Странная профессия

«О, это странная профессия, но есть и много хуже». — Об уличных скупщиках макулатуры

Лондонские лейбористы и лондонская беднота

Глава первая Для начала, Марли был мертв. Хепзиба Марли, джентльмен из прихода Святого Мученика Альбана. Сутулая спина, яркие голубые глаза на лице, подобном смятому пергаменту, зубы коричневые, как пенковая трубка, которую они всегда сжимали. Он жил в захламленном доме в Болдуинз-Гарденс так долго, что его отсутствие там казалось невозможным. Но он был мертв. Его на улице сбил омнибус, и он погиб под его колесами в тот самый месяц, когда Криспин был дома и лгал своим родителям. И хотя, несомненно, он не испытывал по этому поводу никакой радости, именно Криспину пришлось разбираться с тем бедствием, которое оставил после себя Марли. — Вы продали его бумаги? — хрипло спросил Криспин, уставившись на наследников старика. — Вы продали бумаги? — А даже если и так, то что? Это всего лишь кучка старого мусора. — Это был мой мусор! — взвыл Криспин. — Он оставил его мне! Лицу, являющемуся моим учеником на момент моей смерти, говорилось в документе тридцатилетней давности. Марли говорил, что намерен составить новое завещание, но именно тогда Криспина срочно вызвали к постели его матери. Они договорились, что обсудят это по его возвращении. Миссис Берфорд надулась. — Можно подумать, нам больше нечем заняться, кроме как сидеть на кучах мусора ради вашего удобства, мистер Тредарлоу. Мы прибираемся в доме, и если там были вещи, которые вам были нужны, то вы должны были приехать и сообщить об этом. Мне искренне жаль, если вам необходимы вещи старика Марли, но вряд ли они были хоть сколько-нибудь ценными, так ведь? — Он оставил вам свои книги и документы, — твердо сказал мистер Берфорд, — так было сказано в завещании, и именно их мы и сохранили. Каждая книга — на полке и каждый документ — в его столе или шкафу. Бесспорно. — Он хранил самые важные бумаги на полу, — Криспин попытался унять дрожь в голосе. Он и так видел презрение в глазах мистера Берфорда. Крупный, широкоплечий мужчина, который, вероятно, очень гордился тем, что весь мир был в курсе, какой он основательный, и не испытывал ничего, кроме презрения к гибким и легким на подъем феям. — Мусор. Его вы называете важным, а? Если что-то оставили на полу, то это мусор. Вы не стали бы иметь дело с документами, разбросанными по полу, не так ли? Я практичный человек… Конечно, ведь ты глупый, чванливый болван, — свирепо подумал Криспин. — И ты не имеешь ни малейшего представления о том, что ты сделал, или что я хотел бы сделать с тобой, или что я мог бы. — Ну, в самом деле, — сказала миссис Берфорд, — не надо устраивать такой переполох из-за пустяков. Что такого важного было в этих документах, в конце концов? Они могут убить других людей. Они наверняка убьют меня. Криспин вовремя прикусил язык, чтобы не сказать этого, а вместо спросил так вежливо, как только мог: — Не могли бы вы рассказать мне, куда вы все это дели? *** Он направился по Грейп-стрит, в поисках коморки мусорщика. Берфорды назвали ему дату продажи: три дня назад — три дня! Что только может произойти за три дня? Они утверждали, что не запомнили имя мусорщика. Криспин сомневался в этом. Миссис Берфорд не была утонченной леди, которая оставила бы такие вопросы управляющему, он мог бы поспорить, что она сама заключила сделку с этим человеком. Они прекрасно знали, что поступили неправильно, и вымещали вину на своей жертве. Он безуспешно опросил уже четырех мусорщиков, но последний пережевывал вопрос, словно тот был табаком, и наконец высказал свое мнение: — Болдуинз-Гарденс? Поищи Недди Холла. Грейп-стрит, комната за «Тряпьем и бутылкой». Грейп-стрит была сырым и зловонным переулком на окраине Сент-Джайлса. Дома по обеим сторонам клонились друг к другу, а булыжники почернели от грязи, которая оставалась скользкой, несмотря на летнюю жару. Оборванные мужчины и полуодетые дети глазели, когда он проходил мимо. Криспин, который выделялся бы в любой компании в своем пальто цвета мха и бледно-золотом жилете; на этой улице он выглядел как бабочка среди мотыльков, за исключением того, что у здешних мотыльков были зубы. Не было здесь никакой лавки под названием «Тряпье и бутылка» или еще чего-то подобного. Наконец, он решил спросить сидевшую на улице женщину, жевавшую мундштук своей трубки, пока она оборачивала старой газетой веточки увядающей лаванды и бросала их в свою корзину. — Тряпье и бутылка? — повторила она, протягивая руку за полпенни, которые предложил Криспин. Она издала сухой смешок. — Конечно, сэр, она за вашей спиной. Он обернулся и увидел окна лавчонки. Она знавала и лучшие дни, но никогда не знала хороших: неказистое местечко, его окна с мелкими стеклами были покрыты толстым слоем грязи. Женщина кивнула ему, и он, пожав плечами, вошел внутрь. Интерьер вызывал недоумение. На полках, любых поверхностях и даже на полу стояли бутылки и стаканы различных видов. В воздухе витали призраки давно ушедшего содержимого, с оттенками духов и джина, скипидара и ликеров, апельсиновой воды и масла. Бочки и ящики были завалены металлическими коробками, банками и жестянками. Это была куча мусора, настоящая свалка, и Криспин огляделся с ужасом и отвращением, подтягивая фалды своего пальто к себе, опасаясь грязи и жира на всем вокруг. Мужчина с тусклыми глазами стоял у кособокого комода, в который он складывал что-то из потрепанного мешка. — Сэр? — Я ищу мистера Холла. Мусорщика. Старьевщик разочарованно хмыкнул и мотнул головой в сторону задней части лавки, где была слегка приоткрыта маленькая дверь. — Пдите. Проходите, перевел для себя Криспин и прошел. *** Нед Холл, мусорщик, этим днем не наслаждался. В целом он был доволен своей работой. Это была работа не для слабаков — поспускай мусор по узким лестницам и потаскай ручную тележку по мощеным булыжником или изрытым колеями улицам, и через какое-то время ты уже никогда не сможешь отряхнуть бумажную пыль от своей кожи, но ему это нравилось. Он любил торговаться из-за пары монет, любил изучать разные мелочи, которые попадались в кучах хлама, а больше всего ему нравилось быть самому себе хозяином. Он прошел длинный путь от доков. Это была хорошая жизнь. Странное занятие, конечно, продавать псалтыри, в которые заворачивают свинину, или любовные письма мертвецов, которые идут на унцию баклажанов, но ему это подходило. Так что сейчас он не мог точно сказать, что именно было неправильно. Нед потянул себя за ухо, почесал внутри него пальцем. Он делал это так часто, что это начало причинять боль, но он не мог остановиться, потому что не мог избавиться от ощущения, что он может почти, не совсем, но возможно, если он сможет просто повернуть голову в нужную сторону, он сможет что-то услышать. За исключением того, что там было нечего слушать, и это сводило его с ума. Так недалеко и до Бедлама. Он прижал обе ладони к ушам, потер их с такой силой, что почувствовал, будто они сейчас начисто оторвутся, и он был все еще занят этим недостойным действием, когда сзади раздался стук. — Мистер Недди Холл? Нед повернулся, чтобы посмотреть кто там, и моргнул. В дверях неуверенно стоял, можно сказать, джентльмен, который выглядел так, словно очень не хотел здесь находиться. Броский тип, щегольски одетый. Стройный, не слишком высокого роста, да и возраста тоже: около двадцати, прикинул Нед. Узкое, нервное лицо и копна волос цвета сена, такого желто-коричневого оттенка. — Я Нед, если не возражаете. Я могу что-нибудь сделать для вас, сэр? — «сэр» относилось главным образом к одежде, в том, как посетитель стоял, опираясь на одну ногу, было что-то такое, что не говорило об авторитете. — Эм, я пытаюсь найти немного макулатуры. Не могли бы вы мне помочь? Нед широко развел руки, приглашая молодого человека осмотреться, и тот принял это приглашение, покраснев, когда до него дошел смысл молчания. Маленькая комната была завалена бумагой от пола до потолка, огромные кучи и кипы ее, горы всякого разного, белого, желтого и коричневого цвета, пустой, покрытой текстом или каракулями, несколько пачек были перевязаны бечевкой, большинство лежало просто так. — Хотите мусора, у меня он есть. Сколько центнеров? — Я имею в виду определенные документы, — сказал молодой человек с легким упреком, как будто Нед должен был это знать. В его речи слышалась тень такого деревенского акцента, как у театрального пирата, так что в слове «определенный» можно было услышать р. — Мой ма... мой, э—э, учитель умер, и мусор выкинули, пока меня не было. Наследники продали много документов, которые не следовало продавать, и они не сказали мне, где они их продали, и я должен их найти. Это ужасно важно. Нед заметил, что его глаза умоляюще распахнулись, но большая часть его мозга была занята мыслями о том, что пацан разговаривает как «куколка». Не так, как пареньки с Кливленд-стрит или что-то в этом роде. Просто тонкий голос, который немного срывался и делал сильное ударение на некоторых словах, тот голос, который заставляет думать: «я знаю таких, как ты». И «куколка» поняла, что он знал, потому что краска разлилась его бледной коже. — Вы можете помочь? — спросил он, очевидно стараясь звучать мужественней. — Имя? — спросил Нед. — Э-э, Тредарлоу. Криспин Тредарлоу. — Молодой человек сделал то, чего Нед никогда бы не мог предсказать: он шагнул вперед и протянул руку. — Приятно познакомиться свами, мистер Холл. Нед протянул свою руку, и пальцы Тредарлоу обхватили его ладонь. Длинные, тонкие, чистые, мягкие пальцы. Некоторым повезло. — Я тоже рад с вами познакомиться, мистер Тредарлоу, но я не имел в виду ваше имя. Я имел в виду, кто продал то, что вам нужно? — О! О, да, конечно, вы про это. Фамилия Берфорд, а дом находится в Болдуинз-Гарденс, это было три дня назад. Он все еще держал Неда за руку. Нед опустил взгляд на тонкие пальцы, бледные на фоне его собственной кожи. У Тредарлоу отсутствовал верхний сустав мизинца, кожа разгладилась над выступом кости, которым заканчивался второй сустав. В остальном у него были прекрасные руки. Нед посмотрел на мужчину, стоявшего на расстоянии вытянутой руки. Вблизи он выглядел немного старше, почти одного возраста с двадцатишестилетним Недом, если прикинуть. Аккуратные коричневатые брови обрамляли странного желто-зеленого, цвета болотного газа или чего-то в этом роде, глаза, хотя Нед никогда не видел болот. Веснушки покрывают скулы. Полные губы. Хорошо одет. Белый, конечно. Нед убрал свою руку. Тредарлоу отпустил ее. Они оба кашлянули, прочищая горло. — Что ж, хорошая новость в том, что вы нашли своего мужчину, — сказал Нед, — своего мусорщика. Я купил эти бумаги… — О, слава Богу. — Тредарлоу положил руку на сердце, изображая облегчение. — Но если вы ищете что-то конкретное, то здесь много хлама. Я собирал всю неделю. — Много... то есть, вы не знаете, где они? Вы не помните, куда вы их положили? — Это же мусор, — выражение лица Тредарлоу заставило Неда добавить, — было ли там что-нибудь приметное, запоминающееся? Книги? Я откладываю книги в сторону. Связки писем, ленты? Переплет? Картинки? Дайте мне зацепку. — Это были просто рукописные документы, — с несчастным видом сказал Тредарлоу, — с разными, э-э, диаграммами, но если вы не знаете, что они значат, то они покажутся вам каракулями. Нед подавил желание похлопать его по плечу. — Не хочу показаться бестактным, сэр, но я собираю мусор, приношу его сюда, а потом продаю. Это вам не передвижная библиотека. — Полагаете ли вы… понимаю, что, вероятно, на этот вопрос не так легко ответить, но, возможно, вы еще не продали документы? — Нед пожал плечами. Тредарлоу огляделся по сторонам и безнадежно продолжил. — Вы не возражаете, если я поищу? — Поищете... что, свой мусор? Мой мусор, — добавил он, потому что, если Веснушка хотел свои документы, он мог заплатить столько, сколько скажет Нед. — Да. Эм, какую партию вы собираетесь продавать следующей? Мне действительно нужно найти эти документы, понимаете. Пожалуйста? Нед оглядел