Правильно

Финн совсем устал. Он устал почти от всего: от бесконечных миссий и от рутины. Он устал от однотипных отказов Принцессы, но ещё сильнее – от своих глупых попыток. Он уже не ребенок, ему скоро семнадцать. Подумать только – ему скоро семнадцать, а он не может ответить на вопрос: "Кто я?". Ему вовсе не грустно от потери руки. Он узнает, что, оказывается, это обыкновенно случается с его воплощениями. Ещё одна загадка в копилку к предыдущим. Похож ли он на них? Может быть, на нем лежит какая-то миссия? Финну кажется, что он ее провалит. У него совершенно нет проблем, но лучше бы они были. Ведь тогда бы у него был повод больше не улыбаться. Но повода нет и радости нет тоже. Ферн совершенно другой. Финн чувствует, что смотрит в зеркало, но видит он там не себя, а полную противоположность. Само существование травяного себя наполнено какой-то пустотой, и смысл – это его отсутствие. Даже когда Ферн смотрит в его глаза, он ощущает какое-то странное чувство в животе. Финн думает, что это страх. Ферн плачет чаще, чем Финн. По крайней мере, поводов у него точно должно быть не меньше. Но они все другие. Ферн что-то прячет в себе, и это очень глупо. Глупо, потому что, казалось бы, нет смысла скрывать что-то от самого себя. Ферн опасается Джейка, игнорирует Бимо, а главное, ровным счётом ни-че-го не чувствует к Принцессе. Финн даже спрашивает его об этом, а травяной двойник с каким-то странным выражением заглядывает тому в глаза и интересуется в ответ: – А ты сам-то ее любишь? Вот так просто. Как никто другой бы не смог. Все избегали эту тему как могли, а сам Финн – больше всех. И, видимо, это Ферн особенный. Видимо, Ферн умеет находить подход к душе Финна лучше, чем сам Мертенс. Финн вдруг думает, что это его совсем не пугает. Пусть хоть душу вынимет. Только пусть не уходит. А Ферн уходит. Говорит, что устал, что хочет научиться быть собой. Что не хочет больше быть тенью Финна, что хочет найти то, что будет его собственным. Он умеет говорить коротко и по делу, убеждая всех. А Финн все равно не согласен, потому что, наверное, Ферн отличается от него решительно всем. А еще страх оказался не страхом, а влюбенностью. Настоящей, не выдуманной. Финн проверял. Это не то жалкое подобие чувств к Принцессе Бабблгам, которые он сам растил в себе, неустанно поливая. Это что-то реальное, настоящее. Когда это становится понятно, Финну хочется вырвать это из души и побежать навстречу к Ферну, размахивая этим "нечтом" перед его лицом. Ведь если ОНО настоящее, то и Ферн – тоже настоящий. Но тот возвращается сам, задумчивый, и, кажется, повзрослевший. Он сам зовёт Финна на разговор, и тот вновь боится. Боится, потому что совершенно неясно, что делать с этим открытием. Потеря Ферна кажется самой ужасной трагедией. Но Финн идёт, потому что убегать – это глупо и по-детски. А ему ведь уже почти семнадцать. – Ты изменился, – произносит Ферн, и у Финна падает челюсть. Что за невероятный человек. Он совершенно не знает, как описать это восхитительное ощущение порхающих на душе бабочек, появившееся после этих слов. Ферн сорвал эти слова с его языка. Первым сказал их, хотя должно было быть наоборот. Ведь это для него целью и мечтой было измениться. А что это для Финна? Вырасти он и сам сможет. Пусть пока что эти попытки и безуспешны. – Ты нашел то, что искал? – неожиданно для себя спрашивает сам Финн, а на языке вертится куча других слов. – Не знаю, – хмурится Ферн, словно вспоминает что-то. – Как будто те различия, которые я хотел найти между нами, я искал не там. Я все думал о прошлом, а оно у нас одно, и это все же не изменить. Молчание снова повисает между ними. – Общее прошлое не значит, что настоящее тоже должно быть единым. Посмотри – ведь даже сейчас мы говорим, а не знаем ответов друг друга. Я почти уверен, что и думаем мы о разном. – Не знаю, – задумчиво тянет Ферн, и вдруг придвигается ближе. Солнце клонится к закату. Как место разговора парни выбрали крышу дома на дереве. Ветер почти не чувствовался, однако по коже Мертенса пошли мурашки. Он разминает шею и понимает, как сильно она была напряжена после дня, проведенного на ногах. Словно повинуясь мимолётному порыву, Финн кладет голову на плечо травяного-не-себя, так удачно оказавшегося близко. Парень прищуривает глаза, и, кажется, этот момент точно не забудется никогда. – Я ведь совершенно не воспринимаю себя как тебя больше. Ни капельки, – вдруг говорит Ферн, не двигаясь. – И даже наши общие воспоминания просто говорят мне, что мы очень близки друг другу. Как... Братья? – неуверенно продолжает травяной, встречаясь с взглядом Финна, острым, как нож. Финну кажется, что этот нож сейчас вошёл в его сердце по самую рукоять. Воздух покидает его грудь, и он спешно выпрямляет спину, не разрывая, однако, зрительный контакт. – Боже, что я несу, – вдруг решительно произносит Ферн, и Мертенс опять застывает в непонимании. Травяной продолжает, словно не обращая внимания: – Теперь я все понял. Кажется. Его губы встречаются с губами Финна так неожиданно, что парень чуть не скатывается с крыши. Ферн совершенно не настойчив. Он ждёт что ему ответят, а Мертенс отмечает, что слишком уж тот спокоен. – Да. Понял, – шепчет Финн, и все неправильное ломается. Ломаются сомнения, страхи и боль. Их больше не существует, потому что теперь Финн уже сам припадает к губам, щекам, шее, пахнущим травой и ни о чем не жалеет. Руки Ферна уж слишком естественно залезают под шапку, перебирая отросшие светлые пряди волос. Финн доверчиво жмется к нему, и, кажется, теперь они гораздо ближе, чем даже когда были единым целым. Финн больше не знает слова: "неправильно". И Бабблгам понимает его без слов, когда тот приводит к ней Ферна, а их пальцы переплетены. Он всё ещё обожает дружить с ней, и с Марселин, и, разумеется, с Джейком. Но для счастья ему необходимо кое-что другое. То, что он только недавно обрёл. Финн почти перестал грустить без повода и проводить бессонные ночи, глядя в пустоту. Финн теперь снова ходит на миссии и не боится, что окажется в ловушке из собственных страхов. Финн смеётся и целуется именно потому, что это правильно.