Грей Грейнджер, или как избежать опасности

Грей лежит, проваливаясь в полудрему. Позади слышно, как храпит Рон, ворочается с боку на бок Симус и изредка квакает Тревор. Тяжелый, долгий день высасывает из него все силы, но знакомый силуэт, аккуратными шагами проскальзывающий к выходу, не проходит мимо внимания. Разрывая тишину, он шепчет: – Ты куда? Гарри разворачивается – в руках у него мантия. – Похожу. Не спится. – Бессонница? – Типа того. Грей глядит на спящих Рона и Невилла и приподнимается с постели. Прохлада окутывает плечи, тепло под пологом рассеивается. – Я с тобой. Гарри округляет глаза: – Зачем? Грей ежится, просовывая ноги в тапочки, и накидывает поверх мантию. – Как зачем? Вдруг тебя Филч украдет и найдем мы тебя, обглоданного в миске миссис Норрис? Гарри прыскает. Рон ворчит, переворачиваясь набок. – Сказочник, – комментирует Гарри, и они выходят из спальни. В гостиной пусто. Иногда бывает кто-то, засиживающийся за уроками допоздна, но сегодня его нет. Грей провожает погасший камин взглядом, спрашивая: – Куда пойдем? – Есть ли разница, куда мы пойдем, если вернемся к одному и тому же? Грей фыркает. – Что это? Алиса в стране чудес? – Не-а, – Гарри улыбается, – сам придумал. Он отпирает дверь. Полная Дама спит, грудь ее тяжело вздымается, а ресницы мелко дрожат. Шмыгнув наружу, они спускаются по ступенькам. Гарри освещает дорогу слабым Люмосом. Грей зевает, укутываясь поглубже в мантию. Коридор, как нутро змеи: темнеет, чем дальше смотришь. Мелкие камешки скрипят под ногами. Когда они выбираются в фойе, Гарри накидывает на них мантию-невидимку. Грей ощущает ее холодную струящуюся ткань. – Сомневаюсь, что у тебя бессонница. – Почему? – Для того, кто страдает бессонницей, ты слишком бодрый. – Разве не в этом смысл бессонницы? И я сам по себе бодрый. – Я заметил. Спать в тарелках тебе нравится больше, чем в постели. Гарри прыскает. – А мне кажется, что ты не просто так за мной поперся. – Конечно. Тебя съедят, мы будем плакать. Гарри берет его за руку, заворачивая за угол. Под руки ходить удобнее, когда не знаешь, куда идешь. Ладонь у Гарри теплая, а пальцы прохладные. Грей прикрывает глаза, чувствуя сонливость. Гарри поворачивается к нему – в темноте его глаза кажутся почти черными. – Врунишка. Кого кого, а тебя должны были отправить в Слизерин. Грей хмыкает. – Кто бы говорил. Коридор сменяется другим. Через время Грей понимает, что совершенно не понимает, куда они забрели, но разворачиваться не торопится. Под мантией тепло, вокруг тихо – темные тени, отражающиеся от факелов, скользят по стенам. Гарри приобрел привычку бродить по ночам давно. Поначалу это ссылали на преследование за Малфоем, но со временем стало очевидно, что это не совсем так. Гарри преследовал какие-то свои цели, неизвестные им, о которых делиться не спешил. Он всегда переводил тему или отшучивался, когда Рон заводил об этом разговор. Это и стало одной из причин, почему Грей решил за ним увязаться. Если Гарри не делает ничего неправомерного, то пустит его с собой. А большего ему знать и не нужно. Спустя бесцельных плутаний на стене возникает дверь. Когда Гарри берется за ручку, Грей спрашивает: – Что там? – Выход. Ручка щелкает, в лицо дует холодный ветер. Грей с удивлением обнаруживает, что за ней находится задний двор. В центре тихо журчит фонтан. Пустые скамейки стоят под деревьями, обнесенные тенью. Гарри ведет его вперед, и Грей, сам того не замечая, поддается. Звезды день ото дня светят все бледнее – зима близится. Глядя наверх, он неосознанно сжимает чужую ладонь – под мантию проникает холод. – Что молчишь? – А нужно что-то говорить? – Твое критическое мышление с ума сведет, – вздыхает Гарри, – ты же не просто так за мной поперся. Хотел что-то выведать? – А у тебя есть тайны, которые нужно выведывать? – Я ему вопрос, он мне – вопрос. – Уже пожалел, что взял? – Да нет, – на лице Гарри проскальзывает тень улыбки. Грей не знает, померещилась ему она или нет. – Я рад, что до меня есть кому-то дело. Раньше не было. Грей молчит. Его рука, находящая в чужой, вдруг немеет. Тайны, которые люди хранят в сердце, намного ценее