тонны бумаги, окружавшие их, и снова перевел взгляд на симпатичного молодого человека, умоляюще смотрящего на него этими светло-болотными глазами, и сказал: — Что ж, на ваш страх и риск… *** Три часа спустя руки, рукава рубашки и колени Криспина были грязными, спина болела, и он начинал впадать в отчаяние. Вокруг было так много бумаги. Огромные, тяжелые, туго перевязанные бечевкой кипы, которые он, срывая ногти, пытался раздвинуть, чтобы посмотреть, что внутри, или рыхлые кучи, которые, как он быстро понял, слишком легко рассыпались по пыльному полу. Он не мог перестать чихать. Не удивительно, что Нед Холл был такого цвета. Серо-белая пыль на коричневой коже. Было трудно не пялиться. Во-первых, Криспин был из Корнуолла, где, на его памяти он ни разу не видел ни одного цветного. В Лондоне их было много, он это знал, но, как евреи и индусы, они в основном проживали в Ист-Энде, темном и тревожном районе физического труда и нищеты, куда Криспин редко заходил. У него была его странная жизнь в Вест-Энде. Он видел цветных только в роли бродячих уличных продавцов, никогда не разговаривал с чернокожими мужчинами раньше и, конечно, никогда ни к одному из них не прикасался. Рука Холла ощущалась... ну, Криспин был уверен, что ему следует утверждать, что она ощущалась так же, как рука любого другого мужчины, но он никогда раньше не прикасался к руке, настолько пропитанной бумажной пылью, что она была сухой и скользкой. Он также редко ощущал такое сильное рукопожатие. Холл был не более чем на три дюйма выше Криспина, но он был весь из мускулов. Покатые плечи, мощные ноги и его руки! Рукава его рубашки были закатаны из-за жары, и от силы, прослеживавшейся в этих предплечьях, у Криспина пересохло во рту. Если только это не было бумажной пылью. Эта мысль заставила его снова закашляться. — У вас перехватывает горло, не так ли? — голос Холла раздался у него за спиной. Криспин подскочил, как кот, бумаги каскадом посыпались из его рук. — Спокойно! — О, черт возьми. Мне так жаль, вы напугали меня. — Оставьте, — сказал Холл, поднимая бумаги, и протянул ему оловянную кружку, — вот. — Что это такое? — Чай. Смоет пыль из вашего горла. Он протянул кружку чуть вперед. Криспин осторожно взял ее. Чай не казался прекрасной идеей в такую жару, и, по правде говоря, он предпочел бы дарджилинг или пеко тому, что варят землекопы, но он не хотел быть грубым. Первый глоток, крепкий и терпкий, заставил его поморщиться, но второй, казалось, проник в горло, смывая пыль толщиной в дюйм. Он издал стон блаженства. Холл ухмыльнулся, увидев выражение его лица. — Хорошо? — Замечательно. Холл отхлебнул из своей кружки. Он выглядел немного разгоряченным, как будто усердно работал, и был покрыт мелкой пылью. Криспин мог намочить палец в своей кружке или во рту и провести им по одному из этих предплечий, оставляя блестящую линию на коже… — Есть успехи? — спросил Холл. Криспин виновато вздрогнул. — Что? Эээ. Нет. Нет. Я еще не нашел. Холл поморщился. — Мне нужно загрузить ручную тележку. Полагаю, я мог бы дать вам знать, если увижу ваши бумаги. Еще раз, на что они похожи? Это было предложением помощи, понял Криспин. — О, спасибо вам! Это рукописные документы. Неразборчивый почерк, символы и диаграммы. Э-э, вы умеете читать? — Было бы скучно работать, если бы я не умел. Черт. Дело моментально осложнилось. — Ну, в любом случае, они, вероятно, для вас покажутся бессмысленными. Это специализированная форма математики. Осмелюсь сказать, что это будет выглядеть как полная чушь. Холл одарил его тем, что он мог описать только как взгляд с большой буквы В. — Слишком мудрено для таких, как я, да? Понял вас, сэр, большое вам спасибо. — Я бы не сказал «мудрено», — поспешно сказал Криспин, — просто очень расплывчатая область изучения. Я не ожидал, что кто-то поймет их ценность. Что ж, Берфорды пустили все это по ветру. Холл хмыкнул и подошел к куче, перебирая пачку. Не совсем рядом с Криспином, но достаточно близко, чтобы он мог чувствовать присутствие этого человека. Он сильно вспотел — ручной труд, жаркий день. Мужской аромат и бумажная пыль, смешиваясь воедино проникали ему в нос. Не отвлекаться. Он пролистал стопку того, что оказалось нотами, затем расписание железной дороги, вплоть до мелко исписанного листа, который заставил его сердце замереть на секунду, пока он не увидел, что это всего лишь набор счетов. — Откуда все это? — спросил он. — Мусор? Отовсюду. Издательства, кофейни, типографии, юристы. Школы. Уборка дома, когда кого-то спускают с небес на землю. Если у вас есть мусор, я заберу его. — Только макулатура, или вы занимаетесь... — Криспин указал большим пальцем на помещение с тряпками и бутылками. — Только мусор, — ответил Холл, хотя даже адвокат Королевской скамьи мог бы подвергнуть сомнению его слова о том, что он всего лишь непритязательно собирает и развозит свой товар. Очевидно, что существовала иерархия людей, которые собирали лондонский хлам, и бумага была на вершине. Очевидно также, что слово «бумага» не использовалось по какой-то тайной торговой причине. Криспин знал все о специальной лексике. — Я всего лишь мусорщик. — Я понятия не имел. Я никогда не думал, что случается дальше с, э-э, мусором. — Криспин чувствовал себя слегка неловко, перенимая этот термин, но это была банальная вежливость. — Большинство людей не думают. Некоторые просто выбрасывают его вместе с пылью. Вопиющий позор. Я заберу его у вас по пенни за фунт в любой день. Криспин переложил кучу мусора на другую стопку, чтобы продолжить поиск. Листы здесь были меньшего размера, написанные мелким почерком. Он присмотрелся внимательнее. — О! Здесь есть письма. Личные письма. — Удивительно, что только не найдешь. Ну, кто-то скончался, что делать семье? В основном они даже не перепроверяют. Любовные письма к старой двоюродной бабушке от двоюродного дедушки — или кого-то, кто не был двоюродным дедушкой, если уж на то пошло — все перевязаны старой лентой с завязанной в узел прядью высохших волос. Она хранит их годами, а потом, через пять минут после того, как она скончалась, они лежат на моих стопках вместе с песенниками и учебниками. — Это ужасно, -сказал Криспин. — Таков порядок вещей. Сожгите свои любовные письма или предайте их земле вместе с вами, иначе завтра они станут упаковочной бумагой. — Холл слегка печально улыбнулся. — Я откладываю их в сторону для упаковки, когда замечаю, лучше, чем если они попадут не в те руки. — Это... я рад, что вы поступаете так. — Мягкотелость, в этом моя беда, — он пожал плечами. — Все это бесполезно. Раньше это были надежды и мечты, но я плачу пенни за фунт, как и за все остальное. Это странная профессия, но есть и намного хуже. — Кому вы это продаете? — Собираетесь сами заняться этим бизнесом? — голос Холла звучал немного угрожающе, но, когда Криспин поспешно оглянулся, держа в руках толстую стопку бумаги, он увидел широкую ухмылку, и почувствовал, как его собственные губы дрогнули в ответ. Холл действительно был довольно красив. Поначалу это ускользнуло от его внимания из-за того, что было непривычно видеть перед собой цветного. Он заметил смуглую кожу, широкий нос, не более того. Однако после трех часов тайных взглядов и небрежного обмена репликами он увидел глубоко посаженные темно-карие глаза с морщинками, которые наводили на мысль, что Холл много смеялся, и нижнюю губу, которая казалась еще пухлее, когда он улыбался. Криспин всегда питал слабость к улыбкам. И он что-то сказал. — Эм, нет, — выдавил Криспин, поспешно вспоминая, о чем был вопрос, затем пнул себя за то, что не ответил на шутку. — Ну, если только учеба не окупится. Вам нужен ученик? Холл бархатисто рассмеялся. Боже, эта улыбка. — Я дам вам знать, если будет вакансия. — Так кому вы это продаете? — Спросил Криспин, чтобы перестать думать об ответе, который он мог бы дать при других обстоятельствах. — Продавцам, в основном. Оптовая и розничная торговля. — Продавцам? — повторил Криспин, флирт исчез как дым. — Что... зачем?.. — Чтобы заворачивать еду. Как вы думаете, откуда берется газета, в которую завернуты ваши сосиски? — В бумагу будут заворачиваться продукты? — Это я и говорю. — Холл бросил на него странный взгляд. Криспину было все равно. Его разум словно заклинило. — Но… Не настоящая еда. Не для людей. Темные брови Холла сошлись над переносицей. — Да, еда, для людей. Сыр, масло, рыба, сладости… Эй, приятель! Бумаги с шорохом выскользнули из онемевших рук Криспина на пол. Он отступил на шаг, наткнувшись на другую кучу, которая покачнулась и неумолимо рухнула. Его нога поскользнулась на листе на полу, и он обнаружил, что сидит на заднице, на небольшой горке бумаги, а Нед Холл сидит на корточках перед ним с обеспокоенным видом. — С вами все в порядке? — Я должен найти бумаги, — прохрипел Криспин. — Вы должны помочь мне. Это очень важно. Пожалуйста. Он схватил Холла за руку, лишив его равновесия на скользком, усыпанном бумагами полу. Холл дернулся вперед и опустился на одно колено, чтобы удержаться на ногах. Криспин полулежал на полу, а очень красивый, потный, мускулистый мужчина стоял на коленях между его ног, держа его за руку. Паника, абсолютная паника и дикая невозможность медлить клокотали в груди Криспина, но это не помешало части его разума отметить, как глаза Холла слегка расширились, и как он сжал пальцы, дрожа, но не разжимая их. Они уставились друг на друга. Не двигались. Если просто немного потяну его на себя, подумал Криспин. При других обстоятельствах это показалось бы ужасной упущенной возможностью, но у него не было чертова выбора и времени, которое он мог терять. Он прочистил горло. — Пожалуйста, помогите. Глава вторая Нед не наслаждался своим днем. Какое-то время мог. Тредарлоу значительно улучшал атмосферу, и ему понравились компания и разговоры. Это внесло изменения: здесь, даже если искать целый месяц, не встретишь шикарного парня, а Нед любил восхищенные взгляды не меньше, чем любой другой мужчина. Болотные глаза Тредарлоу были достаточно выразительными, чтобы доставить ему кучу неприятностей, и Нед чувствовал их взгляд на себе весь день. Возможно, он даже приседал немного глубже и поднимал немного больше веса из-за них. Такому худощавому парню вполне мог понравиться мужчина с мускулами, а Нед получал слишком много комплиментов в адрес своих ног и задницы, чтобы утруждать себя ложной скромностью. В основном, комплименты от мужчин, которые не смотрели никуда выше его талии. Тредарлоу говорил. Его голос зазвучал заинтересованно, дружелюбно и забавно, как только он немного расслабился. На самом деле, за этой нервозностью, оказалось, скрывался довольно живой парень, тот, с кем Нед мог бы поболтать еще какое-то время. Пока он не сказал про еду. И вот Тредарлоу лежал на полу, именно так, как Нед себе уже некоторое время представлял, притягивая его к себе с мольбой на губах и нуждой в глазах... И все, чего этот ублюдок хотел, это дополнительная пара рук, сортирующая мусор. Нед на мгновение задумался о том, чтобы опрокинуть его на спину, поскольку они все равно были здесь, на полу, так что Веснушке было бы еще о чем подумать. Он со вздохом откинулся на пятки. — Помочь вам в чем, найти ваш мусор? — Это не мусор. — Тредарлоу попытался сесть, груды бумаги зашевелились под ним. — Это очень, очень важно, и если в них завернут еду... — То что? — потребовал ответа Нед. — Чернила ядовиты? — Нет. Ну, не… то есть не совсем. Нет. Эм. Я не могу толком объяснить. — Ну, тогда вы можете поискать их сами, — это было некрасиво, но было не так много глупых игр, в которые он готов был играть, если это были не глупые игры по его правилам. Тредарлоу прикусил губу. Он должен был знать, как это выглядело: белые зубы на фоне пыльно-розовой кожи. — Давайте, вставайте. — Нед протянул руку. Тредарлоу взял ее и позволил поднять себя на ноги. — Послушайте, мне нужно работать. — Я заплачу вам. За ваше время и труд, и... и если вы позволите мне кое-что сделать. — Если я позволю вам кое-что сделать, — повторил