1988
На кухне происходила суматоха. Анна Евгеньевна, Мама Евы, с самого утра резала салаты и готовила горячее к столу. Сегодня должны приехать хорошие друзья семьи Александровых. Еве, если честно, это не особо нравилось. Всякий раз, когда Грачевские заглядывали к ним на чай, застолье затягивалось не просто на несколько часов, а до самой ночи. Но дело было далеко даже не в этом. Толик, шпала два метра ростом, с раннего юношества не сводил с неё глаз. Слава богу, учились они в разных школах, а то бы и там достал. Они частенько пересекались во дворах, когда возвращались с уроков, и он всякий раз пытался проводить ее до дома, только вот девушка была с характером, и после милых улыбок и глупых отговорок, огрела его пару раз портфелем, чтобы больше не лез. Погибель для всех девушек — маменькин сыночек. Таким и был Толик: самый красивый, самый хороший, самый умный — смотришь на это, слышишь это, и прям тошнит. Ева не раз была свидетелем сюсюканья мамочки с сыночком, закатывая глаза и цокая, она удалялась прочь на празднованиях. После чего, конечно, слышала в свой адрес, что так невежливо. — Ева, пойдём к столу, — уже все собрались, — заходит к девушке в комнату мама. — Мамулечка, — наигранно говорит Ева, — я правда сегодня не могу, я должна срочно уйти, — она смотрит на маму щенячьими глазками, лишь бы сжалилась и отпустила. — Ева, — женщина делает паузу, — семейные дела должны быть важнее. — Да, но они нам не семья, — с нажимом в речи отвечает дочь. — Не придирайся к словам, знаешь же, что они нам как родные, столько лет вместе. Ну давай хотя бы часик посидишь, а потом мы что нибудь скажем? — женщина подходит ближе, поправляет ласково прядь волос, чтобы показать дочери, что все хорошо, будет как она попросит, но чуть позже. — Ладно, — соглашается нехотя та, но громко выдыхает при ответе, показывая как сильно недовольна. Как и предполагалось часиком это не обошлось, тост за тостом взрослые не давали шанса просто так улизнуть из-за стола. Речи были долгими, громкими перебить не получалось. Приходилось девушке попивать компот мелкими глотками, чтобы скрыть едкую ухмылку, когда видела, как Толик даже в тарелку себе сам еды наложить не может. — Ох, как было бы здорово вот так вот нам почаще собираться?! — чуть подшофе горит Александров. — Верно говоришь, дети выросли скоро внуки пойдут, — подначивает глава семьи Грачевских, — У вас вон какая невеста, ну а наш то чем не жених, а? — тот подбивает сына под локоть, мол куй железо пока горячо, но Ева, и так готовая вспыхнуть от недовольства, заявляет. — А у меня уже есть жених, вот-вот с Афгана вернётся, так что встретимся ещё, на свадьбе моей, а сейчас извините — мне бежать пора. Впервые за день стало тихо, все оторопели. У родителей обеих семей пропали улыбки с лиц, только непонятно из-за чего больше: из-за наглости Александровой младшей, или ее заявления. Она же в свою очередь, пользуясь ситуацией быстренько поднялась из-за стола и направилась в коридор, сменила тапочки на туфли и выбежала из квартиры. Одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год шёл вполне спокойно, на дворе только наступило лето, девушка во всю готовилась к сдаче сессии. Юная, прекрасная дама решила пока сосредоточиться на себе. Ухажеров она отшивала быстро и беспардонно. Ева думала, что так время пройдёт быстрее, но всякий раз, замечая влюблённые парочки, ее окутывала хандра. Слишком сильно ей хотелось ощутить сильные руки на своих хрупких плечах, тёплое дыхание на шеи, мягкие губы, которые проложат дорожку влажных поцелуев. Сбегая из дома в библиотеку, чтобы не только подготовить билеты, но и убить время, девушка мечтала написать письмо возлюбленному. Она даже пыталась это сделать, но буквы не складывались в слова, вот только узнай она адрес, куда излагать свои мысли, и строчка за строчкой послание бы было таким, каких не пишут великие мыслители и авторы всех народов. Мечтами она была с ним, а в действительности окружали ее родители и пара девчонок с курса. На дискотеки не ходила, и по улицам не шастала. Возможно было страшно, слышала, что происходит, и как девушки пропадают, в прямом и переносном смысле. А может она и не хотела ни с кем водиться. Отличная была бы девушка кому-то в то время — верная и преданная, с гордостью бы несла