tiefer, tiefer

— Какой же ты все-таки тяжёлый, — сказал натужно Хэйтем. Коннор, которого он тащил на спине, по понятным причинам не ответил — после хорошего удара по затылку он вырубился на достаточно долгий промежуток времени, а приводить его в сознание не было времени. Погоня наступала на пятки, живительная пощёчина эффекта не принесла, оставалось лишь одно — доползти до безопасного места хоть как-нибудь. — Весь в тебя, — усмехнулся ассасин, и Хэйтем резко остановился. — Ну и когда ты успел очнуться? Вот скотина, — Коннор достаточно бесцеремонно был отправлен в траву. — Я чуть не надорвался. Что вы там вообще едите в своей деревне, что такими кабанами вырастаете? Коннор, как ни в чем не бывало, поднялся на ноги и отряхнулся. — Спасибо, отец. Я пару минут назад только очухался, так что твой труд был не напрасен, — он усмехнулся. Тамплиер пихнул его в плечо. — Иди уже, шутник, — проворчал он и потер поясницу. — Каков нахал, а! — Я тоже тебя люблю, — с невинным лицом отозвался Коннор. — Далеко ещё до твоего особняка? — Пару часов, — недовольно зыркнул на него Хэйтем. — Уж будь добр, пройди оставшееся расстояние на своих двоих. — Как скажешь, — после своей выходки Коннор сделался невероятно послушным, что, во-первых, порадовало Хэйтема, а во-вторых, вызвало у него подозрения, не ждать ли ещё какого-то подвоха. Дошли до поместья только вечером, и индеец сразу завалился спать в первой попавшейся комнате. Хэйтем со вздохом посмотрел на растянувшегося поперёк кровати Коннора и отправился улаживать дела, скопившиеся за время его отсутствия. Попутно он размышлял о том, как же им повезло выбраться на импровизированный отпуск подальше от грома пушек, крови, грязи и, черт его подери, Вашингтона, которым Коннор искренне восхищался, что вызывало у тамплиера только раздражение. О втором чувстве он предпочитал умалчивать, не желая давать сыну очередной повод для насмешки. Вашингтон совершенно точно не заслуживал такого от Коннора, в этом Хэйтем был уверен на все сто. Удивительным было то, что Коннор согласился уехать вместе с отцом и ненадолго оторваться от вершения истории. Хэйтем даже не надеялся на положительный ответ, когда решился задать подобный вопрос. Ясное дело, они не могли не вляпаться в неприятности, но патруль британцев все равно не сумел как следует испортить им настроение. Коннор неожиданно стал вести себя совсем по-другому, и Хэйтем пока что не определил причину таких изменений. Однако где-то внутри поселилась стойкая уверенность, что между ними наконец-то все наладится, насколько это вообще возможно в их весьма запутанном и сложном случае. *** — Хватит стоять и смотреть, ты же знаешь, что я не сплю, — Коннор приоткрыл один глаз, оценивая обстановку. — Должен был удостовериться, — Хэйтем прислонился спиной к стене, скрестив руки на груди. — А чем же я должен, по-твоему, заняться? Коннор по-кошачьи потянулся и сел на постели, прищуренно глядя на отца. Простыня едва прикрывала его ноги. — Напасть, как и планировал, — индеец склонил голову набок. — А я бы притворился, что поверил. — То есть ты думаешь, что я не могу сделать это по-настоящему? — приподнял бровь магистр тамплиеров. — Мы вроде как не заключали мирный договор. — Но и войну не начинали, — парировал Коннор. — Мы — нет. Наши предки — да, — тамплиер приблизился, глядя на ассасина сверху вниз. — Помнится, я предложил тебе на выбор смерть от моего клинка и союз, а тему многовековой вражды мы аккуратно обошли. Индеец слегка привстал, уперевшись руками в колени. — Не пора ли к ней вернуться? Хэйтем больше не мог притворяться, что ему всё равно на откровенные провокации Коннора. — Уверен, что одержишь победу? — фыркнул Хэйтем, нависнув над ассасином. — Хотя бы попытаюсь, — ответил игриво