Нед медленно и недоверчиво, потому что, стоило признать, был разочарован. Он брал деньги, однажды заставил какого-то пижона в блестящей шелковой шляпе заплатить гинею за привилегию подержать член Неда в своем рту, и это в какой-то степени было выгоднее таскания бумаги. В этом не было ничего плохого, и деньги всегда были кстати, но он только успел подумать, что Тредарлоу относился к нему как к личности, а не как к товару. Он думал, что они поладили. Тем не менее, Тредарлоу выглядел испуганным, краска залила его лицо, как от краснухи. — Не это! — выпалил он. — Я имею в виду… умеете ли вы хранить секреты? Нед мог бы вышвырнуть его прямо сейчас, или он мог бы выяснить, в чем дело, что, стоило признать, начинало разжигать в нем кошачье любопытство. — Да, я умею хранить секреты. И вы можете заплатить за мое время и рабочую силу. Пять шиллингов за вторую половину дня, — высокая цена, но Тредарлоу не дрогнул. — За все остальное, сверх того, придется заплатить дополнительно. От этого парнишка покраснел еще сильнее, что было приятно. — Я могу верить вам на слово? — настойчиво спросил Тредарлоу. — Это тайна. Мне нужно ваше слово, как… — Джентльмена? — немного саркастично предположил Нед. — Человека чести, — Тредарлоу произнес это с удивительным достоинством. Нед задумался, а затем протянул руку. — Честное слово человека чести. Тредарлоу принял руку — они уже привыкли ощущать ладони друг друга — и слегка кивнул ему, как мужчина мужчине. — Хорошо, — сказал он. — Дело в том, что… Бумаги. Они, э-э, волшебные. — Волшебные, -повторил Нед. — Я не ожидаю, что вы мне поверите, но, пожалуйста, просто послушайте, — резко сказал Тредарлоу. — Мой учитель, который умер, это были его бумаги, он был очень могущественным магом, который проделал много теоретической работы, и он записывал ее, и он никогда не оформлял свои бумаги должным образом. И когда он умер, я был в отъезде, а вы убрались в доме, и бумаги, которые вы забрали, покрыты, э-э, заклинаниями. Вы понимаете? — Покрыты заклинаниями, — Нед скрестил руки на груди. — Ясно. — За пять шиллингов вы могли бы по крайней мере притвориться, что слушаете, — огрызнулся Тредарлоу. — Дайте десять, и я поверю каждому вашему слову. Спасибо звездам, что он не успел трахнуть сумасшедшего. Кто знал, к чему это могло привести. — Это выгодная сделка, — сказал Тредарлоу. — Десять шиллингов, и вы верите, что мой учитель был волшебником, что я и есть волшебник, огромное количество волшебной бумаги с заклинаниями перешло в ваши руки, и в часть ее, возможно, даже сейчас завернут фунт сосисок, которые кто-то собирается съесть, вы понимаете? — И что будет? — спросил Нед, втянутый в фантазию вопреки своему желанию. — Я не знаю, но ничего хорошего. Слова обладают силой. Видите ли, мы используем письменную систему для магии. Все, что он написал определенной ручкой, ну... Он действительно выглядел обеспокоенным. Нед мог поклясться, что он верил каждому слову своей чепухи. — Хорошо. Вы хотите, чтобы я поискал вашу волшебную бумагу прямо сейчас? Он сделал все возможное, чтобы это прозвучало серьезно, но, очевидно, потерпел неудачу, потому что Тредарлоу впился в него взглядом. — Нет. Я хочу подчинить вас. — Это обойдется вам намного дороже, чем десять шиллингов. — Прекратите вы это! — голос Тредарлоу дрогнул. — Я серьезно. Я должен знать, что вы сделали с документами, поэтому мне нужно, чтобы вы вспомнили. Это означает подчинение, своего рода заклинание для восстановления памяти. — Вы хотите околдовать меня? — Нед почувствовал сильное желание сказать: «К черту все эти игры», и ему пришлось напомнить себе, что Тредарлоу был умалишенным. Пусть его, развлекается. — Тогда продолжайте. — У вас есть какая-нибудь бумага? — Нед лишь бросил на него взгляд. Тредарлоу нахмурился. — Чистая бумага. Без надписей. Нед взял лист из стопки, где он хранил чистые листы для писателей, которые иногда заглядывали к нему. Тредарлоу вытащил ручку из кармана. Она выглядел серебряной, покрытой тонкой гравировкой, которая отражала свет, со странным желто-белым пером. — Это слоновая кость? — спросил Нед. — Э-э... кость, — Тредарлоу звучал немного уклончиво. — Как ваше полное имя? — Эдвард Айзек Холл, — Нед вглядывался в страницу, пока Тредарлоу писал его имя плавным почерком. Чернила были ярко-багровыми, и, что еще более странно, ему не нужна была чернильница, как будто чернила хранились внутри корпуса ручки. Должно быть, какое-то новомодное изобретение. — Как это работает? — Ш-ш-ш, — Тредарлоу писал, быстро и уверенно, символами, которые Нед не знал. Форма тоже была странной. Однажды Нед взял детскую книжку о том, что называлось оптическими иллюзиями, картинки, которые менялись в зависимости от того, как на них смотришь. Черная свеча превращалась в два белых лица, что-то в этом роде, и у Неда возникло немного забавное чувство, когда его глаза не знали, что им делать. Именно такими были эти буквы. Они создавали впечатление, что, если приглядеться достаточно усердно, они окажутся совершенно другой формы. Перо царапнуло с сухим звуком, похожим на шорох крысиных лапок по пыльным доскам. Чернила потекли с кончика, недостатка в них не было, они блестели красным. Тредарлоу провел линию на белой бумаге, и это выглядело как порез бритвой на коже. «Не на моей коже», подумал Нед, а затем понял, что шуткой успокаивает себя, потому что волосы у него на затылке встали дыбом. Он чувствовал запах чего-то металлического. Немного похожего на железо. Немного похожего на кровь. Тредарлоу выглядел бледным, не отрывая глаз от страницы. Он писал слитно, написал слово — memoria — подчеркнул его дважды и зачеркнул слово росчерком пера, и Нед… …тащил охапку отходов. Леди Берфорд была ведьмой, с которой сложно было торговаться, но это стоило затраченных им усилий, учитывая всю работу по уборке, которую он проделал, он получил неплохую гору бумаги. Комната была завалена, потому что у него случилась пара неожиданных сделок, а несколько торговцев, которых он обычно снабжал, прикрыли лавочку и уехали на побережье, везучие болваны. Он свалил все в не слишком шаткую кучу у стены, потряс головой из-за странного ощущения в ухе, вернулся за новой порцией… от неожиданности дернулся вперед, так что Тредарлоу пришлось схватить его за руку, чтобы он не упал. — Сработало? Нед шевелил губами, но не мог издать ни звука. Это было не просто воспоминание. Он будто вернулся во времени, настолько это было ярко. Как будто он заново прожил эти моменты. Как волшебство. — Мне нужно знать, — настаивал Тредарлоу. — Это было просто навязчивое воспоминание, оно не могло причинить вам никакого вреда… — Вреда? — гневно сказал Нед, отдергивая руку. — Вреда? Ты наложил на меня заклятие! — Я предупреждал, что сделаю это. Послушайте, я понимаю, что вы очень рассержены и удивлены, но я плачу десять шиллингов за то, чтобы вы поверили мне и нашли бумаги, и поэтому, пожалуйста, не могли бы мы заняться сперва этим? Где они? Десять шиллингов, — сказал себе Нед и, — не сумасшедший, — и, — магия. — Я… Вон там, — он повернулся, чтобы указать на стену, и, когда он это сделал, почти услышал, как этот неслышимый звук повторился. Набор впечатлений, связанных в его сознании: сухая бумага, царапающая ручка, предметы, которые шуршали в тени. — Это твои бумаги издают этот чертов шум? У Тредарлоу отвисла челюсть. — Вы его слышите? — Я не слышу его. В этом проблема. — Да! — сказал Тредарлоу. — Это именно так, как должно быть! — Похоже на звук, который не слышно? — Тредарлоу просто взглянул на него, и Нед пожал плечами. — Хорошо, да. Это звучит как нечто, чего я не слышу, и я не-слышу это уже три дня. — Сказали бы вы раньше. Я мог бы использовать это. — Разве ты не слышишь его? — Нет, — сказал Тредарлоу с сожалением, которое Нед счел совершенно неуместным. — Бумаги, пожалуйста? Я имею в виду, мусор? Нед подошел к стене, куда складывал те бумаги Тредарлоу. Он ничего здесь не трогал, хотя после этого проклятого груза привез еще немного мусора. Так получилось, как он понял, из-за того, что шум, который он не мог слышать, был громче в этой стороне комнаты. Он избегал его. Ему пришлось порядком потрудиться, чтобы расчистить путь. Тредарлоу завис, потом его затрясло и он бросился вперед, как только образовалось достаточно места, протягивая руки, словно скряга за золотом. — Да, — прошипел он спустя мгновение. — Да! Вдвоем они вытащили стопки. Нед узнал их, как только Тредарлоу вытащил первую партию: это точно были его вещи. Просто они выглядели необычно. Чернила были забавного коричневого оттенка, скорее, чем красного, и это был другой почерк, вроде, но были символы странной, неправильной формы и слова, которые не были английскими, некоторые зачеркнуты, а некоторые нет. Нед взял еще одну охапку бумаги, прищурившись на странные чернила и задаваясь вопросом, почему кто-то мог выбрать коричневые чернила, которые выглядели как… Он отшвырнул от себя пачку жестом сильного отвращения, от которого листы каскадом посыпались на Тредарлоу, который присел на корточки на полу. — Что за… — Это кровь! — сказал Нед с ощутимой неприязнью, хлопая себя по рукам, как будто это могло избавить от прикосновения испачканной бумаги. — Так ведь? Эта чертовщина написана чертовой кровью, ты…ты кровопийца, — казалось, он не мог придумать никаких других ругательств. — О, боже мой. Я трогал их, — он тяжело сел на пол и зажал голову между колен. Тредарлоу подошел и неуверенно положил руку на его плечо. — Эм, мистер Холл? Нед? На самом деле все не так плохо. Это всего лишь кровь мистера Марли, я клянусь, и он добровольно использовал ее. Так работает магия. — Как и ты, — прохрипел Нед. — Да, но посмотрите на это так: вы пользуетесь своим телом для работы, не так ли? Ваши мышцы, вашу силу, — его пальцы слегка сжались на плече Неда, неосознанно иллюстрируя. — Ну, а я использую свое, свою кровь и кости. Не такая уж и большая разница. Он должен был оттолкнуть Тредарлоу, не позволять этому мужчине прикасаться к себе. Писать заклинания собственной кровью, прямо перед его носом. Это противоречило всем законам, именно так: незаконно, и неестественно, и неправильно. Признаться честно, это был набор слов, которые он много слышал раньше. Вот почему он больше не жил в Шэд-Темзе, где жили четыре поколения его семьи, где он вырос, где на каждой улице были люди, похожие на него или на других иностранцев, и на него не смотрели бы косо. Здесь на него глазели. Не другие мусорщики, не жители Грейп-стрит, которые привыкли к его цвету кожи, но всегда был какой-нибудь новый прохожий, или бродяга, или пьяница. Но ему нужно было убраться как можно дальше от Шэд-Темзы, потому что взгляды были намного лучше, чем молитвы, проклятия и сплетни. У Неда были свои определенные представления о том, что является неправильным. По его мнению, немного поразвлечься с одним из парней с торгового судна не было чем-то неправильным. С силой пнуть в кишки своего шестнадцатилетнего брата, потому что ты застукал его целующимся с морячком, а затем сбежать, чтобы рассказать всем соседям: это было неправильно, и Джем может отправиться куда подальше вместе со всей их семейкой, если это было тем, чего они хотели. Писать заклинания собственной кровью… Он посмотрел на лицо Тредарлоу, так близко к его собственному, на беспокойство в его болотных глазах и решил, что подождет с осуждением. Он всегда считал, что любой имеет право использовать свое тело так, как ему нравится, пока он не причинил никому вреда. Губы Тредарлоу были слегка приоткрыты, дыхание участилось, и он не убирал руку с плеча Неда. Вероятно, было много вещей похуже магии или крови, если подумать, чего Нед делать не собирался, потому что у него на уме были другие вещи. Он сглотнул. — Как, ты сказал, тебя зовут? — Криспин, — призрачное дыхание коснулось кожи Неда. — Что это за акцент? — Корнуоллский. Он был действительно очень близко и не двигался, и Нед подумал: «Ну и ладно», и одарил его своей лучшей улыбкой. — Ты занимаешься чем-нибудь, кроме