично печалит его, но в данный момент просто раздражает. Почему они обвиваются вокруг этих двоих обычным способом, а через него — крест-накрест?! Признаться, это очень-очень сексуально и заставляет его член подёргиваться в штанах, но сейчас не время! Он бы предпочёл, чтобы лозы просто обмотали его обычным образом и оставили всё это испытание с растениями-тентаклями на потом, когда он будет в безопасности дома в своей постели и, возможно, будет дрочить от одной мысли об этом! Не перед своими боевыми братьями! — Ты! Шэнь Цинцю, это твоя вина! — кричит Лю Цинге, борясь с лозами. Чэн Луань всё ещё в его руке, но рука так плотно прижата к боку из-за обвивающих её растений, что пытаться использовать её бесполезно. — Это ты предложил нам поискать другой вход, а в итоге привёл сюда! — Ты, чертова скотина, думаешь, что ты не виноват?! Если бы ты не перерезал эту проклятую лозу, потому что у тебя мозг животного, и всё, что ты умеешь делать, это махать этим чёртовым мечом… — Шэнь Цинцю огрызается, и по тону его голоса видно, что он очень взволнован и паникует. Шан Цинхуа поморщился: прости, Шэнь-шисюн! Зная твою историю, можно понять, что ты не любишь быть обездвиженным, когда рядом есть мужчины! — Моя вина?! Если бы ты не был таким мерзавцем, то чжанмэнь-шисюн не пытался бы постоянно выгнать тебя из секты, чтобы ты перестал поливать грязью имя Цан Цюн своей отвратительной деятельностью… — огрызается Лю Цинге, и крики усиливаются. Шан Цинхуа словно наблюдает за теннисным матчем, поглядывая то влево, то вправо при каждом крике своих боевых братьев. Он стал гораздо лучше разбираться в том, что такое «стоять и смотреть, как люди ссорятся», и теперь ему кажется, что он вернулся домой и наблюдает за тем, как его родители ссорятся в коридоре перед разводом! Но Шэнь Цинцю и Лю Цинге, похоже, больше заинтересованы в том, чтобы кричать и обвинять друг друга, чем в том, чтобы найти выход, а это не очень хорошо, потому что лозы начинают подкрадываться к нему. И снова: горячо! Но не сейчас! — Парни… — Шан Цинхуа чувствует, как под его одежду проникает лоза, и задыхается, но на его беду никто не реагирует. Шэнь Цинцю и Лю Цинге всё ещё спорят, кричат так, что у них красные лица. И тут лозы, покрывающие его тело, слаженно зашевелились, натянулись и потянули за собой, раздался тихий (на фоне какофонии криков), но слишком громкий для него звук разрываемой ткани. — Парни?! Никакого ответа, что, возможно, и хорошо. Потому что Шан Цинхуа с ужасом наблюдает за тем, как его одежда медленно разрывается на куски, становясь лишь обрывками ткани, зажатыми между лозами и телом… но это ужасно неприлично! В этом мире кокетливо показывают запястья, а теперь он совсем голый и едва прикрыт обрывками одежд и лозами, словно девушка из порно-рекламы, которой он не является! ОН ПРОСТОЙ И УСТАЛЫЙ СТАРИК! Старик, нуждающийся в спасении, но будь он проклят, если привлечет к себе внимание в таком состоянии! Он не хочет представлять, какое отвращение проявят красивые лица Лю Цинге и Шэнь Цинцю, когда они, в конце концов, посмотрят на него! — И ТЫ ПОЗОРИШЬ СЕКТУ!.. — БЕЗМОЗГЛОЕ ЖИВОТНОЕ, ПОЗВОЛЯЮЩЕЕ СВОИМ УЧЕНИКАМ РАЗГУЛИВАТЬ НА СВОБОДЕ И ТОПТАТЬ ВСЕ ВОКРУГ!.. Ну, если учесть, что эти двое были заняты спором, то, возможно, пройдёт немало времени, прежде чем они заметят, что их третий спутник был раздет догола растением, удерживающим их. Шан Цинхуа начал пытаться вспомнить, что делает это растение; оно было не единственным в своём роде (он написал… так много порнографии…), но в растении было что-то особенное, помимо свечения… он смутно помнил главу, где одна из жён Ло Бин-ге