***
- «Посмотри твой конкурент даже здесь в фаворитах всех возрастов» - Шар с предсказаниями мне не конкурент, – закатывает глаза Ви пока ему протягивают карамелизированное яблоко на палочке. - «Его мудрость бесконечна» - проговаривает Шут пока игривая улыбка прячется за радостью театральной маски. - Непредсказуемый Уран с его перепадами настроения из стороны в сторону. - «Блеск» - проговаривает с уже видным оскалом. Они прячутся в узком проходе между домами. Рамо прекрасно скрывает их присутствие и дарит обзор улицы как на ладони. Недалеко от них расположен карманный театр марионеток с Шекспировской поэмой «Венера и Адонис».И говорит: «Юпитер! Затужив, Как малодушно я, как безрассудно Оплакивала смерть того, кто жив И должен жить, пока земля безлюдной Не станет вновь: с ним красота умрет, А смерть ее ночь хаоса вернет.
- Вот тебе фонарик и тебе, – ласково проговаривает мужчина даря каждому ребенку что встречается на пути небесный фонарик с вырезанным подснежником – не стоит переживать их на всех хватит! - «Даже сейчас он остается всё тем же чудом и добрейшим человеком» - Ты же знаешь правительство поддерживает неконтролируемую жажду знаний только если это выгодно обоим сторонам, – оракул задерживает взгляд на волосах. Тогда седина виднелась на висках, а сейчас полностью сменила собой медовый цвет волос – а Патрик… это Патрик. - «Так что с его делом?» - Любопытство его воспитанников заставило найти ответы, но платой сохранение его жизни стали те, кто… - он перерывается на секунду, а потом молча опускает взгляд – давай дождемся нашего нового знакомого и продолжим. Шут только кивает, смотря как марионетки карманного театра делают поклон и занавес опускается.***
Бывший редактор уже больше десяти минут бродит по всему фестивалю в поиске места встречи. Его карамельный попкорн закончился ещё два поворота назад, а тех двух он так и не заметил. - Неужели придётся снова записываться к офтальмологу из-за ухудшения зрения или всё же… – договорить он не успевает так как к его лицу в опасной близости подставили сладкую вату. - Держи – проговаривает оракул, смерив взглядом редактора что в одной руке держал вату в другой пустой стаканчик с не вздутыми зёрнами. - Я здесь два раза точно проходил, но вас здесь не было. - Может разошлись, когда я вату покупал или напитки, а может когда яблоко, – задумчиво высказался Винсент, помешивая газирований напиток – мы уже пропустили первое представление, но второе даже лучше если честно, но оно начнется после перерыва. Давай займем места получше и просто поболтаем свободное время. Бывший редактор только вздохнув кидая пустой стаканчик в ближайшую урну и опускается на низкую лавку возле миниатюрной театральной сцены. - Что хоть за представление? - Шекспировский «Тимон Афинский» - Комедия? - Трагедия. Больше они не разговаривали. Пьеса хоть и была поставлена марионетками, но темное произведение ни на мгновение не давало передышку. Нагнетая обстановку мрачным голосом повествования. Томми, слушая глубокий голос чутко улавливал презрение и ненависть персонажа к каждому человеку. Человеконенавистник своей размеренной манерой речи только сильнее убеждал бывшего редактора в правильности своих решений. Его работа давно заставила открыть глаза на то, что человек слишком погряз в своей человечности. Скрывать правду или переворачивать её той гранью что будет кидать тень на собственную яму грязи и грехов. Стало обыденностью. Шансом защитить себя. Правда всё равно не вскроется что больше не пугало. Не заставляло сверчка совести ночами напролет напоминать об содеянном, утаённом. Сейчас говорят: «Только плохо спрятана ложь сможет со временем осветиться на лучах правды». И Томми должен согласиться мир та ещё антиутопия. Он с подсказками что должны были напугать, заставить сомневаться и хотеть бросит всё на приоткрытой занавеси утопии упрямо держит трос и с каждой новой деталью заставляет войти в действие механизм шестерёнки, которого не смазывались ни разу с момента… Вранье никогда не задумывались использоваться с обезвреживанием детонации. Только не в рука власти. Людей что так много скрывают важного. И снова марионетки карманного театра делают поклон и занавес опускается. - Ну какое впечатление? – интересуется оракул, разминая затекшие