магии, Криспин? — Иногда я трахаюсь, — сказал Криспин, и это слово прозвучало странно с его мягким деревенским акцентом. — Как насчет тебя? — И я, — согласился Нед. — И я не хотел бы говорить, что умею творить волшебство, но... Улыбка, появившаяся на губах Криспина, была полна порочного удовольствия. — Что ж, я показал тебе свою магию. Так что, если я могу просто проверить, что все бумаги здесь, и перестать беспокоиться, думаю, настанет твоя очередь. Это было обещанием, которое он хотел сдержать, но… Нед положил руку на затылок Криспина и притянул его к себе. Он терпеть не мог мужчин, которые не целовались. Он слишком часто работал на всяких шишек, и бывал экзотической новинкой для белых, и это больше не было весело. Если Криспин был одним из таких, готовых трахаться, но не целовать его, он предпочел бы узнать об этом сейчас. Но его опасения не оправдались, потому что Криспин целовал его в ответ, тепло и податливо, пробуя на вкус, а не погружаясь в него, но не из-за отсутствия энтузиазма или уверенности. Его руки лежали на плечах Неда, рот был открыт, язык двигался, а затем он притянул сильнее, углубляя поцелуй, и Нед вздрогнул в ответ, взяв в горсть эти мягкие прямые волосы. Криспин мог быть стройным, но он не был слабым, и ему не нужно было указывать, что делать. Его длинные пальцы двигались вверх по шее Неда и по его туго завитым волосам, вызывая мурашки удовольствия, другая рука опускалась вниз по его рубашке, как будто он хотел почувствовать голую кожу, и они могли бы просто упасть на усыпанный бумагами пол прямо сейчас… За исключением того, что он не собирался трахаться на этом. Нед не без сожаления отстранился. Криспин моргнул. — Мусор, Веснушка. — Что? Ах да. Верно. — А затем… Рот Криспина был влажным, немного покрасневшим, чрезвычайно аппетитным. — Безусловно. — Я бы сделал это прямо сейчас, но пол покрыт заклинаниями, — добавил Нед. — О, ты и представить не можешь. Для меня это постоянное испытание, — его улыбка была такой же широкой, какой Нед ощущал свою. — Отлично. Давай закончим поскорее. *** Криспин подошел и снова опустился на колени среди бумаг, не в силах перестать улыбаться. Его хмурый день превратился в солнечный. Документы мистера Марли возвращены, никто не пострадал, и Нед Холл целует его как настоящий мужчина. Криспин слишком привык к тому, как люди реагировали на его гибкую фигуру и тонкий голос. Насмешки и колкости были с ним всю его жизнь. Даже в этот последний визит в Лискерд его братья и старые школьные товарищи вели себя как обычно, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не сказать: Вы понимаете, кто я? Вы знаете, что я могу сделать? Люди сами решали для себя, что он за человек. Даже другие мужчины из его круга, строили догадки насчет него, и отвергали, когда он оказывался не таким пассивным и уступчивым, как они от него ожидали. Но не сегодня, не в этих удивительно мускулистых руках, и он не смог удержаться, бросив взгляд на Неда, который улыбался ему в ответ. — Работаем, — напомнил он им обоим. — То есть, я должен работать. Не трогай остальное, если не хочешь. Оно не навредит тебе, но я пойму, если ты предпочел бы этого не делать. — В свое время я прикасался к вещам и похуже, — заверил его Нед, — и, если это означает, что ты уберешь отсюда этот проклятый шум, я буду счастлив. — Я уберу. Я обещаю. Знаешь, довольно необычно то, что ты его слышишь, — осторожно добавил он. — Неужели? — Нед, казалось, не слушал. Он опустил взгляд на исписанную пачку в своих руках. — Э-э, Криспин? — Ммм? — Что, если я все же продал какую-то часть? Холод проник сквозь теплое облако счастья Криспина. — А ты думаешь, что продал? — Эм. Сложно запомнить, куда ты продал мусор, если в нем не было ничего особенного. Но... — он посмотрел на бумагу, которую держал в руках. — Приятная на ощупь, с хорошей текстурой, переплетением, как вы это называете. И почерк, э-э, чернила, довольно... — он скорчил гримасу, — особенные. Криспин откинулся на спинку стула и полез в нагрудный карман за ручкой. — Могу я подчинить тебя еще раз? Очевидно, никому из них не нравилась эта идея. Нед сжал челюсти. Криспину пришлось сделать несколько глубоких вдохов. Подчинение было одним из его наименее любимых приемов. Как и во всех заклинаниях, которые воздействовали на разум, это, казалось, высасывало кровь прямо из его загривка, оставляя после себя тошнотворную боль и головокружение. С другой стороны, опять же, он сомневался, что Нед предположил бы это без причины. Он написал имя, Эдвард Айзек Холл, почувствовав змеиный укус с первой буквы, холодное посасывание в верхней части позвоночника. Его кровь, красными чернилами стекавшая по костяному перу, образовывала надписи, которые придавали написанному силу. Он прошептал название memoria, перечеркивая текст пополам взмахом ручки поперек страницы, и почувствовал этот как удар ножом по затылку. Там не останется никакой раны, он знал это, но осознание не помогало ему не вздрагивать. Нед дернулся, мгновенно поддавшись внушению. Его веки быстро задрожали, когда воспоминание поразило его, а затем он резко открыл глаза и сказал: — Черт. — Ты что-то продал? — Криспин повысил голос, и ему пришлось быстро добавить, — Ты не знал. Это не твоя вина, — он сглотнул, представив себе пачку исписанной бумаги, в которую заворачивают сырое мясо на прилавке мясника, и кровь, впитывающуюся в бумагу. — Сколько ты продал? — Ну, не так уж много, — сказал Нед. — Я имею в виду, если говорить о мусоре, то не так уж много. Я взял только одну пачку из этой стопки, но начался тот проклятый шум, который не слышно, и я взял остаток из другой стопки. — Не так много — это сколько? — Примерно столько, — сказал Нед и развел ладони примерно на двенадцать дюймов друг от друга. — Срань Господня. — Криспин уставился на него. — Целый фут? Это, должно быть... — он не смог подсчитывать, сколько это листов. — Кому? Нед поморщился. — Билли Харкнесс. Он заправила на рынке Сент-Джордж. — Он... — Один из парней, которые управляют рынком, имеет дело с поставщиками, сортирует предложения. Поставщики обычно приносят свой мусор сами, но он держит под рукой стопку для продажи, если у кого-нибудь закончится. Он раздает им стопку, и они пользуются им. — Рынок, — сказал Криспин глухим голосом. Он бывал в Сент-Джордже достаточно часто. Множество прилавков, тележек и витрин магазинов. Сверкающие оловянные или медные кастрюли тут, ярко раскрашенная посуда там, люди, зазывающе кричащие о своих чайных подносах, старых ботинках, чернилах, расческах, пластырях от мозолей. Пип-шоу с картинами исторических событий или мишени для мальчишек, по которым можно стрелять. Цветочные киоски и полуголодные продавцы лаванды. И еда. Лук, репа, капуста, пучки зелени. Ломтики мяса, говядины, и свинины, и колбаски. Сомкнутые ряды блестящей сельди и кучи устриц, моллюсков и угрей… — Мы должны пойти туда, — выдавил он. — Это катастрофа. Мы должны идти, мы должны идти немедленно, — зная это, он не мог пошевелиться. — Они убьют меня. Если кто-нибудь пострадает... Они убьют меня. Я умру. — Криспин! — руки Неда, теплые и пыльные, накрыли его лицо нежным прикосновением. — Стоп. Успокойся. — Я не могу! — Ты должен. Ладно, послушай, дай мне разобраться с этим. На этой бумаге есть заклинания, как те, что писал ты, верно? Какие заклинания? Будут ли они воздействовать на память, заставляя людей вспоминать что-то? — Э-э… — Криспин взял себя в руки, отвечая на вопросы. — Только, если написанное было memoria. Видишь ли, каждое из написанного, слова силы, делает что-то свое, а мистер Марли был очень разносторонним человеком. Он писал разное, вариантов было много. Он экспериментировал, — Криспин сглотнул при воспоминании о некоторых из тех экспериментов. — Например, как? Давай, подскажи мне, о чем мы говорим. Назови три. — Эм… Ignis. Glacio. Dolor. — Растолкуй тому, у кого нет твоих знаний? — Огонь. Мороз. И, э-э... — он пожалел, что не сказал другое. — Боль. — Боль, — повторил Нед. — Почему… Нет, просто скажи мне. Допустим, кто-то принес домой хороший кусочек баранины, завернутый в одну из этих бумаг. В той, на которой написано о боли. Что произойдет? — Я не знаю. Это не должно так работать. Может быть, вообще ничего, мистер Марли мертв, ради всего святого. Но... сырое мясо, кровь на написанном... — Ладно, — твердо сказал Нед. — Я продал Билли мусор примерно через два часа после того, как он поступил. Он пролежал у него в столе три дня, и если он еще не раздал его, то скоро раздаст. Погнали. Глава третья Было уже далеко за полдень, когда они добрались до рынка Сент-Джордж, который был шумным и переполненным людьми, по дороге домой собирающимися купить что-нибудь на ужин. Летнее солнце все еще светило ярко, все еще припекало. Еще несколько часов не стемнеет. Нед подумал, что его спутник предпочел бы темноту. Они убьют меня. Я умру. Криспин был немного паникером, это Нед понимал, но он точно был убежден в том, что говорил. Он не сказал, кто собирался его убить — у них не было времени поговорить об этом, — но от этого у Неда по телу пробежал озноб. Он также не сказал, зачем кому-то понадобилось писать заклинание, причиняющее боль, и Неду хотелось получить внятное объяснение, но это можно было сделать позже. Если предположить, что позже случится, потому что Криспин побелел как снег при мысли о футовой толщины куче того, что он называл бумагой с надписями, разбросанной по миру, и, честно говоря, Нед сам не чувствовал себя таким уж невозмутимым. — Хорошо, давай сначала найдем Билли, — предложил он, когда они подошли к прилавкам. — Посмотри на это с положительной стороны, ничего не говорит о том, что он уже начал использовать эту бумагу. — Хм, — сказал Криспин. — Я думаю, что там что-то происходит. Он смотрел в сторону прилавка, у которого шел спор. Полная женщина держала корзину на расстоянии вытянутой руки, и, возможно, ее рукам не хватало силы, но та дрожала и подпрыгивала, так что казалось, что ее трудно удержать. — Ну, и что мне с этим делать? — спросил продавец. — Я просто продаю рыбу, вот и все. Я продаю хорошую свежую рыбу. — Слишком свежую, черт возьми! Я хотела, чтобы ее выпотрошили! — И я выпотрошил ее, не так ли? — Ну, видимо, недостаточно хорошо! — взвизгнула женщина. — Потому что она, черт возьми, все еще шевелится! — О Боже, нет, — сказал Криспин. — О, нет. — Что такое? — спросил Нед. — Криспин? — Не суй мне это, — кричал продавец. — Любой сумасшедший мог положить живую рыбу в корзину… — У нее нет кишок! — теперь женщина ревела во все горло. — Она дергается и вертит плавниками прямо с дырой вместо кишок! Я не потерплю такого на своей кухне! Забирай ее к чертям собачьим! Она высоко подняла корзину и перевернула ее, открыв крышку, когда продавец протестующе взревел. Рыба высыпалась серебристым потоком, ударившись о прилавок и булыжники мостовой, заставив небольшую толпу, которая собралась, чтобы посмеяться над сумасшедшей, отскочить назад. Мужчина подобрал одну из бьющихся и дергающихся рыбин. — О боже, — сказал он, вытаращив глаза. — Она права. Нед метнулся вперед и схватил рыбу. Селедку. Она была подвижной, странно сухой под его руками. Ее глаза блестели, рот открывался и закрывался. Она был покрыт чешуей, ее брюхо было распорото и пусто, и она выпала из корзины, а не ведра. Она даже не была мокрой. — Она не мертва, — в этом не было никакого смысла. — Почему она не мертва, если у нее нет кишок и она не может дышать? — Vita, — прошептал Криспин. Нед не очень хорошо знал латынь, если это вообще была она. Он не был католиком, не получил никакого образования, кроме чертовой школы. Но не нужно было быть ученым, чтобы понять, что означало vita. — Жизнь, — он сказал. — Ты можешь создавать жизнь? — На самом деле, нет. Оно никогда не работает долго. Мистер Марли потратил годы, пытаясь улучшить написание, то, что заставляет слова работать. Это было его хобби, его одержимостью. Он пытался так много, много раз... — Криспин замолчал. Нед огляделся. На рыбу, куски разделанного