В начале всегда был большой взрыв

Каждый новоиспеченный забастовщик — человек разума — проводил свою первую и страшную ночь в доме Джона Голта. Лишь Риардену выпала особая честь остановиться у Франсиско. Они не обмолвились ни словом, пока держали путь из Нью-Йорка в Колорадо. Мерно гудел двигатель вертолета, а панель управления мигала в темноте салона. Внизу, подобно бликам на воде, скользили огни больших и маленьких городов. «Скоро и они погаснут», — без особых эмоций заметил про себя Риарден. Не выпуская из рук штурвала, Франсиско проследил за его взглядом и мягко улыбнулся, словно угадал его мысли. «Клянусь своей жизнью и любовью к ней, что никогда не буду жить для кого-то другого и не попрошу кого-то другого жить для меня». «Клянусь», — одними губами прошептал Риарден, когда перед ним, как море, разверзлось необъятное пространство долины. А затем они долго поднимались в гору, пока им не предстала скромная бревенчатая хижина. Риарден было решил, что это какой-то перевалочный пункт, но никак не прибежище медного магната. Но над дверью дома слабо развивался на ветру серебряный герб Себастьяна Д’Анконии, так что все сомнения разом отпали. — Располагайся, — ужасно гордый собой Франсиско обвел руками гостиную, а затем кивнул в сторону лестницы. — На втором этаже есть небольшая гостевая спальня. Белье я перестелил. И освободил место в шкафу для твоих вещей. — Спасибо, конечно, но… — У нас нет гостиниц, — невозмутимо продолжал Франсиско, — потому что туризм немного не по нашей части, как ты сам понимаешь. Естественно, ты можешь снять дом в ближайшее время. Или же построить его своими руками. — Хорошо. — Оставайся у меня столько, сколько захочешь. Но есть одно условие: пятьдесят центов в день за жилье. Риарден неловко рассмеялся, не до конца понимая, шутит Франсиско или нет. Как оказалось, не шутит. Так он усвоил первое и главное правило долины: ничего здесь не делается бесплатно. Так и вышло, что они стали жить бок о бок. Франсиско, который был таким далеким, неуловимым и изменчивым во внешнем мире, отныне стал приятным постоянством в его новой жизни в Атлантиде. Золота на счету Риардена хватило бы, чтобы сразу же приступить к строительству завода и налаживанию производства риарден-металла. При таком раскладе от литейного завода Стоктона через полгода не осталось бы и следа. Никто не говорил этого вслух, но именно такой последовательности событий все ожидали. Да и сам Риарден твердо намеревался следовать этому плану, пока шутка Лоренса Хэммонда не пошатнула его уверенность. — Не хотите ли поработать у нас пекарем, мистер Риарден? — весело спросил Лоренс Хэммонд, когда Франсиско представил их друг другу на следующий день. — Моих знаний точно не хватит для этой ответственной должности, — абсолютно серьезно ответил Риарден. — Не переживайте. Дуайт Сандерс тоже никогда не занимался разведением свиней, а теперь поставляет лучшие колбасные изделия. А судья Наррангасетт ничего не смыслил в курах, но, как видите, все яйца и масло на прилавках моего магазина завозятся с его фермы. — Что же, раз так… — Вы еще увидите, как организовано все в долине. Здесь у каждого есть шанс заниматься тем, что ему по душе. Но, забегая вперед, я хотел бы сказать вам, что с нетерпением жду поступления на рынок риарден-металла. Даже в продовольственном секторе ему найдется применение, ну и ко всему прочему… — Я согласен! — Что, простите? — переспросил Лоренс Хэммонд. — Наняться к вам пекарем. — О. — Хэнк?.. — вопросительно произнес Франсиско. Однако, лишь взглянув на Риардена, прищелкнул языком. — По сути, выпекать хлеб — это то же самое, что отправлять в мартеновскую печь каменную руду. — Именно. — Риарден чувствовал себя мальчишкой, которому удалась задуманная шалость. В том мире, мире варваров и грабителей, он шел на поводу у чужих ожиданий и позволял диктовать ему условия. У него всегда найдется время и хватит таланта производить риарден-металл, а вот попробовать себя в чем-то совершенно ему несвойственном — такое возможно только в Атлантиде. Здесь не могло быть никаких рамок и ограничений. Любой честный труд был в почете и достойно вознаграждался. — Это замечательно, мистер Риарден! Я скажу Уильяму, чтобы завтра же ввел вас в курс дела! — Красное сухое, пятнадцатилетней выдержки. Аргентина. Попробуй, — Франсиско протянул ему наполненный бокал, блеснувший своим круглым боком в свете лампы. Риарден не разбирался в винах — в отличие от виски, — но на утонченный вкус Франсиско привык полагаться. Тот мог подолгу перед ужином стоять и разглядывать свою винную полку, водя пальцем по этикеткам и что-то бормоча себе под нос, словно археолог, который обнаружил бесценную историческую реликвию и теперь пытался расшифровать послание на незнакомом ему языке. Готовили поочередно. Правда, ни у Франсиско, ни у Риардена с этим делом не ладилось, потому что во внешнем мире у обоих никогда не было времени обременять себя бытом. Поэтому, когда они не ужинали в кафе у Кэй Ладлоу, все сводилось к простым и легким трапезам, вроде отварной картошки, запеченных в духовке овощей или сэндвичей с беконом и сыром. Для Риардена стало поразительным открытием, что Франсиско Д’Анкония, так талантливо обращающийся с любым холодным оружием, нередко резался ножом. На это из кухни доносились приглушенные чертыхания на всех пяти языках, которые тот знал. Если даже ужин и обходился без производственных травм, то Франсиско умудрялся переваривать рис и спагетти. А вода для яиц выплескивалась и сердито шипела на поверхности плиты. У Риардена дела обстояли не лучше: он сверялся с рецептом на каждом шагу, старался нарезать овощи ровно до миллиметра, дотошно контролировал точную температуру в духовке… Казалось, малейшее отклонение от рецепта сулит провальный ужин. В общем, готовка затягивалась дольше положенного, так что в какой-то момент Франсиско заходил на кухню и, сочувственно улыбаясь, предлагал поесть консервированный суп. Но зато вино к супу было пятнадцатилетней выдержки. Их выручила жена одного литейного монтера. Она сказала, что за пять долларов в неделю будет поддерживать чистоту и готовить в их отсутствие. — Хэнк, могу ли я спросить твое мнение? — Разумеется. Но я не обещаю, что оно будет компетентным. — Что ты думаешь об этом транзисторе? — зашелестели чертежи и Франсиско, работавший как обычно на полу, протянул ему один из листов. — Он выглядит… высоконадежным, — после недолгой паузы констатировал Риарден. Его взгляд автоматические сканировал и другие детали печи, такие как водоохлаждаемые кабеля, конденсаторная батарея и плавильный узел. — Какова будет по твоим расчетам масса загрузки стали? — В данной комплектации — двадцать пять килограмм. — Этого мало. — Для кого? — Для меня, — Франсиско усмехнулся и сел по-турецки, а Риарден продолжил: — Получается, масса загрузки