тот, и в следующее мгновение утянул тамплиера на постель, лишив его равновесия. — Вроде бы получается. — Да неужели? — взять преимущество, соревнуясь с немаленьким Коннором, было не так уж просто, хотя и сам Хэйтем отличался достаточно внушительным ростом. Впрочем, Хэйтем в итоге справился с наглым мальчишкой, вероломно подмяв его под себя. — Я поддавался, — Коннор покосился на отца через плечо. — Я заметил, — ухмыльнулся старший Кенуэй и поцеловал младшего за ухом, от чего тот пробормотал нечто неразборчивое на наречии могавков. Хэйтем отстранился, будто собираясь уйти. — И всё? — недовольно протянул индеец. — Хочешь, чтобы я остался? — ладонь Хэйтема неторопливо скользнула вдоль обнажённой спины сына, слегка задержавшись на пояснице, и затем продолжив двигаться ниже. — Попроси. Коннор скрипнул зубами. С одной стороны, попытки Хэйтема контролировать его бесили. С другой… Иногда от его властного тона сводило низ живота. Как сейчас. — Пожалуйста… Отец, — произнёс он, выделив последнее слово. — Твоё упрямство меня забавляет. И заводит, — тамплиер, никуда не спеша, развязал шейный платок и снял рубашку и штаны. Потом Коннор снова ощутил на себе тяжесть и тепло его тела и удовлетворённо выдохнул, зная, что получит желаемое. Хэйтему нравилось изучать, как сын реагирует на те или иные действия, что его не впечатляет, а что пробирает до самых костей. Например, одно из самых чувствительных мест — шея, мощная красивая, ничуть не испорченная странным круглым шрамом (надо будет как-нибудь спросить, откуда он). Коннор прикусил губу, когда отец сжал его бёдра после лёгких неторопливых ласк, напоминая, что будет дальше. Почему-то индеец до сих пор избегал смотреть ему в глаза во время… Близости. И сейчас он возблагодарил всех духов и богов, что Хэйтем выбрал именно такое положение, позволяющее миновать зрительный контакт. От размышлений Коннора отвлекло ощущение чужих пальцев внутри, и он заерзал, уцепившись крепче за подушку. Неудобство вскоре ушло — Хэйтем был ловок не только в убийствах и переговорах. Полуукус-полупоцелуй в шею, чуть больше напор, и Коннор сдавленно застонал. — Пока держишься, надо же, — с еле заметным удивлением сказал тамплиер, снова сделал какое-то неуловимое движение, и Коннор почувствовал, что у него начинают гореть щеки и уши. — Хэйтем, — хрипло произнёс ассасин, сглотнув вязкую слюну. — Хватит играть со мной. — Мы же только начали, — глумливо отозвался старший Кенуэй. — И ты сам попросил. Впрочем… Моё терпение тоже на исходе. Когда Хэйтем убрал пальцы, Коннор ощутил на мгновение неуютную пустоту и холод. — Я тебя жалеть не буду, — предупредил Хэйтем, и его дыхание осело теплом на щеке. А потом Коннор уткнулся лицом в подушку, потому что тамплиер, как и всегда, сдержал слово. — Дыши, мой мальчик, — и рука отца под животом Коннора сделала ощущения ещё более резкими и яркими. — Хэйтем… — Коннор невольно прогнулся в пояснице, пытаясь разогнать муть перед глазами и поймать нужный темп. Волосы, упавшие на лицо, отнюдь не облегчили эту задачу. — Я весь внимание, — голос магистра тамплиеров тоже был неровным и хриплым. — Быстрее, — только и смог выдавить из себя индеец. — П… Пожалуйста. — Можешь говорить? Значит, я плохо стараюсь, — цокнул языком Хэйтем, и Коннор захлебнулся воздухом от переизбытка чувств, поскольку тамплиер и правда ускорился, в то же время иногда нарочито замедляясь и заставляя Коннора чуть ли не умолять его продолжить. После Хэйтем, как ни в чем не бывало, улёгся рядом. — Не тяжелее, чем справиться с отрядом лоялистов, — усмехнулся самодовольно он, краем глаза наблюдая, как Коннор переворачивается на спину и снова прикрывает нижнюю часть тела простыней. — Демонстрируешь чудеса выносливости, Хэйтем? — не без ехидства