Всё-таки, не могу я без тебя.

В городе вновь царил привычный мрак, а единственным источником света оставались фонари на безлюдных улицах. Этот район мало кому был нужен, потому и являлся одним из самых лучших вариантов для сокрытия собственного существования. Ноги уже давно предательски ныли, не позволяя сделать и шагу. В глазах постепенно стало темнеть, когда живот издал неприятное, отчаянное урчание, будто слышимое на всю округу. Он пытается ухватится за ближайший столб, скатываясь по нему и понимая, насколько слаб был в этот момент.  — Уугх... Надо... Он так и не заканчивает предложение, забывая, что ему надо. Есть, пить, спать... Точно. Обычные базовые потребности было сложно утолять в нынешнем положении дел. Слышимые вдалеке шаги, чётко идущие по направлению к нему, не утешат и лишь заставят тяжко вздохнуть лишний раз. Он пойман. На сей раз точно. ... Или же нет? Откроет глаза он в следующий раз лишь через пару часов, чувствуя влагу на своём лбу. Перед глазами лишь незнакомый потолок, что должен был свидетельствовать о его проигрыше. Бежать вечно — бессмысленно, да и, почему-то он начинает даже думать, что быть пойманным своим обезумевшим другом будет лучше, чем простым сумасшедшим правителем, не имеющим и причин в необходимости поимки мужчины. Но всё это заставляет лишь недовольно нахмурится, когда голова даёт чёткий отчёт о том, что даже в этом положении он желает сбежать. Куда-то подальше. Где бы его не нашёл никто, кроме его самого. — Ты уже проснулся? Глаза округляются, взглядом он ищет обладателя знакомого усталого голоса. Стоящий солдат, прикрывающий обзор на давно отошедшую штукатурку, даёт понять, что он был далеко не в лапах всей Красной армии... Нет, не простой солдат! Том и никто иначе. Но почему он здесь? Почему они здесь? — Когда ты в последний раз ел? Но в ответ молчит теперь Эдд, пытающийся выдавить из себя хоть слово, но сталкивающийся всякий раз с комом в горле. Потому он лишь поджимает губы, не зная и сам ответ на такой простой вопрос. Холодные руки касаются смоченной водой тряпки на его лбу, нежно подправляя её, но тот лишь накрывает ладонь собственной, прежде чем принять сидячее положение. Выдыхает, носом утыкаясь в ладонь и прикрывая глаза, чувствуя, как разнятся температуры их тел. Это вызывает лишь горькую усмешку и опечаленный взгляд, который передаёт программа очков всеми силами. — Ты холодный, как труп... — Это огорчение или пожелание? Том садится на потрёпанный временем диван, придвигаясь ближе к Эдду. Тряпочка уже попросту падает с характерным звуком, но это их мало волнует, когда они соприкасаются лбами. И даже если у Эдварда он был влажным, а очки Томаса явно доставляли лёгкий дискомфорт, неудобство вновь уходит на второй. Дрожащие руки он кладёт на на шею солдата, притягивая ещё ближе к себе и чувствуя, как на мягких боках располагаются чужие. Между ними возникает тишина, наполненная наслаждением простого присутствия друг друга. Ощущение, что всё так, как и должно быть. Будто ничего и не изменилось с тех мирных деньков, которые они проводили, попросту любя друг друга и ввязываясь в очередные глупые приключения. — Я скучал. Первым голос подаёт Томас, утыкаясь носом чуть ниже ключиц. Пусть в итоге ему и остаётся только вдыхать аромат потной, грязной толстовки. Тот слегка морщится, вызывая широкую улыбку со стороны. — Я тоже очень... Очень скучал! Эдд, плюя на собственную слабость в теле, толкает Тома на диван, нависая сверху и лишь хитро улыбаясь, желая того защекотать и наплевать на всё, происходящее за этими четырьмя стенами. — Я не поверю, что ты просто так сюда пришёл! Ну же, признайся, есть причина, а? Как насчёт того, что я не отпущу тебя, пока ты не согласишься остаться со мной? Он не сдерживает тихого смеху, пока не доносится голос снизу, ощутимый, как глоток холодной колы. Резкий и отрезвляющий после долгой разлуки. — Я и не собирался уходить. — ... Что? — Я не собирался уходить. Он зарывается пальцами в каштановые волосы. Удивлённый взгляд таких любимых глаз и тихое дыхание, слышимое в возникшей тишине. Он лишь молчит, чувствуя как его голову тянут вниз, оставаясь в паре миллиметров от чужих губ. — Если ты соврёшь мне, я сломаю твою гитару. — Ты уже. На глазах выступают слабые, еле заметные слёзы, когда он касается чужих губ своими, сливаясь в нежном и кратком поцелуе, после которого лишь прячет лицо, уткнувшись в плечо Томаса, аккуратно поглаживающего его по широкой спине. — Я... Боже, я так рад... Ты не представляешь, как я... Эдд не договаривает, всхлипывая. Им остаётся лишь продолжить находиться в подобном положении, пока урчащий живот кошатника не напомнит о необходимости приёма пищи. И пусть это не является их финалом и впереди остаётся долгое время, которое они проведут в бегах, сам факт нахождения вместе уже станет одной из главных причин, по которым они ни на минуту не позволят себе потерпеть неудачу. Ради их самих или же... Нет, вовсе нет. Ради будущего, в котором они снова смогут проводить дни напролёт вместе, больше не заботясь о том, что ждёт их в следующем дне.