плавильного узла медью примерно в четыре раза больше. — Верно. — Для твоего нынешнего объема производства это оптимально. Какова номинальная мощность печи? — Двести пятьдесят киловатт. Но я работаю над тем, чтобы поднять ее до трехсот восьмидесяти. — Многообещающе. К сожалению, я не силен по части технической разработки плавилен, но я бы скупил у тебя первую партию. — Договорились, — легко рассмеялся Франсиско и забрал свой чертеж обратно. На секунду их пальцы соприкоснулись. Риарден не смог бы описать словами, как сильно наслаждается такими их вечерами в тепле и уюте потрескивающего камина. Ему льстило, что Франсиско спрашивал его совета или мнения по любому вопросу. Наконец ему посчастливилось встретить делового партнера, друга и вдохновителя в одном лице. Да еще и в каком! Риарден мог с легкостью признать, что любуется Франсиско, чьи черты лица, казалось, соответствовали пропорциям золотого сечения, а тело было подобно древнегреческой статуе. В картине, которую Риарден отныне часто наблюдал, для него все еще крылось что-то невозможное — Франсиско, одетый в пижаму из черного шелка, сидит на полу в свете пламени и усердно делает наброски на чертежной бумаге. Каждое его движение, даже самое простое и автоматизированное, было исполнено врожденным изяществом. Но на эту идиллию наслаивались отчаяние и тревога, которые все еще терзали Риардена после того, как в квартире Дагни он оскорбил Франсиско и отвесил ему пощечину. Тот бесследно исчез, и Риарден до последнего был уверен, что ему никогда не заслужить его прощение. — Мне пора, — сказал Риарден. Мысли вели его опасной тропой, и лучшим решением всегда было отправиться спать. — Уже? — Франсиско вскинул голову, так что прядь волос упала ему на лоб. — Одиннадцать часов. Мне нужно быть в пекарне к пяти. — Ох, да. Если бы пекарем работал я, то долина бы точно осталась без хлеба. — Не выдумывай. Ты отнесся бы к этой работе так же ответственно, как и к любой другой. — Твоя вера в меня поразительна, — заметил Франсиско. — Увидимся завтра. В ту ночь ему снилось, как он отводит прядь волос с лица Франсиско, и отчего-то это доставляет ему непонятное удовольствие. А потом они долго идут вдоль какой-то реки, и Франсиско кидает в нее мелкие камни. Ужины у Маллигана могли быть деловыми — тогда они сидели в прокуренной сигарами гостиной и, попивая виски, обсуждали дальнейший путь долины, — или пышными. В последнем случае все появлялись в своих лучших костюмах и платьях, подавалось меню из пяти блюд, из проигрывателя доносилась, потрескивая, музыка Ричарда Халлея, а дом оглушали залпы смеха. В Нью-Йорке Риарден ненавидел подобные сборища: они были праздной природы и поэтому воспринимались им как нечто назойливое, отвлекающее его от работы. Но здесь, среди таких же людей дела, как и он сам, он чувствовал себя в своей тарелке — они потрудились на славу и заслужили небольшой перерыв. Никто не говорил намеками или неопределенными фразами, только — по фактам. И не было ничего естественнее, чем перечислять свои достижения последних месяцев и получать за них благодарность. Франсиско был одет с иголочки — серый костюм, белая рубашка, идеально сидящий галстук. Перед выходом из дома Риарден слышал, как Франсиско, набриваясь и укладывая волосы в ванной, весело подпевал себе под нос что-то по-испански. Риарден стоял в кругу Дика Макнамары, Кена Данаггера, Хью Экстона и Франсиско. Беседа шла непринужденно, они пили джин со льдом и обменивались свежими новостями. Когда Франсиско неожиданно замолк на середине предложения, а взгляд его остановился на двери, Риарден, даже не поворачиваясь, знал, что это означает: Дагни. Сам он набрал в грудь побольше воздуха и тоже обернулся, обнаружив при этом приятную легкость в голове от выпитого. Джон Голт держал Дагни под руку. Выглядели они как пара из какого-то звездного фильма: атласное платье струилось вниз по ее телу, обнажая правую ногу до бедра, на губах играла легкая улыбка, а руки кокетливо держали маленькую сумочку; Голт был одет в ничем не примечательный темно-синий костюм, однако же именно эта простота, лишенная вычурности, в купе с прямой осанкой, ясным взглядом и уверенностью, с какой он переступил порог этой комнаты, завораживали. Кивая гостям, пара медленно приближалась к их группе. — Привет, Чушка! — весело воскликнул Франсиско. — Привет, Фриско. Они обнялись. — Здравствуй, Хэнк, — поприветствовала его Дагни. Риарден отсалютовал ей бокалом. В такие моменты ему казалось, что их близости с Дагни никогда не было. Он все выдумал перед безжалостным лицом одиночества и непониманием со стороны близких. Дагни с самого начала была с Джоном, ведь они созданы друг для друга. Между всеми ними существовала крепкая, но незримая нить, и у каждого из них была своя история: у него с Дагни, у Дагни с Франсиско… Это являло собой непреложный факт, который оставалось только принять, но сейчас Риардена выбила из колеи даже такая мелочь, как шутливые прозвища Дагни и Франсиско. Он никогда не знал, что они называли друг друга как-то по-особенному. Риарден запрещал себе думать о том, насколько крепка и глубока была их связь. С одной стороны, это было так давно, но с другой, должен же был остаться след, и эти прозвища являлись тому свидетельством. О чем же еще он не знал? В ночь, когда Риарден обнаружил мнимого соперника в квартире Дагни, внутри него словно разорвался снаряд, и осколками от этого взрыва он ранил Франсиско. «Ты хуже мародеров, потому что совершаешь предательство, полностью отдавая себе отчет в том, что именно ты предаешь. Я не знаю, какая из форм морального разложения движет тобой, но хочу, чтобы ты усвоил: есть вещи вне твоей власти, они выше твоей алчности и жестокости.» По прошествии времени он догадался, что дело было вовсе не в Дагни. И, конечно же, не в ушедшей на дно меди. Риарден часто мысленно возвращался к той сцене и, прокручивая все, что они тогда наговорили друг другу, с досадой обнаруживал, что вопросов становилось только больше. — Как тебе нравится твоя работа пекарем? — с неподдельным интересом спросила Дагни, вырывая его из задумчивости. — Последнюю неделю хлеб стал особенно вкусным. Пальчики оближешь! — У меня появился свой секретный ингредиент, — подыграл Риарден. — Вчера я встретил Уильяма, и он сказал, что такого смышленого помощника, как ты, у него еще не было. — Никто и не сомневался в Хэнке, — сказал Франсиско и отхлебнул джин из стакана с таким видом, словно только что провозгласил тост. — Давайте без этого?! — взмолился Кен Даннагер. — Сейчас сюда прибежит Эндрю. Он все еще не смирился с тем, что Хэнк в первый же день не возвел в долине «Риарден Стил». Вы бы видели, как он сокрушался. — … даже несмотря на то, что его самого это разорит, — усмехнулся Хью Экстон. — Ему лишь не терпелось поработать на Хэнка, — пожал