была заперта в пещере, а там были светящиеся лианы, хм… значит, сами лианы не могли трахнуть ни его, ни других лордов пиков, потому что если в дело вступала одна из жён Бин-ге, то жену главного героя не мог трахнуть никто, кроме его небесного столпа! И главный герой не может быть оттрахан растением! Его тупые, лихорадочные читатели никогда не поймут, что иногда разумная лианы или щупальце может быть сексуальнее, чем ненормально большой член! …итак, зачем же тогда вообще нужны были лозы? Шан Цинхуа пытается вспомнить, в чём была их фишка, и тут он снова чувствует, как они прижимаются к его телу, и в его мозгу происходит короткое замыкание. О. О! Да. Может, трахаться с чем-то, кроме небесного столпа, и нельзя, но как он мог забыть, что ласки и лапанье вполне допустимы, если это делает растение?! Ведь это растение точно трётся о его грудь! Он пожалел, что у него нет свободных рук, чтобы укусить себя за руку или хотя бы прикрыть рот, чтобы не издавать звуков. Он чувствительный, ясно?! И, может быть, злой?! Так разве можно его винить, если он начинает задыхаться от того, что лозы трутся о его грудь? В душе он современный человек, даже если прошло больше полувека! Современный человек, у которого есть доступ к чудесам порно! И что с того, что его мозг, возможно, немного поджарился от этого порно, и что с того, что ему нравятся щупальца, лианы и всё такое?! Конечно, было утомительно раз за разом писать один и тот же сюжет с женой недели — её ласкают лозы, а потом Ло Бин-ге забирает её и трахает. Но сама концепция! Концепция извращённого растения-щупальца всегда была горячей! На самом деле, он бы даже не возражал против этой ситуации, если бы она произошла во время одиночной миссии! Это горячо, ясно?! Тяжёлое дыхание переходит в одышку и прикусывание языка, чтобы не издавать звуков, когда растения перебираются на его мини-самолёт. Ощущения не такие приятные, как от руки (его собственной руки; в девятнадцать лет, в грязном баре, ему однажды дрочили, но это было настолько дерьмово, что он оценил бы это ниже, чем мастурбацию), но лианы слегка прохладные и извиваются вокруг его члена, который с интересом подёргивается. Но тут Лю Цинге кричит особенно громко, что-то про Шэнь Цинцю и бордели, и он вспоминает, что в любой момент его боевые братья могут повернуть головы и увидеть его, и это делает достаточно хорошую работу, чтобы не дать ему полностью затвердеть, пока лозы трут его член и грудь. Однако, это не мешает ему набухать до полутвёрдости. — Парни… — задыхается он и понимает, что сказал это недостаточно громко, чтобы двое мужчин услышали его поверх собственных голосов. Он хочет, чтобы они посмотрели и вспомнили, что в этой неразберихе есть третий человек, и этот человек получает основной удар от ситуации (ладно, удар звучит как-то плохо; объективно он прекрасно проводит время, но ему также не нравится мысль о том, что всё это происходит с невольными зрителями, а именно такими вскоре станут эти двое, когда заметят, что происходит), чтобы они поторопились и придумали, как освободить себя, а затем и его. Но он не хочет, чтобы они смотрели на него вот так: связанного, с красным лицом, которому дрочит растение. Лианы даже ничего не делают с ними! Они наверняка подумают, что он извращенец или кто похуже! Он решает, что должен вспомнить, как устроено это растение. Конечно, что-то должно заставить растение оторваться от человека, кроме как разрубить лозы, ведь это не сработало! А может, оно просто уйдёт, как только кто-то испытает оргазм, что является стандартом для подобных растений, потому что Шан Цинхуа устал бы писать прелюдию и