Чёрный океан /Бегство от себя/

      В начале мы все казались друг другу экипажем затерянного в чёрном океане корабля. Как бы ни был потерян внутри себя каждый, с тех пор, как наша оторванная от привычной реальности школа очутилась посреди небытия, а её ученики – наедине с собой и всепоглощающей пустотой вокруг, все ощутили первобытную тягу к сплочению.       Мы как будто бы вернулись к истокам человечества и заново создавали свою цивилизацию. Выстраивали правила, иерархию, обрастали собственностью и стремились всеми средствами выровнять курс нашего бедствующего судна. Вместе.       Но эта идиллия не продержалась долго. Стоило нашему маленькому обществу принять всеобщие правила игры, как среди экипажа начали появляться отщепенцы. Сперва необходимые для установления порядка козлы отпущения, затем добровольные затворники, и, в конце концов, вполне осознанные бунтари против системы – вроде Нодзоми и её компании.       Покой и целостность нашей зарождающейся цивилизации оказались нарушены задолго до того, как нам повстречались другие. А с той минуты, когда ученики осознали, что наш класс не единственный затерянный посреди спонтанного дрейфа, раскол был неизбежен.       Аки стала просто первым камнем, заставившим сеть трещин нашего общества обнажиться. Свою секту она набрала из безвольных болванов, следующих за любым, кто покажется им сильнейшим. Прежде они следовали за мной – столь же покорно, сколь и безмолвно. Теперь у них новый вождь – Асакадзе, очарованный сладкими речами этой проходимки, притворяющейся учительницей.       Впрочем, бывшая компания Асакадзе после раскола всецело осталась на моей стороне, поскольку они, владея силой, лишь немногим уступающей его, осознавали ситуацию куда лучше самого Асакадзе, ослеплённого своим превосходством и комплексами. Куда заведёт его эта тропа? Кто знает. Пути дрейфа неисповедимы – даже Бог не смог бы предсказать исход. Хотя я готов поставить на то, что в конечном итоге Асакадзе уничтожит собственная сила, превратив его в то, против чего он сейчас столь рьяно борется.       Мятеж, который сеяла вокруг себя Нодзоми одним лишь своим присутствием, казался мне куда опаснее любых выходок Асакадзе. Эта новенькая была не просто отщепенкой – она словно физически не могла существовать в обществе, соблюдающем правила. И ничего, если бы на этом всё заканчивалось: тогда общество просто перемололо бы её вместе со всем её гонором. Хуже всего то, что этим бунтарством она подспудно заражала всех, кого только угораздило оказаться поблизости. Отказ от смартфона и связей с обществом. Поддержка неугодных. Пренебрежение законами. У этой девицы на всё было своё мнение – и это, несомненно, увлекало неизбалованных светом звёзд простачков, вроде Нагары или кошатницы Мидзухо. Она была способна вызвать бурю в нашем маленьком замкнутом обществе, однако, на наше счастье, бунт, не имеющий под собой никаких оснований, был мертворождённым изначально. Сил придерживаться своих же собственных слов у Нодзоми недоставало никогда: и вот уже она так же, как все, снова пользуется смартфоном и прочими благами законопослушного общества. Её мечты о возвращении домой так и оставались бы пустыми без поддержки сил, не имеющих с её убеждениями ничего общего.       Раджани, неизменно действующий сам по себе – в угоду лишь собственным исследовательским интересам, - был совершенно иным. Никто никогда не осуждал его за такое поведение – хотя любого другого за это ждало бы коллективное порицание. Однако его интересы удивительным образом совпадали с нашей целью: они дарили дрейфующим надежду на возвращение домой – и отбирали силы на лишние раздумья о сути дрейфа и собственной в нём судьбе. Раджани понял всё одним из первых: истину о том, что все мы копии самих себя – и более не имеем права на существование в родном мире. Отныне мы все обречены скитаться среди бесчисленного множества недосотворённых миров бесчисленное количество временных отрезков.       Раджани всё понял – но не отказался от идеи проникнуть за предел невозможного и устроить возвращение тем, кому это всё ещё было необходимо. Как настоящий исследователь, он воспринял невозможность замысла как вызов своим способностям и вознамерился добиться этого любыми средствами. Времени у него было в достатке – целая вечность. Этакий бонус для застрявших в междумирии теней, который не каждый способен оценить по достоинству. Раджани оценил – а потому сам и не стремился вернуться в прежний мир, слишком тесный для его безудержного гения. Раскрыться этим способностям мог дать только дрейф – проклятый и благословенный.       Возможность путешествовать сквозь миры подарила нам силы более не сожалеть о балласте, с которым пришлось расстаться. Теперь вместо утопающего в чёрном океане «титаника» - здания нашей многострадальной школы – у нас есть новый корабль, истинный ковчег, что собрал ищущих покоя в этом непредсказуемо меняющемся междумирии.       В качестве двигателя в моём храме бьётся рубиновое сердце падшей богини. Наши товарищи извлекли его из дерева – сердца одного из миров, приютившего и погубившего цивилизацию, подобную нашей. Предшественники искали мира, осев в месте, показавшемся им раем, - и оказались совершенно не готовыми к вторжению извне. И мы едва не повторили их ошибку, однако кризис позволил нам расширить свои возможности: отныне мы сами умеем ходить по мирам, дрейф перестал быть для нас неуправляемым. Так мы отдалились от прежних себя ещё безнадёжнее.       Впрочем, не ради этого ли Богом был устроен этот дрейф? Мы, неспособные никак повлиять на прежний, родной мир, здесь обрели не только силы, но и безграничный простор для их применения. Естественно, как неравномерно были распределены между учениками сверхспособности, так и возможности их применения были открыты далеко не каждому.       Взять того же неудачливого «миросотворителя» Нагару. В его власти создать любую утопию, на какую только будет способно его воображение, но, к великому огорчению, оно оказалось не способно на большее, чем тосковать о мире, в котором он был никем. И будет никем – даже если ему вдруг выпадет шанс вернуться – потому что нельзя не разгневать Бога, пренебрегая своей силой.       По правде говоря, все мы, в ходе дрейфа, обладаем правом создавать свои миры. Так что мы создадим свою утопию и без участия Нагары. В этом состояла моя цель задолго до открытия его дара. Ещё в прежней школе, за день до начала дрейфа, я знал, что он неизбежен, что он бесконечен. И если бы дрейф не устроила кошатница, я сделал бы это сам. Судьба? Воля Бога? На самом деле, это не имеет значения. Все мы должны были сбежать, уйти от прежних себя – уйти насколько возможно дальше – чтобы в этом бегстве обрести себя, способных менять мир.