плечами Франсиско. — И в этом я могу его понять. — Да хватит вам, — рассмеялся Риарден. — Печь хлеб не менее увлекательно, чем плавить металл. — Я тебе не верю, — возразила Дагни. — Тебе и не нужно. Достаточно того, что ты оценила хлеб по достоинству. Расскажи лучше, как продвигается строительство узколейки до рудника. Стоило им всем вместе вернуться в долину, как Франсиско сразу же нанял Дагни для того, чтобы та проложила железную дорогу от бурого склона холма, откуда шла добыча его меди, вниз к долине. — На прошлой неделе мы закончили вбивать в породу диагональные сваи. Началась закладка рельс. Франсиско не рассказывал?.. — между делом уточнила она. — Изначально я думала, что нам понадобятся как минимум три месяца, но уже сейчас вижу, что мы управимся раньше срока. Честно говоря, я уже даже и забыла, что работа может идти так легко и быстро. — Это естественно, когда ведешь дела с людьми, а не с мародерами, — сказал Голт и, кивнув самому себе, перевел взгляд на Риардена. — Хэнк, ты уже решил, куда съедешь от Франсиско? — Почему ты спрашиваешь? — Потому что услышал от Мидаса, что пара домов на окраине готовы к продаже. Можешь поговорить с ним сегодня, завтра посмотреть имеющиеся варианты, а послезавтра уже въехать. — Звучит неплохо. Благодарю за наводку. Прежде чем тема разговора перекинулась на поставки судьи Наррангасетта и Дуайта Сандерса и они принялись обсуждать, хватит ли всем новоприбывшим продовольствия, Риарден успел поймать на себе серьезный, немигающий взгляд Франсиско. До дома их подвез Квентин Дэниэлс — один из немногих, кто не пил на вечере. Они тепло попрощались, и договорились встретиться на ланч на ближайшей неделе. Франсиско привычно пропустил Риардена в дом первым. Стоило двери за ними захлопнуться, как он немедля задал вопрос: — Ты правда собираешься съехать, Хэнк? Риарден остановился посреди гостиной, первым делом расслабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Думаю, в этом есть смысл, — ответил он. — Но, честно признаться, Джон немного огорошил меня этим вопросом на ужине. — Я даже не знал, что ты подыскиваешь жилье. — Всякое гостеприимства должно рано или поздно заканчиваться. Я не хочу злоупотреблять твоим. — Ты платишь мне пятьдесят центов в день, — напомнил Франсиско и стал большими шагами мерить комнату. — Если быть откровенным, я совершенно не гостеприимный хозяин и никогда не делил не с кем кров. — Тогда мне вдвойне приятно, что для меня ты сделал исключение. — Просто, чтобы ты знал, это далеко не какая-то любезность с моей стороны. Я сделал это исходя из своих личных эгоистичных соображений, потому что я хочу видеть тебя в своем доме, — Франсиско резко повернулся на каблуках, как если бы собирался встретиться лицом к лицу с опасной стихией, и в упор посмотрел на Риардена. — Ты хочешь, чтобы я остался? — Да. «В качестве кого?» — почти сорвалось с языка Риардена. Это был тонкий лед, под который он сам боялся ненароком провалиться, поэтому, помолчав, он лишь сказал: — Хорошо. Франсиско не поменялся в лице, но из его тела разом ушло все напряжение. Его плечи расслабились, он стянул с себя пиджак, кинул его на спинку стула и опустился в кресло, закинув ногу на ногу. В этой позе он был воплощением элегантности. — Ты так легко согласился, — мрачно подытожил он. — Мне нравится жить с тобой, Франсиско, — признался Риарден и, налив в стакан воды, сел на диван. Теперь пришла его очередь задавать вопросы. — Откуда взялись ваши с Дагни прозвища? — А, это… Я назвал ее «чушка», потому что мне пришлось по душе это новое слово, которое я услышал во время какой-то поездки в таггертовском поезде. В ответ она укоротила мое имя. — Тогда понятно, почему Дагни не «слиток», — заметил Риарден. — Но вообще, твое полное имя и вправду длинновато. Сколько вам было, когда вы познакомились? — Мы были совсем детьми. По-моему, Дагни было восемь, а мне — десять. Несколько лет подряд мы проводили вместе все лето. — Когда же вы начали встречаться? — Почему тебя это интересует, Хэнк? — вопросом на вопрос ответил Франсиско. В его взгляде было не предостережение, мол, не смей, это чужая территория, а скорее тоска. Риарден знал почти наверняка, что Франсиско открыл бы ему все карты, стоило только попросить, но с тем же он отдал бы все на свете, чтобы этого не делать. — Потому что мы никогда не говорили об этом. — А нам нужно? — Почему ты так легко отказался от Дагни? Почему не боролся за нее? — Словно не слыша его, спросил Риарден. Он не понимал, кому делает больнее — себе или Франсиско. Им не обязательно обсуждать эту тему, они могут все забыть и делать вид, что Дагни всегда принадлежала Джону, но Риардену отчаянно хотелось сковырнуть эту подсохшую рану. Ему нужно было знать все до мельчайших подробностей, залезть Франсиско под кожу, убедиться, что их прошлое осталось в прошлом. Плюс ко всему, Риарден располагал ничтожными сведениями о человеке, с которым жил, в то время, как Франсиско был в курсе всех аспектов его жизни. — Я боролся за второй Ренессанс, и это заняло двенадцать лет. Уходя, я причинил Дагни боль, которую даже теперь ничем не искупить. Она не обязана была ждать меня. Полагаю, что я был бы даже разочарован, если бы она осталась верна мне вместо того, чтобы жить дальше и получать от жизни удовольствие, насколько это было возможно, — сухо сказал Франсиско, а затем подошел в камину, чтобы разжечь его. Когда поленья занялись, а комната наполнилась теплом, он спросил: — Ты действительно хочешь говорить о Дагни?.. — Не знаю. — Все это не имеет значения, потому что Дагни сделала свой выбор, и нам не остается ничего, кроме как порадоваться за нее. — Ты прав, — согласился Риарден. — Хороший все же сегодня был вечер. Они беседовали еще час. Риарден рассказывал о тонкостях приготовления дрожжевого хлеба, а Франсиско внимательно его слушал, параллельно перекатывая на ладони стеклянные шарики из игры «Марблс». Иной раз он крутил в руках карандаш или собирал «Кубик-Рубик». Спокойно сидеть Франсиско просто не умел. Затем они рассуждали, как автоматизировать производство и одновременно разнообразить ассортимент в пекарне. Также перед ними вставал вопрос, будет ли на это спрос. — Не хочешь подняться на мой рудник, как погода наладится? — спросил Франсиско перед тем, как они собрались расходиться. — С появлением узколейки там много что изменилось. — Еще спрашиваешь! — Отлично. Мне безумно интересно, что ты скажешь, — обрадовался Франсиско и, взяв пиджак со спинки стула, направился на второй этаж. Хэнк последовал за ним. На лестнице, идя позади Франсиско, он заметил серебристую конфетти, зацепившуюся за его воротник. — Что же, доброй ночи, — попрощался Франсиско перед дверью своей спальни. — Постой… Франсиско замер с решительностью человека, готового прыгнуть в бездну. Голубые глаза пронизывали Риардена насквозь, но