Где кудрявая?

В подвале было темно, тихо, прохладно, но самое главное, там было безопасно. Поэтому Турбо выбрал именно подвал. - Домой мы его, что ли, к вам потащим? Или в спортзал к Кащею? – резонно уточнил он, когда Марат закудыкал на повороте во двор. – Пусть в подвале отлежится, в себя придет, сам решит, куда его тащить. Марат заткнулся. Пугать родителей таким Вовкой, в идиотской операционной рубахе, с расфокусированными глазами, способного вцепиться в глотку любому, себе дороже. Сразу начнутся сотни расспросов, оханий, аханий, разговоров, нравоучений. Еще чего доброго отправят его обратно в больницу, где хадишевские выставили караул у всех входов. Везти Вовку к Кащею еще хуже. Все прекрасно видели, как Кащей его встретил, и все прекрасно всё поняли. Кащею Вовка поперек глотки – слишком дерзкий, слишком молодой, а теперь еще и поднаторевший в Афгане, когда на Кащее косяк за косяком – то шапка, теперь вот Ералаш. И если шапку еще простить как-то можно, шапка же, вещь, то Ералаша, как ни крути, простить не выходит. А еще Марат вспомнил, с каким неприкрытым злорадством Кащей рассказал ему, чем закончился вчерашний набег. Да ну его в баню, этого Кащея! Турбо лихо тормознул возле подъезда, так, что Марата швырнуло на затихшего Вовку, а Андрея на спинку кресла. - Пальто, мигом слетай, двери открой, свет включи. Марат, давай, за руки, за ноги… - приказал Турбо. - Может, на каталке? - Ты че такой инициативный стал? – моментально вспылил Турбо, еще не остывший после погони. – Смелый при брате? Со старшим споришь. Как мы его на каталке по ступенькам попрем. Пальто! Андрей уже летел через три ступеньки в подвал, который неожиданно оказался открытым, а из дверного проема выглянул Зима. - О, здорово, ты откуда? – удивленно спросил он. - Мы там это… Вовку из больницы привезли, - сбивчиво объяснил Андрей. - Пальто, че ты там возишься? – заорал с улицы Турбо. – Дверь нам открой. На его зов умчался Зима, оттолкнул Марата, перехватил Вовку под коленки, Турбо держал обмякшего старшего подмышки, и через несколько секунд аккуратно уложили его на узенький, продавленный диван. Марат сдернул с гвоздя в двери старенькую тужурку, валявшуюся в подвале с момента основания, сунул брату под голову, расправил свою куртку, укутывая его голые ноги. Потом они по очереди – Турбо, Марат и Андрей – приложились к носику чайника, жадно глотая прохладную воду. - Че там было-то? Вы че такие зашуганные? – удивленно спросил Зима. – Скорую нахрена угнали? - Потом расскажу, - отмахнулся Турбо. – Пойду отгоню тачку подальше и в больничку звякну, чтоб нам угон не приписали. - Его уже приписали, - хмыкнул Марат. На его счастье, Турбо уже вылетел на улицу, полностью оправдывая свое прозвище. Через секунду заработал мотор и машина уехала. - Так что было-то, пацаны? – уточнил Зима. – С Вовкой что? - Ему операцию сделали, еще от наркоза не отошел, и ты потише говори, а то снова очнется, будет веселуха, - предупредил Марат. – Я сгоняю за хавкой, ща, я быстро. И он вылетел из подвала, словно соревнуясь с Турбо в скорости. - Пальто, ты-то можешь рассказать, че было? – повысил голос Зима. С дивана донесся стон. Андрей встревожено стрельнул глазами на заворочавшегося Вовку и приложил палец к губам. - Чего ты? - не понял Зима. - Он под наркозом еще, - прошептал Андрей. – И немного… ну… не в себе. Когда Турбо сирену врубил, он Марату в глотку вцепился. Зима недоверчиво вытаращил глаза. Чтобы Вовка на ровном месте любимого брата калечить начал, да быть такого не может. Но и такого Вовку видеть Зиме еще не доводилось. Он и пьяным-то его никогда не видел, Вовка себе такого не позволял, не то что Кащей. Может, потому и не позволял, потому что знал, что с затуманенным мозгом способен на всякую дичь, решил Зима и благоразумно заткнулся. Вовка поворочался еще немного и снова затих. - Где