Подозрения начались с мëда

– Гилберт, рожа прусская, куда ты заныкал мëд? У кого-то утро начинается с кофе, у кого-то с утренней зарядки, а у Калининграда - то биш у Гилберта, утро началось с вопросов. Лениво разлепив глаза, Гилберт приподнялся с кровати и широко раскрыв рот, зевнул. Он не осознавал в каком измерении находится пока не услышал крик Брагинского. – А, всë. Нашëл! «Нихрена себе утречко. Ни с добрым утром, ни кофе в постель, а сразу предъявы!» Что-то недовольно бурча под нос, наш недо-альбинос отправился в ванную комнату, чтобы принять водные процедуры или как говорят в простонародье – умываться. Персонаж умыл лицо холодной водой и взяв в руки зубную щётку и пасту, собирался вяло выдавить одно на другое, но вздрогнул. Он резко ослабил хватку и средства гигиены для зубов упали в раковину, подняв сильный шум. «Брагинский терпеть не может мëд! Тогда на кой чëрт он ему понадобился с утра пораньше?» Понадеявшись, что ему просто послышалось, экс-Пруссия побежал вниз по лестнице на кухню, откуда доносился умопомрачительный запах кофе. Проскальзив на последней ступеньке, он чуть не пропахал носом кафель, но чьи-то сильные руки подхватили его у самого пола. – Ты куда так спешишь, гонщик? – с ехидной усмешкой спросил Иван. – В твои крепкие объятия, Ванюша. –в той же манере ответил ему Байлдшмидт. На это Иван лишь усмехнулся и отпустил своего собеседника, да так резко, что тот едва успел выставить руки, дабы не испортить своë, без сомнения прекрасное, лицо. Гилберт, со вселенской грустью на лице, отправился на кухню вслед за возлюбленным. – О Ваня, свет очей моих, на кой разбил ты сердце мне? – он трагично пустил слезу и прижал руки к сердцу, будто бы, то что сделал Россия действительно ранило его чувства. Его любовник на это только посмеялся, прикрыв рот ладонью. – Ладно тебе, горе моë луковое, садись завтракать. – на лице Ивана была весёлая и искренняя улыбка, не такая как на собраниях или в присутствии не самых приятных личностей, а светлая и добрая. На секунду засмотревшись на своë чудо, Гилберт ярко улыбнулся и прошествовал к столу. Такого домашнего и тëплого Ваню видел только он – это его привилегия. Прусс вальяжно уселся за стол и приступил к приëму пищи. Что-что, а готовил Брагинский божественно, за такую еду и помереть не жалко. Сок от кусочка омлета во рту растекался по языку и дарил Гилберту мало с чем сравнимое удовольствие. Он медленно, смакуя каждый кусочек, поедал омлет и запивал его свежезаваренным кофейком. Дом погрузился в тихое и ненавязчивое спокойствие. Гилберт прикрыл глаза и откинулся на спинку стула, приятная дремота окутала всë его существо. Лениво переведя взгляд на часы и невольно удивился. Они показывали время пол двенадцатого. Теряет он хватку, раньше всегда подскакивал ровно в семь, а теперь... От невесëлых дум Гилберта отвлëк приглушëнный голос. – Ты бутер с мëдом будешь? – спросил Ваня, протягивая любовнику кусочек чëрного хлеба, на котором ровным слоем было намазано масло, а на масле был размазан мëд. Тот самый мëд, пролежавший в чëрт-знает-каком шкафчике с тех пор, как его подарила Башкирия. «Башкортостан» Мысленно поправил себя Гилберт, потому как в его памяти ещë свежи были воспоминания того как его всего вымазали этим мëдом. А он всего лишь назвал еë сокращëнным названием, так потом ещë и Татарстан добавил пинка под зад. Не то чтобы Великий Пруссия позволял так с собой обращаться, но он прекрасно осознавал, что если обидит их в присутствии Брагинского – люлей получат все. Так они и вели свою холодную войну, благо приезжали эти республики редко. Вздохнув от резко накативших воспоминаний он пакостно улыбнулся и ответил: – Нет, не буду. Ты мне только ответь - ты когда успел мëд полюбить? – Даже не знаю, – русский неловко пожал плечами. – просто подумал, что хочу чего-то сладкого и сразу вспомнил про мëд. – Ясно. – недоверчиво протягивает Гилберт и делает глоток из кружки. *** Ваня сидел на диване и умиротворëнно вязал на спицах. Ничто не могло отвлечь его от любимого занятия. Рядом, на подлокотнике дивана, стояла кружка с очень странно пахнущей жидкостью. Русский закончил ряд и отхлебнул из кружки, прикрыв глаза от удовольствия. Этот чай ему прислал Сибирь, когда Ваня в последний раз подхватил простуду. Тогда он отказался его пить, аргументируя это тем, что чай казался ему очень странным на запах и цвет. Как оказалось Россия отказывался совершенно зря, ведь чай был превосходным. Мягкие нотки хвои щекотали нос, а язык таял от прекрасного сочетания вкусов ели и мяты. Пруссия, застав эту картину, с