как будто не видели самого главного. И Риарден, у которого сперло дыхание, понятия не имел, что с этим делать. И как же он надеялся, что Франсиско поможет ему облечь в слова те чувства, что подтачивали его изнутри. Но ничего не произошло. — У тебя вот здесь конфетти, — Риарден смахнул ее рукой. — Наверное, осталась после ужина. — Да, — Франсиско с болезненной внимательностью всматривался в его лицо, как будто искал там какие-то знаки или хотя бы намеки на то, что оба пока не в силах были произнести вслух. — Спасибо. — Спокойной ночи, — поспешил сказать Риарден, чувствуя себя самым большим дураком на свете. Кажется, Франсиско так и остался стоять перед своей спальней, потому что, капитулировав, Риарден так и не услышал, как захлопнулась его дверь. Последующие дни они не виделись. Франсиско задерживался на руднике или встречался с Джоном и Рагнаром. Риарден по вечерам работал у себя в комнате, проектируя «Риарден Стил» в долине. До финального результата оставались буквально несколько штрихов. В пекарне была тестомесильная машина, но Риардену ничего не доставляло такого наслаждения, как, засучив рукава, раскатывать и растягивать мягкое ароматное тесто самому. То, что с тестом нужно обращаться особенно бережно, почти как с младенцем, он понял сразу. Уильям однажды сказал ему, что тесто не любит шум и спешки. Может, в шутку? Но с тех пор Риарден старался действовать медленно и — самое главное — молча. Пока тесто, расфасованное по формам, бродило в расстоечном шкафу, Риарден расхаживал по периметру кухни. Франсиско был прав, говоря, что выпекание хлеба похоже на изготовление металла. Однако изготовление металла всегда было без преувеличения смыслом его жизни, поэтому спустя пару недель, послужившие ему передышкой, он готов был приступить к тому, с чем когда-то начинал. Это было логичным и важным решением, которым он решил тут же поделиться с Франсиско, как в параллельной реальности поделился бы подобной новостью со своей семьей. Перед тем, как отправиться домой, Риарден прихватил буханку свежеиспеченного хлеба с подрумяненной корочкой — наглядный пример производительного труда. Обычно Франсиско предупреждал его, если собирался задержаться или не знал, во сколько освободится. Если он ничего не говорил, то появлялся дома около восьми вечера. Риарден же рано уходил и довольно рано возвращался. Недавно миссис Бурбанк — жена линейного монтера на заводе Дика Макнамары — одолжила ему книгу с простыми рецептами, поэтому, вдохновившись тем, что автор во введении обещал вкуснейшие шедевры из самых доступных ингредиентов, Риарден добровольно взялся за приготовление ужина. Фотография картофельной запеканки с баклажанами и тертым сыром выглядела безобидно — с ней-то и ребенок справится. Запеканка выиграла у него один ноль. Дома закончился лук. А может, его никогда и не было. До прихода Франсиско оставалось около получаса, и Риарден посчитал, что успеет съездить в магазин Хэммонда и обратно, если возьмет машину. Точно так же, как изготовление стали являлось сложным физико-химическим процессом, так и готовка требовала соблюдения пропорций и добавления всех ингредиентов согласно рецепту. Риарден вышел из универмага и, чтобы срезать путь, пошел мимо кафе Кэй Ладлоу. На одном из столиков, выставленных наружу, на ветру шелестела страницами газета. Риарден и сам не понял, как выхватил из калейдоскопа букв и картинок, именно то, что предназначалось именно ему. На второй полосе большим заголовком красовался приговор его главному детищу: «Стальной век подошел к концу». На фотографии виднелись руины его завода и расколотое надвое панно «Риарден Стил». Когда-то работающие во всю печи выглядели бесформенной грудой металлолома. В очень плохо написанной статье говорилось, что Хэнк Риарден пропал без вести около месяца назад и что с тех пор заводом заведовал Пол Ларкин. Риарден почувствовал, что читает слова — банкротство, национализация, рынок акционеров, дезорганизация, — но не понимает и сотой доли их смысла. Подняв глаза от газеты, он посмотрел сквозь стекло на Кэй Ладлоу, стоявшую за барной стойкой рядом с кофемашиной. Она его не заметила. Перед внутренним взором отчетливо вырисовывался его кабинет, в котором он провел так много времени, и сам завод. Завод, который он выстрадал и выстроил вопреки мародерам, вставляющим палки в колеса, вопреки чудовищным директивам и необъятному чувству вины, которое ему навязывали со всех сторон. Риарден знал, что завод рано или поздно разнесут, но предпочел бы этого не знать. Голт же считал иначе: такими новостями принято было добивать каждого жителя долины. Они сами должны были заколотить гвозди в крышку собственного гроба — иначе сказать, прошлого. Поддержкой служило то, что через это прошли все: Ричард Халлей знал, когда и где в последний раз исполнили его четвертый концерт, Дуайта Сандерса учтиво уведомили, когда «Юнайтед Локомотив» потерпел крах, а Дик Макнамара следил за каждым поездом, сошедшим с плохо уложенных рельсов… Взгляд Риардена скользнул от Кэд Ладлоу к другой симпатичной девушке. Эта была рыбачка, которая ловила в горной реке рыбу. Она улыбалась и что-то увлеченно рассказывала своему спутнику — мужчине, одетому в темно-синий кардиган и черные брюки. Пальцы его складывали оригами из салфетки… Франсиско! Риарден сидел у себя в комнате и курил, когда услышал, как внизу хлопнула входная дверь. Запеканка остывала в выключенной духовке. К слову, без лука. На рабочем столе лежал договор купли-продажи земельного участка в размере ста гектаров. — Хэнк, — раздался голос на втором этаже где-то совсем рядом с его комнатой. На целую долю секунды Риардена обуяло желание не отзываться, притаиться и посмотреть, что же будет дальше. Однако здравый смысл взял вверх и он нехотя открыл дверь. Франсиско стоял посреди коридора, держа в руках кардиган. — Привет! Ты уже ужинал? — совершенно беззаботно спросил он. — Нет. — Не составишь мне компанию? Там вроде что-то в духовке. Пахнет невероятно! — Это запеканка. — Потрясающе! — без преувеличения воскликнул Франсиско и, приоткрыв дверь своей комнаты, с порога кинул кардиган куда-то в ее глубь. — Дашь мне пять минут? Я хочу принять душ. — Хорошо. Я пока нарежу хлеб. Франсиско, что-то напевая на испанском, скрылся в ванной, а Риарден так и остался стоять на месте. По сути ничего не произошло. По крайней мере ничего, о чем бы Риарден не знал. Естественно, он был в курсе, что его заводу во внешнем мире конец. И так же он совершенно ясно осознавал, что у Франсиско рано или поздно отболит все связанное с Дагни, и он пойдет дальше. Однако эти два события сегодняшнего дня встали у Риардена костью в горле. Когда Франсиско спустился вниз, Риарден только достал и положил буханку хлеба на разделочную доску. — Можно поинтересоваться?.. — О чем? — Тебя что-то