мяса, цыплят, подвешенных за ноги. С другой стороны улицы послышался пронзительный крик, за которым последовала волна криков, становившихся все ближе, и толпа расступилась, когда люди, спотыкаясь, попятились назад. Что-то маленькое, розовое и голое промелькнуло между ног Неда и вылетело с рынка. Дворняжка бросилась в погоню, но почти сразу же свернула в сторону. — Что это было? — спросил Нед. Криспин сглотнул. — Э-э-э, освежеванный кролик, я думаю, — Нед начал смеяться. Он ничего не мог с собой поделать. — Не смешно, — зашипел Криспин. — Нет. Совершенно нет. Давай, найдем Билли. Краснолицый старик Билли Харкнесс, с черной креповой повязкой на руке и другой повязкой на тулье шляпы, был в центре обезумевшей и растущей толпы. Продавец цветов размахивал у него перед носом букетом георгинов чрезвычайно свежего вида. — Я возьму все, что есть! — закричал он хрипло. — Два шиллинга за пачку! — Три, — сказала женщина. Ее фиолетовые астры были печально поникшими по сравнению с георгинами. — Нельзя подыгрывать кому-то одному, Билли Харкнесс. Я хочу то, что ты продал ему. Сохраняющую бумагу! — Я не знаю, что я продал! — крикнул Билли. — Я не знаю, что происходит! — Это все из-за упаковки, это точно, –сказала цветочница, но ее голос утонул в яростном гуле голосов более чем десятка других продавцов. Это становилось проблемой. Слухи распространились бы со скоростью лесного пожара, если бы этим жарким летом существовал способ сохранить цветы и зелень свежими, и Нед готов был поспорить, что торговцы моллюсками тут же ухватятся за эту возможность, если уже не сделали этого. Он подошел к стене и взобрался на ближайший подоконник. Криспин последовал за ним. — Что ты делаешь? — Подглядываю, — Нед прищурился поверх голов и попытался получить представление о происходящем. Рыночная толпа вздымалась, как Темза, волнами и водоворотами людей, собирающихся в группы, чтобы полюбоваться видом, рассекаемая решительными буксирами людей, выполняющих миссию. Цветочники и продавцы, лихорадочно прочесывающие рынок в поисках «сохраняющей бумаги». Нед видел, как проходили по меньшей мере три аукциона, когда торговец рыбой и торговец кроликами размахивали пачками драгоценного мусора. Он наклонился к Криспину. — Это все это твое оживление? — Я не знаю. Мистер Марли разделял все на стопки. Но после того, как ты все забрал, передвинул и сложил в кучу... Там могло быть что угодно еще. Нед снова выпрямился, чтобы запомнить места проведения аукционов для удобства поиска, и именно тогда он увидел проблему. Впереди, на востоке, толпа расступалась в разные стороны, и какая-то фигура рывками шла посередине, как Моисей по Красному морю. Там царила странная тишина, окутывавшая людей подобно очарованию. — Что это? — Криспин запрыгнул на подоконник рядом с ним, немного пригнувшись, чтобы они оба могли видеть. — Кто это? Почему все смотрят на него? Нед не смог толком рассмотреть. — Не могу сказать. Почему он так ходит? — Он неважно выглядит, — Криспин посмотрел вперед, слегка пошатываясь. Нед схватил его, одной рукой приобняв за плечо, другой обхватил за талию, поддерживая. — Он точно не в порядке. Фигура была уже ближе, его походка замедлилась, и теперь люди начали двигаться. Не просто расступились, чтобы дать пройти, а развернулись, столпившись, и побежали, и пока Нед смотрел, он услышал первый крик. — О, точно, — он услышал свой странно спокойный и отстраненный голос, — это Джордж Фостер. Что ж, вот это поворот. — Он болен? — спросил Криспин с ноткой паники. — Не совсем. Мы собирались похоронить его завтра. — О, черт, — сказал Криспин и упал с подоконника. У него как будто подогнулись колени, и это застало Неда врасплох, так как его рука очень удобно устроилась на бедре Криспина, и он наблюдал за человеком, на похоронах которого он планировал присутствовать, идущим по улице. Он покачнулся, отлетел вбок и обнаружил, что приземлился более или менее на Криспина. Хорошо, что по рынку прогуливался труп старика, иначе кто-нибудь мог бы посмеяться над ними. Он схватил Криспина за лацканы. — Что за черт! Какого черта… Он, черт возьми, мертв! Зачем ты это сделал? — Я этого не делал! — взвизгнул Криспин. — Это те бумаги! — Ну, заставь это прекратиться! — прошипел Нед. — Это тесть Билли Харкнесса, деревенский ты чудила. Он не нравился ему живым, и ему не понравится, что он разгуливает мертвым. — Я не могу просто остановить это, — прошипел Криспин в ответ, поднимаясь на колени. — Я не знаю, как. — Как ты можешь не знать? — Не я это сделал! — повторил Криспин. Его светло-болотные глаза были дикими. — Не я писал заклинания, это была не моя ручка, я не знаю, как мистер Марли заставил vita работать, я понятия не имею, почему оно могло начать работать сейчас, и я не знаю, что нужно написать! — Смерть, — сказал Нед. — Напиши, что он мертв, такой, каким он должен быть. — Я не знаю как! Зачем бы мне учиться убивать людей? — требовательно спросил Криспин. — Причинять боль мне уже не нравилось! — О, Боже мой, — Нед схватил его за руку, поднял их обоих на ноги и направился туда, где Билли Харкнесс, лицо которого приобрело ужасный багровый оттенок, стоял и смотрел на своего тестя. Он стоял особняком, потому что все, кто знал Билли Харкнесса, знали, что старик и его зять не питали друг к другу любви, и Билли стоял со сжатыми кулаками. Раз уж старик Джордж вернулся, то можно было предположить, что причина ясна, и люди таяли вокруг Билли, как речная пена. — Порядок, Билли, — сказал Нед, подтаскивая Криспина к себе. — Порядок, — автоматически ответил Билли, не отводя взгляд от медленно приближающегося существа. Старик Джордж в своем лучшем выходном костюме. Он странно двигался, одно плечо было опущено, одна нога работала неправильно, голова склонилась набок. Лицо осунулось, рот отвис, глазные яблоки закатились и выделялись белизной на фоне пожелтевшей кожи. — О, боже мой. Ты видишь это, Нед? Ты видишь это? — Та сохраняющая бумага, о которой все говорят... — Не сейчас! — Ты забирал в ней что-нибудь домой? Примерно пару дней назад? — Что? — голос Билли звучал неуверенно, затем он повернулся, взгляд стал острее. — Что ты сказал? Это твоя вина? — Моя, — сказал Криспин, его голос дрожал, но звучал четко. — Не Неда. — Это и не его рук дело, он пытается во всем разобраться, — сказал Нед. — Этот мусор, который ты купил у меня, ты принес что-нибудь в нем домой? Баклажаны? Мясо? Что-нибудь, что съел старик Джордж? — Чертова бумага. — Да, но что было в ней? — Нет, он съел бумагу. Он отрывал полоски, скатывал их в маленькие шарики и продолжал что-то бормотать, беззубый старый козел. Делал это всю свою жизнь. Меня от этого выворачивало наизнанку. — Он съел ее, — сказал Криспин. — Срань Господня. — Это хоть чем-то помогло? — Не совсем. Все они смотрели на Джорджа Фостера, который, волоча ноги, пробирался к ним. Теперь он был совсем близко. Его пустые глаза, казалось, были прикованы к Билли, и он начал медленно поднимать руку. Послышались какие-то пронзительные звуки со стороны наблюдающей толпы. — Думаю, теперь пора убираться, — сказал Нед. — Билли, приятель, тебе, возможно, тоже захочется смыться. Билли медленно кивнул, не двигаясь. Джордж Фостер издал горловой звук. — Эм, Билл? — Нед взял его за руку, развернул и подтолкнул. Билли сделал один спотыкающийся шаг, затем другой, затем побежал. Позади него труп Джорджа Фостера издал мокрый, невнятный, сердитый звук и направился за ним. Когда Нед обернулся, Криспин исчез. Он недоверчиво огляделся и увидел его, сидящего на корточках у стены с ручкой в руке и бумагой на коленях из пачки, которую он положил в карман, когда они направились на рынок. — Еще раз, как его звали? — спросил Криспин, когда Нед подошел. — Джордж Фостер? Второе имя? — Откуда мне знать? Что ты делаешь? — Ничего полезного, — Криспин лихорадочно что-то писал, эти странные квадратные фигуры и символы. — Я пытаюсь отменить написанное, но он съел бумагу, и я даже не знаю, можно ли еще использовать его имя, учитывая, что он мертв, и написано не мной! Я не писал этого! — Я не утверждаю, что ты виноват, — сказал Нед. — Никто не виноват. — Они посчитают иначе, поверь мне, но я имел в виду, что важно, кто это написал. Чьей ручкой, — он провел белоснежным кончиком своей ручки по слову на странице и издал разочарованный звук. — Это не сработает. Я не могу перезаписать написанное мистером Марли. Он пользовался своим пером шестьдесят лет, это была его кровь и кость. Вот откуда эта мощь. Я не могу с этим конкурировать. — Его кровь и кость, — повторил Нед. — Криспин... Что случилось с твоим пальцем? Криспин вздрогнул. Настоящая, заметная дрожь, как от удара. — Это не имеет значения. — Это кончик, не ли? Кость твоего пальца? — Ш-ш-ш! — неистовое зашипел Криспин. — Не говори так громко. — Твою мать, — Нед уставился на него сверху вниз, пока он что-то писал, лицо его побелело и осунулось. Его собственный палец. Зачем кому бы то ни было делать такое? Он запрыгнул на перевернутый ящик, чтобы еще раз осмотреться и не думать об этом. Рынок перед Джорджем был наполовину пуст, небольшие толпы людей подбегали посмотреть и снова убегали прочь. Позади него толпа снова собралась, и торг за бумагу, казалось, возобновился, по всему рынку люди размахивали кипами. Потрясающе, подумал Нед. Они видели, как мимо проходил Джордж Фостер, и все равно хотели, чтобы эта чертова бумага сохранила им свежесть георгинов. Он оглянулся на Джорджа и увидел, что тот пошатнулся. Не привычно неуклюже, а как будто его ударили. Пока он смотрел, труп снова покачнулся, и маленький человечек метнулся вперед из толпы, подняв руку и ткнув пальцем. Он кричал что-то, чего Нед не мог расслышать из-за шума, а Джордж завыл, как собака. За ним последовал крепкий юноша, тащивший Билли Харкнесса за руку. Дальше по проходу темноволосая женщина с уверенностью шагала к бумажным аукционам, люди перед ней расступались, как будто по волшебству. — Эй, Криспин, — сказал Нед. — Тут какие-то люди, вроде… пришли разобраться. Криспин вскочил, как чертик из табакерки. Он подтянулся вверх, поставив ногу на ящик Неда, сказал: — О, черт, — и снова упал. Он сунул ручку в карман и сгреб листы, на которых что-то написал. Его руки дрожали. — Черт возьми! Они выглядят как копы, подумал Нед, хотя и не в форме. — Полиция? — Юстициарии. Полиция, отвечающая за магию. — Ну, разве они нам и не нужны? — спросил Нед. — Ты не продавал бумаги, это не твоя вина, что они оказались в чужих руках. Или, я могу просто пойти и сказать им... — Нет, — Криспин схватил его за руку. — Ты не можешь. Они поймут, что это был не ты, и заставят тебя рассказать все, что ты знаешь… — Что ты имеешь в виду, говоря «заставят»? — Поверь мне, они могут. Они сделают это. И тогда они поймают меня. — Но ты не сделал ничего плохого! — Нет, сделал, — сказал он почти шепотом, — я правда сделал. Нед открыл рот, не зная, что собирается сказать. Он так и не решил, потому что позади него раздался мощный грохот, и он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть язык пламени, взметнувшийся над головами толпы. — Ignis, — сказал Криспин, ссутулившись. — Конечно, это должен был быть ignis. Нед снова вскочил на свой ящик. Люди запаниковали не на шутку, из разных частей рынка донеслись крики, а также новые вспышки пламени. Двое мужчин, юстициарии или кто там еще, растворились в толпе, но темноволосая женщина-коп оглядывалась по сторонам, нахмурившись, наморщив нос, как будто принюхивалась, и, когда Нед уставился на нее, их взгляды встретились. Он спрыгнул вниз. — Могут ли эти ваши полицейские разобраться с пожаром и прочим? Я имею в виду, так хорошо, как мог бы ты? — Да, конечно. Наверное, лучше. — Хорошо, что ж, давай оставим это им. Давай-давай, быстрее. Он потянул Криспина за собой, крепко сжимая его вспотевшую руку, направляясь к Бери-Плейс, и нырнул в маленький переулок, который вел к Пейд-Булл-Ярд. Это было ближайшее место, где можно было остаться наедине, которое он только смог придумать. Вокруг никого, никто не