преступлений и наказаний. – Поэтому ты так умело уворачиваешься от вопросов Рона? – О нет, – Гарри фыркает, – его внимания мне как раз достаточно. – А моего типа нет? – Не знаю. Грей поднимает глаза. Гарри кажется непринужденным, хотя для него разговор выходит за рамки нормального. – На некоторые вопросы лучше не знать ответы, – говорит Гарри и улыбается. В груди колет. Грей замечает: – Это моя фраза. – Ты ее не регистрировал, значит, не твоя. – Тебе почем знать? – Регистрация интеллектуального труда осуществляется с четырнадцати лет. – Юрист, – закатывает глаза Грей. Задний двор проскальзывает мимо – спустя арочный свод они оказываются снаружи. В воздухе стоит сложный запах прелой листвы и озона. Со стороны Черного Озера всегда доносится запах озона. Грей задумывается, покрывается ли оно зимой льдом. Гарри ведет его по незнакомым тропам – вдалеке горят желтые окна хижины Хагрида. Из трубы поднимается дым, исчезая во мгле. Веки липнут друг к другу – от пребывания на холоде ему лишь сильнее захотелось спать в то время как Гарри кажется необычайно бодрым. Он не сова, не жаворонок и даже не голубь – а какой-то промежуточный вид всех птиц. Грей хмыкает от этой незатейливой мысли и замечает, что они стоят перед теплицами. Гарри молчит, разглядывая дверь какое-то время, затем тихо отмыкает ее палочкой. Грей удивленно таращится на него. – Она никогда не замыкает ее сложнее, чем алохоморой, – поясняет Гарри. – Не боишься, что тут тоже навешены отслеживающие чары? – Я выгляжу испуганным? – Боюсь, умным ты тоже не выглядишь. Гарри пихает его в плечо. – Я уже говорил про твой острый язык? – И про сметливый ум. – Забираю слова обратно. Ты хуже близнецов. Грей смеется. Они заходят внутрь – в теплице тепло и душно. Гарри говорит, нежно разглядывая цветы: – Она разрешила мне сюда приходить. Стоило рассказать про свое печальное детство, открылись все двери. – Уверен, что это не из-за того, что ты Герой? – Не уверен. По правде, одно другому не мешает. Возможно, даже накладывается. Грей разглядывает лианы, свешивающиеся с балок. Гарри проходит вглубь, ведя его за собой. Грей отвлеченно думает, что одно и то же место в разное время суток выглядит по-разному. – Как там говорили, – бормочет он, – в свете софитов.. – М? – В свете софитов все кажется иным. Слышал где-то эту фразу. – Хочешь попасть под свет софитов? – спрашивает Гарри, подразумевая сцену. – Да нет. Думаю, тот, кто вкладывал смысл в эти слова, имел ввиду, что на сцене всегда вспыхивает это странное чувство. Типа предкувшения. Сейчас я чувствую что-то похожее. – Что-то предвкушаешь? – Наверное. А ты нет? Гарри глядит на балки, обвитые лианой. – Наверное, да. Они молчат. Грей забирает свою руку, идя дальше. На столах стоят горшки с мандрагорами, укрытые простыней. От розовых цветов, вьющихся на сетке, исходит слабый сладостный запах. – Я думал, что ты проворачиваешь по ночам что-то неправомерное, но теперь даже не уверен. – Я развеял твои сомнения? – Немного. Но оттого стоит лишь сильнее за тобой следить. – А кто смеялся над тем, что я слежу за Малфоем? Грей фыркает. – Все зависит от цели. Я исхожу из соображений безопасности. А ты относительно Малфоя? Гарри молчит, округляя глаза, затем весело улыбается. – Он интересный. – Значит, исследовательский интерес? – Может быть. Правда то, что испытываю я, немного не подходит под исследовательской интерес. Но относительно других понятий он лидирует. – Забавно. – Что именно? – Что ты так честно об этом говоришь. – Ну я же гриффиндорец, – почти гордо говорит Гарри, – и уже такое перевидал, что стесняться интереса как-то не копенгаген. – У нас в факультете стесняться чего-либо в принципе не копенгаген. Они смеются. Слабый свет Луны просачивается сквозь прозрачный потолок. Грей, борясь с наваливающейся сонливостью думает: почему Гарри приходит в теплицы? Одиноко ли ему среди сокурсников или он сам стремится к этому одиночеству? На лице Гарри ни одного ответа – при всей гриффиндорской прямолинейности в нем остается сотня невыясненных загадок. Погруженный в свои размышления, он не догадывается, что Гарри думает о нем точно так же.