задержало? — Риарден приложил все усилия, чтобы голос его прозвучал легко, а в тоне не было и доли упрека, но, похоже, провалился по всем фронтам. — Я ждал тебя еще час назад. — Были дела. Прости, что не предупредил. — Я видел тебя с рыбачкой недалеко от продовольственного рынка. Лицо Франсиско осталось бесстрастным, но за проведенное вместе время в долине они сблизились настолько, что Риарден научился читать сквозь строк. И сейчас он отчетливо видел, что Франсиско колеблется. Значит, поймали с поличным. Риарден проклял себя за то, что посмел надеяться, что образ жизни Франсиско, который тот вел во внешнем мире, чтобы сбить всех с толку, никак не отразится на нем. Конечно, Франсиско волен делать что хочет и встречаться с кем хочет, тем более между ним и Дагни все кончено, но… Отчего-то Риарден чувствовал себя преданным. — Ее зовут Барбара. — Что же. Я видел тебя с Барбарой. Приятная девушка. К сожалению, мне пока не довелось с ней познакомиться, — каждое его слово было фальшиво от начала и до конца. — Почту за честь представить вас друг другу, — серьезно сказал Франсиско, как будто не уловил иронию. — Думаю, это будет лишним. — Хэнк, ты в порядке? — Что ты имеешь в виду?.. Разумеется, в порядке. — Если бы я не знал тебя, то решил бы, что эта сцена ревности, — Франсиско странно улыбнулся. — В твоей жизни их, вероятно, было очень много. — Что поделать? Издержки работы под прикрытием плейбоя. — Ладно. Давай поужинаем, а потом я хочу еще поработать, — Риарден бодро взял в руку нож, изображая энтузиазм. На самом деле его, как ржавчину, разъедало гадкое чувство, которое он никак не мог охарактеризовать. И присутствие Франсиско никак не помогало от него избавиться. Более того, Франсиско был в нем повинен. — С Барбарой нас познакомил Джон несколько недель назад, — начал Франсиско, хотя Риарден даже не спрашивал его о деталях. — Она захотела встретиться со мной, потому что слышала, что на руднике нехватка людей. Выспрашивала, может ли она нам помочь. Ее отец работал на карьерном эскалаторе. Сказала, что помимо рыбалки может отлично управляться с машинами. — Дашь ей шанс? — Пока не знаю. — Ко всему, что касалось работы, Франсиско относился очень добросовестно и никогда не принимал необдуманных решений. — Но это сейчас неважно. Знаешь, о чем я думаю? — Удиви меня. — Я никогда не размышлял о ревности как таковой. — Франсиско, — предупреждающе начал Риарден. — Нет, постой. Мне просто любопытно порассуждать. Если спросишь меня, ревновал ли я когда-нибудь, то, наверное совру, если скажу нет. Но что же кроется в природе этого чувства, у которого явная негативная коннотация? — Что? — Риарден замер над распахнутой духовкой. — Жадность. Они сели за стол, Франсиско открыл бутылку белого вина и разлил его в два натертых до блеска бокала. Риарден мог поклясться, что запеканка получилась отменной — не зря же он с такой безукоризненностью соблюдал рецепт, — но аппетит у него пропал. Франсиско же пришел в восторг от блюда, сделал комплимент его готовке и теперь ел с большим удовольствием, то и дело прерываясь на свой монолог: — Мы лелеем иллюзию о том, что какой бы то ни было человек может принадлежать нам «по праву». Суть ревности эгоистична. Казалось бы, куда нам, забастовщикам, рассуждать об эгоизме, ведь мы тоже эгоистично удалились от дел и скрылись от внешнего мира? Однако я бы сказал, что тут подразумевается эгоизм иного рода. Ревнующий считает другого человека своей собственностью, так же как мародеры, вроде Оррена Бойля или доктора Флойда Ферриса, считали твой талант и твое производство — общественным достоянием. Они не приемлют свободной торговли, так же как ревность не приемлет свободы другого человека. — Согласен. — Ревность контрпродуктивна. Она лишь забирает — энергию, доверие и ресурсы — в то время как любовь, служащая вознаграждением, дает. Но не задаром. Любовь — такой же обмен, и здесь действует известное всем нам правило: чем больше мы даём — тем больше получаем. По окнам резко забарабанил дождь, и они оба как по команде обернулись. Риарден погрузился в воспоминания о том, как пылко ревновал Дагни ко всем мужчинам, которые ее окружали. Но в противовес этому, чувство, которое сдавило тисками все его внутренности, когда он увидел Франсиско с рыбач-… с Барбарой — было ядом. И этот яд отравлял его уже давно. С той самой секунды, как у себя на заводе он спас жизнь Франсиско, удержав того от падения в раскаленный металл. Завод. Это должен был быть хороший вечер, а вместо этого он злится сам на себя непонятно за что. Риарден встал и пошел к кухонному шкафу, чтобы порезать еще хлеба. Франсиско направился к холодильнику, чтобы извлечь бутылку вина. Неожиданно для себя Риарден вообразил, как ему приходиться спешно съезжать, пока Франсиско точно так же будет ужинать в этом доме, на этой кухне, но уже с кем-то другим. Нож соскользнул и угодил по левому пальцу. — Вот черт. — Что случилось? — Франсиско оказался рядом с ним в ту же секунду. — Ерунда, — капля крови выросла куполом над кожей. — Здесь где-то была аптечка. Покажи, — Франсиско взглянул на рану и, удостоверившись, что ничего страшного не произошло, хмыкнул. Риареден помыл руку, взял пластырь и умело обернул его вокруг пальца. — Я думал, у нас принято, что ножами режусь только я. — Бывают и исключения. — Несомненно. Проверь логические предпосылки, — Франциско оперся рукой о кухонную тумбу, тем самым закрыв Риардену путь к отступлению. Как бы крепко они не были связаны эмоционально, физически они еще никогда не находились так близко. Сознание зацепилось за одну единственную мысль, представшую соломинкой в огромной океане — Риарден может это все прекратить. В его силах сделать шаг назад, отвести взгляд или, вежливо кашлянув, ретироваться в свою комнату. Но он уже поступал так и всегда, черт возьми, всегда оставался в дураках. Он не представлял, что может произойти сверх того, что уже произошло, и с тем же сгорал от нетерпения это выяснить. Пружина не могла сжаться еще туже — ее можно было только отпустить. Франсиско был на несколько сантиметров выше него. От Франсиско пахло вином. У Франсиско высоко вздымалась грудная клетка, как будто он только что пробежал Нью-Йорский марафон. Дождь принялся лупить по окнам с удвоенной силой. — Хэнк, — на выдохе произнес Франсиско, пока между их лицами оставались считанные сантиметры. В голове у Риардена прибоем стучала кровь. — Ты ведь знаешь, что сейчас произойдет?.. — Помимо очевидного?.. — Имей в виду, что можешь оттолкнуть меня, потому чт… — … только если так, — Риарден одним рывком сократил расстояние между ними до критичного минимума, а затем толкнул Франсиско к стене. Тот задохнулся от неожиданности и глухо ударился головой. Последнее, что видел Риарден прежде, чем дать волю спутавшимся в клубок чувствам, была торжествующая улыбка