Путеводная Звезда

      Ледяная пустыня безжалостна. Ледяная пустыня коварна. Ледяная пустыня опасна.       Эти три прописные истины Ириссэ поняла почти сразу, едва они ступили на лёд. То, что раньше казалось забавой, обрело ужасающие очертания реальности.       Реальность смотрела в лицо ледяным ветром, от которого не было спасения; бросалась колючим, мелким снегом, сокращая видимость; хваталась за всё трескучими морозами, от которых коже было некомфортно; оставляла за собой вереницу трупов.       Ириссэ иногда казалось, что она сама вот-вот превратится в окоченевшее существо. Замёрзнет, покроется тонкой корочкой льда. Ноги порой приходилось переставлять с трудом, прилагать большие усилия. Конечно, адреналин в венах спасал, но он так быстро сменялся на апатию и дикую усталость, что был почти не заметен.       Когда погибла Эленвэ, душу сковал ужас.       То, что в ледяных оковах мог оказаться любой из них, знал каждый. Чувство постоянной потери пропитало каждую клеточку тех, кто шёл сквозь буран, мороз и вьюгу, но... если умирал кто-то, кто не был близок — это оставляло только осадок печали, но не оставляло холода внутри; если уходил навсегда член семьи — в душе появлялась дыра.       У охотницы уже имелась одна, и рядом с ней в момент смерти жены брата появилась новая. Или, скорее, увеличилась старая, потому что стало невыносимо больно. Возникло чувство, что затянувшиеся с трудом края стали снова кровоточить.       Ириссэ проклинала себя, что не переступила через собственные страхи, не пошла против воли отца. Сейчас была бы счастлива. Трудности есть везде, но их порой преодолеть легче, чем вот так страдать.       Не в силах сделать дальше и шагу, принцесса Второго Дома остановилась. Отряд недалеко отошёл от места Эленвэ и двигался очень медленно. Лёд припорошило снегом, нужна была осторожность, но стоять, не шевелясь, было относительно безопасно.       В лицо ледяной ветер бросил горсть колючих снежинок. Ириссэ поймала одну из них на рукавицу, рассматривая идеально ровные края, затем перевела взгляд на небо. Тёмное полотно усеяли тысячи звёзд. Интересно, какое время суток? Здесь день и ночь толком не определить. Просыпаешься — сумрак, ложишься спать — сумрак. Или вообще ничего не видно.       — Красиво, — произнёс рядом женский голос, прозвеневший колокольчиками в тишине. Ириссэ скосила глаза и увидела фигуру, закутанную в меха.       Разговор поддерживать не хотелось. Ничего не хотелось. Того, что было нужно, всё равно не было.       Между тем незнакомка, также смотря на небо, тихо запела: "Спой мне тёмной ночью, ветер. Спой о том, как спят на небе. Дай запомнить мне твой голос, Пусть останется он рядом. А когда мне порой больно, Ты приглядывай за мною."       Внутри Ириссэ всё замерло. На глаза мгновенно навернулись слезы. Она сжала окоченевшие пальцы внутри варежки. Не надо было лгать себе, убеждать, чтобы признать — Охотник всегда был рядом. В мыслях, в сознании, везде. Промелькнула мысль попросить певунью заткнуться, потому что слова резали по-больному, но вместо этого Ириссэ слушала дальше, ловя каждое слово: "Ты здесь, где-то в вое снега, Ты здесь где-то в свете звёзд, В шуме ветра, в лесных дебрях Или в доме средь лесов. Незаметно летят годы, Рука об руку идём мы, Ягоды одного поля."       В сознании услужливо вспыхнули картинки. Много времени, проведённого вместе. Счастливого времени. Пока была маленькой, Тьелко относился к ней, как к подростку. Когда подросла, отношение изменилось. Замелькавшие воспоминания горячих объятий заставили заплакать в голос. И Ириссэ была рада поднявшемуся ветру, потому что он глушил звуки, срывал слёзы. Если они не успевали сорваться, то застывали льдинками на щеках.       Ветер как полнялся, так и стих. Песня продолжала литься, разрывая тишину, натянутую на морозе, словно струна: "Что же стало тебе кровом? Я искала край твой новый. В невесомом том омуте. И едва я углядела. Миллионы лет горит там, В синих бархатных глубинах Звезда белая, живая."       Ириссэ невольно подняла глаза к небу и замерла. Затянутый слезами взгляд остановился на самом большом и ярком из огоньков.       — Она как будто живая, правда? — тихо спросила певица, смотря на яркую точку, и тоже плача, а затем продолжила песню: "Светит свыше, светит ярко Значит дышит, значит помнит. Горизонт пронзает остро серебристой полосою Пусть со мною остаётся, Не угаснет, не исчезнет, освещая путь во мраке."       Все до единой фразы врезались в душу. Возникли вопросы и появились сами собой ответы. Жив? Да. Помнит? Да. Простит ли? Неизвестно. Но чтобы узнать это — нужно выбраться отсюда живой.