Семь минут тишины

Густой аромат роз наполняет изысканную комнату, сделанную исключительно в тёмных тонах. Веет какой-то прохладой. Тени легли по углам, и лишь огонь свечи окутывает это помещение, позволяя рассмотреть многочисленные узоры на стенах, явно сделанные хорошим мастером. Кажется, что они не просты. Это магические знаки, защищающие здание от любопытных глаз. Сюда всегда желают наведаться любопытные лица, несмотря на страшные слухи, пролетавшие об этом особняке. С покрытого душистой тканью гроба, изготовленного из довольно хорошего вида дерева, выглядывают чужие ноги. Длинные ботинки постукивают о деревянную стенку, невзначай отстанавливаясь в воздухе, чтобы сделать какой-то ленивый жест, после чего вновь стукнуть каблуком. Мэтт, как всегда, глядит в большое зеркало. Держит его перед собой, вытянув руки, представляет свой бледный лик, и любуется, даже не видя своего отражения. Кто угодно бы сказал, как же необычайно хороши были его черты: бледная кожа, оценивающий взгляд налитых кровью глаз, утончённые скулы и резкая линия подбородка. Он был красив, даже будучи посланником тьмы, но и легкомыслен. Можно было с уверенностью сказать, что верил он многому, даже будучи кровососом, которому около двух столетий. Его острые уши напрягаются, когда из-за соседнего угла доносится скрежет: нож легко проходится по дереву, вырезает из него не совсем ровные линии. Его сосед был очень тих и спрятан под тёмной мантией. Он сливался со тьмой, и лишь профиль был виден из-за капюшона, освещённого пламенем свечи. Грубые руки медленно вели по дереву, заботливо стряхивая опилки на холодный пол. Внимательный взгляд тёмных глаз был завораживающим, что Мэтт на секунду забылся, чуть не выронив зеркало, когда эти же глаза с недовольством взглянули в его сторону. Вспоминается, как они с Томом плыли на корабле, наблюдая, как их бывшее место проживания поедали языки пламени. Кажется, огонь преследовал их везде, но только не во взаимоотношениях. Тогда Том со злостью кричал на своего знакомого, даже не заботясь о том, что перед ним стоял вампир. Тогда руки были сжаты в кулаки, а тёмная мантия ещё не покрывала тело юного мага. Как оказалось, следствием этих криков был Мэтт, который схватил своего знакомого, желая перенести их на улицу, но Том с необычайным рвением тянулся к своему музыкальному инструменту, кидаясь ругательствами, и вовсе не заботясь о том, что может обжечься. В любом случае, инструмент не удалось спасти, и Риджуэлл около недели был в ужасном расположении духа, пока не смирился и не решился воссоздать потерю собственными руками, подмечая абсолютно любую деталь, которую помнил о своём прошлом альте. Мэтт не мешал, не бубнил, как это бывало. Молча наблюдал, какими же точными движениями Томас пытается сделать свой прошлый инструмент, как дорожит музыкой. Это он и ценил в нём. Тёмный, но ещё совсем неопытный маг всегда с заботой относился к искусству в абсолютно любом ключе. Вампир был уверен, что в его душе были хорошо отточены эстетические вкусы и представления о красивом. Это его одновременно поражало, ведь на первый взгляд Томас казался закрытым, отстранённым от общества и не вызывал интереса. Чтобы тот подпустил кого-то ближе, нужно много времени, и Мэтт терпеливо ждал, когда сможет увидеть затворки души друга, и однажды смог, наконец найдя в чужих свинцовых глазах отражающуюся в них боль и хрупкость души. Это был лишь секундный отклик, тогда Том его оттолкнул и скрылся в стенах особняка, не желая показывать свою слабость, и Харгривз не решался подходить, не решался разбивать их хрупкий союз. И сейчас ему хочется лишь на пару минут приблизиться к чужой сгорбленной спине, огладить хрупкие плечи, подмечая, насколько худыми они стали за время их путешествий. Всецело, он был уверен, что скоро потеряет его, и тоска кипятком обжигала его сердце. Чужой шеи касаются длинные пальцы, водят по ней ногтями, после чего ощупывают сонную артерию, которая под ними всё ещё работает, проводя через себя кровь. Том невольно вздрагивает, застывает, так и не разрезав до конца кусок дерева. На чужих устах появляется хитрая улыбка. Вампир кладёт голову на его плечо и прикрывает глаза, ведёт своими бледными ладонями вдоль его рук и вздыхает. Не слышно недовольного бурчания, нет бессмысленных речей, которыми обычно делилось существо позади. Мэтт тих, как ночной туман. Окутывает его полностью, но не касается затворок души, лишь поверхностно ощупывая чужие кисти. И маг необычайно благодарен тому, что Харгривз не пытается вытащить из него всю горечь и секреты, которые таились в его душе. Несмотря на свой характер, он с трепетом поглощает новые подробности о своём знакомом, познаёт их вкус с блаженной улыбкой или грустно опустившимися бровями. Том знает, что вампир ценит любые моменты, связанные с ним, хотя и кажется, что ему это не так и