past is ruining.

пугод невольно кисло вздыхает, когда джаст снова, будто нарочно дразнит прикосновениями, вместо того чтобы дать что-то большее. а сам демон, был погружен в том чтобы не доставить ничего неприятного партнёру, дабы не повторить прошлые неприязни, но видимо слишком увлёкся, что и позабыл, о том что прелюдия могут быть уж слишком томительными даже для такого на данный момент чувствительного человека как пугод. наконец, член что был так давно стиснут тканью, освободился. пугод облегчённо вздыхает, в то время как джаст также снимает с себя низ, а остальные части одежды не так важны. как считает он сейчас, а пугод уже и не мог мыслить нормально. осматриваясь, и понимая, что смазка здесь не потребуется, джаст отбрасывает все мысли по поводу долготы растягивания, и о том как пугод снова будет жаловаться, а он этого не очень так-то хотел. пугод, " оклемавшись " специально прижимается к изголовью кровати для джаста, подавая немой знак для действия. он же, обхватывая пугода о поясницу для дальнейшей близости, приставляет член к аналу, постепенно входит. войдя до упора, пугод мычит, ощущая ту приятную заполненность, которую не чувствовал будто никогда. демон начинает двигаться, сначало медленно, даже робко, чтобы не предоставить тех ужасов, что получил его парень когда-то. тело пугода охотно подставляется под толчки во внутрь, но всё же мелкое недоверие внутри пугода остаётся. но отпугнув тревожность, и сняв маску тревожности с себя, дальнейшие же толчки, ощущаются иначе, становится приятно внутри, настоящие эмоции от секса наконец приходят. внутри, будто всё горит, а от каждого дальнейшего толчка, огонь разгорается всё больше, в комнате становится душно, дышать становится практически невозможно. дыхание окончательно сбилось. пугод вжимается в межлопатки джаста, будто мёртвой хваткой, он не хочет отпускать, хочет вечного удовольствия. толчки становились борзее, желание со стороны борзее, а времени всё меньше и меньше. но пределы, к счастью или же сожалению существует. пугод вжимается руками в простынь, окончательно превращая её в непонятное месиво, глухо стонет и изливается на замученную им же простынь. после, выходит и джаст, кончая шляпнику на живот.