шмотки ваши? – шепотом спросил Зима, вспомнив, что все трое были без курток. - Да в больничке остались, а Маратова куртка вон, - кивнул Андрей на диван. - В спортзале какие-то висели старые куртки, хрен пойми чьи, но вам до дома дойти хватит. Ща я пошлю кого-нибудь, - Зима ушел на улицу. Андрей остался сидеть на старом, невыносимо скрипучем стуле и дышал через раз, страшась того момента, когда старший откроет глаза и придется давать ответ за то, что отправил Исакова в реанимацию. В памяти то и дело вставал вечер, когда отшили Фантика, и собственные мысли – как бы он поступил на месте перепуганного пацана, не повел бы себя так же? Он еще не был в себе уверен до конца, а потому отошел в сторону, когда Фантика били, потом плевали на него, скулящего, в крови. Особенно запомнился ледяной голос Вовы: - Для тебя, чушпан, Владимир Кириллович. Ничего страшнее Андрей еще не слышал в своей жизни. Его даже вид мертвого Ералаша с дырой в голове не поразил так сильно, как эти слова. Потому что для Ералаша все уже закончилось, а вот после этих слов еще как-то жить придется. Не прозвучат ли они и для него, Андрея? А если прозвучат, надо хоть как-то оттянуть момент, когда нужно будет рассказать все. Хорошо бы, чтобы Вовка спал подольше. В подвал вернулся Зима. - Лампу встретил, отправил его в спортзал, ща придет. Зима начал неторопливо раскладывать на столе ту небольшую снедь, которая, как правило, всегда хранилась в подвале – полбуханки черного, банка кильки, банка каких-то соленьев, которые Марат регулярно таскал у соседей. Андрей вдруг остро почувствовал сосущий голод. Утром с этой круговертью было, конечно, не до завтрака, а вечером голова была забита совсем не едой. - Картохи сварим? Эти двое тоже теперь не жрали ничего, - спросил Зима для проформы. Конечно, все были голодные как собаки, и не в правилах пацанов отказываться от чего-либо, особенно, когда предлагали старшие. - Так, чего расселся как на именинах, - сердито зашипел Зима. – Картоху грязной будем жрать? Иди помой. Андрей подхватил брезентовую сумку, где на дне болталось немного мелких картофелин, стыренных на рынке, и отправился на улицу. На ближайшей колонке торопливо вымыл картофелины в стылой воде и бегом вернулся в подвал, который показался теплым и даже уютным. Правда, стоило Андрею наткнуться взглядом на диван, как его секундную вспышку радости погасил вид старшего, который лежал с открытыми глазами. Зима тоже заметил, что Вовка очнулся, медленно наклонился к нему, уперевшись ладонями в колени, и тихо спросил: - Вов, ты как? Не отводя глаз от стены напротив, Вовка разлепил пересохшие губы и с усилием произнес: - Где… Зима склонился еще ниже: - Кто, Вов? - Где… - Вова облизнул губы и вытолкнул еще одно слово, - …кудрявая? Зима удивленно глянул на Андрея. - Это он про кого? - Да там медсестра одна, на бегу операцию доделала. - Красивая? – расплылся в улыбке Зима. - Ага. Зима заухмылялся, открыл было рот, чтобы пошутить, но натолкнулся на взгляд Вовки – абсолютно сумасшедший, расфокусированный, пугающе темный. Ладонь со сбитыми костяшками, прижатая к белоснежной больничной рубашке, начала медленно сжиматься в кулак. Вспомнив, что он едва не придушил собственного брата ни за что, Зима вновь проявил благоразумие и пообещал: - Сейчас она придет, Вов, правда придет, - он положил ладонь на сжатый кулак, легонько качнул в надежде, что он разожмется. – Эта твоя кудрявая, ага. Сам видел, идет. Вова удовлетворенно вздохнул, прикрыл воспаленные глаза, перекатился головой по тужурке к спинке дивана и вроде бы снова задремал. Зима отвернулся к плитке, покачал бритой головой: - Он ваще, конечно, не в себе. Пусть проспится. Через 10 минут в подвал ссыпался Турбо, все еще взмыленный после эпичного возвращения из больнички в сопровождении с ментами. - Все, бросил возле остановки, в