удивлением остановился. Он собирался сходить в магазин за своим любимым пивом. Помотав головой, Гилберт думал проигнорировать подобные странности, списав всë на погодные условия. Как-никак погода в этом месяце сходит с ума, то хреначит +15, то падает до -3. И это в конце октября. Отмерев, красноглазик прошëл в прихожую и стал надевать ветровку. Будто очнувшись ото сна, Россия отложил вязание и пошëл за Гилбертом. Он подошёл к Калининграду и забрав у него из рук шарф, сам аккуратно повязал его у Пруссии на шее. Капелька нежности, а приятно. Ваня наклонился к Гилберту и осторожно приблизил своë лицо к его. Их губы соприкоснулись в кратком, целомудренном поцелуе. – Гилберт, – тихонько сказал русский, не желая портить столь интимную обстановку посторонним шумом. – Я хотел предупредить, пока не забыл. Нас на Новый Год будет трое. Брагинский с удивлением наблюдал как его возлюбленный раскрывает глаза в удивлении и поражëнно смотрит на него. «Трое? В каком смысле? Он шутит? Или... » В голове Гилберта зашевелились шестерëнки. Он стал анализировать события последних дней и сопоставлять одну странность с другой. В его голове что-то щëлкнуло. «Трое? Ребëнок? У нас будет ребëнок! » Ваня с удивлением ощутил как Гилберт обнял его за шею и стал расцеловывать его лицо. Глаза Пруссии горели радостью и счастьем. Он будет отцом! – Счастье то какое, Ванечка! – он наконец-таки оторвался от Брагинского и теперь смотрел на него потрясëнно-восхищëнным взглядом. – Я в магазин, ты чего-нибудь хочешь? – Халвы, наверное, да огурчиков для салата. – сказал Россия, слегка удивлëнно смотря на экс-Пруссию. Он конечно знал, что тот обрадуется, но чтобы настолько. – Хорошо, солнце. – Гилберт поспешно застегнул куртку и надел резиновые сапоги, уж больно на улице сыро сейчас. – Я сейчас вернусь, Ванюша. Он быстро поцеловал Ваню в щëку и выбежал на улицу. Он не обращал внимание на то, что переходит дорогу в неположенном месте или на то, что на него кричат водители, которые его чуть не сбили. Мыслями он был далеко и чувствовал лишь теплоту на сердце. В голове билась лишь одна мысль. «Я стану отцом! » *** Влюблëнными глазами Гилберт лицезрел как Ваня, подобно хомячку, набирал в ложку халву, клал еë в рот и прятал за щëку. За щëчкой слюна смешивалась с крошками халвы и получался удивительный нектар, который Иван смаковал. И пока русский поглощал халву, прусс задумался об их общем будущем. Кто это будет? Мальчик или девочка? А на кого будет больше похож? А чья у него будет фамилия? Множество вопросов крутилось в его голове, но одно он знал точно – этого ребëнка он будет любить больше жизни. «Уже люблю» – Вань, а кто это будет? – Гилберт потянулся через стол и большим пальцем правой руки стëр с лица Ивана крошки от халвы. Ваня на его вопрос недоумëнно нахмурился. – Мальчик или девочка? – А, ты об этом? – русоволосый кивнул головой в сторону недовязанного комбинезончика. Он был фиолетового цвета, а потому нельзя было понять для какого он пола. – Мальчик. Гилберт мечтательно улыбнулся, у него будет сын, его маленький рыцарь. Он передаст ему все свои навыки и сделает из мальчика Великого непобедимого воина. Он будет сильным, как папа. «И прекрасным, как его мама» – А какое у него будет имя? – задал вопрос Байлдшмидт, стреляя счастливыми глазками в сторону Ванькиного живота. – Даже не знаю, не спрашивал. – рассеяно произнëс русский и продолжил кушать халву. – Как не спрашивал? У кого? – альбинос недобро прищурился. – Неужто любовника завëл? У него спрашивать собрался? Лицо Брагинского показывало, что он нихрена не понимает, а лицо прусса наоборот. Он будто открыл для себя страшную истину. Глаза его горели злобой и болью. Он резко встал со стула и прошествовал к Ване. Повернув его стул к себе лицом он наклонился к нему. – Гилушка, ты в конец ебанулся? – Россия с непониманием смотрел на Пруссию и не понимал, с чего такие выводы? – Какой любовник? Девушка у меня сделала заказ на фиолетовый комбинезон для новорождëнного сына, я же тебе говорил несколько дней назад. – А наш ребëнок? – Гил отошëл от Вани и посмотрел на него, с капелькой страха в глазах. – Какой ребëнок? – в сердцах воскликнул Иван. – Или? – лицо его озарила догадка и парень согнулся к своим коленям, загибаясь в громком хохоте. – Ты подумал, что я - беременный? О Боже, Гил ты такой дебил! – Не смейся! – лицо сконфуженного прусса было невероятно. – Откуда я мог знать, что это не так. Мало ли, что в жизни бывает. – эту фразу альбинос пробурчал себе под нос, но русский всë же услышал и вновь забылся в весëлом хохоте. – Брагинский!