трах в главах, так что, как только кто-то испытает оргазм, он бы всё завершил. Никакого марафонского секса! Слишком утомительно писать! Он просто должен вспомнить, что именно отличает это растение от десятков других секс-лоз, просто должен вспомнить, что это такое, чтобы использовать в своих интересах, просто должен смотреть на то, как его тело покалывает от удовольствия, когда к нему прикасаются… И тут он видит лозу толщиной с его запястье, с тупого конца которой капает сладковатый молочный сок, который он видел ранее, и лоза приближается к его лицу… О. Теперь он вспомнил. Вся фишка этого растения в том, что оно накачивает тебя соком-афродизиаком.

***

Лю Цинге кажется, что у него сейчас пойдет кровь из горла от крика. Во всём виноват Шэнь Цинцю! Им следовало послушаться Шан Цинхуа и отправиться домой, а теперь они запутались в этих странных лианах и не могут выбраться, а Шэнь Цинцю даже не хочет брать вину на себя! Это просто нелепо! Он ненавидит, когда его отправляют на задания с этими двумя. По какой-то причине его рассудок словно угасает, когда он оказывается рядом с ними. Шэнь Цинцю всегда заставляет его терять терпение, ведь он явно избалованный сын высокопоставленной семьи, которого никто не учил хорошим манерам, и он бездельничал и загубил своё собственное совершенствование. То, что у него красивое лицо и изящное тело, ещё не значит, что он может позорить секту! Зачем он вообще ходит в бордели?! Он же не уродливый ублюдок, он мог бы… если бы он захотел… заняться сексом, то наверняка нашлись бы люди, которые были бы рады сделать это без оплаты! Даже внутри секты он слышал, как старшие ученики шептались о том, как привлекателен меч Сю Я, так почему же он должен тащить всех за собой, когда пачкает имя секты, отправляясь в Тёплый Красный Павильон?! И Шан Цинхуа был по-своему раздражающим. Вечно что-то бормочет, спотыкается на пустом месте, а когда приходит беда, прячется за спину того, кого считает сильнейшим, и дрожит… и он не чувствует! Никакой! Радости! Что чаще всего его выбирают, как сильнейшего! Это отвлекает, это пустая трата времени, и Шан Цинхуа — мёртвый груз в любой миссии с драками! И, что ещё хуже, его сестра стала называть этого проклятого человека «его маленьким домашним хомячком», потому что утверждает, что тот цепляется за него, как испуганный зверёк, когда приходит опасность! Это просто смешно! — ТЫ — ПОЗОРИЩЕ! Чжанмэнь-шисюн должен ненавидеть тебя так сильно!.. — в этот момент он даже не понимает, что кричит. Всё, что он знает: то, что он зол, его сдерживают, а Шэнь Цинцю продолжает кричать в ответ; Лю Цинге создан для борьбы, и то, что его связывают, вызывает у него раздражение. Поэтому он просто… кричит. — И ЧТО ИЗ ЭТОГО?! А ЧТО ЕСЛИ Я!.. — Шэнь Цинцю кричит в ответ, злобно пыхтя, но потом: — Эй, притормози! — Шан Цинхуа кричит, а Лю Цинге краснеет, потому что как он мог забыть, что тот здесь?! Да ещё и связанный?! Лю Цинге и Шэнь Цинцю оборачиваются и тут же задыхаются, увидев, что случилось с Шан Цинхуа, пока они были заняты криками друг на друга. Их боевой брат каким-то образом оказался полностью раздет за это время, а лозы, обвивающие его, достаточно раздвинуты, чтобы увидеть его покрасневшую кожу. Как это неприлично. Они повернулись как раз вовремя, чтобы заметить, как толстая лоза, капающая соком, впивается Шан Цинхуа в рот, и он начинает сопротивляться, когда капли молочного сока вытекают из краёв его рта. — Шан-шисюн?! — произносит Лю Цинге, глаза его почти выпадают из глазниц. В голове сразу же зазвенели тревожные колокольчики. Как он мог забыть о Шан Цинхуа?! Каждый раз, когда он