заметил Коннор, знавший, что шпильки насчёт возраста магистр тамплиеров сносит с большим трудом. — Тебе придётся постараться, чтобы вымотать меня, наглый мальчишка, — фыркнул старший Кенуэй. — Чему я тебя учил? Не стоит недооценивать противника. И он сдернул простыню, отчего индеец недовольно заворчал. Затем Хэйтем поцеловал сына в коленку, показывая, что настроен вполне себе миролюбиво. — Другой вопрос, хватит ли тебя надолго, — он ухмыльнулся, переходя затем поцелуями на внутреннюю сторону бедра, медленно, вдумчиво, тщательно следя за реакцией Коннора. — Что ты там задумал… — ассасин подозрительно поглядывал на расположившегося между его ног тамплиера. — Ничего такого, чего стоило бы опасаться, — вкрадчиво произнёс Хэйтем, отметив, что его действия принесли нужные плоды — член Коннора снова встал. Оставалось только… — Ох, — только и смог выдавить из себя индеец, когда Хэйтем обвёл языком головку, затем сразу взяв глубоко. — Ты что творишь… — Нравится? — магистр слегка отстранился, позволяя Коннору в полной мере оценить происходящее. — Да… Продолжай, — хрипло произнёс Коннор, не в силах отвести взгляда от раскрасневшегося, непривычно растрепанного отца. И Хэйтем продолжил — то ужасно медленно, дразняще, то вдруг быстро и стремительно, и Коннор не мог произнести ни одного слова внятно, только стонать и изредка ругаться, когда тамплиер вдруг прекращал, оттягивая удовольствие. — Хэйтем, я сейчас… — пробормотал ассасин, надеясь, что партнеру хватит времени, чтобы отстраниться, но Хэйтем не стал — напротив, он даже не отвёл взгляда, когда Коннор кончил. И потом тамплиер, черт его задери, спокойно сглотнул, будто не произошло ничего из ряда вон выходящего. — Иногда меня пугает то, насколько сильна моя власть над тобой, — еле слышно усмехнулся Хэйтем. — Как насчёт завтрака? *** — Магистр, к вам гость, — в комнату осторожно заглянула экономка. — Кого там принесло? — недовольным шёпотом поинтересовался Хэйтем, поскольку индеец рядом всё ещё спал без задних ног. — Мистер Ли. Говорит, что-то по делам ордена. — Скажи, что я сейчас спущусь. Не приглашай внутрь, — отдал приказ Хэйтем и спешно стал одеваться, надеясь, что Коннор не проснётся. Иначе получится крайне неприятная ситуация. Приведя себя в порядок настолько, насколько это было возможно после фактически бессонной ночи, старший Кенуэй спустился по лестнице и отправился к советнику. — День добрый, Чарльз. Что-то срочное? — поинтересовался Хэйтем с непринужденным лицом. — Не то чтобы очень, но хотелось бы обсудить с тобой… — Ли вдруг оборвал себя на половине фразы и прищурился. — Вижу, неплохо проводишь отпуск. Шэй, насколько мне известно, в отъезде, так кто… — Неважно, — мысленно выругавшись, Хэйтем слегка перевязал шейный платок, чтобы скрыть багровую метку на шее, оставленную весьма мстительным Коннором. — Хэйтем, мне кажется, или у тебя за спиной маячит ассасин? Ещё и полностью голый, — Чарльз скрестил руки на груди. — Как это понимать? — О Боже, — простонал магистр, понимая, что случился наихудший из предполагаемых вариантов. — Это не относится к делам ордена. — Неужели? — приподнял бровь Ли. — Отец, позволь мне свернуть ему шею прямо сейчас, — раздалось над ухом Хэйтема. — Не позволяю, — строго ответил тот, чувствуя, как на него ощутимо наседают сзади. — Чарльз, говори, что нужно побыстрее, тебя от мучительной смерти отделяет только моя природная стойкость. — Прочтёшь в письме сам, — процедил Ли и, обменявшись убийственными взглядами с Коннором, гордо удалился. — Ты только что спал как сурок, — недовольно заметил Хэйтем, обернувшись на сына. — Когда дело касается этого усатого ублюдка, сон как рукой снимает, — пожал плечами тот. — И всё же, почему ты мне не разрешаешь убить его? Он же