Франсиско. А в следующую секунду они уже целовались. Все, с кем Риардену довелось разделить физическую близость, не шли ни в какое сравнение с Франсиско Д’Анконией. В этой новой плоскости их общения не было нежности, трепета или таинства, лишь бескомпромиссная борьба. Все или ничего. И это было так честно. Риарден скользнул рукой по предплечью Франсиско, ощущая под тканью напряженные мышцы, затем сжал густые волосы в кулак и, слегка отведя его голову вправо, припал к шее. Под губами билась сонная артерия. Франсиско отрывисто дышал носом, пока его рот был плотно сжат, словно он боялся слов или признаний, которые могли из него вырваться. Казалось, он полностью отдался на волю происходящему и не собирался перенимать инициативу, но Риарден ошибся — стоило ему остановиться на короткий миг, чтобы привести мысли хоть в какое-то подобие порядка, как Франсиско взял его за оба плеча и с силой отодвинул от себя. Приструнил. Усмирил. Они смотрели друг на друга, и Риарден понимал, что это мгновение неким образом связалось воедино с тем мгновением, когда он впервые увидел Франсиско. Тогда — жалкого плейбоя и бездельника, пускающего деньги на ветер, и сейчас — невероятной красоты мужчину, уверенного в своем выборе и готового принять любой вызов. Таким хотелось обладать целиком и полностью. — Ты всегда так торопишься? — спросил Франсиско тоном, от которого у Риардена по коже пошли мурашки предвкушения. — Что?.. — Пойдем на диван. Позволь мне… — первым делом Франсиско помог ему избавиться от рубашки. Движения его не были ни аккуратными, ни заботливыми. Шею обожгло поцелуем, а затем голову Риардена заключили в тиски двумя руками и наградили взглядом, в котором черным по белому читалось вожделение. Убедившись, что добыче не вырваться, Франсиско яростно набросился на нее. Интересно, кто из них хотел этого больше? Риардену ничего не оставалось, как подчиниться, послушно развести ноги, откинуться головой на спинку дивана и не забывать дышать. Франсиско гладил ладонями его живот, бедра и грудь. Это было совсем не так, как с женщинами, и одна эта мысль прошивала Риардена током до мозга костей. Где-то на краю сознания он слышал, как кто-то стонет, и лишь запоздало понял, что этим кем-то был он сам. Сначала Франсиско хотел отказаться от ответной услуги, но Риарден жестко схватил его за запястья, заставил лечь рядом с собой на диван, расстегнул ремень и потянул вниз язычок ширинки. Еще он не удержался от того, чтобы не надавить на щеки Франсиско, заставляя того открыть рот, наполненный длинными вздохами. Сразу после того, как мир на несколько секунд сузился до размеров упоительного удовольствия, на них обрушилась блаженная тишина. Риарден встал, чтобы взять сигареты. По дороге накинул халат. Где-то глубоко внутри себя Риарден ощущал зачатки паники, но с тем же и глупое облегчение: все произошло так, как должно было. Почти новая пачка со знаком доллара лежала на столе — только вчера ее дал ему Мидас Маллиган. Знал ли он, при каких обстоятельствах Риарден выкурит свою первую из нее сигарету? Щелчок зажигалки показался оглушительным. Франсиско едва заметно поморщил нос и открыл глаза. В отличие от Риардена он продолжал лежать на диване, широко раскинув руки и совершенно не стесняясь своей наготы. — Можно и мне? — спросил Франсиско. — Не знал, что ты куришь, — Риарден протянул ему открытую пачку и спросил: — Часто это ты?.. . — Только после секса. — Значит, ты не заядлый курильщик. Франсиско издал добродушный смешок и подкурил — губы его мягко сомкнулись вокруг сигареты, щеки впали, а кожа обтянула острые скулы. Дым тонкой струйкой устремился к потолку. Риарден замер, запечатляя этот великолепный кадр курящего Франсиско на сетчатке глаза. — У тебя уже был опыт с… ? — Ты решил, что если я не спал с женщинами, то спал с мужчинами? — спросил Франсиско, но прежде, чем Риарден успел что-то возразить, добавил: — Нет. Пока я не встретил тебя, я даже не думал о таком. — А когда начал? — Не знаю, — пожал плечами Франсиско. — Могу задать тебе тот же вопрос. — Подобные мысли сопровождали меня последние месяцы. Еще с Нью-Йорка. Когда я искал тебя, хотя не имел на это права, когда не спал, думая о том, как поступил с тобой, когда разговаривал о тебе с Дагни… Я знал, что даже если мы с тобой встретимся и объяснимся, на что я не смел надеяться, мне отныне будет этого мало. — Вы говорили обо мне с Дагни? — Да. Она уверяла меня, что несмотря ни на что, ты все еще являешься моим другом. — Дагни часто говорит правильные вещи. — Прости, что ударил тебя тогда, — Риарден вытянул свободную от сигареты руку, коснулся правой щеки Франсиско и погладил большим пальцем тонкую кожицу под глазом. Это вышло легко и ощущалось правильнее большинства вещей, которые ему приходилось делать в своей жизни. — Хэнк, — горько прошептал Франсиско и слегка подался корпусом вперед, — прекрати изводить себя и выбрось этот инцидент из головы. Тогда ты ударил меня не просто так. У тебя были для этого веские причины. Я обманул твое доверие. — Это не так. — В том отрезке времени ты не знал всей правды. Ты руководился фактами, которые имел на руках. — Может, ты и прав. Докуривали они молча. За окном бушевал ветер, а деревья гнулись в разные стороны, как в неком танце. При первой их встрече — на годовщине его свадьбы с Лилиан — Франсиско поблагодарил его за то, что Риарден укрыл его от бури. Теперь же пришел черед Риардена. — Спасибо, что позволил мне жить у тебя. Мне еще никогда не было так спокойно. Франсиско, не ожидавший такого признания, удивленно вскинул одну бровь, а затем сказал: — А мне радостно, — и улыбнулся. В один из следующих вечеров, когда Франсиско, Рагнар и Джон отправились на встречу с доктором Экстоном, Дагни пригласила Риардена на ужин. Живя с Голтом, она усовершенствовала свои кулинарные навыки. Когда-то они с ней вдвоем сидели в шикарном ресторане отеля «Уэйн-Фолкленд», а сейчас Риарден сидел за столом, уставленным самыми разными закусками и блюдами, которые приготовила сама Дагни. Кто бы мог подумать?.. — За нас, — провозгласила тост Дагни и несильно ударила бокал Риардена своим. — Угощайся! — Как продвигаются дела с прокладкой рельсов? — Гладко. Думаю, ты уже знаешь, что Маллиган дал добро на строительство дороги по периметру долины. Но, вынуждена поставить тебя в известность, что обычные рельсы не идут ни в какое сравнение с рельсами из риарден-металла. — Ну, в этом у меня не было сомнений. — Поэтому более насущный вопрос: как обстоят дела с заводом? — Я выкупил землю на северо-западе долины и приступаю к строительству. — Хэнк, — воскликнула Дагни, отложив вилку, — это же отличные новости! И ты молчал. Прими мои поздравления! Ты даже не представляешь, как я счастлива это слышать. Это надо непременно отпраздновать! — И ты туда же, — покачал головой Риарден. — Франсиско