чьё то важное имя. Уже вечереет, когда она решает вернуться домой. Забрав с собой пару книг для приличия, быстренько удалилась из читательских стен. Девушка была начитана, но сказать, что сильно любила перегружать свою головушку, нельзя. Перед родителями она старательно изображала муки учения, чтоб лишний раз не доставали вопросами, а сами видели, что с учебой у неё все гладко. — Девушка, а, девушка, вам помочь? — со свистом притормаживает рядом с ней машина, откуда доносится вопрос. — Нет, спасибо, я уже к дому подхожу, — она лишь сильнее прижала к себе томики, опустила взгляд и прибавила шаг, но так, чтоб смотрелось не как от испуга. — Какие глаза то, Боже, утонуть можно, — растягивая фразу, проговаривает человек. Это стало ошибкой для Евы. Она обернулась удивлённо в его сторону, мол мы виделись?! А тот и рад, растянулась улыбка, обнажая желтоватые зубы. Попалась рыбка на крючок. Девушка же видела его впервые, не узнала она эту физиономию, а его глазки, чёрные как уголёк, забегали по мягким очертаниям. Она вовремя спохватилась и вновь перевела взгляд на дорогу, смотря себе под ноги. — Ангелок, поехали прокатимся? — он все не унимается. — Простите, не могли бы отстать? — сквозь зубы девушка выдаёт из себя. — Гордая? Это хорошо, но не отстану, как мне теперь спать, м? Машина идёт чуть на опережение и перегораживает путь ей. Выходит из нее брюнет кучерявый, высокий и, будто ива плакучая, встанет перед ней руки в боки, нависает сверху, откидывая устрашающую, перекрывает взор, а Ева смотрит снизу вверх и сказать ничего не может. — Садись и не боись, слово пацана даю, ничего плохо с тобой не сделаю. — Честно, словам я не привыкла верить. Мужчины проверяются действием, так что ответ остаётся неизменным — нет, — читается в глазах девушки и паника, и страх, и растерянность. Не знает она, как дальше быть, но характер берет верх над ней, и рот дурной идёт на опережение мыслям здравым. — Чем же тебе не действие, ангелок? Я не каждому вот так вот помощь предлагаю, — он все скалится и не отступает, но о чудо, виднеются Грачевские, что покидают ее гостеприимных родителей, машут рукой им на прощение. Ева выдыхает, вот он способ отпугнуть его. — Мам, я иду, — поднимает она голову ввысь, подавая сигнал через весь двор громко и четко. — Давай, Евочка, — отвечает женщина. — Вот видите, ждут меня, и правду я сказала, что совсем близко, — с гордо поднятой головой она обходит надоедливого фраера. Но только отдаляется от него на несколько шагов, слышит: — Ева значит, ну что ж, теперь знаю намного больше о тебе, — он ухмыляется, закуривает, а до неё только сейчас доходит, что сдала она себя со всеми потрохами. Действительно теперь преследовать начнёт, — ещё свидимся, ангелок. Страшно стало после этой фразы. Это сейчас она видит дом, маму, знает, что папа рядом и в обиду не даст. А там, за территорией двора, если объявится он, то что может произойти. Заходит она в квартиру вся в раздумьях и совсем не замечает недовольные лица родителей. Проходит по коридору в зал, а они сели вдвоём специально, объяснений ждут. Оба смотрят в стену, даже вид не делают, что телевизор смотрят. — Ну, рассказывай, что это за бред был пару часов назад, жених у неё. Что это ещё такое? — говорит твёрдо, грозно отец. — Ничего не бред. Правду я сказала. Всю правду, — отчетливо она произносит, будто точно знает, что так оно и есть, — Владимир Суворов, учились вместе, не успела вас познакомить, ушёл воевать. Так и узнали они впервые это имя, но не понимали, насколько все серьезно. Думали, дочь специально все разыграла, а она нет, до сих пор им грезит1989
Утро наступило быстро, к сожалению скорее. На часах было семь сорок, и где-то на подсознательном уровне молодой человек трусил. Ему не хотелось вновь встречаться с тестем. Последний раз, когда они разговаривали тет-а-тет, он ничего хорошего не услышал в свой адрес. Он не боялся его, но выслушивать о том, что он не так что-то делает, желания не было. Вообще Александров приходил не часто к ним. Его появления в доме не были неожиданными. Возможно он и сам не хотел видеть то, что происходит на самом деле, а может привык жить по плану. В любом случае, он всегда за несколько дней предупреждал, что заглянет. Чего нельзя сказать про семью Суворова. С родной матерью