мышцы за время сидения в одной позе. - Карикатурно – задумчиво проговаривает Томми перебивая всё ещё в своих мыслях – и такой вид игры не очень подходит к пьесам Шекспира. - Не дает отвлечься на игру – кивает Винсент. - «Можем выдвигаться» Резко оборачиваясь Томми натыкается на скучающий вид Шута что, игнорируя его существование смотрит исключительно на Ви. Те небольшие реплики возле центра гуманитарной помощи были единственными с момента как парень увидел молчаливого свидетеля. У него как у журналиста всё чешется из-за того, чтобы не задать сотни вопросов и получить развёрнутый ответ на каждый, а после перебирать записанные слова чтобы не упустить предложения с двойным дном. - Ну ты чего сидишь?***
Подходя к театру, Винсент кратко пересказал ключевые элементы дела Патрика и Милли. - Значит они стали свидетелями «чего-то» – Томми делает пальцами кавычки пока оракул проверяет запертую дверь здания – но как насчет других. Да и как именно мистер Патрик смог избежать того… - Не знаю! – кидает оракул, отходя от двери. Бывший редактор грузно вздыхает, проводя рукой по волосам. Вся эта ситуация и так не давал спать по ночам, а сейчас он просто не смог замолчать и вопросы что крутились в мыслях наконец срывались один за другим. Щелчок и дверь открывается с той стороны на них смотрит Шут. - «Юдви было всего одиннадцать, когда его госпитализировали с…» - На последнем своем осмотре он описал болезнь как «будто что-то ползает или жалит кожу изнутри» – цитирует то, что было написано на салфетке, которую оракул подобрал. - Юдви. - Патрик жертвовал большие суммы на лечения мальчишки, но в один из дней придя в палату он не застал его. Никто не слышал об его выписке, а доктора не поджимали губы с пустыми сожалениями. Он просто в один момент пропал. - «А этот старый дурак вместе с волонтерами той больнице пошли в место, про которое Юдви говорил, когда боли в конечностях были настолько что выворачивались в неестественных позах заставляя медсестер крепко держать и быстро вводить успокоительное дабы мальчик не откусил себе язык» Шут говорит об этом так спокойно пока Томми боролся с рвотным рефлексом и померкшей картиной мира. Мира что перевернулся из-за небольшого безэмоционального диалога. Ему хочется развернуться чтобы холодный весенний ветер хлёстко прошёлся по щеках. Вот только он за всем этим не заметил, как переступил порог и зашел во входное помещение. Держась за левую сторону, он закрывается в то ли мужском то ли в женском туалете. Сползая по двери, он осознает, что случайно забрел в женский и это помогает не утонуть. Юдви бы посмеялся с этого. Томми надломано смеется пока Шут, не моргая смотрит на мокрые стекла, красное лицо и ногти что начинают кровоточить из-за того, что хватка была почти мертвой. - «Дыши» - Я… я… - всхлипывает редактор начиная раздирать себе шею. Воздуха слишком мало. - «Не стоит просто встань и умойся либо открой дверь» - с этими словами пропадает пока редактор отшвыривает очки и начинает тереть глаза рукавом пальто. Его пыталось прижать правительство он узнает крупицы информации об жутких действиях с их последствиями, кровавые организации и жестокие убийства всё это не заставляло упасть в истерику ведь он никого из них не знал лично. А мальчика по имени Юдви знал. Знал забавного Юдви что умилительно складывал губки из-за своей шепелявости. Знал, что, бубня он, складывая бровки домиком и зарывался носком ботиночка в землю. Он знал его, когда в очередной раз рассказывал фантастические истории пока тогдашний редактор колонки делился с ним мятными конфетами и покупал рожок виноградного мороженого а за это Юдви делился что в очередной раз угадал лошадь что пришла первой еженедельных скачках бывшего жокея. Они так давно не виделись…***