больничку звякнул. Блин, жрать хочется. Зима, есть че? Зима и Андрей синхронно зашикали на него. - Чего, чего вы шипите, как два пылесоса, - привычно начал возмущаться Турбо. – Сами вы шшш… - Ты можешь хоть раз в жизни не тарахтеть? - громким шепотом попросил Зима. – Человеку плохо, - он махнул рукой на диван, где распластался Вовка. - А ты тут тарахтишь. Да, есть у нас жрать, ща картоха сварится, Марат придет с хавкой какой-то. Турбо наконец заткнулся, протиснулся за импровизированный столик, накрытый на перевернутых деревянных ящиках из универсама и уселся на такой же ящик, потер озябшие ладони, потянул из банки соленый огурчик, вкусно захрустел им и снова затарахтел: - Там такой кипиш был, Зима! Чума просто… - Тебе кастрюлю на голову надеть или что? – яростно прошипел Зима. – Ты можешь тише? Вовка медленно перекатил голову по тужурке, медленно разлепил подрагивающие ресницы и вперился невидящим взглядом в сидящего напротив Турбо, тот замер, не донеся огурчик до рта. - Вов, ты как? – с легкой опаской спросил Турбо. Старший провел сухим языком по бледным губам и вдруг улыбнулся. Турбо машинально улыбнулся в ответ. - Ну вот! Нормально все! – радостно заверил Турбо, не чуя подвоха. Вовка всё с той же сумасшедшей улыбкой заторможено вытолкнул из себя: - Кудрявая… - Кто? – не понял Турбо, потом вспомнил. – Ааа, та медсестра? Ага, ниче такая, не зассала, не то что та вторая «Ой-ей-ей, я щас милицию вызову»… Если б он хоть на секунду заткнулся, то понял бы то, что Зима с Андреем, обменявшиеся мимолетным взглядом, поняли сразу. - Там такой замес был в больнице, - продолжил Турбо. – Прикинь, какая-то гнида хадышевским закинула, что… - Кудрявая, - упрямо повторил Вовка. - Да помню я ее ,помню, норм девчонка, - отмахнулся Турбо. Зима наконец решил просветить товарища, что он глубоко заблуждается по теме разговора, и склонился к его уху: - Кудрявая это ты. - Чего?! – вытаращил глаза Турбо. – Ты либо охренел вообще? Ты че лепишь мне… Он начал привставать с ящика, но Зима с силой схватил его за плечо и усадил обратно, повел головой в сторону дивана: - Слушай сюда. Вовка в полнейшем коматозе. Ты в курсе вообще, что он Марата чуть не убил в скорой? - Ну! – буркнул Турбо, остывая. - Он тут звал эту кудрявую, а тут ты приперся. С кудрями своими, - не сдержал ехидной нотки Зима. – Отрабатывай теперь. - Да чё… да я! – запыхтел Турбо. – Да ты… - Че ты задакал! Хреново старшему, ну выручи его, жалко тебе, что ли? Побудь кудрявой, пока он не очухается. А то начнет нас тут за глотки хватать, надо оно нам? Звучало все логично и разумно, но в Турбо все бурлило и кипело, протестовало против такой позорной роли. Надо ж было этой кудрявой с ними в лифт этот попереться! Надо ж было Вовке очнуться в этот момент! Надо ж было ему, Турбо, родиться с этими чертовыми кудрями! Сдаваться так просто Турбо был не намерен, он оттолкнул Зиму и, в упор глядя на старшего, твердо произнес, взывая к его разуму: - Вов, это же я – Турбо! Старший прикрыл глаза, отрицательно качнул головой и с улыбкой сказал: - Неа. - Да он прикалывается, пацаны! – схватился за последнюю соломинку Турбо. – Прикалываешься, да, Вов? Глянь на меня поближе. Он встал, перешагнул через стол и склонился практически к самому лицу старшего, внимательно изучая темные омуты его глаза, выискивая в них искринку смеха, хоть какой-то намек на то, что Вовка просто разыгрывает спектакль. Потому что ну какая к хренам «кудрявая»?! Так и до смены кликухи недалеко, если Зима растрындит. А он растрындит! Распластанный по дивану Вовка выглядел настолько ослабевшим, что, казалось, его можно брать за шкирку и нести как кутенка топить в Казанку. Но в ту секунду, когда Турбо уже был готов услышать «Да ладно, пацаны, шутка это, ну какая из Турбо кудрявая», как жесткая ледяная ладонь старшего вцепилась ему в