обращает на них внимания. Он толкнул Криспина на кирпичи под аркой, холодные даже летом. — Хорошо. Что происходит? Что ты сделал? — он схватил правую руку Криспина с укороченным мизинцем. — Что это? — Это незаконно, — Криспин говорил шепотом. — Магия крови, любая магия, использующая человеческие тела. Я уверен, что закон призван помешать людям использовать, ну, ты знаешь, кровь и кости других людей, но это не то, что в нем сказано. Кровь и кость делают тебя колдуном, — он скорее пробормотал это слово, чем произнес его. — И юстициарии охотится на колдунов. — И это то, кем ты являешься. — Это была моя кость, — напряженно сказал Криспин, — моя кровь. Я никогда никому не причинял боли. — Ты упоминал «боль»… — Я не хотел! — Криспин выглядел больным. — Мы использовали крысу… мистер Марли сказал, что мне нужно научиться… Я не хотел делать ничего из этого! Нед крепче сжал руку Криспина, уставившись на мизинец с гладко отросшей кожей, совсем без шрама. — Сколько тебе было лет, когда он отрезал тебе палец? — Пятнадцать. Нед вспомнил свои пятнадцать, обиду, беспомощность. Стал бы он отрезать кусок своего мизинца, чтобы обладать способностями, которыми обладал Криспин? Как будто вообще стоило спрашивать. Он вздохнул. — Что теперь будет? Криспин прислонился спиной к стене, широко раскрыв глаза в полумраке. Нед не отпустил его руку, она была теплой, и каким-то образом их пальцы переплелись, так что он не сильно сжимал руку Криспина, а скорее держал ее. — Они, должно быть, уже нашли бумаги. Они узнают, что кто-то использовал написанное. И если они найдут меня, если они увидят мой палец, мою ручку… — Ну так выбрось ее, — сказал Нед. — Или сломай, или сожги, или что угодно. У многих людей чего-то не хватает, мой старик потерял три пальца из-за упавшего упаковочного ящика. Откуда им знать, почему ты потерял свой? — Я, — начал Криспин, а затем уставился на него с открытым ртом. — О, Нед, ручка, мистера Марли. Я мог бы... сломать ее, — прошептал он так, как будто это было богохульством, как будто он говорил об измене. — Это остановит все это? — Я думаю, что могло бы. Я не могу быть уверен, мистер Марли не сказал мне, как остановить что-то такое, но я не могу придумать ничего лучше, и это, конечно, точно не сделает хуже. — Хорошо, хорошо. Тогда давай пойдем и заберем ее. — Подожди, — Криспин потянул за его руку. — Нед, почему ты помогаешь мне? Я колдун. Юстициарии будут преследовать меня, и ты правда не хочешь переходить им дорогу, и ничто из этого не имеет к тебе никакого отношения. Ты не должен этим заниматься. Неду даже в голову не приходило, что он может просто свалить от этой неразберихи или от Криспина. — Что, и оставить тебя со всем этим одного? — Ну... — Криспин выглядел озадаченным. — Почему нет? Потому что ты пожал мне руку. Потому что тебе нужен кто-то, чтобы помочь, и я не вижу, чтобы кто-то вызвался, подняв руку. Потому что эти веснушки убивают меня. — Ты хочешь меня прогнать? Пальцы Криспина сжались. — Нет. Но… — Это не твоя вина, — сказал Нед. — Я не могу сказать, что мне нравится, как звучит кровь и кости, но я видел, как ты делал все возможное, чтобы вернуть эти бумаги, пока это никому не причинило вреда. Ты же не предполагал, что что-то из этого произойдет, не так ли? — Нет. Я клянусь. — Ну, тогда, — Криспин стоял спиной к стене, Нэд — напротив него, глаза в глаза. Их переплетенные руки. Темный и пустой переулок. К черту. Нед наклонился и поцеловал его. — Мхм, — свободная рука Криспина опустилась на его задницу, притягивая к себе, и Нед ответил на любезность, забравшись под фалды его модного пальто, ощущая его тепло через тонкую рубашку. Криспин мог быть напуганным и виновным, и колдуном, что бы это ни значило, но его язык во рту Неда, как будто был единственным, что имело значение. Его губы были уступчивыми и требовательными одновременно. И это было не единственным, что требовало внимания, потому что бедро Криспина было между его ног, и давило на его очень заинтересованный член, и их соединенные руки были зажаты между ними, этот твердый комок, словно ленты любви сплелись в один узел, и от этого вся неразбериха могла катиться к чертям. Нед что-то пробормотал себе под нос, прижав руку к его пояснице. — Эй! — яростный вопль из глубины двора заставил Криспина дернуться от шока, его зубы больно врезались в губу Неда. — Чертовы педики, съебите отсюда! Проваливайте на Кливленд -стрит! Нед прокричал в ответ разгневанному дворнику несколько отборных ругательств, пока тянул Криспина за руку. — Давай, Веснушка. Давай найдем эту чертову ручку. Глава четвертая — Итак, — сказал Нед, — как мы это сделаем? Криспин тоже понятия не имел. Он огляделся, чувствуя, как обреченность ложится на его плечи. Берфорды сняли все книги и бумаги мистера Марли со всех полок и запихнули все это в маленький кабинет в доме на Болдуинз-Гарденс, чтобы Криспин мог взять их с собой, как будто ему было куда все это положить. Это было похоже на кладовку Неда, заполненную книгами и бумагами от пола до потолка. Стол, который, как знал Криспин, находился в шести футах от него, был полностью скрыт из поля зрения грудами вещей. Они стояли вместе в дверях, потому что не могли пройти дальше. Они даже не должны были находиться в доме; Криспин использовал recludam, чтобы открыть запертую дверь. Он надеялся, что Берфорды не вернутся. — Полагаю, она должна быть в столе? Если мы все передвинем... — Куда? — Нед показательно взмахнул рукой. Узкий коридор был полон старой, тяжелой мебели мистера Марли: очевидно, все это подлежало продаже. Берфорды, не теряя времени, очистили квартиру от всех следов старика. Криспин неожиданно почувствовал, как у него сжалось горло, и закусил губу. Нед нахмурился. — Ты в порядке? — Просто… Я узнал о его смерти только сегодня утром. Я вернулся из Корнуолла, а его уже не стало, и дом наполовину опустел. Берфорды не могли избавиться от вещей сразу. Они забрали из дома все, что можно было унести, столовое серебро и тарелки, и все вплоть до бумаги на полу, а теперь это. Стервятники. Нед пожал плечами. Он видел это постоянно, напомнил себе Криспин, зарабатывал на жизнь вычищением мертвых слов мертвых людей. — Соболезную и все такое, но у нас здесь проблема. Эта работа заняла бы добрых несколько часов, если бы для нее вообще было место, и, вероятно, прямо сейчас люди там возгораются. Не можешь ты что-нибудь сделать? Криспин хотел сказать: Например? Он хотел сказать, что ничего не ел с завтрака, и от написания четырех заклинаний он чувствовал себя больным, опустошенным и дрожащим. Тем не менее, он хотел снова увидеть выражение лица Неда, тот благоговейный взгляд, когда Криспин написал recludam, и щелкнул дверной замок. Он не думал, что Нед часто выказывает восхищение, и, если говорить честно, Криспин не привык производить впечатление. К сожалению, он не мог придумать, что можно сделать. Не было слова силы, которое сдвинуло бы этот груз, а если бы и было, то оно не оставило бы ни капли крови в его теле. Вряд ли бы помогло, если бы он все поджог. Что там еще было? — Нам нужна ручка, — сказал он вслух, заставляя себя сосредоточиться. — Суть не в том, чтобы передвинуть вещи, а в том, чтобы найти ручку. Мистер Марли мог позвать ее. Иногда он клал ее куда-то и забывал, он был очень стар, и он насвистывал и что-то слышал. Нед, ты не против? На лице Неда отразилось нежелание, но не отказ, поэтому Криспин, с такой же неохотой, потянулся за своей собственной ручкой. — Calamus, — пробормотал он себе под нос, строча слова. — Canticum. Ощущение было такое, будто ему на голову вывернули ведро ледяной воды. Он пошатнулся и почувствовал, как руки Неда обхватили его. — Криспин? Что не так? — Слишком много, — пробормотал он. Он чувствовал отвратительную слабость. — Не ел. И от ручки больно. — Ты выглядишь больным, как собака, — Нед мягко подтолкнул его к крепкому буфету, который был выставлен в коридор, — сядь сюда. — Ты что-нибудь слышишь? Нед наклонил голову, потирая ухо тыльной стороной ладони. — Я слышу… Ну, могу сказать, что пение, но я готов поклясться, что оно исходит от тебя. — Меня? — Криспин рассеянно уставился на серебряную ручку с толстым, гравированным корпусом. Нед осторожно взял ручку из его пальцев и положил обратно во внутренний карман, затем повернул голову, прислушиваясь. — Нет, — сказал он мгновение спустя, — только твоя. Может быть, мешает большое количество бумаги, или она находится в другой комнате, но не слышу. Полагаю, у тебя нет других идей? Нет, у него не было. Ему захотелось разрыдаться при этой мысли, но он стиснул зубы, потянулся за ручкой, вытащил ее из кармана… Рука Неда сжала его руку. — Подожди. Это серебро? — Да. — Выглядит дорого. — Что? Это имеет значение? — Ручка твоего учителя, старого джентльмена, она была похожа на твою? — Криспин моргнул. Нед легонько встряхнул его. — Посмотри вокруг. Посмотри на это место, его ободрали, как липку. Оставили бы они блестящую ручку, подобную этой? Губы Криспина пару раз шевельнулись. — Берфорды. Если бы они взяли ручку... — Что произойдет, если кто-то еще будет писать с ее помощью? — в свою очередь спросил Нед. — Он не сможет. Это были его кровь и кость в течение шестидесяти лет, исполнение его воли. Никто другой не может писать с ее помощью. Не должен. — Ты думаешь, Берфорды знают об этом? — О, Боже мой, срань Господня, — сказал Криспин. — Мы должны найти их. Он оттолкнулся от буфета и чуть не упал. Нед поймал его, у него это уже вошло в привычку. — Ого, вот это да. Ты выглядишь ужасно. Есть что-то, что я могу для тебя сделать? — Еда. — Криспин с благодарностью откинулся в его сильных объятиях, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Мне просто нужно что-нибудь поесть. Сливовый пудинг или помадка. Печенье. Что-нибудь сладкое, — даже от этих слов он проголодался сильнее. У него закружилась голова. — Хорошо. Ты останься здесь, отдышись. Я буду через пять минут. — Нед… — Сначала еда. Нед выпустил его из рук. Криспин соскользнул на пыльный пол, не обращая внимания на свою одежду, и опустил голову между колен. Он хотел что-то сказать. Может быть, спасибо, может быть, больше. Он хотел взять Неда за сильные предплечья и рассказать ему, как много для него значило не быть одному в худший день во всей его жизни. Он хотел объясниться, рассказать про ручки, и почему он, на самом деле, не был плохим человеком, что бы ни говорил закон, и он хотел поцеловать Неда там, где им никто не помешает, и он хотел есть настолько сильно, что его так и подмывало грызть собственную руку. Если Нед принесет ему печенье с сахаром, с мелкими кристаллами сверху, которые тают на языке, и можно почувствовать, как масло и сахар стекают по горлу… Он с головокружением представил, как запихивает печенье в рот, и одновременно с тем целует Неда, крошки на их губах и горячие руки, и он потерялся между двумя видами голода, когда дверь открылась. — А, Криспин, — сказал мистер Марли. Криспин вскинул голову с такой силой, что ударился о буфет позади него. В дверях стоял мистер Берфорд, его крупная, громоздкая фигура вырисовывалась на фоне теплого вечернего света. Но это был голос мистера Марли, и он почувствовал, что это был мистер Марли, как один практик может узнать другого. Его рот приоткрылся. — Должен сказать, я разочарован, — голос мистера Марли был сильнее, моложе. Он вошел, оставив дверь за собой открытой. Криспин вскочил на ноги, упираясь руками в стол, глядя в ярко-голубые глаза мистера Марли на лице мистера Берфорда. — Я предполагал, что это будешь ты. Губы Криспина немного шевельнулись, прежде чем он смог достаточно контролировать себя, чтобы ответить. — Буду чем, сэр? — Этим, — мистер Марли указал рукой на свое, мистера Берфорда, тело в костюме из саржи. — Человеком, который будет писать со мной, человеком, которым я должен был стать. Конечно, ты этого хотел. Вся эта сила, весь этот потенциал, и ты собирался позволить им пропасть даром? Выбросить ручку? Я думал, что у тебя есть амбиции. — Меня тут не было, — оцепенело