Протирая свои треснувшие стекла очков, давно потерявший счет времени. Только пустившееся салюты дали представление что он в театре приблизительно минут сорок? К сожалению, телефон он либо уронил при побеге в туалет, либо стащили, когда он блуждал по фестивалю. Всё равно звонить некому. Покидая левое крыло входного помещения театра, он, никого не заметив решил самостоятельно двинуться вперёд. Очутившись в коридоре что вел в зрительный зал, в котором вдоль стен были развешены афиши разных годов с главными премьерами и их актёрами что из раза в раз увековечивали блестящую память про театр «Лиэем». Проходя к концу коридора что, заканчивается дверьми в зрительный зал он засматривается на афишу «Макбет». Она достаточно старая, а год датируется полвека назад, но один из главных актёров смотрит на него так узнаваемо… Прикрыв правую часть лица леди Макбет, он смотрит на того, кто недавно приказывал дышать. Взгляд Шута заставляет съёжиться. А ведь сейчас «Макбет» не стравлять из-за несчастного случая что произошёл… по причине так называемого проклятия трагичной пьесы Шекспира. Обойдя снова коридор и просмотрев каждую афишу, он, убедился, что афиша с Шутом и правда была последней в карьере Макбета. - Ха чертовщина.***
- Думаешь с ним всё будет в порядке – интересуется Ви, не отрываясь от проверки ящиков с разной атрибутикой театра. Находясь в резервных складах, они бестактно перебирали панталоны для канканов, головные уборы джаз дев, королевскую мантию короля Британии, разновидные задники, предметы интерьера, а также невероятные муляжи холодного и огнестрельного оружия. - «С какой пьесой закрывается фестиваль?» - Соната призраков – отрываясь от своего занятия оракул направляется к зеркалу, с позолоченной лепниной на котором висит перьевое боа – Августа Спилберга. - «Стриндберг. Стокгольм двадцатого века был необычайно прекрасным» - Ты судишь по личному опыту или все-таки по созданному из разновидной атрибутики резервного склада, – посмеется оракул, смотря на Шута через зеркало примиряя маску доктора от Чумы. - «В такие маски в большинстве…» – договорит она не успевает из-за резкого кашля парня что откинул реквизит чёрного мора. - Там… кхе.. кхе. - «Корица с кориандром. Знаю» Ви, согнувшись откашливает с покрасневшим лицом пока Шут заставляет специи в легком сквозняке подняться ввысь. Поднявшись на ноги, он снова надевает маркизскую корону с хризобериллировыми камнями. - Мы… кхе-кхе… ищем аксессуар что принадлежали Патрику ты же должна была заметить, что его любимого атрибута не хватает, – хрипит Винсент, к большому сожалению, он не прихватил бутылку воды с собой. - «Запонки? Думаешь они здесь» - У них до сих пор хранится твоя шпилька для волос так что… – он замолкает, поймав в отражении недоуменный взгляд и оборачивает, чуть улыбнувшись – что тебя так удивило? - «Посмотри в том комоде там хранят безделушки для постановок что больше никогда не поставлять» - Хорошо. Знаешь ли ты как окрестили последнюю актрису «Макбет»? – проговаривает Ви слыша: «Мне не интересно знать мнения нейроцистицеркоза» – Богдониффа тебя называют бессмертной Макбет. Шут не отвечает, а оракул не пытается ни возобновить разговор ни перевести тему. Тишину сопровождается звоном браслетов, кулонов, сережек, шпилек, заколок, колец, ожерелий и запонок. - Нашел! - «А дальше что?» – подходя к шкатулке она смотрит на запонки с гравировкой – «знаешь, что меня больше удивляет как местные не смогли застать голого полностью седого мужчину испачканным кровью что с воплями бежал с… откуда-то» - Кто-то и застал вот только забыл, как и то, что пришельцы любят зондировать зевак, – криво ухмыльнувшись ответил Ви преподнося запонки к свету. - «Ну ты не настолько преувеличивай мы всё же не «Зона 51». Что-то осталось?» - Нет. Дезинфицировано чистые аж сверкают, – извлекая с кармана халата небольшой зип пакет в который легко скидывает запонки. Уже в помещениях технологического обеспечения сцены они натыкаются на Томми что, выходит с одной из кабинок. В руках киноплёнка с запечатлёнными кадрами одной из постановок. Перебивая в своих мыслях бывший редактор уже собирается исчезнуть за дверью очередной кабинки вот только звон бубенцов заставляет вздрогнуть и заставить сердце в страхе биться чаще. После афиши «Макбет» ему уж сильно захотелось убедится в лживости собственных вариациях. Последние события снежной лавиной настигли его возле обрыва. Как бы спасая, но делая смерть мучительно долгой и болезненной. Как глубоко он в снегу и как именно застрял? В какую сторону двигаться чтобы выбраться с меньшими травмами? Томми был не подготовлен у него всего-то была брошюра, с которой он направлялся к ресепшену дабы пройти бесплатное ознакомительное занятие. Щелчок и он снова в театре «Лиэем». - Взял в ознакомительных целях, – сходу