Последнее, что осталось

Пальцы рисуют в воздухе замысловатый символ, оставляя тёмный, медленно тающий след. Начертание похоже на дым, постепенно теряет форму, растворяясь клубящимися завитками. Стоит выйти из транса, как комната снова проступает перед глазами: старые фолианты с шелестящей музыкой страниц, связки трав под низким потолком, лишённые возможности жить, подрагивающее, неверное пламя свечи. Жизнь чернокнижника — далеко не сказка, она скорее похожа на вечный поиск в пустоте. Одна золотая крапинка в горсти тусклого песка ускользает от взгляда, прячется в тенях, и только внимательный, упорный взгляд сможет её заметить. Нужное знание не придёт само, его нужно искать тщательно и скрупулезно, отбрасывая в сторону ненужный мусор, которого слишком много везде и всегда. Каждая правильная буква в заклинании стоит больших трудов, забирает силы. И никто не поможет. Поселение рядом боится. Днём кидает опасливые, настороженные взгляды на одинокий, покосившийся дом у самого леса, а ночью нет-нет, да придёт кто-нибудь совсем отчаявшийся, чтобы получить что-то абсолютно бесполезное, отдав за это нечто действительно важное. Он пожалеет. Чернокнижник предупреждает об этом, но только один раз. Чаще просто нет смысла. Ведь он — последнее, что им осталось. Винсент привык к косым взглядам. К вилам и чадящим факелам около его дома. К людям, требующим немедленно убраться к чертям, не зная, что он давно уже там, за невидимой гранью. Серые глаза меланхолично наблюдают за озлобленными лицами, что-то наперебой кричащими о плохом урожае и внезапно сдохшем скоте. Конечно, виноват всегда он. Нет, он вряд ли жалеет. В тот день, когда Книга нашла его, он понял, что больше не сможет выпустить её из рук. Как удобно она лежала в его пальцах! Страницы согревали то, что осталось от его души, обволакивали только ему одному известным чувством. Тяжёлые, вязкие капли патоки. Тягучие ноты виолончели. Бесконечные склянки на столе позвякивают от прикосновений. Они всегда идеально чистые, начищенные до блеска, ловят отблески свечи, но никогда не пропускают их сквозь себя. Во всём, чего он касается, нет места свету. В окна не попадают лучи солнца. Ни одного белого, яркого пятна не будет в этом доме. Отражение в зеркале тоже больше не похоже на прежнего Винсента. Небрежно стянутые в хвост волосы приобрели странный, непонятный тускло-фиолетовый оттенок. Глаза потеряли цвет, окрасившись серым. Он медленно поворачивает голову, наблюдая за тем, как двигаются глаза. Вроде всё ещё живые. Видящие то, чего не могут видеть другие. В тёмных углах, в тенях и под прикрытыми веками. Люди обходят стороной. Опускают глаза, шепчутся, а ночью всё равно приходят, потерянные, с бегающим взглядом. С мелкими, такими смешными проблемами. Люди всегда боятся того, чего не в силах понять. — Соседка приворожила твоего жениха, и ты хочешь вернуть его обратно? Девушка кивает. Симпатичное личико до смерти напуганное, но такое обречённое. Две тёмные косички падают на плечи, переплетённые с лентами. Винсент жестом просит одну из них, красная ткань скользит сквозь пальцы, шепчет свою историю. Так много можно узнать о человеке, взяв в руки его вещь. Девушка уходит, думая, что расплатилась монетами. Через год она потеряет ребенка, так его и не увидев. И это не чернокнижник заберёт ещё не начавшуюся жизнь. Да, люди платят. Деньгами, вещами, частью бережно выращенного урожая. Всё это утекает в прошлое, не оставляет следа. Материальное так непостоянно… Но человеческие потребности всё ещё имеют место быть, напоминая, что ты живой, из плоти и крови. Однако платить рано или поздно придётся всем. Кожа на длинных пальцах стала чернеть уже давно. Они не утратили подвижность, всё так же верно выводят знаки, но цвет постепенно меняется на все более тёмный, пока не доходит до угольно-черного. Как зола из потухшего камина. Как чёрные провалы окон старой мельницы на кургане. Чернота медленно поднимается все выше, покрыв кисти рук, неумолимо тянется по предплечью. Винсент думал о том, что будет, когда она