встречается с этим человеком, он мысленно отмечает, что должен защитить его, убедиться, что его некачественная работа с мечом не причинит ему вреда. А потом он увлекается спором с Шэнь Цинцю, и теперь Шан Цинхуа… голый, а растение… кормит его чем-то. — Шан-шиди! Не глотай это! — Шэнь Цинцю, который, если раньше и паниковал слегка во время спора, то теперь звучал откровенно испуганно. Это озадачило Лю Цинге, ведь он полагал, что этому мерзавцу нет никакого дела до другого пикового лорда, но вместо этого он выглядит так, будто впал в панику, увидев, что происходит. — Почему ты не закричал раньше?! Шан-шиди! Попробуй укусить его, напугай его — мы идём за тобой! — Мнгх-мф!.. — лицо Шан Цинхуа теперь свекольно-красное, глаза закрыты, брови нахмурены. Он прикусил лозу, но определить это невозможно — она так и осталась на месте, а сок продолжал стекать по подбородку. Смутно Лю Цинге кажется, что он видит, как у него дёргается горло; чёрт, он глотает. Он не знает, почему глотать плохо, но в любом случае не думает, что это хорошая идея. Но звуки, которые он издаёт, не болезненные, а очень… довольные. Лю Цинге по ошибке опускает взгляд и видит, как дёргается член другого мужчины, и тут же переводит взгляд на лицо Шан Цинхуа, чувствуя себя очень стыдно за то, что так смотрел на своего брата по секте. — Ты, чёртова скотина! Вырвись из этих лоз… Шан-шиди… он… это растение… касается его! — в ярости говорит Шэнь Цинцю. Его глаза окрасились в красный цвет, и Лю Цинге кажется, что он ещё никогда не видел его в таком бешенстве. — Сделайте что-нибудь! Что угодно! — Я… чёрт, я пытаюсь! — шипит Лю Цинге. Он слышит приглушённый стон Шан Цинхуа, и что-то тёмное пронзает его нутро… он предпочитает не смотреть на это. На его шисюна напало грёбаное растение, и его нужно спасать — вот и всё! Это действительно всё! Время от времени проклятые лозы скручиваются и затягиваются вокруг каждого из них, затрудняя побег и заставляя Шан Цинхуа стонать и вырываться из-за щупальца во рту. Лю Цинге чувствует тепло во всём теле, будто он только что закончил тренировку, и это становится только сильнее каждый раз, когда он оглядывается, чтобы проверить, не сделало ли растение что-нибудь ещё хуже с лордом пика Ань Дин. В конце концов, Шэнь Цинцю удаётся освободиться первым: он отрывает ртом один из редких крупных листьев на лозе, использует ци как лезвие и освобождает руку; после этого он быстро расправляется с лозами вокруг себя с помощью Сю Я и спешит освободить Лю Цинге, пока его снова не обмотали. — Я сожгу тебя на хрен, тупой кусок дерьмового растения! — рычит Шэнь Цинцю и тут же бросается к Шан Цинхуа. У Лю Цинге нет времени размышлять над нехарактерным беспокойством своего шисюна, потому что в этот раз он с ним согласен: вся эта пещера должна сгореть. К чёрту специальные травы, если здесь живёт такое растение и оно выбрало своей целью Шан Цинхуа, его нужно уничтожить. — Перережь лианы, удерживающие его, и я поймаю его! — призывает Лю Цинге, разрубая лозы, которые осмеливаются выстрелить в его сторону. Он не собирается попадать в ловушку во второй раз; его не одолеет растение. Так близко к Шан Цинхуа он слышит тихие сосательные звуки и приглушённые стоны, и это заставляет его снова почувствовать (по какой-то причине) странное тепло, но также посылает волну вины по позвоночнику: ведь он не спас Шан Цинхуа раньше, он — сильный, он Бог Войны, и всё же он был втянут в мелкий спор, и теперь его шисюн… вот такой. — Тебе лучше поймать его, слышишь?! Если он упадёт на землю, я отрублю тебе голову и оставлю здесь! — говорит Шэнь Цинцю, голос у него неровный, видимо, из-за