глотку. - Вов, Вов, Вов, нормально всё! – кинулись Андрей и Зима. Они вцепились в рукав больничной рубахи, тот затрещал. - Спокойно, спокойно, Вов, тихо, тихо! – вспомнил Андрей мантру, которой Марату удалось успокоить брата в скорой. - Тут только свои, Вов, чужих нет! Только свои, - просипел Турбо, предположив, что затуманенный мозг бывшего афганца решил, что вокруг враги. - Вов, это кудрявая, кудрявая! – уговаривал Зима. – Помнишь, я обещал, что она придет, она пришла! Ладонь медленно разжалась, Турбо глухо стукнулся коленями о бетонный пол, лбом в предплечье старшего и, растирая горло, зашелся в надсадном кашле. Секунду назад едва не убившая парня та же ладонь с нежностью опустилась на нечесаные кудри Турбо, провела по ним, цепляясь тонкими пальцами за завитки. - Просил ж тебя как человека, -зашипел Зима в самое ухо Турбо. – Получил? - Пацаны… - сипло, между глубокими вдохами, выдавил Турбо. – Я…ж … думал… он…того… шутит… - Дошутился? - жестко уточнил Зима, взял друга подмышки, поставил на ноги, подтащил скрипучий табурет и усадил на него. – Сиди здесь и не рыпайся. Турбо еще с полминуты возился, кашлял, растирал горло и с опаской косился на Вовку, который смотрел на него строгим, недоверчивым взглядом. Наконец под этим взглядом Турбо затих. Не зная, куда себя деть, сел как примерный детсадовец – руками уперся в колени ,а глазами вперед в нештукатуреную стену. - Ну и че мне делать-то? – жалобно уточнил он через минуту, обернувшись через плечо на Зиму. - Ничего. Сиди. И лучше не вякай. А то еще ляпнешь снова чего-нибудь не того, - посоветовал Зима. Турбо скосил глаза на Вовку, тот все еще неузнавающе смотрел на него. Турбо снова заерзал. В такой дебильнейшей ситуации он еще ни разу не оказывался. Смущало еще то, что все это наблюдал Андрей, а еще должен был подойти Марат. Он уже заранее представлял, как вся эта история будет передаваться от возраста к возрасту, обрастая дебильнейшими подробностями (хотя куда еще дебильнее!), и уже заранее скрипел зубами, придумывая, как будет наказывать болтунов. - Сюда…иди… - вдруг подал голос Вовка. Он говорил с таким усилием, будто поднимал семипудовую гирю. Неудивительно, что принял за «кудрявую» совсем не того человека. Мозг явно еще не работал. Турбо с ужасом увидел, как Вовка медленно приподнял и опустил ладонь на грудь. - Что, что, что он хочет? – лихорадочно завертел головой Турбо, пытаясь поймать взгляд Зимы то через правое, то через левое плечо. - Откуда я знаю, ну сядь поближе, - озадаченно предположил Зима. Турбо придвинул табурет на пару миллиметров ближе к дивану. Вовка медленно, словно пробираясь сквозь толщу воды, оторвал левую руку от груди и уронил ее поперек колен Турбо. - Кудрявая, - снова повторил он, со слабой улыбкой на бледных губах. Турбо снова беспомощно заозирался на друзей. Зима безмолвно махнул ему рукой, подбадривая непонятно к каким действиям. - Че делать-то? Че он хочет? – шептал Турбо. - Возьми его за руку, - громким шепотом подсказал Андрей, вспомнив, как Юлька во время болезни так же просит держать ее за руку, когда она засыпает. Турбо неловко обхватил ледяную ладонь своей левой рукой. Вовка удовлетворенно поерзал затылком по тужурке и снова прикрыл глаза. Турбо позаерзал, пытаясь сесть поудобнее, потом уперся локтем в колено, а подбородком в ладонь, и шумно перевел дух. - Спой…мне, - не открывая глаз, попросил Вовка. Турбо будто шилом ткнули, так резко он выпрямился и с ужасом уставился на старшего. Потом снова глянул назад через плечо, страшась увидеть улыбки на лицах парней. Но те тоже смотрели ошарашено. Смешного в ситуации было мало. Передать Вовку в таком состоянии взрослым значило вызвать кучу вопросов и разборок, отправить его в больничку - все равно что на верную смерть в руки хадышевским, значит, надо быть со старшим до конца. И раз уж так получилось, лучше