доберётся до сердца? Он наконец отдаст последнее, что у него осталось — душу? А потом появилась Она. Сущность. Фантом, наблюдающий за ним из самого тёмного угла, из зеркал, мелькающий на грани зрения. Во сне размытые очертания становились чëтче, рисуя тонкий стан и внимательный, изучающий взгляд. Сущность поднимает руку и совершенно по-человечески касается пальцами запястья на тыльной стороне своей руки. Отсчитывает время. Она ничего не говорит, Она только наблюдает. Чёрный, потёртый балахон может защитить от солнца днём, но он не спасёт от снов, которые Она полностью забрала себе. А люди продолжают приходить. Ведут себя двулично вежливо, будто это не они ещё вчера кричали, что чернокнижника нужно гнать из села, ведь это именно от него все проблемы. — Хочешь навести порчу на своего соседа? Они ещё хуже. Они ненавидят друг друга больше, чем его. Их ненависть похожа на их тени, сливающиеся с телом только под покровом ночи, а днём незаметно следующие за ними по пятам. — Пропадают предметы, и ночью ты слышишь шаги? Пустые разговоры ни о чём. Узкие, ничего не значащие фразы. Сущность всё ещё наблюдает, с интересом ученика смотрит на то, как Винсент выводит знаки, переплетает нити на принесённых безделушках, создавая обереги. Чернота на руках почти добралась до локтей. — Тебе что-то нужно? Сущность не отвечает, клубится в углах, лишь заинтригованно склоняет на бок голову, почти сливаясь с деревянной стеной. Сон-трава не помогает, только растягивает и так бесконечные сны, в которых его разглядывают, как подопытного, ища результаты непонятного ему эксперимента. Обратиться бы к свету, согнать с кожи похожие на сажу мазки, вывести тьму из души. Но для того, кто взял Книгу в руки, пути обратно нет. Защитные амулеты Гостья не замечает, они покрываются трещинами, рассыпаются мелкой трухой, пылью оседают на полу. Винсент привык к Её присутствию за своей спиной, к постоянному взгляду. Отчаявшиеся люди нашли в чернокнижнике последнюю надежду. Просторный, светлый дом омрачился безвольно лежавшей на постели девушкой, тающей на глазах. Неизвестная болезнь забирала силы, обращала в пепел любые попытки продлить жизнь. И когда Винсент встретился с девушкой взглядом, он понял одно. Она просила его прекратить это. Мольбы родственников звучали фоном, размывались, заглушаемые тихим, едва уловимым шёпотом в голове. — Она просила отпустить её. Люди что-то кричали. Люди были готовы поджечь его дом вместе с ним. Они ничего не дали взамен, но самой лучшей благодарностью был взгляд умирающей, для которой всë закончилось. Он хранил его где-то глубоко в себе, считая это одним из немногих действительно стоящих в своей жизни дел. Люди не замечали этого, считали, что их желание было важнее. Он пытался дотронуться до Сущности. Пальцы прошли сквозь дымку, тупая боль отдала в виски, прошила затылок. Она манит и пугает одновременно, неизменно находится рядом по ночам. Не помогает, но и не мешает, разглядывая его руки, бережно листающие пожелтевшие страницы. Он привык к Ней, к Её присутствию в своих снах, разделил с Ней свой дом. — Мне нечего тебе предложить. Сущность размывается, а потом снова собирается в целое, не давая ответа. Вряд ли Она принадлежит хотя бы одному из известных ему миров, но чего-то терпеливо ждёт, не упускает его из виду. Уставшие серые глаза опускаются на только что выведенные ровным почерком строчки. Во сне Она подходит ближе, всматривается в лицо, по-прежнему неощутимая физически. Протягивает руку и касается его сердца. Он не чувствует. — Отдай. Винсент вскидывает голову, слыша этот шелест в своей голове, и просыпается. Он снова уснул за столом, положив голову на сложенные руки. Свеча давно погасла, погрузив комнату в вязкий мрак. Тонкий дымок до сих пор поднимается над фитилем. Сердце быстро бьётся где-то в горле, дышать становится трудно, и Винсент открывает окно, впуская в комнату свежий ночной воздух. Пару раз глубоко вдыхает, прикрывая глаза и с силой сжимая старую, деревянную раму. Она — его оплата. Она хочет последнее, что у него осталось.