того, что он кричал раньше. Он ловко подпрыгивает, чтобы избежать пары лиан, летящих в его сторону, и перерубает их мечом, а затем бежит к Шан Цинхуа — тот всё ещё сосёт лиану во рту, глаза закрыты, но тело полностью расслабилось, и так много этого проклятого сока покрывает его с тех мест, где он вытек изо рта и был измазан лозами, его член твёрдый и красный, капает сперма, лоза плотно обвилась вокруг основания. Выражение лица Шэнь Цинцю, повернувшегося к лежащему на полу мужчине, стало душераздирающим, а голос — мягким и нежным, будто он обращался к раненому животному. — Шан-шиди. Шан-шиди, ты слышишь меня? Я собираюсь ударить мечом рядом с тобой, не двигайся, хорошо? Скоро все закончится. Хорошо? После этого ты сможешь искупаться в источниках Цин Цзин. Только не двигайся. Шан Цинхуа слегка приоткрывает глаза, и Лю Цинге ругается (ему кажется, что Шэнь Цинцю тоже задыхается), потому что мужчина выглядит совершенно не с ними. Зрачки затуманены, взгляд почти косой, он сосредоточен на лозе, которую сосёт. Лю Цинге вспомнил, что предыдущий лорд пика Цянь Цао как-то говорил, что афродизиак проще всего определить по сочетанию физического возбуждения и общей потери концентрации. По тому, как затуманились глаза Шан Цинхуа, Лю Цинге понял, что растение — это афродизиак, поэтому он и продолжает его пить! Проклятое растение одурманило его шисюна… Лю Цинге испытывает вспышку гнева и вновь чувство вины за то, что ему потребовалось столько времени, чтобы понять это. Шэнь Цинцю изящно и быстро перерезает лозу, удерживающие Шан Цинхуа на ногах, а затем жестоко перерезает более толстую, которая находится во рту Шан Цинхуа, оставляя лишь небольшой отрезок, всё ещё связанный с лордом пика Ань Дин, и тот издаёт недовольный звук, продолжая сосать проклятую лиану. Лю Цинге успевает подхватить его прежде, чем он упадёт на землю, и тепло охватывает всё его тело, когда он чувствует голую кожу Шан Цинхуа, слегка влажную и сладко пахнущую соком, на своей одежде. Похоже, афродизиак избавил его от стыда и нервов, потому что мужчина просто зарывается головой в плечо Лю Цинге. — Ещё больше лоз. Надо выбираться отсюда, — ворчит Лю Цинге. Он не любит убегать от боя, но с Шан Цинхуа на руках он не сможет отбиться от такого количества расстений. Теоретически он мог бы закинуть его себе на плечи и сражаться одной рукой, но не хочет еще больше травмировать беднягу. Шэнь Цинцю шипит, глядя на множество лоз, выползающих из глубины пещеры, и кивает. Шэнь Цинцю летит на Сю Я, уничтожая взрывами ци все растения, оказавшиеся слишком близко, а Лю Цинге летит на Чэн Луане впереди, держа Шан Цинхуа, который всё ещё сосёт кусок лианы во рту и недовольно морщится, когда отрезанные лозы, спутавшиеся вокруг него, начинают обрываться под действием ветра. Лю Цинге не смотрит на его интимные места, потому что это было бы очень грубо и навязчиво, а его бедному шисюну и так досталось… но он чувствует… влага пропитывает его одежду, и ему приходится читать мантры, которые он уже успел забыть, чтобы не спрашивать себя, сок это или сперма, которая так обильно капала с члена Шан Цинхуа. Как только они выходят за пределы пещеры, лозы словно пугаются и уползают обратно в темноту. Те же, кто осмелился высунуться наружу, сразу же засыхали под лучами солнца, не сумев преодолеть и нескольких сантиметров до устья пещеры, после чего поджарились на земле. Тем не менее, Шэнь Цинцю и Лю Цинге отлетают на приличное расстояние, не поднимаясь выше линии деревьев из-за того, что несут очень голого человека, и останавливаются, наткнувшись на поляну, расположенную достаточно далеко, чтобы