тоже горел этой идеей. — И правильно! После твоей недолгой, но головокружительной карьеры пекарем ты возвращаешься к истокам. Не знаю, захочет ли Франсиско перекладывать свою узкоколейку по новой риарден-металлом, но я всеми руками и ногами за. Когда ты планируешь ввести его в эксплуатацию? — По моим прогнозам через несколько месяцев. Строительство начнется на следующей неделе. Объем производства будет небольшой, но это станет началом. — Ты не собираешься съезжать от Франсиско? — Риарден почувствовал деланное безразличие в ее тоне, и это открыло ему то, как важно ей было узнать правду. — Нет, — твердо ответил он и устремил на нее доверительный взгляд, словно остальное можно было понять и без слов. Дагни поняла. — Я очень рада, что… что так вышло… Но если возвращаться к заводу, то сейчас остро встает вопрос, кто будет его строить. На данный момент в долине нет безработных, как и нет какого-то притока рабочей силы извне. — Я думаю, что смогу уступить тебе на определенный срок одного или двух желающих, которые работают на «Таггерт Трансконтинентал». — Франсиско сказал то же самое, но это не служит долгосрочным решением проблемы. — Не служит. — Я все чаще думаю о тех, кто не заслужил этого, но кто остался во внешнем мире. — Эдди Уиллерс? — Например. А еще Гвен Айвз и… — Гвен точно не помогла бы тебе возвести завод. — Нет, не помогла бы, — подтвердил Риарден, задумчиво смотря куда-то мимо Дагни. — Но она бы ответственно выполняла свои обязанности и облегчила бы мою работу. — Как и Эдди Уиллерс. — Концепт долины Голта не безупречен. — Никто этого и не утверждал, — холодно ответила Дагни. Риарден давно заметил, что как только речь заходила о Голте, она совершенно теряла способность оставаться беспристрастной. — В связи с этим мы все надеемся, что забастовка закончится как можно скорее. — Это было бы прекрасно. С другой стороны, такие люди, как Эдди и Гвен — надежные помощники — всегда найдут себе работу. Вот только мне больно думать, что сейчас они трудятся на паразитов. — Это цена, которую нам приходится платить. Тем более паразитам остаются считанные дни. — Еще немного, и ты начнешь разговаривать точь в точь, как Джон, — заметил Риарден. Дагни не восприняла это в штыки и неопределенно кивнула. Через несколько дней они отправились к руднику «Д’Анкония Коппер № 1». Франсиско сиял как начищенный пятак. Казалось даже, что помолодел на несколько лет. Погода выдалась ясная: из-за горы в долину — один за другим — проскальзывали солнечные лучи. Тень сдавала свои позиции и съеживалась по углам. Им пришлось взбираться по крутой тропе, несколько раз пропуская вниз мулов. Животные мотали головами, отгоняли хвостами мух и фыркали. Чем выше они поднимались, тем холоднее становился воздух и выше — сосны. Останавливаясь передохнуть, Риарден запрокидывал голову и завороженно глядел на то, как сосновые пики дырявят небесную синеву. В отличие от него, Франсиско даже не запыхался — он поднимался сюда почти каждый день и уже привык к такой физической нагрузке. — Какая сейчас уже глубина у карьера? — поинтересовался Риарден, когда перед ними во всем своем промышленном великолепии раскинулся рудник. — На данный момент тридцать метров. На уступах работали с десяток человек. Несколько из них, завидев Франсиско, вскинули руки в жесте приветствия. Среди них была и Барбара. Кран бурового станка представлялся лестницей к самой вершине горы, а два самосвала внизу везли отколотую породу на перемолку, напоминая при этом каких-то неповоротливых жуков. — Это очень красиво, — изрек Риарден, любуясь индустриальным пейзажем. Здесь кипела работа, люди трудились во благо себе и получали за это заслуженное вознаграждение. Вот таким и должен быть мир. — Ты по праву можешь гордиться этим рудником. — Так же, как и ты сможешь скоро гордиться первым заводом «Риарден Стил» в долине. Не хочешь выпить кофе в моем кабинете? За холмом, в нескольких метрах от карьера, стоял белый похожий на коробку контейнер. Здесь располагались офисные помещения, санузел и небольшая кухня, где рабочие могли передохнуть. Еще чуть дальше протянулся ряд плавилен, над усовершенствованием которых так усердно работал Франсиско. — Ты неплохо здесь обосновался. — Да. Сейчас на «Д’Анкония Коппер» работают уже тридцать человек, но в начале я буквально бурил породу собственными руками, чтобы заложить шпуры, — рассказывал Франсиско, параллельно заливая воду в гейзерную кофеварку. — После того, как мы завершим забастовку и вернемся, я хочу начать кампанию по разведке рудных месторождений в Южной Америке. — Разве после того, что ты там устроил, там могло что-то остаться? — Естественно. Если знаешь, где искать. Тем более в начале всегда был большой взрыв, разве не так? Риарден не заметил, как стал улыбаться: именно это светлое чувство — чувство радости и надежды — обуревало его с самой их первой встречи. Вместе с этим ему на ум пришло воспоминание о том, как рьяно Франсиско помогал ему спасти одну единственную печь, рискуя жизнью перед лицом потока раскаленного добела железа. Тот самый Франсиско, «который день за днем разграблял свое собственное состояние, хладнокровно подрывал медные шахты, позволял полыхать месторождениям нефти и рушиться мостам»… — Спасибо, — поблагодарил Риарден, когда перед ним на стол опустилась кружка с дымящимся кофе, и совершенно безотчетно погладил запястье Франсиско. Тот приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но, передумав, лишь тепло улыбнулся в ответ. Планы по разведки меди у Франсиско были грандиозные, и Риарден для себя решил, что последует за ним куда бы то ни было: к вершинам заснеженных гор, под толщу воды, в пещеры и засушливые пустыни. Ведь для изготовления риарден-металла медь нужна была так же сильно, как Риардену нужен был сам Франсиско. Когда-то Риарден выкупил разорившийся металлургический комбинат в Филадельфии и возвел на его руинах «Риарден Стил». В долине же нужно было строить с нуля, и Маллиган сказал, что они просто обязаны отпраздновать закладку первого кирпича в фундамент. Риарден согласился лишь потому, что хотел сделать приятное Маллигану. Как ни крути тот продал ему землю и вне очереди дал добро на возведение завода. Собралась их привычная компания. Рагнар держал наготове несколько бутылок с шампанским, а Кэй Ладлоу — пластиковые стаканчики. Несущий каркас возвышался над ними уже на два этажа, вдалеке была свалена груда кирпичей, а цементомешалка гудела не переставая. — Можно тебя на секундочку? — слишком уж формально спросил Франсиско и, не дожидаясь ответа, увел Риардена под локоть от Теда Нильсен и Эндрю Стоктона. Последний уже разрумянился на солнце и, похоже, радовался началу строительства даже больше самого Риардена. — Что-то случилось? — Абсолютно ничего. Я только хотел дать тебе кое-что перед тем, как ты запрыгнешь