сказал Криспин. — Вы умерли, когда я еще был дома. И если бы он был тут, если бы Криспин был тем, кто убирался в кабинете и взял ручку, такую трепещущую силой по сравнению с его собственным слабым творением, мог бы он поддаться искушению? Попробовал, как она лежит в его руке, попытался писать и почувствовал бы змеиный укус ручки мистера Марли в позвоночник? — И это было чертовски невовремя, — сказал мистер Марли. — Посмотри на этого олуха, в которого я одет. Приземленный чурбан без малейшего намека на силу. Что мне с этим делать? — он сделал шаг вперед. Криспин сделал шаг назад. — Нет, нет, так не пойдет. Нам придется придумать что-нибудь получше, чем это, — слова, которые он слышал так часто, всегда произносимые усталым, но добрым тоном. — Я пробовал бессильных, и они мне не подходят. Мне нужен практик. Кто-то молодой, обладающий силой, с потенциалом. Кто-то, очень похожий на тебя. Криспин сделал еще один шаг назад. Его нога задела какой-то чертовски большой предмет мебели. — Кто вы? — Мой дорогой мальчик, ты знаешь, кто я. — Нет, я не думаю, что знал, — сказал Криспин. — Вы же ручка, не так ли? Вы не мистер Марли вообще. — Я тот мистер Марли, которого ты знал, — сказал человек, существо, стоявшее перед ним. — А до этого я был мисс Коттон, а до этого… кто это был, минутку… Хигсон? Я забыл. Это было давно. И теперь… — Вы не станете мистером Тредарлоу, — сказал Криспин. — Нет. — О, подумай, мой мальчик, — сказал мистер Марли немного раздраженно. — Знаешь, я умею делиться. Ты тоже будешь жить. Мы будем работать вместе, как мы это делали раньше. И я такой могущественный. Ты не представляешь, насколько я могуществен, и ты хочешь власти, Криспин, я знаю, что хочешь. Ты хочешь силы и восхищения и никогда больше не быть слабаком, изгоем или посмешищем. Не так ли? — Вы всю свою жизнь просидели в тесном старом доме, сочиняя заклинания, — сказал Криспин. — Я не хочу этим заниматься. — Но это делал Марли, вот в чем суть. Исследования делали его счастливым. Мы бы делали то, что делает счастливым тебя. Мы же ладили, не так ли? Ты так жаждал учиться у меня, а разве я не был лучшим и добрейшим из учителей? Разве ты не видишь, как хорошо мы бы с тобой сработались? Криспин уставился в блестящие глаза мистера Марли. Вспомнил его терпение и доброту, и мир великолепного потенциала, который он раскинул, как яркий персидский ковер, перед неуверенными ногами Криспина. Вспомнил его стройные объяснения бессмысленности законов, направленных против магии крови, и ограниченность умов юстициариев. Вспомнил, как нож прошел сквозь сустав его пальца, как он держался за рукоять, а рука мистера Марли накрыла его руку, надавливая вниз. — Ты должен помочь мне сейчас. Я так близко, — слова прозвучали шипяще, — я потратил четыре жизни на vita, и я почти достиг результата. Я добьюсь этого вместе с тобой. Под моим командованием будет сама жизнь, и тогда мы будем править, ты и я. Криспин отстраненно подумал, что произойдет, если он скажет мистеру Марли, что vita наконец-то сработала. Всего несколько недель назад они разделили бы успех с такой радостью. — Править? Править кем? — Тем, кем я захочу, — грубые черты лица мистера Берфорда изогнулись в острой улыбке мистера Марли. — Чего мы не сможем получить в обмен на жизнь? Подумай об этом, Криспин. Подумай о силе, которой мы будем командовать. Подумай о женщинах, которые падут к нашим ногам. — Я не хочу, чтобы женщины падали к моим ногам. Я ничего этого не хочу. — Амбиции! — он выкрикнул это слово, заставив Криспина вздрогнуть. — Где твои амбиции, мальчик? Ты хочешь быть ничтожным всю свою жизнь? Сейчас, — толстые пальцы полезли под куртку, вытаскивая знакомую серебристую ручку, — возьми ее. Пиши вместе со мной. — Я не хочу этого, — прошептал Криспин. — Ты хочешь, — глаза мистера Марли смотрели на него со змеиной напряженностью, не мигая. — Я знаю тебя. Ты хочешь власти. Ты хочешь показать им всем, и ты это сделаешь. Я дам тебе больше силы, чем ты можешь себе представить. Тебе только нужно протянуть руку и взять ее. Криспин чувствовал притяжение, форму ручки в своей руке, гравировку под пальцами, насколько легко это было бы. Он тоже чувствовал силу, понимал, насколько мистер Марли скрывался от него все это время. Теперь это вырвалось наружу, пульсируя в пространстве, искажая воздух вокруг него. Он мог бы получить эту силу для себя, и он мог бы ей воспользоваться. Тогда больше никаких презрительных взглядов. Никаких насмешек. Он сглотнул, закрыв глаза. — Я... — Кто ты, черт возьми, такой? Глаза Криспина распахнулись. Нед обошел мистера Марли, или Берфорда, сердито глядя на него. В руке у него был бумажный сверток, наполнявший пыльный зал сладким запахом сливового пудинга. — Нед, — настойчиво сказал Криспин, — уходи. — Что это такое? — мягко спросил мистер Марли. — Кто, а не что, — сказал Нед. — И что это за шум? — Нед, уходи, — повторил Криспин. — Сейчас же! — О, — тихо сказал мистер Марли. — Да, он меня слышит, не так ли? Не то что ты, Криспин. У тебя совсем нет слуха, но у этого есть пара ушей. Потенциал, — он склонил голову набок, немного сильнее, чем могла бы нормальная шея. — Не сильный, чуть больше искры. Но есть. — Я не знаю, как ты меня только что назвал, солнышко, но придержи язык, или я помогу тебе сделать это. Криспин… Рука мистера Марли взметнулась и опустилась на бицепс Неда. Он яростно дернулся, мышцы вздулись, и Криспин увидел, как в ту же секунду до него дошло, что, несмотря на всю его силу, другой мужчина был непоколебим. — Он бы мне пригодился, — задумчиво сказал мистер Марли. — Он прослужил бы мне дольше, чем этот отброс. — Нет, — сказал Криспин. — Нет, вы не можете! — Я не очень хочу. Негр — едва ли самая полезная личина, которую можно носить. Но если это будешь не ты, то должен быть кто-то другой, — он улыбнулся Неду. — Ты амбициозен, мальчик? Можешь ли ты мечтать? Можешь ли ты представить свободу? — Я свободен прямо сейчас, ты, вонючий старый хрыч, — Нед безуспешно дернулся из руки, которая держала его. — И я хотел бы знать, почему ты звучишь, как эта ручка, и... Криспин, что происходит? — Вот это воля, — сказал мистер Марли. — Ты видишь, Криспин? Или, возможно, в тебе этого просто нет. Возможно, ты недостаточно хорош, в конце концов. Криспин сглотнул. — Отдайте ее мне. — Ты уверен? — улыбка мистера Марли искривилась. — У тебя хватит наглости? — Я ваш ученик. Я учился у вас. Вы не можете передать власть кому-либо еще. Я хочу этого. — Криспин! — рявкнул Нед. — Что ты делаешь? — Молчи! Я хочу этого, я хочу власти! Дайте мне ручку! — Напиши для меня, — прошипел мистер Марли. — Напиши со мной. Будь моим. Он протянул ручку, и Криспин схватил ее. Сила. Он почувствовал ее мгновенно, как мурашки по руке, явная сила крови и кости, сотни лет медленно накапливавшейся силы. И жизней тоже. Не только тех, кто владел ручкой. Десятки и десятки жизней, вытянутых, опустошенных и выброшенных. Зачем кому-то использовать свою собственную кровь и кости, когда вокруг было так много других людей. Неудивительно, что он был таким слабым, используя собственную плоть, а не пожирая тех, кто был рядом с ним. Какой дурак. И с ручкой в руке он мог видеть и слышать то, в чем ему было отказано из-за слабого таланта. Он мог слышать песню ручки, этот пронзительный крик, и он мог видеть силу, которая изливалась из нее, подобно радужным разводам в маслянистой луже, окрашивая тело мистера Берфорда силой мистера Марли. И он увидел Неда, плотного и темного на контрасте, с едва заметным проблеском таланта вокруг него, и с пакетом сладкого пудинга в руке. — Криспин? — переспросил Нед. — Пиши, — сказал мистер Марли, и слова прозвучали в его ушах подобно оперному хору. — Пиши со мной. Будь мной. И мы будем великолепны вместе, — он отпустил Неда, оттолкнув. — Я не могу обещать великолепие, — в голосе Неда слышалась дрожь, Криспин мог видеть его страх, — но я считаю, что у нас с тобой все могло получиться, Веснушка. Опусти ручку, а? — Пиши. Криспин осторожно взял ручку в ладонь, где она уютно устроилась, как будто была создана для него, и вытащил из кармана лист бумаги. Он положил его на стол. — Эй, не делай этого. Это не ты, — сказал Нед. — Я даже не знаю тебя, но я знаю, что ты лучше этого. Криспин не смотрел на него. Он вертел ручку в руке, впервые в жизни чувствуя абсолютную уверенность в правильности своего курса. Он кивнул сам себе. Затем он ударил пером по столу со всей силы. Оно не сломалось. — Щенок! — взревел мистер Марли, и сделал выпад. Криспин не мог драться с ним. Он не был бойцом, даже когда у него хватало сил на большее, чем просто стоять прямо, и сила, исходящая от мистера Марли, была ужасающей. Он мог сделать только одно. Он крикнул: — Убей ее! — и толкнул ручку по столешнице в сторону Неда за секунду до того, как мистер Марли нанес удар. Глава пятая Нед увидел, как серебристый цилиндр скользит к нему, и бросился вперед. Он поймал ручку до того, как она упала на пол —Горячая на ощупь, в ушах кошачий визг, перед глазами дикие краски, как нарики говорили, бывает от опиума— обхватил одной рукой другую для захвата и изо всех сил ударил ею по стене. Не сломалась. Проклятая штука даже не поддалась. Удар отдался в его руке так, что он чуть не выронил ее. Крупный мужчина со странными глазами встал и повернулся с искаженным от ярости лицом, потянувшись к ручке. Позади него на земле лежало тело Криспина. Нед сорвался. Выбежав из дома, он кинулся направо и дальше прямо по Болдуинз-Гарденс к Грейз-Инн-роуд, зная, что за ним охотится нечто, чем бы оно ни было, потому что он был почти уверен, что это не человек по любому определению, которое он мог бы придумать. Что, черт возьми, Криспин натворил? И что он собирался делать? Ручка в его руке была горячей, как угли, и казалось, что она извивается, как будто он держал змею, и вообще, как он представлял себе, Нед должен убить ручку? Бросить ее в Темзу? Он бы никогда не добежал. В любом случае, он учился читать по книгам сказок, и, если можно было им доверять, что вполне возможно после всего, что произошло сегодня, бросание волшебных предметов в реки никогда надолго не срабатывало. Может ли он добраться до кого-нибудь, у кого есть кузница, кто мог бы расплавить ее? — Вор! — взревел голос у него за спиной. — Остановите вора! Ублюдок. Люди оборачивались, глядя на чернокожего мужчину, убегающего от хорошо одетого джентльмена, и никто не собирался останавливаться и спрашивать, справедливо ли это обвинение вообще? Он на долю дюйма обогнал дородного прохожего, злобно толкнул локтем мальчишку-лавочника и выскочил на Грейз-Инн-роуд. Мальчишка вцепился в его рукав, а Нед не думал ни о чем, кроме как продолжать бежать. Полностью нагруженная повозка пивовара грохотала, запряженная двумя огромными неторопливыми лошадьми. Оббитые железом колеса посылали снопы искр, взлетающих вверх от булыжников. Железо. Нед бросился вперед, таща за собой вцепившегося в него с отчаянной силой мальчишку. Он рухнул на булыжники на расстоянии вытянутой руки от массивного транспортного средства. От удара, завершившего падение, у него перехватило дыхание, но он успел сунуть ручку под колесо. Когда-то, когда он работал в доках со своим отцом и братом, однажды он увидел, как мужчина свалился между причалом и пришвартованной угольной баржей. Он видел, как она так мягко, не останавливаясь, качнулась вбок и ударилась о каменную набережную. Самым худшим было неумолимое, невозмутимое движение лодки. Почему-то ему казалось, что она должна была отреагировать на хруст костей. Сейчас было похоже. Телега покатилась дальше, не обращая внимания на то, что ручка разлетелась на осколки, а крик, словно нож пронзил его голову. Задыхаясь, он перевернулся, и когда вытаращивший глаза самоназванный коп-любитель отпустил его он увидел грузного странного мужчину, стоявшего на дороге. Его рот шевелился, руки дергались, взгляд был прикован к сломанной ручке, а затем его лицо начало проваливаться внутрь, как будто его засасывало собственное