интересно. Маг не двигается, позволяет рыжим волосам пройтись по его макушке, а после потереться о его лопатки. Он знает, что скоро настанет разрыв, и разрешает вампиру в меру насладиться его компанией, пока на это есть возможность. Сердце в груди бешено бьётся. Как бы он не скрывал своё волнение, вампир чутким слухом улавливает многочисленные удары и разделяет с ним эту убивающую тоску. Совсем скоро Риджуэлл последует на путь тьмы, возьмёт в руки посох, накинет на тело новый, такой же тёмный плащ, вступая в культ чёрной магии. Мэтт не в силах его остановить. Он знает, какое рвение преследует Тома, который так возжелал обучиться этой силе, обнаружив в себе необычные владения стихией. Он не может держать его в узде, не может отговаривать, ведь перед ним другая личность, и от этого становится больнее. Будь его воля, он бы не отпускал Риджуэлла ни на секунду, но это было абсолютно неприемлемой вещью, которая доставила бы боль хрупкой душе мага. В глазах скапливается влага, и Мэттью, чуть дрожа, утыкается лбом в чужую спину, сжимает руками подол плаща, а на лице застывает гримаса боли. Слышатся всхлипы, дорожки слёз опускаются по бледным щекам, оставляя блестящий след, а в горле саднит, оставляя какой-то тяжёлый осадок. Кажется, в последний раз он плакал пятьдесят лет назад. – Прости.. - слышится шёпот пухлых губ, он жмурится, старается совладать с собой, но всё тщетно. Чувства разбиваются о каменную плитку, оставляя на ней прозрачные капли, и Тому становится горько от этих звуков. Словно мышонок, вампир прогибается под его гнётом, под теплом его тела. Ощущение, что он вовсе не хищник, а маленький зверёк, которому так не хватает внимания хозяина. И маг откликается на эти всхлипы. Он обречённо оборачивается, ловя взглядом рыжую макушку, а после немного разворачивается, дабы успокаивающе коснуться растрёпанных волос. Ведёт рукой, грустно улыбаясь краешками губ, и касается чужой щеки, поднимая заплаканное лицо. Сухие губы приоткрываются в немом шоке, но Том успевает прервать его, положив на них большой палец и шепчет почти тихо, с обыкновенным для него осуждением. – Ну что ты раскис? Разве мы прощаемся навсегда? Тепло окутывает полумрак, и он, отложив инструмент, разворачивается к нему всем корпусом, прислонившись о чужой лоб губами. Тонкие, но грубые пальцы зарываются в пряди на чужом затылке, и маг слабо касается его виска поцелуем. – Мы обязательно увидимся. И Мэтт верит, закрывает глаза, зарываясь в чужую мантию, уже не сдерживая рыданий, сотрясаясь всем телом, пока чужие руки с волнением сцеплены вокруг его плеч. Он умоляет его остаться, но в ответ получает лишь молчание, а в голове зарождается надежда, что действительно, ещё не всё кончено, а значит однажды его знакомый вновь наведается к нему, позволит также любоваться его невзрачным ликом, спрятанным за тёмной мантией, а значит не о чём волноваться, ведь впереди столько лет.. Бушующий гром в душе проходит, тёплые руки успокаивают, а после вампир впадает в негу, ослабевает, обрамлённый тревожным сном. На следующую ночь он открывает глаза, обнаруживает себя всё на том же месте, улёгшимся головой на небольшое кресло, но повсюду царит лишь мрак и холод. Он не обнаруживает ни чужих пальцев, ни успокаивающего шёпота. Харгривз совсем один, а на кресле всё так же покоится тёмная мантия и уже готовый инструмент. Многолетняя пыль покрывает их, оставляя лишь память о своём прошлом хозяине. Они лежат уже довольно долго, совсем нетронутые, словно ценный артефакт. Мэтт поднимается, горестно понимая, что это были лишь очередные воспоминания. Он не вернулся не через два года, не через месяц после их разлуки. Он не отправил ни одной весточки, словно растворился в этом полумраке, словно мага и не было на этой планете, и вампиру остаётся лишь одними губами прошептать последнее, прежде чем скрыться за тяжёлой дверью: "Ты так и не вернулся, даже спустя множество лет..". Он понимал, что его прошлое навсегда останется с ним, и он не может вернуть то, что потерял. Но вампир продолжал жить, продолжал искать новые приключения и новых людей. И, возможно, где-то в далеких землях, он встретит кого-то, кто заполнит пустоту в его сердце. Тот, кто заменит человека, находившегося рядом с ним долгие годы. Он выходит из комнаты, закрывая за собой дверь. Огонь свечи мерцает в темноте, стоя в самом углу. Мэтт останавливается на мгновение, глядя на свечу. Она была единственным источником света в этом тёмном коридоре, но была достаточной, чтобы осветить его путь. Он выходит из особняка и направляется к городу, где его ждут новые люди. Мэтт знал, что его жизнь будет полна опасностей и трудностей, но проститься с Риджуэллом было не в его силах. Никогда он не испытывал такой тоски по смертному. И, возможно, однажды он вернётся в эту комнату, чтобы вновь вспомнить своё прошлое и то, что он потерял.