делать все, что он попросит, чтобы не спровоцировать новой попытки убийства. Связать его рука ни у кого не поднялась бы. Осознав все это, Турбо тяжело-тяжело вздохнул и вполголоса, неимоверно фальшивя, запел: - Я не знаю что, сказать тебе при встрече, не могу найти, хотя бы пары слов… К его чести, хоть медведь и наступил ему на ухо, но он мастерски подстроил ритм песни под медленный, и пел ее на манер колыбельной. - И снова седая ночь, и только ей доверяю я, - дошел до припева Турбо. - Пацаны! – вдруг раздалось невыносимо бодрое от дверей. Турбо вскочил, сбросил руку Вовки с колен, в прыжке развернулся, словно кошка, готовая к нападению. В дверях стоял непонимающий Маратик с двумя банками очередных солений подмышками. - Тише, тише, тише всем! – успокаивающе призвал Зима, размахивая руками словно рефери на боксерском поединке, и вдруг, завращав бешеными глазами, начал протыкать воздух указательным пальцем в сторону дивана. Вовка приподнимался на расползающихся локтях со свирепым выражением лица. Зима несколько раз ткнул пальцем в сторону Турбо, потом в сторону Вовки. Турбо наконец опомнился, поднял табурет, плюхнулся на него, вцепился в руку старшего и торопливо продолжил: - Знаешь седая ночь, ты все мои тааайныыы… - Че происходит-то? – фыркнул Марат и тут же отхватил звонкого леща. – Вы накурились, что ли? - Но даже и ты помочь не можешь, и темнота твоя… - продолжал Турбо, и не оборачиваясь, махнул ладонью, чтобы пацаны вышли уже и на улице все объяснили Марату. Зима забрал банки у Марата, передал их Андрею и вывел младшего из подвала. Андрей тихонько, стараясь не звякать, поставил банки на стол и услышал шепот Турбо: - Я второй куплет забыл… - Знаешь ты без слов, тебе давно всё ясно, - автоматически напомнил Андрей. Он задержался у стола на секунду ,чтобы убедиться, что спектакль подействовал и не придется снова отцеплять Вовку от горла Турбо. Все было в порядке: Вовка вновь откинулся на диван и с какой-то блаженной улыбкой смотрел на напряженное, встревоженное лицо Турбо. Из коридора раздался еще один звук смачного леща, которого неизвестно за что отхватил Марат, и оба зашли в комнату. - Сядь, - свистящим шепотом приказал Зима. – Открывай банки свои, ща картоха будет готова. И чтоб ни звука. Марат машинально начал орудовать тупым кухонным ножом, калеча крышку, а сам глаз не отводил от поющего Турбо и брата. - Слышь… - вдруг прервал пение Вовка. Турбо заткнулся на полуслове, с опаской посмотрел на него. - Как…звать… тебя? Турбо даже не успел снова обернуться в поисках совета, как Марат звонко брякнул: - Наташа! И удостоился от Зимы третьего леща, который был звонче двух первых вместе взятых. Судя по вытаращенным глазам, он сам от себя не ожидал этой реплики. Ляпнул не из озорства, а машинально. Турбо прожег его бешеным взглядом, произнес одними губами «Кранты тебе!», повернулся к Вовке. Тот отреагировал ровно так же, как в лифте. Переспросил: - Наташа? – с блаженной улыбкой прикрыл глаза и повторил нараспев. – Наташа! Турбо скорчился на табурете, умирая от унижения, но благодаря судьбу за то, что петь Вовка больше не просил. За спиной стояла гробовая тишина. Если пацаны и ржали, то делали это совершенно бесшумно, за это им, конечно, спасибо большое, но Вовка, блин, ему теперь будет должен до конца жизни. Вкусно пахло вареной картошкой, тихо гудела плитка, звякал ножиком Марат. Уютные, будничные звуки потихоньку успокоили Турбо, он даже сделал попытку отпустить руку Вовки, но тот среагировал моментально, так вцепился в перебинтованную кисть, что Турбо несдержанно зашипел. - Ты, главное, не пытайся переубедить его, что ты не Наташа, - подал вдруг развеселый голос Марат, не угомонившийся после трех лещей. – Он меня чуть не придушил, когда я пытался доказать, что я не Коля. За Наташу, наверное, совсем убьет… Зима с