утверждает Томми смотря немного опухшими глазами на собеседников. - Мы тоже кое-что захватили в «ознакомительных» целях, – легко соглашается Винсент, направляясь на выход. - И что именно? - Запонки Патрика – непринуждённо жмет плечами пока в голове бывшего редактора с усилием крутятся шестерёнки – не буду лгать это очень важная деталь, но не слишком этичная ну… – крутанув рукой в воздухе по причине не смоги подобрать правильные слова. - К театру…? - К Патрику. - Триггер – заторможенно догадывается Томми кивнув головой – моральные ценности вас не интересуют. - «Мораль идет от этики» – озвучивает Шут медленным шагом идя за парнями – «вот только этика, как и моральные нормы для каждого субъективно индивидуальны. Например, если человек, а в особенности мужчина считает этичным обеспечивать собственную жену всем то и для других он будет это считать моральной нормой. Персональным законом. Впоследствии воспитывать собственных детей по собственной морали. Передавая личные ценности своим отпрыскам» - Судить по собственной моралью тоже могут? – задумчиво интересуется Томми. - А как же. - Ну всё! – хлопнув в ладони оракул развернулся, идя спиной вперед – давайте найдем уютную палатку с выпивкой и закусками чтобы насладится фестивалем... и попытаемся разобраться в ситуации – последнее предложение бормочет практически безмолвно.***
- Мальчик после припадков плакал и просил, чтобы ему разрешили пойти в какое-то место, где колдун забирал боли на время… а он вследствие должен жить по правилам колдуна и ни в коем случае не нарушать их.... но что будет если нарушить правила? - Ты должен искупить грех жестоким ритуалом, – взболтнув остатками макколи на дне бумажного стаканчика отозвался Винсент – но Юдви слишком много нарушил правил и не смог пройти умерщвление плоти. - Но как его забрали с больницы без последствий? Таинственный жмет плечами, а Шут слегка усмехается, намекая на глупый вопрос с очевидным ответом. Последствия были бы если больница отказалась отдавать мальчика. - Хааа – нажимая на глаза до появления узоров переваривая информацию – это одни и те же люди? - Да. - Но всё не настолько просто да? - «К счастью, ты не наивный. Боли были вынужденной мерой дабы мальчишка стал зависимым. У него определенно был талант, но родители не хотели передавать его правительству за что к нему подобрались обходным путем» - Если он был нужен тогда зачем… - Кто знает… кто знает. И правда думает Томми никто не расскажет у Юдви ведь даже могилы нет. А родители пропали в ужасную автомобильную катастрофу по пути в больницу. Мужчина умер на месте, женщина же впала в кому. Спустя несколько недель мозг умер. Уцелевшие органы пошли на донорство. - Мистер Патрик... может знать, что именно случилось? – зрачки парня нервно бегают с маски радости на глаз со звездой и нервно перебегают на захмелевшие глаза оракула. - Лучше не надеяться мозг мог стереть травмирование воспоминание. Бывший редактор только кивает, опустошая стаканчик. А спустя двадцать минут они отправляются к сцене под открытым небом. Внимание бывшего редактора, как и большинства людей привлекало скульптура Адониса с подснежниками на которых кровавые кляксы смотрятся, не столь трагично наоборот передают истинный настрой чего божественно запретного и таинственного. Ведь легенды с каждым пересказывания из уст в уста видоизменялась. - Метарморфоз. Соната призраков была драматичной и таинственной. Элитный дом в Стокгольме зачаровывал сумасшествием, а призраки вызывали смешанные эмоции. Впрочем «Лиэем» как всегда грандиозен, гениальный и талантливый. Щелкая дверным замком Томми, падает на диван массируя заднюю часть шеи. Приоткрыв глаза, он отмечает, что в квартиру снова наведались балахоны. Это нервирует, но поделать он ничего не может. Каждые несколько дней картины переворачиваются вверх тормашки, чашки висят на настенной держалки для посуды и отчего-то в контейнере холодильника для хранения яиц он находит собственные носки что скрученные на манеру шарика. Сейчас же он еле сдерживает истерический смех прижимая кинопленку что не выпускал из собственных рук ни на секунду. В кладовке хранится проигрыватель отца. Завтра он приблизит раскрытия паутины тайн, череду случайностей и Гордиев узел. А этой ночью он сломан оплакивая друга.