он не виделся. После развода родителей, он остался с отцом. Поначалу женщина изъявляла желание встречать сына после школы, приводить к себе, но чем мальчик становился старше, тем сильнее отдалялся от матери. Однажды женщина и вовсе переехала в другой город и их общение свелось лишь к редким звонкам. С отцом после обвинений в убийстве отношения испортились сильно. Диляра, мачеха так сказать, родная мать Марата, была искренней, никогда плохо не относилась к ребёнку от первого брака. Она была единственной, кто в сложный период не отвернулся, не сказал плохого слова в его адрес. Последний раз, когда Владимир виделся с ними, был в ЗАГСе, тогда отец на людях сделал вид, что рад за сына, за его союз с барышней, но мало кто разглядел пустоту в его глазах. Лишь молодая супруга весь вечер держалась подле него, ласково делала вид, что поправляет галстук, убирает пылинку, когда видела, как сильно он нервничает. Марат отстранился от брата, и Суворов это чувствовал, видел его отношение к себе. Как бы он не пытался к нему подойти, он видел холод в его глазах и определенную безучастность. Теперь семейные ужины выглядят иначе, да и сама семья другая. — Доброе утро, — протягивает Вова руку в знак приветствия. Геннадий Аркадьевич посмотрел на это в своей манере — исподлобья, показывая свою значимость и неодобрение, но ответил на его жест. Машина тронулась с места, увозя молодого человека в неизвестном направлении. — Как ты знаешь, есть у меня к тебе дело, точнее разговор, — начал мужчина свой монолог. Путь казался незнакомым, дорога оставляла за собой город, — Все очень просто. Я люблю свою дочь и хочу, чтобы она была счастлива. Однако, с тобой я изначально предполагал, что такового не будет. Смотрю на это и думаю, чем все закончится? — в этот момент любящий отец повернулся на мгновение к парню. Брови его сошлись у переносицы, в тусклом свете уличных фонарей его взгляд становился ещё тяжелее, — что скажешь? Суворов правда не знал, что ответить. Его тесть стал тем человеком, перед которым он не мог высказать, все что думает, не знал, как правильно подобрать слова. Будучи выходцем из благополучной семьи, впервые не понимал, как действовать. С отцом своим он не раз вступал в словесный поединок и удачно мог из него выйти, но не тут. Здесь нельзя было лишний раз голоса подать. — Молчишь, что же, тогда я продолжу. Я, когда с женой познакомился, точно был уверен, что семья ни в чем нуждаться не будет. Тут дело даже не в личных амбициях, а в ответственности. Вот ты взял на себя ответственность, согласился, возможно даже тогда взвесил все «за» и «против», а дальше то что? Ничего. На районе вы все борзые, а как прижало, так не можете и слова вымолвить. Времена меняются, а люди остаются. Если их можно будет назвать людьми. И тут снова про ответственность, понимаешь, за себя, за близких, — мужчина сделал паузу, наверное, понял, что монолог его особо не к чему, свою голову не приставишь. У него остался главный вопрос, — Что думаешь по жизни, делать? На ноги планируешь вставать? — Думал, — коротко ответил Владимир. — Ну, и? — привыкший к точности, ждёт чёткого ответа тот. Но ответа не последовало в силу незнания. Суворов четко ещё не решил для себя, что будет дальше, как бы банально не было не звучало, но вопрос: кем хочу стать? — оставлял его в растерянности. Вообще можно смело похвалить тех, кто знает ответ на данный вопрос. Большинство течёт по течению, слушает рекомендации родителей. В тяжёлое, смутное время принять такое решение ещё сложнее: непонятно, какие профессии будут актуальны и востребованы, можно ли будет найти место, справишься ли ты. — Отец звал к себе, — все также холодно отвечает парень. Прямо как на допросе: вопрос — ответ. Четко по факту. — Не удивлён, куда же ты ещё можешь податься? Только по протоптанной дорожке. Не догадываешься, куда едешь? — с насмешкой спрашивает, чувствует своё превосходство. — Закопать меня решили где-нибудь в поле? — спрашивает Адидас, кривит слегка губы в улыбке, а сам представляет, что такая ситуация вполне возможна. — Ну что ты, зятёк, при всем моем желании, но не сегодня, — смеётся в голос, радуется своей работе. — Тогда понятия не имею. — На завод смотрю не хочешь, да и не впишешься ты там со своими понятиями. Такую прыть надо в правильное