бесполезный. И, наоборот, приносит тебе больше кучу проблем. — Всему своё время, — пробормотал тамплиер, вскрывая письмо. — То есть в будущем разрешишь? — с заметной радостью в голосе уточнил индеец. — Я этого не говорил, — закатил глаза Хэйтем. — Но… Да. Возможно. — Люблю тебя, — поцеловав отца в щеку, Коннор умчался в темноту коридора. — Прямо-таки счастлив от предстоящего убийства, — пробормотал старший Кенуэй, сжигая бумажную улику на огне свечи. Он долго размышлял о случившемся и вспомнил про это, когда они с Коннором сцепились из-за какой-то сущей ерунды. Вишенка на торте, подумал Хэйтем, приставивший кинжал к горлу ассасина. Коннор лишь снисходительно улыбнулся. — Мне не страшно. — Зря, — магистр с самым безразличным в мире лицом слегка надавил на лезвие, и тонкая струйка крови скользнула Коннору за воротник. Кажется, это его совсем не смутило. Скорее, наоборот, судя по тому, что Хэйтему в задницу упёрся поистине каменный стояк индейца. — Не знал, что ты любишь такое, — продолжал притворяться спокойным старший Кенуэй. — Ты многого обо мне не знаешь, отец, — усмехнулся Коннор, положив руки на бёдра тамплиера и недвусмысленно сжав. Кровь продолжала сочиться, и Хэйтем убрал кинжал, задумчиво поглядев на индейца, который чуть приподнялся и тщательно слизал её с лезвия. От этого даже самому магистру стало не по себе — он словно оказался посреди жаркой пустыни, и в горле пересохло. — Неужели я сумел тебя впечатлить? — скопировав привычные ехидные интонации отца, поинтересовался Коннор. — Отчасти, — с достоинством признал Хэйтем и поцеловал его, ощущая металлический привкус на языке. Его захлестнуло какое-то звериное желание, не похожее на всё испытанное ранее. Они резко перестали соблюдать остатки приличия, торопливо стаскивая друг с друга одежду, скорее кусаясь, чем целуясь, стремясь показать, на что каждый способен. Раньше Хэйтем не позволил бы подобное ни себе, ни наглому ассасину, но теперь единственное, что он хотел — ощутить Коннора в себе и забыться в этом ощущении. — Вспомнишь, что я делал для тебя, а? — скорее для порядка спросил Хэйтем, поскольку знал, что, несмотря на их очередную игру, Коннор сделает всё правильно. — Уж придётся, — сипло отозвался индеец, еле удерживаясь от того, чтобы не броситься с места в карьер и не повести себя достаточно грубо, поскольку причины были. Однако он преодолел скопившееся раздражение и хоть немного, но подготовил отца. Понятное дело, с учётом габаритов Коннора это не до конца решило проблему, и Хэйтем откровенно зашипел, опускаясь на член ассасина. — Я должен был… Ожидать, — выдохнул он, пытаясь отыскать более-менее комфортное положение. — Могу я… — начал было Коннор, но тамплиер мотнул головой, мол, сам справлюсь. И начал неторопливо двигаться. Вверх. Вниз. Повторить. Хэйтем упёрся ладонью в грудь ассасина для удержания равновесия и прикусил губу, слегка прикрыв глаза. Коннор почувствовал, что взмок от лицезрения подобного почти библейского в его глазах зрелища — Хэйтем был действительно ангельски красив: бледный по контрасту с индейцем, серебристые волосы выбиваются из хвоста, неровный свет свечи играет на коже, очерчивая шрамы и рельеф поджарого живота. — Отец, — прошептал Коннор, привстав и поцеловав его в ключицу. — Я хорош, не так ли? — ухмыльнулся тамплиер, и Коннор не сдержал стона, потому что это было действительно глубоко. — Как и всегда, — кивнул ассасин, чувствуя, что окончательно перестал хоть что-то соображать, особенно когда Хэйтем увеличил темп, навевая отнюдь не праведные ассоциации. А Хэйтем, глядя на подернутые поволокой тёмные глаза индейца, размышлял о том, как же все-таки причудлива бывает судьба и до чего может довести неспособность вовремя избавиться от идеологического врага.