в эту яму, — Франсиско кивнул в сторону котлована. — Веревочную лестницу?.. — попытался пошутить Риарден. — Нет, — сказал Франсиско и, выставил перед ним сжатый кулак. Риарден подставил руку, и на его раскрытую ладонь упала монета. На ней очень аккуратно был выгравирован знак доллара. — Что это? — Согласно одной аргентинской традиции нужно положить монету между первыми двумя кирпичами. Тогда предприятие будет успешным. — Ох… — Риарден не сразу нашелся, что ответить. — Она сделана из моей меди. — Тогда у «Риарден Стил» даже нет шанса проиграть. — И никогда не было, — подтвердил Франсиско и положил руку ему на плечо, большим пальцем поглаживая основание шеи над воротником. Так не сделал бы ни друг, ни тем более коллега. Интимность этого жеста считывалась с первого взгляда. Риарден почувствовал себя кораблем с пробоиной, который, как водой, начало затапливать чувствами. Здесь была и чистая незамутненная благодарность, и радость, которой он до этого не знал, и страстное желание. — Хэнк, тебе пора. Гости ждут. Под бурные аплодисменты Риарден спустился в строительную яму. Ему ассистировал инженер-проектировщик, на чьем счету в долине уже был не один завод и не одно здание. Монета, с которой Риардену не хотелось расставаться, легла между кирпичами, как влитая. Затем он со знанием дела разровнял цемент и повернулся к публике. Сверху на него глядели лица, светящиеся одобрением. Риарден никогда бы не подумал, что закладка первого кирпича может вылиться в такое веселое мероприятие. После первой бутылки шампанского все его поздравляли, после второй — уже делили между собой поставки риарден-металла, а после третьей — чуть ли не заключали договора. Дагни предъявила свое особое право на первую партию, как его первый покупатель из внешнего мира. Франсиско шутил, что она запоздала, потому что он стоит в листе ожидания уже несколько месяцев. А Эндрю Стоктон собирался продавать свой завод, чтобы обеспечить «Риарден Стил» котельными. Джон Голт, смеясь, объяснял ему, что для этого вовсе не нужно продавать «Стоктон Фаундри». Эндрю только отмахивался от него. Франсиско всегда стоял где-то рядом с ним, и это было заметно не только Риардену. Все знали, что они живут вместе. Как и то, что именно Франсиско привел Риардена в долину. Благо большинство людей в Атлантиде были донельзя интеллигенты и чрезмерно зациклены на себе, чтобы позволять своим фривольным домыслам заходить слишком далеко, но Риарден без труда распознавал плохо замаскированное смятение. Вот и сейчас, когда Франсиско в порыве смеха на долю секунды коснулся лбом его плеча, лишь Дагни не моргнула и глазом. У общества здесь имелся непоколебимый моральный кодекс, и это было совершенно естественно. Но если моральный кодекс во внешнем мире толкал его в пропасть, заставил жениться на нелюбимой женщине и возненавидеть себя, то здесь, в долине, ему лишь предлагали вести холостяцкую жизнь без единственной женщины, которую он любил. Но у Риардена был мудрый учитель, и он прекрасно усвоил урок: у него есть свой собственный моральный кодекс, и он больше никогда не будет играть по чужим правилам. Он — атлант, который расправил плечи. Он — человек, который выбрал быть счастливым. Накаченные эйфорией и шампанским, они разъехались по домам лишь затемно. По дороге они подбросили Кена Данаггера и бывшего коллегу Риардена — первого пекаря Уильяма. Стоило им с Франсиско остаться одним в салоне машины, как Риарден сделал то, о чем мечтал весь день — положил одну руку ему на колено. Второй он вел машину. Они вошли в дом, поднялись на второй этаж, перекидываясь отрывистыми и малозначимыми фразами. И тут Риарден наконец сделал то, о чем мечтал уже несколько дней — по-хозяйски притянул Франсиско к себе за шлевки брюк и, наслаждаясь уже одной его покорностью, поцеловал. Франсиско, будто только и ждал подобного знака, сигнала к действию, ответил с жаром, о котором Риарден даже не подозревал. В противоположность Риардену, чьи руки сразу же потянулись к ремню, Франсиско начал с рубашки. Пуговицы не поддавались, особенно одна, чуть ниже груди, поэтому Риарден даже не удивился, когда та отлетела и сделала круг почета по полу. — Черт, — произнес Франсиско, — я пришью ее обратно. Риарден хотел бы ответить, что это ерунда, он просто купит себе новую рубашку, а может и всю швейную фабрику сразу, но любое отвлекающее от самого главного действие было смерти подобно. Он знал за собой этот недостаток — в постели он был нетерпеливым, жестким, непоколебимым. Дагни научила его многому, но сейчас все это не имело значение, потому что Франсиско, одержимый тем же первобытным желанием, торопился не меньше — все его движения, поцелуи, касания, сдавленные стоны, в которых можно было угадать имя — «Хэнк, Хэнк, Хэнк» — отзывались в Риардене неукротимым огнем. — Я хочу тебя, но… — сбивчиво прошептал Риарден, а потом со свойственной ему прямолинейностью добавил, — но не знаю, как… — Я тоже не знаю, но предполагаю, что ты можешь начать с пальцев… — Тогда пойдем к тебе, — Риарден подтолкнул Франсиско к двери, а когда они оказались внутри, кивнул на кровать и сказал лишь три слова: — Ложись на живот. Франсиско плотоядно ухмыльнулся и стал стягивать брюки. — Сигарету? — Франсиско достал початую пачку. — Спасибо, — поблагодарил Риарден. Голова его была ясной, а вот тело налилось усталостью. — В те две месяца, когда я работал на тебя, я часто видел, как ты стоял в своем кабинете, смотрел вниз на плавильные печи и курил. — Жаль, что ты лишил меня возможности наблюдать за твоей работой на моем заводе. — Ну, это еще можно исправить, — подмигнул Франсиско. — Когда «Рираден Стил» в долине будет введен в эксплуатацию, я смогу выкроить один день в неделю. — Снова будешь горновым? — Горновым? Я думал, что меня ждет повышение. — Могу предложить тебе должность сталевара. — По рукам. Но учти, что это будет тебе дорого стоить, — неоднозначно произнес Франсиско и стряхнул пепел в пепельницу. — Готов заплатить любую цену, — совершенно серьезно сказал Риарден и погладил Франсиско по груди. Как там было? Любовь — это наш отклик на наши высшие ценности?.. Кажется, лишь сейчас Риарден в полной мере почувствовал то, насколько истина была фраза Франсиско, сказанная тем вечером в его номере в отеле «Уэйн-Фолкленд». Только контекст был совершенно иной. Теперь же он делил с Франсиско постель, и это наполняло Риардена бесконечной гордостью и умиротворенностью. Ему не нужно ничем жертвовать, чтобы быть с Франсиско. Ему не нужно не перед кем оправдываться. Ему не нужно было… — Хэнк, — Франсиско положил руку ему на шею. — Знаешь, в чем твоя главная беда? — Ты уже говорил. В том, что я не умею наслаждаться?.. — Нет. В том, что ты думаешь тогда, когда надо наслаждаться. — Что же, — сдался Риарден, — тогда я прошу, чтобы ты напомнил мне об этом почаще.