˙·٠•●●♣●●•٠·˙
Джисон опаздывал. Ёнбок сидел на скамье, щурясь от солнца, и смотрел по сторонам, пытаясь выцепить в толпе прохожих Хана. В целом, Джисон мог понять, что Ли относится к нему не лучшим образом, и так отомстить — что может быть обиднее, чем три часа готовиться к свиданию, чтобы после твой партнёр не пришёл? Но Ли старался игнорировать такие мысли. У него катастрофическое мышление, это когнитивное искажение, а не реальность. Люди не думают о нём плохо. Люди не знают, что он плохо думает о них. Он не вправе решать, что думают другие люди, тем паче не проверив. Но и в мысли людей он старался не лезть, чтобы лишний раз ни в чём не убеждаться. — Сорри, опоздал, — раздаётся запыхавшийся голос. Хан к нему бежал. — Задержали… Там колдунишка мозги пудрить пытался, а у нас в отделении из обученных сейчас только я, чёртов ковид. Джисон глубоко дышит, пытаясь восстановить дыхание. Ёнбок широко улыбается. — Ничего, — Ёнбок снова протягивает ему стакан. — Твой кофе, правда, уже остыл, но его готовил я, поэтому он всё ещё волшебно вкусный. Джисон принимает напиток, делает пару глотков и улыбается. — Именно поэтому я каждое утро начинаю с твоего кофе. — Я подумаю, как сделать его хуже, — моментально отвечает Ли. — Сотый раз повторяю, что мы работаем с десяти. Джисон пытается вклиниться в разговор, но Ёнбок не позволяет, продолжая говорить: — Так как ты сейчас не клиент, скажу прямо: приходить за полчаса до открытия и рассчитывать, что тебя и так обслужат — по-уебански. Не делай так. — Тогда мне стоит серьёзно постараться, чтобы свидание прошло хорошо и однажды ты бы готовил мне кофе по утрам вне работы, — говорит Хан, а Ёнбок фыркает. Джисон протягивает ему руку. Ёнбок берёт. Рука оказывается горячей, а кожа нежной. Они идут по парку, держась за руки. По-детски тепло, расслабляюще. — В кофейне не сказал, но ты очень красивый. Давно такой красоты не видел. Поцелованный солнышком. И глаза у тебя очень красивые. Вот сейчас, как будто кошачьи. Очень красиво. Ёнбок растерянно моргает. И думает, что, наверное, впервые ощущает себя по-настоящему красивым только сейчас. Он нервно заправляет прядь волос за ухо и благодарит. Говорить им было, в целом-то, не о чем, поэтому они обсудили кофе, погоду и быстро пробежались по работе Джисона. Кто-то похищает колдунов. Уже четыре пропавших по городу, одна из которых маленькая девочка-колдунья. Джисона особенно заботит её судьба, потому что он ведёт это дело. И он рассказывал о нём с полной отдачей минут сорок, а после заметил выражение лица Ли и поспешил сменить тему: спросил, местный ли Ёнбок, потому что уж очень плохо ориентируется и будто бы есть странный еле заметный, но всё же акцент. А ещё он сделал комплимент голосу. Его голос всех здесь, в Сеуле, поражал. В родном Сиднее он не так контрастно звучал. — Я австралиец, из Сиднея, — говорит правду, потому что не сразу придумаешь, что ответить, когда вся твоя жизнь так или иначе связана с тем, кто ты. А то, кто ты — секрет. — Воу, круто, — Джисон останавливается и смотрит на него широко открытыми круглыми глазами, — настоящий иностранец! А чего переехал? Учиться? — Нет, у меня плохо закончились отношения с одним человеком. Я не чувствовал себя безопасно и решил вспомнить о корнях. Я бы не хотел говорить об этом. — Если он досаждает, могу... — Я бы не хотел говорить об этом, — перебивает Ёнбок, широко улыбаясь, чтобы тема не показалась собеседнику действительно глубоко важной. Ему приятна забота и желание помочь, тем более Джисон мог бы, но что сказать? «Мой бывший — уёбок, которому я не говорил, что я колдун, и когда он узнал, то решил, что его приворожили. Поэтому хочет убить меня, чтобы приворот, которого нет, спал, а ещё потому что он активный ненавистник колдунов. И, возможно, однажды среди пропавших по пабликам в какао будет распространяться моя фотография. Хотя вряд ли, у меня нет здесь знакомых, которые заметят, что я