Лю Цинге не боялся, что лозы вернутся. Здесь протекает небольшой ручей и, к счастью, нет демонической энергии, поэтому он спрыгивает с меча и как можно мягче укладывает Шан Цинхуа на траву. — …Шэнь-шисюн. Что нам теперь делать? — спрашивает он, даже не замечая, что только что назвал Шэнь Цинцю своим шисюн, от чего отказывался уже много лет. Глаза Шэнь Цинцю расширяются, и только тогда Лю Цинге понимает, что он сказал, но эта тема остаётся без внимания, когда Шан Цинхуа издаёт плаксивый звук и немного извивается. — Ну, сначала вынь эту проклятую штуку у него изо рта! — говорит Шэнь Цинцю, отпихивая Лю Цинге в сторону и опускаясь на колени рядом с Шан Цинхуа. Лю Цинге может поклясться, что слышит, как Шэнь Цинцю шепчет «прости», когда он берёт рукой подбородок лорда пика Ань Дин, вдавливает пальцы в щёки, а другой рукой выдергивает лозу. К счастью, она выходит без проблем, капая соком и слюной, и Шэнь Цинцю отбрасывает её, словно она ядовита. — Шиди. Ты можешь говорить? Можешь рассказать нам о своем текущем состоянии? — М-м-м… мне как-то… тепло. И… и… много, — пробормотал Шан Цинхуа, прикрывая глаза рукой. Лю Цинге смотрит на его рот, блестящий и слегка припухший от сосания лозы, затем на выпирающий живот своего шисюна, и, ох. Это… наверное, весь сок, который он проглотил. Он… проглотил довольно много. — Простите, вы не должны были это увидеть…! Я… а-а-а, я не хотел… простите… — Шан-шиди не нужно извиняться, — Шэнь Цинцю говорит быстро и хмуро. Лю Цинге соглашается (сегодня он соглашался с Шэнь Цинцю гораздо чаще, чем обычно). — На самом… деле. Именно этот шисюн должен извиниться. — А? — Лю Цинге ничего не может с собой поделать. Шэнь Цинцю извиняется? Это неслыханно. Это немыслимо. Он бы заподозрил, что его шисюна отравили или подменили, но он видел, как тот запаниковал, когда увидел, что Шан Цинхуа касается растения, так что в этом есть какой-то смысл. — Что… Нет! Нет, нет… о, нет, нет, и… Шэнь-шисюн не сделал ничего плохого, нет, не надо… не беспокойтесь об этом… — Шан Цинхуа тоже выглядит потрясённым, его слова немного невнятны, то ли от афродизиака, то ли от того, что его язык онемел от долгого сосания лозы. — Я в порядке! Ха-хах, я в полном-полном порядке, на самом деле… всё очень хорошо, просто прекрасно. Эм… — Что-то болит? — спрашивает Лю Цинге, опускаясь на колени по другую сторону от Шан Цинхуа. Он хмурится, видя, какой беспорядок сделали с беднягой. Его соски пухлые и блестящие от размазанного по ним сока, а лицо — в слюнях и соке. Шан Цинхуа обычно беспорядочен, но у него обычно чернильные пятна или мешки под глазами, а не… это. Лю Цинге откинулся назад, опустил руку в протекающий рядом ручей, намочил рукав и стал вытирать им лицо Шан Цинхуа, чем вызвал у Шэнь Цинцю приподнятую бровь. — Хм… ах, приятно… прохладно. Спасибо, Лю-шиди. И Шэнь-шисюну тоже. М-м-м… да, — говорит Шан Цинхуа, на секунду улыбаясь. — И… эм… ах, это не… м-м-м… не совсем… больно, но… — Ты скажешь нам, что не так, даже если это незначительный дискомфорт. Шан-шиди только что проглотил много сока неизвестного и, возможно, демонического растения. Всё должно быть зарегистрировано на случай, если это яд или что-то подобное, — говорит Шэнь Цинцю. Шан Цинхуа что-то бормочет, краснея ещё больше, чем раньше, но расслышать, что именно, невозможно. — Шан-шиди, говори громче. Мы не можем… — Мне нужно снять лозу с моего члена, потому что мне очень нужно кончить, и сок меня очень возбудил, но я не могу кончить, потому что лоза обвязана вокруг моего члена, и он начинает болеть! — говорит Шан Цинхуа, закрывая глаза и пряча лицо за руками. И тут же Лю Цинге