грохотом вытащил Марата из-за стола, и пинком отправил в коридор. - А че я не так сказал-то? – уточнил Марат. – О, Лампа, ты чего тут? - Да я куртки принес, Зима просил. - Давай-ка их сюда, - Марат вновь появился на пороге с ворохом курток в руках. - Ляпнешь еще хоть что-то, проломлю голову, - без тени улыбки пообещал Зима. Марат согласно кивнул и вручил ему куртку, словно выкинув белый флаг. С опаской подошел к Турбо, накинул куртку ему на плечи вместо извинений. - Отвали, - рыкнул Турбо. – Зима, долго там еще, жрать охота? - Готово все. Картошку высыпали прямо на ящик, застеленный газетой, закрыли дверь, уселись тесным кругом. Турбо, так и не сумев освободить руку из хватки старшего, сидел вполоборота и действовал одной рукой. Минут пять стояла тишина, все усиленно жевали, хрустели огурцами, разламывали черствый хлеб. - Так че там случилось, в больничке-то? – насытившись, спросил Зима. - Ды какая-то гнида закинула хадышевским, что наши их пацана забили в палате до реанимации. Андрей, потянувшийся в этот момент за картошкой, замер, тяжело вздохнул и выдавил: - Это я был. Воцарилась такая тишина, что слышно было, как на третьем этаже чья-то мать отчитывает своего сына-остолопа за двойки. - Это был Равиль Исаков, он Ералаша убил, - пояснил Андрей. - Ты че, совсем оборзел?! – рявкнул Турбо. Зима и Марат на него зашикали. Он с раздражением оглянулся на Вовку и заметил изменения. Взгляд старшего приобрел какую-то осмысленность. Тяжело сглотнув, Вовка прищурился и все еще невнятно и замедленно уточнил: - Турбо? - Что, очнулся, Вов? – не веря своему счастью, спросил Турбо. – Там в больнице замес был, мы тебя выписали. Он потянул на себя руку и наконец почувствовал, что стальная хватка пальцев разжалась. Старший его отпустил. - Ничего…не…помню. Говорил Вовка все еще тяжело, прикладывая усилия, но Турбо был рад и тому, что никто не зовет его «кудрявой» и не просит петь. - Пацаны… хреново че-то… попить есть? Турбо плеснул из чайника воды в алюминиевую кружку, осторожно просунул ладонью Вовке под затылок, приподнимая голову, и поднес кружку к губам. - Давай…нормально все, - Вовка неловко перехватил кружку за верхний край, раздраженно откинул руку Турбо. Все молча смотрели, как он пьет, не решаясь говорить и спрашивать, прекрасно помня, чем заканчивались фразы, которые звучали не по сценарию, сложившемуся у Адидаса в затуманенной наркозом башке. - Вов, - влез-таки Марат. – Ты кудрявую-то помнишь из больнички? Он тут же получил от Зимы кулаком по ребрам, но заткнуть своего внутреннего беса, который просто изнывал от невозможности поострить над тем, что произошло, не мог, не умел и попросту не хотел. Вовка откинулся на тужурку, сдвинул брови к переносице, пытаясь вспомнить, о ком спросил брат. - А…медсестра, - наконец произнес он. - Ага, она самая. Если что, ее Наташа зовут, - бурлящим от сдерживаемого смеха голосом сказал Марат. Он встал и двинул к выходу, парни с недоумением смотрели на него. У двери Марат обернулся, поплотнее запахнул куртку и сказал: - То есть, Валера, - и стартанул на третьей скорости по ступеням на улицу, за ним на той же скорости рванул Турбо. Вовка вопросительно глянул на Зиму и Андрея, те синхронно пожали плечами. - Ну ты че, брата своего не знаешь, - резонно заметил Зима. – Идиот. - Идиот, - согласно вздохнул Вовка. – Так что там с этой кудрявой, я не понял… Зима спрятался за кружкой с чаем, Андрей опустил голову. Теперь, когда ситуация миновала пиковый момент, их разбирал смех при воспоминаниях о Турбо, фальшиво выводящем «Седую ночь», о том, как он лихорадочно вертел головой, прося совета, как он неловко держал старшего за руку. Надо было что-то ответить, потому что их молчание уже становилось подозрительным. Кое-как затолкав смех поглубже, Зима сдавленным голосом пообещал: - Щас Турбо вернется и все объяснит.