пропал. Помоги. Мне. Пожалуйста». Ли действительно нужна помощь. Несмотря на переезд, он всё ещё боялся даже собственной тени. Ему нужна помощь, и он, наверное, мог бы попросить её у Джисона. Ёнбок смотрит на него, поджимает губы. Но понимает, что боится признаться. Ничего хорошего не происходило после того, как он выходил из шкафа: «Здравствуйте, я колдун». А у Джисона и без него мнение о колдунах оставляет желать лучшего. — Давай на сегодня всё, — вдруг говорит он. — Я подумаю и обязательно позвоню тебе. Мне надо подумать. Это мои тараканы. У меня есть некоторые проблемы после прошлых отношений. Мне правда нужно подумать. Я позвоню тебе. — Точно? — спрашивает Хан, выглядящий очень растерянно. Свидание покатилось по пизде, и он не мог понять, в какой именно момент. Ёнбок кивает, они встают недалеко от остановки, Хан смотрит на проезжающие машины. — Я не имел таких серьёзных намерений, как ты, мне правда надо подумать. Я позвоню и скажу, что бы ни решил.˙·٠•●●♣●●•٠·˙
Но он не звонит, потому что одной ночи для раздумий не хватает, а уже утром, за полчаса до открытия, они снова встречаются в кофейне. И Джисон снова настаивает на том, чтобы его обслужили, а стоящий за кассой Сынмин, коллега Ёнбока, очевидно, из последних сил сдерживается, чтобы не дать ему в лицо. Ли здоровается и проходит мимо. Потому что то, что сказать мог — сказал. И его, очевидно, проигнорировали. Сынмин готовит кофе, ласково протирает свою малышку-кофемашину и пишет на зелёном стаканчике вместо имени «Говноед». — Спасибо, — говорит Джисон, забирая стакан, смотрит на название и хмыкает. — Прости, но я заинтересован в Ёнбоке, а не в тебе. Утро начинается с гадских мыслей и подставы. Ли понимает, что это месть, но не понимает, чем заслужил. Тем, что не позвонил? Так сроки не обговаривались. В общем, он решает и не делать этого. Раз уж Хан такой мстительный и гадостливый, то и нахер с ним связываться. Только вот вечер меняет его планы. Возвращаясь с работы домой, он обнаруживает под дверью коробку. А в ней руку. Человеческую. Отрезанную. Левую. Ёнбок роняет коробку на пол. Зажимает рот рукой, чтобы не шуметь, и быстро оглядывается по сторонам. Тихо и пусто. Ли проверяет замок на повреждения, в замочной скважине вставлена поломанная спичка. Он не сможет зайти. И ему небезопасно здесь оставаться. Он вылетает из подъезда и спешит на многолюдную автобусную остановку, на ходу набирая Джисона. Потому что больше некого. Джисон приезжает на остановку через двадцать минут. Решает, что первостепенна безопасность Ли, поэтому отвозит его к себе. Оставив в одиночестве оглядывать квартиру и сказав, что всё в распоряжении Ëнбока, он уезжает за коробкой, а возвращается с пустыми руками, потому что её там нет. — Она правда была, — говорит Ëнбок, — я не стал бы врать о таком. — Я понимаю, но сейчас её там нет. Возможно, за ней вернулись, чтобы убедиться, что ты её трогал, — Джисон садится на диван напротив Ли. — Спичка в замке всё ещё на месте. Давай подумаем о том, кто может тебе угрожать. — Мой бывший. — Почему? — спрашивает Джисон. — И способен ли он на отрубленные руки? — Мне кажется, он может быть способен на что угодно. Раньше я считал это положительным качеством. Он из гомофобной семьи, но ради нашей любви вышел из шкафа. — Это немного разные вещи, Ëнбок. — Он уже пытался меня убить, — плачет Ли, — и мне пришлось бежать в другую страну, потому что я не сомневался, что он сможет. Чанбин и сам склонен к гомофобии, ему трудно было принять чувства ко мне, а после того, как он узнал... Он думал, что я приворожил его. И, чтобы снять приворот и стать «нормальным», хотел убить меня. — Почему он так думал? — спрашивает Джисон, подавая бумажные полотенца. — Потому что он тоже ненавидел колдунов, — отвечает Ёнбок, — а я был влюблён и не мог от него отказаться и скрывал, кто я. После того, как он узнал, что я вру, Чанбин перестал мне доверять и подумал, что я мог бы сделать и это. Но я