чувствует, что ему стало так жарко, что он подумал, что может быть на грани отклонения ци. Уши Шэнь Цинцю становятся ярко-красными, и он кашляет в кулак. — А. Понятно, значит, это… всё ещё там, — говорит он, и Лю Цинге понимает, что это означает, что Шэнь Цинцю тоже смотрел на член Шан Цинхуа, чтобы понять, что лоза была там какое-то время. Теперь, когда их более или менее попросили заглянуть туда, чтобы убрать лозу, Лю Цинге переводит взгляд на член Шан Цинхуа, твёрдый и стоящий, текущий на живот мужчины, а вокруг основания овязана лоза, обмотанная достаточно плотно, чтобы не упасть, даже когда её отрезали от растения. — Ну, тогда… — Я сниму его, — Лю Цинге говорит, прежде чем Шэнь Цинцю успевает. Он не знает, почему он так сказал и почему у него так кружится голова, когда он протягивает руку к дёргающемуся члену… это просто… медицинское вмешательство. Просто помощь. Он просто снимет лозу, обвившую очень твёрдый, выпирающий член Шан Цинхуа. Это ничем не отличается от удаления лозы, обвившей чью-то руку или ногу. Просто профессиональная помощь с добрыми намерениями. Он изо всех сил старается не касаться кожи Шан Цинхуа, когда снимает лозу, но это бесполезное занятие. В итоге, распутывая тонкую лозу, он проводит пальцами и костяшками пальцев по его члену, и Шан Цинхуа бьётся бёдрами и стонет от каждого прикосновения… это всё из-за афродизиака. Только это. Он должен быть хорошим шиди, помогать своему шисюну и не отвлекаться на глупые мысли. Когда лоза развязывается, Шан Цинхуа громко задыхается. Спустя секунду он громко застонал, выгнув спину, и кончил на себя и руку Лю Цинге. Сразу же после этого Шэнь Цинцю и Лю Цинге сидят с прямыми спинами, молча, с разинутыми ртами, пока Шан Цинхуа кончает на землю. Лю Цинге даже не шевелит рукой, просто… просто оставляет её там, на неловком расстоянии от размякшего члена Шан Цинхуа, покрытого мужскими выделениями. Шэнь Цинцю переводит взгляд с этой сцены на расслабленное лицо Шан Цинхуа. — М-м… спасибо, так… гораздо лучше, — говорит он через некоторое время. Совершенно очевидно, что действие афродизиака ещё не прошло (он выпил достаточно, чтобы растянуть желудок; конечно, так просто это не пройдёт), о чём свидетельствует дымка, всё ещё присутствующая в его глазах, но, по крайней мере, его речь звучит менее невнятно. — М-м-м… но всё ещё чувствую тепло… — Нам нужно доставить тебя на Цянь Цао, — говорит Шэнь Цинцю, шаркая в своём сидячем положении. Лю Цинге тоже неловко потягивается, пытаясь найти способ скрыть свою эрекцию. Он знает, что Шан Цинхуа, скорее всего, не станет его за это осуждать, но ему всё равно стыдно. Даже если это просто естественная реакция и она ничего не значит (эрекция случается постоянно и ничего не значит; например, во время драки или борьбы; это просто реакция, которая иногда случается; и ничего не значит; ничего). Шэнь Цинцю снова прочищает горло. — Шан-шиди. Может, тебе и не больно, но это растение накормило тебя… чем-то. Мы не знаем, что это, и за тобой должен наблюдать медик… — О, ох, не волнуйтесь, всё в порядке, это был просто Аквамариновые Тысячеразветвлённые Нити Вожделения… не ядовитый или что-то в этом роде. Просто… афродизиак. М-м-м, просто возбуждает… ха-ха… а, блядь… да, прямо как я сейчас… — простонал Шан Цинхуа. Лю Цинге не бросает взгляда на его пах. А если и бросил, то наверняка и на Шэнь Цинцю, потому что они оба смотрят друг на друга, словно в восхищении от того, что кто-то может так быстро снова стать твёрдым. И тут Шэнь Цинцю хмурится. — Шиди. Что такое Аквамариновые Тысячеразветвлённые Нити Вожделения, и откуда ты знаешь, что это такое?