горло. Нед встал, обогнул его и побежал. Теперь он был действительно в панике, потому что, черт возьми, какого черта он натворил… Он ворвался в дом и упал на колени перед скорчившимся телом Криспина. — Криспин! Криспин, приятель, с тобой все в порядке? Веснушка? — Уф, — лицо Криспина дрогнуло, затем он моргнул. — Нед? — О, слава богу, — Нед схватил его, крепко прижимая к себе. — О, боже мой. — Нед, — невнятно произнес Криспин, — беги. мистер Марли… — Этот парень? Я думаю, он занят своими проблемами. Я сломал ручку. — Ты... я люблю тебя, — сказал Криспин. — Как? — Повозка пивовара. Железные колеса. Или полутонная тележка, я не знаю, что из этого сработало, но она сломалась. Глаза Криспина распахнулись. — О, это великолепно. Ты гений. — Погоди, — Нед высвободился из хватки Криспина. — Я принес тебе поесть. — Я действительно люблю тебя, — Криспин схватил протянутый ему сливовый пудинг и одним движением отправил примерно треть его в рот. — Приятно, когда тебя ценят. Этот парень…как, ты сказал, его звали? — Марли, — пробормотал Криспин с набитым ртом. — Верно. Разве он не был мертв? — Мхм. — Верно, — Нед сел на пол, чувствуя себя немного неуверенно. — Что ж. В сегодняшнем дне было много такого, — Криспин бросил на него взгляд, в его глазах загорелось веселье, и Нед обнаружил, что начинает улыбаться в ответ. — Ты думаешь, сломанная ручка остановила и все остальное, остальную магию? Криспин сглотнул. — Да. Я совершенно уверен, что другое написанное перестанет работать. Я имею в виду, что, если что-то загорится, оно будет продолжать гореть, но, по крайней мере, мистер Фостер будет снова мертв. — Приятно знать. А теперь, ты не хочешь рассказать мне, что только что произошло? — Это был мистер Марли. Он был... одержим, я полагаю, ручкой, и он был не первым. Кто-то сделал ручку три или четыре жизни назад и кормил ее, а когда носитель умирал, кто-то другой начинал пользоваться ею, и она кормилась, и она хотела жить. Она или то, что осталось от ее владельцев? Я не знаю. Я предполагаю, что мистер Берфорд воспользовался ручкой, и она забрала его, но она хотела, чтобы ей пользовался практик. Она хотела меня. — Кто такой мистер Берфорд? — Тело, которым он пользовался, человек в саржевом костюме. — Он был не очень доволен, когда я сломал ручку, — осторожно сказал Нед. — Я причинил ему боль? — Это сделала ручка, не ты. Она убивала людей. Я думал, что мистер Марли просто использовал свои силы. Я даже спрашивал его, как получилось, что он мог написать так много заклинаний, когда каждое из написанных мной истощало меня, и он ответил, что дело в его жизненном опыте. И все это время он использовал других людей, кровь и кости, я почувствовал это, когда взял ручку. Он был убийцей, Нед, и я работал на него. Я верил ему. И он держал меня при себе, тренировал, чтобы ручка могла перейти ко мне. Потому что он думал, что я захочу получить власть любой ценой. Он собирался переписать свое завещание в мою пользу — мою, независимо от того, какой ученик у него был бы, когда он стал бы слишком старым, — а затем захватить меня, чтобы сохранить свои деньги. Если бы моя мать не заболела… Я такой чертов дурак. Неду сложно было с этим спорить. — А как же твоя ручка? Если ты продолжишь использовать ее, как это делал он... Криспин уставился на него испуганными болотными глазами. Затем дрожащей рукой выудил ее из кармана. — Ты убьешь ее для меня? — Тебе это повредит? — Я никогда не черпал силу из нее. Это она питалась мной. И мне в любом случае все равно. Сломай ее. Пожалуйста. Нед колебался, в его голове кружились сказки, и он не мог отделаться от мысли о том, к чему это все может привести. — Ты не считаешь, что ты должен быть тем, кто ее сломает? — Я не знаю, смогу ли я, — прошептал Криспин, — это моя сила, и годы моей жизни, и мой палец... Пожалуйста, Нед, сделай это для меня? Так, чтобы ее больше не было, и я не мог передумать? Нед мягко положил руку ему на щеку. — Веснушка, я видел тебя с другой ручкой. Даже я почувствовал, какой мощью она обладала, а ты чертовски решительно хотел ее разбить на кусочки. Ты не передумаешь. — Нет. Нет, я полагаю, что нет, — Криспин откусил еще кусочек сливового пудинга. — Не мог бы ты подержать ее у себя, пока я не поем? После я сломаю ее. — Мы сделаем это вдвоем. Мы избавимся от нее вместе. — Вообще-то, ее заберу я, — сказала женщина, стоявшая дверном проеме. Нед подскочил как ошпаренный, и, судя по реакции Криспина, удивился не он один. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, как будто всегда была там, женщина с волевым лицом, темными волосами и раздраженным взглядом. Женщина-коп с рынка. — Эстер Голд, — сказала она, заходя в комнату. — Юстициарий. — Погодите минутку, мисс, — настойчиво начал Нед, поднимаясь на ноги, чтобы встать между ней и Криспином. Она проигнорировала его, глядя сверху вниз на Криспина, который уставился на нее, побледнев, с набитым наполовину пережеванным сливовым пудингом ртом. — Итак. Целый рынок, погрузившийся в хаос с помощью магии крови и написанного на бумаге, какая-то живая ручка, странным образом умерший человек на Грейз-Инн-роуд и еще более впечатляюще оживший человек на Оксфорд-стрит. Вы можете считать, что у вас официально неприятности. Ручку. Она повелительно протянула руку за ручкой. Нед взглянул на Криспина, затем передал ее. Она повертела ее в пальцах, подергивая носом. — Тц. Ладно, поднимайся. Я собираюсь арестовать вас — Погодите, мисс, — сказал Нед. — Ни в чем из этого не было его вины. — Миссис, и об этом буду судить я. — Нет, мэм, вам нужно выслушать… — Да, — спокойно ответила она, — некоторое время я с интересом слушала вас обоих. Мне кажется, молодой человек, что вас можно обвинить в том, что вы были абсолютнейшим дураком. Хотя…вы были его учеником, да? Кто отдал вас ему в ученики? — Э-э... он сам нашел меня. — Полный возможностей и амбиций, и множества предупреждений о злобных юстициариях и их необоснованного недоверия к колдунам? — Криспин покраснел. Миссис Голд скорчила кислую гримасу. — Если бы мне давали шиллинг за каждый раз, честно. А теперь вставайте. Вы пойдете в Совет, и я собираюсь установить, что именно произошло, вооружившись этой ручкой, которая скажет мне, действительно ли вы использовали только свою собственную кровь и кости. Хорошо, что вы не разбили то, что может оказаться для вас жизненно важным доказательством. Идиот, — добавила она чуть слышно. — И если вы — Нед Холл, вас я тоже заберу с собой. На рынке Сент-Джордж есть старик, который угрожает снести вам голову с плеч, так что мы вполне можем спрятать вас, пока распутываем эту неразбериху. — Но я колдун, — выпалил Криспин. — Я думал, что юстициарии убивают колдунов. — Они нам не нравятся, — согласилась миссис Голд. — И причина, по которой это так, в том, что они склонны оставляйте за собой след из жертв всех форм и размеров. Я готова рассмотреть возможность того, что вы можете быть одним из них. Пойдите со мной и помогите мне все прояснить. *** Во второй раз в своей жизни Криспин направлялся по Грейп-стрит, чтобы найти Неда Холла. Человек из «Тряпья и бутылки», казалось, не двигался с места со времени его первого визита несколько очень долгих дней назад. Он кивком пригласил Криспина войти, и тот прошел через магазин с надеждой и страхом, трепещущими в животе, и вошел в комнату, полную бумаги. Нед был там, в своей рубашке без пиджака, сгребал в последнюю охапку бумаги из своей тележки. Он поднял глаза, и улыбка на секунду осветила его лицо, затем исчезла. — Криспин. С тобой все в порядке? — Да. Да, я так думаю. У тебя есть минутка? — У меня их было много, -сказал Нед. — Я не был уверен, что увижу тебя снова. Криспин закрыл за собой дверь в магазин и запер ее на засов, и, словно в ответ, Нед закрыл дверь на улицу. — Мне очень жаль, — сказал он. — Они только что выпустили меня. Я был там четыре дня, меня все допрашивали и допрашивали. Это было ужасно. Все, что сделал мистер Марли, все люди и бедный мистер Берфорд… Боже, это было ужасно, и было так много людей, которые хотели обвинить меня… — Копы? — Нет, на самом деле они были очень приветливы. Были люди, которые искали козла отпущения или говорили, что колдун есть колдун, и я должен быть наказан, а миссис Голд не собиралась это терпеть. Я имею в виду, они не отпустили меня насовсем, вовсе нет. Я буду под наблюдением, вероятно, до конца своей жизни. Но сегодня утром они решили, что дадут мне шанс, помогут с обучением, научат меня, как правильно использовать свои способности. Все будет хорошо, Нед, — он неуверенно улыбнулся — Эм, а как у тебя дела? Нед тяжело вздохнул. — Ну, кажется, твоя миссис Голд перекинулась парой слов с Билли Харкнессом, потому что он, в конце концов, не пытался снести мне голову, но я сомневаюсь, что буду продавать бумагу на рынок Сент-Джордж в ближайшее время. — О, о Боже. — Эй, есть много других мест, — Нед небрежно пожал плечами, но его глаза были прикованы к Криспину. — Итак, ты пришел сюда, почему? Я имею в виду, приятно слышать, что с тобой все в порядке, но есть что-нибудь еще? — Ну, в смысле… дело в том, что... — Криспин сделал шаг вперед. — Ты сказал, что мы будем великолепны вместе, ты и я. Я подумал, не хотел бы ты посмотреть, был ли ты прав на самом деле. Нед не пошевелился, не улыбнулся, но кожа вокруг его глаз собралась в морщинки, излучая все то радушие, которое Криспин должен был увидеть. — Вполне уверен, что я этого не говорил, Веснушка. — Нет, говорил. В доме. — Я сказал, что у нас все сложится. Я сказал, что не обещаю великолепия. Криспин понял, что теперь улыбается уже он. — Да, все верно. И ты раньше говорил, что тоже не можешь обещать магию. Теперь, подумав об этом, я не уверен, зачем я вообще потрудился прийти. — Низкие ожидания. Нед сделал шаг вперед, изогнув губы, и затем Криспин оказался в его объятиях, целуя его, ощущая вкус пыли у него на губах и под пальцами. Бумажная пыль и пот, запах Неда. Он прикусил губы Неда, обхватил ногой его бедра, почувствовал сильную руку под своей задницей, поднимающую его вверх. Они целовались, и цеплялись за друг друга, и рухнули вместе на стопку бумаги, которая скользнула под ними. Он просунул ногу между мощными бедрами Неда и, положив руки ему на плечи, немного подтолкнул его, чтобы добраться губами до его шеи. — Пхм, Веснушка. Сделай это еще раз. Криспин прикусил его за ухо. — Тебе обязательно так меня называть? — Твои веснушки потрясающие. Я хочу вылизать их все. — Ты можешь хоть слизать их, если хочешь. Нед ослепительно улыбнулся ему сверху вниз. — Я попробую. Ты закончил со своими неприятностями? — Закончил, честно. — И больше никаких колдовских штучек? Больше никаких поджогов рынков? — Никаких. Я обещаю. Я собираюсь стать образцовым практиком, честно. Криспин приглашающе дернул бедрами и почувствовал, как рука Неда опустилась, уверенно обхватывая его через натянутую ткань брюк. Он, задыхаясь, вжался в его руку. — Рад это слышать, — пробормотал Нед. — Только кролики из шляпы и все такое? — Ну, вроде того, — Криспин лихорадочно возился с пуговицами. — Все хорошо? Ты не возражаешь? Рука Неда скользнула ему за пояс, кожа к чувствительной коже, заставив Криспина дернуться и застонать. — Я могу смириться с магией. А ты с бумажной пылью? — Осмелюсь сказать, что я тоже смогу смириться, — выдавил он сдавленным голосом. — О Боже, Нед! — Тогда все в порядке, — Нед лежал на нем, обнимал его, улыбался ему, и сердце Криспина пульсировало так же сильно, как его член в руке Неда. — Мы с тобой парочка со странными профессиями. Криспин обнял его за шею, чтобы притянуть ближе для поцелуя, в котором он нуждался, даже когда он вбивался в его руку, раскачиваясь со все возрастающей настойчивостью, чувствуя возбужденный член Неда, твердый и прижимающийся к нему, ожидающий своей очереди. — А чего в этом плохого? — пробормотал он в губы Неда. — О-о-ох... — На мой взгляд — ничего, Веснушка, — пробормотал Нед, когда Криспин вскрикнул. — Совершеннейший пустяк. КОНЕЦ Спасибо за чтение!