не привораживал. Правда. Никогда и никого. Джисон вскакивает и обходит диван. Ходит туда-сюда, размахивая руками, начинает говорить что-то и останавливает сам себя на полуслове. — То есть ты на ошибках, в целом, не учишься, — возмущённо выдаёт Джисон. — Ну, с тобой у меня не было серьёзных намерений, — отвечает Ли. — Да и ты бы не подумал, что я тебя приворожил, потому что это невозможно. — Ну да, логично, а мать мою кто проклял недели две назад? — Тот, кто устал от тебя в девять тридцать, — возмутился Ëнбок. — Но на самом деле не я, я никогда не проклинаю близких, правда. — Давай подумаем... — кивнул Джисон. — Я думаю, тебе безопаснее оставаться здесь, и я буду провожать тебя на работу и встречать с неё. Нам не стоит оставлять тебя в одиночестве, если это действительно психоз твоего бывшего. Да и в городе колдуны пропадают, а ты, оказывается, в группе риска. — Остаться здесь? — спрашивает Ли, оглядываясь. — Да, я посплю на диване, — отвечает Джисон. — Тебе явно будет безопаснее здесь, а я готов потерпеть диван в обмен на кофе с утра. Иное дело, как мы его поймаем, если ты будешь в полной безопасности... Над этим мне надо ещё подумать, но сегодня давай ложиться.˙·٠•●●♣●●•٠·˙
Через неделю у дома обнаруживается коробка с языком и запиской, а на записи подъездной камеры очевидное лицо Чанбина. Ëнбок паникует и хочет бежать, Джисон убеждает его, что он в безопасности, даже несмотря на то, что его адрес знают. Чанбина объявляют в розыск. Лаборатория присылает отчёт по языку. Принадлежит той самой пропавшей девочке-колдунье. Наличие его у бывшего парня Ëнбока связывает эти дела воедино, и Ли предлагают программу защиты свидетелей, но он считает, что программа защиты одного очевидно влюблённого инквизитора вызывает большее доверие. Каждый вечер они смотрят вместе кино, Джисон кладёт голову на его плечо, и Ли замирает и старается даже дышать тише. Реже. Меньше. Но вес головы Джисона ему нравится. Тепло его тела. На выходных, когда Ёнбоку не нужно на работу, он наглеет и просит проводить его до колдовского магазина, продавщица в котором приходит в панику при виде инквизитора. Ли нравится, что на его мужчину нельзя навести ворожбу. Ли нравится, что его мужчина оплачивает покупки, не спрашивая, что и зачем он покупает. Той же ночью Ёнбок начинает варить зелье исцеления и зачем-то сыворотку правды. Ему это кажется важным. Третье чувство не умолкает и требует сделать. Пригождается. Потому что штатный колдун у них тоже на больничном. Ковид. И зелья для допроса не хватает. Ли мажет костяшки рук «Мистера Я-и-так-нормально-разберусь» исцеляющим. После намазывания Ли целует пальчики. Потому что хочет показать нежность. Хочет, чтобы Хан понимал, что он, Ли Ёнбок, эту нежность к нему ощущает. Выпивает сыворотку правды и читает мысли, а после рассказывает Джисону, что же прочитал. Это впервые, когда телепатия не кажется ему его недостатком, мерзостью, болезнью. А после они едут вдвоём к семье Хана, и Ли возмущается, что это небезопасно для них, а Джисон, что опытный колдун и не менее обученный инквизитор на покое справятся с любой проблемой. Ли завидует тому чувству доверия и безопасности к миру, которыми наградили Джисона. Сам он подобным похвастаться не может. Но рядом с Ханом чувствует, даже несмотря на руки, языки и прочие конечности. Это ценно. И Ли ценит. И кофе в восемь утра ежедневно варит, потому что это меньшее, что он может сделать для этого человека. Он хотел бы мочь больше. Чанбина ловят только через четыре месяца. Причём случайно. Хан его делом не занимается, потому что слишком высок личный интерес, но обещает убедиться, что Со Чанбин и его подельники выйдут нескоро. А ещё через пару месяцев Ли Ёнбок говорит словцо о том, что будет любить Хан Джисона до конца дней и после. А про кофе не сказал, но это и так понятно. А Хан Джисон открывает для него своё сознание. Потому что так приколы с котиками можно показывать без телефона.