русло направить. Армия, сынок, таких как ты с распростертыми объятиями примет, — практически напрямую заявляет тот. Хороший манипулятивный ход. Рядом, под боком, у себя пригреть, поводок, на котором он держал нового родственника, потуже затянуть, чтобы каждый день вдыхал свежий воздух, помнил, чего мог лишиться, смотрел на палящее солнце и небо голубое — краски жизни вкушал и нос не воротил. С упоением продолжал расписывать жизнь грядущую: — Тебя у нас, бравый солдат-разведчик, на раз-два возьмут. Прапор нам нужен, образование пока роли не играет, а дальше, как говорится, больше. Звание получишь, если за ум возьмёшься. Пацаны как будут хорохориться, когда узнают, что их старший бок о бок с такими людьми. Гордость то их как возьмёт. Удавка затягивается все туже, уже нет шагу назад. Вот-вот и выбьет табурет из-под ног, и повиснет Вовка на петле. Все встанут вокруг и будут любоваться картиной. Машина останавливается возле КПП, двери железные со скрипом открываются, путь скоро оборвётся у казармы заточения.Вечером того же дня
Стук каблуков звонко слышен в тишине больничных стен. Ева грациозно проходит вдоль больничного крыла, останавливается возле регистратуры. — Добрый день, Александрова Анна Евгеньевна в какой палате, не подскажите? — лицо хитрой лисы на себя надевает, маску недоумения не забывает поправить, будто не понимает, что часы приёма закончились. — Поздно пришли, девушка, написано же, — тётечка демонстративно стучит карандашом по листочку, показывает, когда надо приходить. — Извините, можно я просто занесу вещи, — Ева наклоняется к ней, в маленькое окошко заглядывает и протягивает шоколадку. У женщины глаза округляются: не положено же ведь, но как хочется вкусить такую роскошь. — Пять минут, давай быстро, пятая палата третий этаж, — торопливо проговаривает она, а сама в сумку скорее прячет сладость. Девушка развернулась, одурманенная своей победой, знает слабость людскую, нужду, которой никогда сама не испытывала. Идёт по коридору и даже не торопится, ей то ничего не будет, если что. Ступенька за ступенькой приближается к палате матери. Она заходит в комнату, видит несколько коек, которые заняты другими пациентами, проходит в глубь и замечает, возле окна свою маму — она спит. Будить было бы глупо, пусть набирается сил. Она осторожно подходит к ее тумбочке, бережно начинает перекладывать вещи и фрукты из авоськи. Рядом стоит стул, и Ева аккуратно садится на него. Так продолжается некоторое время, её совершенно не заботят те пять минут, что ей дали, но тревожить мамин сон она не собирается, поэтому встаёт и практически на цыпочках выходит. В коридоре подходит к окну и видит, что у ступенек стоит папина чёрная волга. Лёгкая улыбка трогает ее лицо на мгновение, как здорово, что близкие сейчас все вместе дружно собрались хоть и повод довольно печальный. Лучше бы она задержалась ещё на несколько минут в палате, оттянула бы момент разочарования. Картина, что открылась перед ее взором, совершенно не радовала глаз. Вова стоит в конце коридора, под локоть держит Наташу, что-то ей пытается сказать, но девушка смотрит мимо него, в конечном итоге замечает прожигающий взгляд. Ту будто током ударило, глаза словно смерть увидели и забегали, ища укрытие, продумывая план побега. Суворов видит как меняется ее лицо, оборачивается и видит отчаяние такое в знакомом взгляде, что нормальный человек волком взвыл, хвост поджал и в лес бы сбежал. Наташа пользуется моментом и быстрым шагом уходит в сестринскую, а Ева бежит прочь по лестнице, не пытаясь что либо выслушать. А виновник девичьих грёз вроде и хочет остановить сожительницу, кричит ей: — Подожди, — но не старается упускает ее из виду, стоит как истукан дальше и чувствует, как над ним тучи сгущаются. Девушка выбегает на улицу, не обращая внимания на удивлённые взгляды персонала, что стоит у входа, а она их расталкивает. Теряется, не понимает куда ей податься, к отцу в машину не хочет, а его и нет, наверное, разминулись на лестнице. — Ангелок, садись, доставлю в наилучшем виде, куда скажешь, — она даже не замечает, кто это, просто садится к первому встречному, лишь бы подальше от того, что увидела. — Ну что, синеглазка, вот мы и встретились вновь, — и только сейчас Ева узнаёт в спасителе того страшного незнакомца.